сказали они,  -  его  зовут  Мархауз,  он
королевский сын Ирландии".
   - Надо говорить - сын  короля  Ирландии;  ты  говоришь  неправильно.  А
теперь держись крепче, мы сейчас перепрыгнем через этот овраг... Вот  так!
Наша лошадь годится для цирка; она родилась преждевременно.
   - ..."Этот рыцарь мне хорошо знаком, - сказал сэр Уэн,  -  он  не  хуже
любого из ныне живущих. Я видел, как он на  турнире  сражался  со  многими
рыцарями, и ни один не мог победить его". - "Ах, девы, - сказал  Гоуэн,  -
мне думается, вы поступите неосторожно, ибо тот, кто  повесил  здесь  свой
щит, скоро вернется, и тогда вы увидите, могут ли с ним сравниться те  два
рыцаря, и узнаете, что этот  щит  более  достоин  вашего  поклонения,  чем
поругания; я же не хочу больше оставаться здесь и смотреть на  посрамление
рыцарского щита". Сэр Уэн и сэр Гоуэн отъехали в сторону и  вдруг  увидели
сэра Мархауза, который скакал прямо на них на огромном коне. Заметив  сэра
Мархауза, двенадцать дев со всех ног кинулись в башню и так  спешили,  что
некоторые даже упали. Тогда один  из  рыцарей  башни  поднял  свой  щит  и
заносчиво крикнул: "Сэр Мархауз, защищайся!" И  они  съехались,  и  рыцарь
сломал об Мархауза свое копье, а сэр Мархауз скинул его на землю,  и  тот,
падая, сломал шею себе и спину своему коню...
   - Какой скверный обычай! Сколько лошадей гибнет зря.
   - ...Это увидел второй рыцарь башни  и  бросился  на  Мархауза,  и  они
сшиблись так яростно, что рыцарь башни рухнул на землю вместе с конем, оба
мертвые.
   - Еще одна лошадь погибла; говорю тебе, этот обычай надо уничтожить. Не
понимаю, как умные люди могут терпеть такие обычаи и восхищаться ими.


   - ...И вот, эти два рыцаря яростно кинулись друг на друга...
   Я, видимо, задремал и пропустил целую главу, но  ничего  не  сказал  об
этом Сэнди. Я предположил,  что  ирландский  рыцарь  за  это  время  успел
подраться с приезжими, и так оно и оказалось.
   - ...Сэр Уэн с такой силой ударил сэра Мархауза, что сломал свое  копье
об его щит, и сэр Мархауз с такой силой ударил сэра Уэна, что  свалил  его
вместе с конем на землю и пронзил ему левый бок...
   - Сказать по правде, Алисанда, все эти ваши старинные повести _слишком_
просты; запас слов у вас очень мал, и потому описания страдают отсутствием
разнообразия; в них одни только факты, голые, как  Сахара,  и  совсем  нет
никаких живописных подробностей, это придает  им  монотонность;  ведь  все
сражения в сущности одинаковы:  двое  яростно  бросаются  друг  на  друга;
"яростно" - хорошее  слово,  но  есть  слова  ничуть  не  хуже,  например:
"бешено", или "пламенно", или "хищно", и сотни других; а то, черт  возьми,
что получается: они яростно кидаются друг на друга,  ломают  копья,  затем
один разбивает щит другого, и тот падает вместе  с  конем  или  перелетает
через круп коня и ломает себе шею, потом еще кто-нибудь яростно  кидается,
потом еще и еще, пока не будет  израсходован  весь  материал;  и  если  вы
захотите подвести итог, вам  не  удастся  ни  отличить  один  поединок  от
другого, ни понять, кто победил, и  вместо  живой  _картины_  боя,  полной
бешенства и рева, у вас получается нечто бледное  и  беззвучное,  -  будто
какие-то призраки сражались в тумане. Боже, как бы вы стали описывать  при
таком скудном  запасе  слов  какое-нибудь  происшествие  позначительнее  -
например, сожжение Рима Нероном! Вы сказали бы: "Город  сгорел;  страховая
премия уплачена не будет; мальчик разбил окно; пожарный сломал себе  шею!"
Нет, это не изображение пожара!
   Я прочел ей целую лекцию, но на Сэнди она  не  произвела  ни  малейшего
впечатления; пары ее словоизвержения снова вырвались наружу, чуть только я
приоткрыл крышку.
   - ...Тогда сэр Мархауз повернул коня и помчался к сэру Гоуэну, направив
на него копье. Заметив это, сэр Гоуэн поднял свой щит, и они оба, выставив
копья вперед, понеслись друг на друга во всю прыть своих коней  и  ударили
друг в друга в щиты, но копье сэра Гоуэна сломалось...
   - Я знал это заранее.
   - ...а у сэра Мархауза не сломалось; и сэр Гоуэн вместе с конем  рухнул
на землю...
   - Ну конечно... и сломал себе спину...
   - ...однако сэр Гоуэн с легкостью вскочил на ноги, выхватил свой меч  и
пеший бросился на сэра Мархауза, и тот тоже спешился, и стали  они  биться
мечами с такой яростью, что их  щиты  разлетелись  в  куски,  их  шлемы  и
панцири раскололись, и оба они были ранены. Уже пробило девять часов,  они
дрались уже три часа, и с каждым часом сэр Гоуэн становился все сильней  и
сильней, и силы его утроились. Сэр Мархауз это заметил  и  очень  дивился,
почему сила его противника растет, хотя они оба ранены; и когда,  наконец,
наступил полдень...
   Звук ее заунывного голоса напоминал  мне  звуки,  которые  я-так  часто
слышал в детстве:
   "Нью-у-у-Хейвен! Десять минут остановки... За две минуты до отправления
кондуктор ударит в колокол...  Пассажиров,  отправляющихся  по  Приморской
дороге, просят пересесть в задний вагон... Этот вагон дальше не  пойдет...
Яблоки, апельсины, бананы, бутерброды, конфеты!"
   - ...и пришел полдень, и день стал клониться  к  вечеру.  И  силы  сэра
Гоуэна стали иссякать, и он слабел и не мог больше биться, а  сэр  Мархауз
становился все огромнее и огромнее...
   - Ему сделалось тесно в его латах; но разве эти люди способны  обратить
внимание на подобные мелочи.
   - ..."Сэр, - сказал сэр Мархауз, - я вижу, что вы доблестный  рыцарь  и
что вы человек необычайной силы, но сила ваша начинает покидать вас, а так
как важных причин для нашей ссоры нет, мне было бы жаль убить вас  теперь,
когда вы совсем ослабели". -  "Ах,  -  сказал  сэр  Гоуэн,  -  благородный
рыцарь, вы произнесли слова, которые я произнес бы сам на вашем месте";  и
они сняли шлемы, и  поцеловались,  и  поклялись  любить  друг  друга,  как
братья...
   Но тут я потерял нить и задремал, размышляя  над  тем,  как  жаль,  что
люди, обладающие такой необычайной силой, - силой, дающей им  возможность,
закупорив себя в нестерпимо тяжелый железный панцирь  и  обливаясь  потом,
рубить, и колотить, и  молотить  друг  друга  шесть  часов  подряд,  -  не
родились в такое время, когда их сила могла бы пригодиться  на  что-нибудь
полезное. Возьмите, например, осла: осел обладает как раз такой силой,  но
употребляет эту силу на пользу, и потому весь мир ценит его за то, что  он
осел; а дворянина никто не станет ценить за то, что он осел. Из  сочетания
дворянина с ослом ничего путного выйти не может,  и  дворянин  никогда  не
должен выдвигать на первое место ослиную силу. Но ничего не поделаешь, раз
вы начали с ошибки, беды не исправишь, и  никто  вам  не  скажет,  чем  вы
кончите.
   Проснувшись, я заметил, что опять пропустил целую главу и что  Алисанда
уже увела своих героев очень далеко.
   - ...Они ехали, ехали и въехали в глубокий овраг, полный камней, по дну
которого бежал прозрачный ручеек; этот ручеек  вытекал  из  фонтана,  а  у
фонтана сидели три девы. "С тех пор, как этот край принял христианство,  -
сказал сэр Мархауз, -  со  всяким  рыцарем,  заезжавшим  сюда,  непременно
случались странные приключения..."
   - Ты  неправильно  передаешь  его  речь,  Алисанда.  Сэр  Мархауз,  сын
ирландского короля, говорит у тебя, как все остальные; ты  должна  придать
ему  ирландский  акцент  или  по  крайней  мере  какие-нибудь  характерные
словечки, чтобы его сразу можно было узнать, как только  он  заговорит,  и
чтобы  отпала   необходимость   каждый   раз   называть   его   имя.   Это
общеупотребительный литературный прием всех крупных  писателей.  Пусть  он
скажет: "С тех  пор,  как  этот  край  принял  христианство,  проткни  его
насквозь,  со  всяким  рыцарем,  заезжавшим  сюда,  непременно   случались
странные приключения, проткни его насквозь". Видишь, насколько  лучше  это
звучит.
   - ..."со всяким рыцарем, заезжавшим сюда, непременно случались странные
приключения, проткни  его  насквозь".  И  правда,  благородный  лорд,  так
гораздо лучше; мне трудно это выговорить, но со временем я привыкну. И они
подъехали к девам и обменялись с ними приветствиями, и на голове у старшей
девы сиял золотой венец, а от роду ей было три раза по двадцать зим и даже
больше.
   - _Деве_?
   - Да, дорогой лорд, и под венцом у нее были белые волосы...
   - И зубы у  нее,  можно  поручиться,  были  из  целлулоида,  по  девяти
долларов за челюсть, те самые, которые при еде прыгают вверх и  вниз,  как
шторы, а при смехе вываливаются изо рта.
   - У второй девы, тридцати зим от роду, на голове был маленький  золотой
венчик. А третьей деве было всего пятнадцать лет...
   Поток воспоминаний хлынул мне в душу и заглушил голос Сэнди.
   Пятнадцать лет... О сердце  мое,  разбейся!  О  милая  моя,  утраченная
навеки! Пятнадцать лет было  ей,  такой  нежной,  такой  прелестной,  той,
которую я любил больше всего на свете и которую никогда уже  не  увижу!  И
сразу при мысли о ней память перенесла меня в то далекое счастливое время,
много-много столетий спустя, когда я,  бывало,  просыпался  теплым  летним
утром, оторвавшись от милых снов о ней, и говорил: "Алло, центральная!"  -
только для того, чтобы услышать в ответ слова: "Алло,  Хэнк!",  казавшиеся
моему очарованному слуху музыкой сфер.  Она  зарабатывала  три  доллара  в
неделю и была вполне их достойна.
   Я так и не понял из дальнейших объяснений Алисанды, кто были  плененные
нами рыцари, - она, впрочем, и не пыталась мне это объяснить.  Любопытство
мое угасло, мысли мои были печальны и витали далеко. По случайным обрывкам
ее рассказа я смутно понял, что каждый из этих трех рыцарей  посадил  одну
из трех дев на круп своего коня и что они разъехались в разные  стороны  -
один на север, другой на восток, третий на юг - в поисках  приключений,  с
тем чтобы встретиться через год и один день и лгать о  своих  похождениях.
Уехали на год и один день - и без всякого  багажа.  Вот  еще  один  пример
простоватости здешних жителей.
   Солнце уже садилось. Свой рассказ  о  том,  кто  такие  плененные  нами
ковбои, Алисанда начала в три часа пополудни, но, если принять во внимание
обычную пространность ее речей, она, как видите, все  же  довольно  далеко
продвинулась в своем повествовании. Без сомнения, она когда-нибудь  довела
бы его до конца - торопить таких, как она, невозможно.
   Мы подъехали к замку, стоявшему на холме; это  было  обширное,  могучее
древнее строение с серыми башнями, восхитительно  окутанными  плющом.  Вся
его величавая громада тонула в сиянии заходящего  солнца.  Это  был  самый
большой замок из всех встреченных нами на пути, и я подумал, не тот ли это
самый, который мы ищем, но  Сэнди  сказала:  "Нет".  Она  не  знала,  кому
принадлежит этот замок. Во время ее путешествия  в  Камелот  она  проехала
мимо него не останавливаясь.



16. ФЕЯ МОРГАНА

   Если верить странствующим рыцарям, не  во  всяком  замке  стоит  искать
гостеприимства. Странствующие рыцари, конечно, не те люди, которым следует
верить, - если подходить к их рассказам с точки зрения  наших  современных
взглядов на правдивость; однако если подходить к ним  с  точки  зрения  их
эпохи и сбавлять, сколько нужно, можно выделить правду. Это очень  просто:
отбросьте  девяносто  семь  процентов,  остальное  -  факт.  Сделав  такое
вычисление, я пришел к выводу, что, прежде чем позвонить у дверей замка, -
вернее, прежде чем позвать стражу, - следует узнать, что это за замок. И я
очень обрадовался, увидев вдали всадника, который скакал нам навстречу  по
извилистой дороге, ведущей от замка.
   Когда расстояние между нами уменьшилось, я заметил,  что  на  голове  у
всадника шлем с перьями, что одет он в стальные латы, но поверх лат у него
забавное добавление: квадратные доски с объявлением на груди  и  спине.  Я
подъехал поближе и вдруг рассмеялся над своею забывчивостью  -  на  досках
было написано:

   МЫЛО ПЕРСИММОНСА!
   Все примадонны моются этим мылом!

   Это была моя собственная выдумка; цель ее - продвинуть  народ  по  пути
цивилизации. Во-первых, это был тайный удар из-за угла по этой нелепице  -
странствующему рыцарству, - удар, о котором  никто  не  подозревал,  кроме
меня. Я разослал в разные стороны  уже  немало  таких  завербованных  мною
доблестных рыцарей, зажав их, как  бутерброды,  между  двумя  досками,  на
которых написано какое-нибудь объявление. Я  рассчитывал  на  то,  что  со
временем, когда их станет много, они не будут казаться смешными,  напротив
- любой закованный в сталь осел без доски будет чувствовать себя  смешным,
так как он одет не по моде.
   Во-вторых, эти миссионеры постепенно, никого  не  пугая  и  не  вызывая
ничьих подозрений, приучат знать к простейшим правилам  чистоплотности,  а
от знати эти правила усвоит народ, если только не помешают попы. Это будет
подкоп под церковь. Вернее, самое начало  подкопа.  Затем  -  образование,
затем - свобода, и церковь начнет разваливаться на куски. Я  убежден,  что
господствующая церковь - это господствующее  преступление,  господствующая
тюрьма для рабов, и, не колеблясь, готов бороться  с  ней  любым  оружием,
лишь бы оно причинило ей вред. Ведь и в мои прежние годы, в  тех  грядущих
веках, которые еще даже не начали шевелиться во чреве времен, были  старые
англичане,  воображавшие,  что  они  родились  в   свободной   стране,   -
"свободной", с законом о корпорациях  и  законом,  запрещающим  лицам,  не
принадлежащим к господствующей церкви, занимать государственные должности,
-  этими  бревнами,  вколоченными  в  человеческую  свободу,  в  попранную
совесть,  чтобы  подпереть   Господствующий   Анахронизм   [господствующая
церковь].
   Я выучил своих миссионеров  читать  золоченые  надписи  на  их  досках;
прекрасная была идея - вызолотить буквы; сам король не прочь был бы надеть
на себя доску с объявлением, столько в ней было  варварского  великолепия!
Миссионеры должны были читать свои объявления лордам и  леди  и  объяснять
им, что такое мыло; если же лорды и  леди  побоятся  испробовать  мыло  на
себе, они должны были предложить  им  испробовать  его  на  собаке.  Затем
миссионер обязан был собрать всю семью и показать действие  мыла  на  себе
самом; он не мог отступать ни перед какими трудностями, даже перед  самыми
неприятными опытами, лишь  бы  убедить  дворянство,  что  мыло  совершенно
безвредно. Если, несмотря ни на что, недоверие не рассеется, он должен был
поймать отшельника, -  все  леса  кишели  ими;  отшельники  называли  себя
святыми, и все верили в их святость; они были несказанно набожны и творили
чудеса, и все благоговели перед ними. Если отшельника вымыть при герцоге и
отшельник выживет, а герцог все-таки не уверует в мыло, -  такого  герцога
надо оставить в покое и уйти от него прочь.
   Когда моим миссионерам удавалось победить какого-нибудь  странствующего
рыцаря, они мыли его, а затем брали с него клятву,  что  он  добудет  себе
такую же доску и будет распространять мыло и цивилизацию  до  конца  своих
дней. Таким образом число сподвижников на этом поприще все  увеличивалось,
и  потребление  мыла  упорно  росло.  Мой  мыловаренный  завод  это  скоро
почувствовал. Сначала у меня работало только два рабочих,  но  перед  моим
отъездом у меня было их уже пятнадцать, и они работали днем и ночью. Запах
от завода был так силен, что  король  однажды  чуть  не  упал  в  обморок;
задыхаясь, он заявил, что не в силах больше терпеть, а сэр  Ланселот,  тот
только ходил по крыше и ругался. Я уверял его, что на крыше запах  сильнее
всего, но он отвечал, что там по крайней мере можно дышать, и  всякий  раз
прибавлял, что дворец не подходящее место для мыловаренного завода  и  что
он задушил бы того негодяя,  который  осмелился  бы  открыть  мыловаренный
завод в его собственном доме. Он не переставал ругаться даже в присутствии
дам, но люди, подобные ему, с этим не считаются.  А  когда  ветер  доносил
запах с завода, все готовы были ругаться даже при детях.
   Рыцаря-миссионера, попавшегося нам навстречу, звали ля Кот-Мэл-Тэл.  Он
сообщил нам, что в замке живет фея Моргана, сестра короля  Артура  и  жена
короля Уриэнса, все королевство которого было величиной с  округ  Колумбия
[округ Колумбия  состоит  в  сущности  из  одного  города  -  столицы  США
Вашингтона], - можно было стоять в самой его середине и швырять камешки  в
соседнее государство. "Королей" и "королевств" в Британии было столько же,
сколько в Палестине при Иисусе Навине, и жителям приходилось спать  поджав
колени к подбородку,  потому  что  нельзя  было  вытянуть  ноги,  не  имея
заграничного паспорта.
   Ля Кот был в большом унынии, так как в этом  замке  он  потерпел  самую
досадную неудачу за все  свое  путешествие.  Ему  не  удалось  продать  ни
кусочка мыла, несмотря на то, что он выполнил все, что полагалось хорошему
коммивояжеру,  и  даже  вымыл  отшельника,  но...  отшельник   умер.   Это
действительно была крупная неудача,  ибо  теперь  этого  скота  отшельника
зачислят в мученики и он попадет в святцы римско-католической церкви.  Так
жаловался нам несчастный сэр ля Кот-Мэл-Тэл, горько сетуя на злую  судьбу.
Мое  сердце  обливалось  за  него  кровью;  мне  хотелось  утешить  его  и
поддержать. И я сказал:
   - Не печалься, благородный рыцарь, это еще не поражение. Ты да я - мы с
тобой люди с мозгами, а у тех, у кого есть мозги, не бывает  поражений,  у
них могут быть только победы. Вот посмотри, как мы превратим это кажущееся
несчастье в рекламу - в рекламу нашему мылу, в рекламу, которая  уничтожит
даже воспоминание об  этой  незначительной  неудаче;  в  рекламу,  которая
превратит поражение величиной с Вашингтонский  холм  в  победу  вышиной  с
Маттергорн. Мы напишем на твоей доске:  "_Находится  под  покровительством
святого мученика_". Тебе это нравится?
   - Еще бы! Прекрасная мысль!
   - Да, каждый согласится, что лучше в одной строчке не скажешь, -  прямо
бьет в цель!
   Все  огорчения  несчастного  коммивояжера  разом  рассеялись.  Он   был
отважный малый и в свое время одержал много побед на поле брани.  Впрочем,
прославился он главным  образом  путешествием,  вроде  моего  теперешнего,
которое он совершил совместно с одной девой по имени Маледизанта, такой же
разговорчивой, как и Сэнди, с той только разницей, что она  была  груба  и
сварлива, тогда  как  болтовня  Сэнди  была  безобидна.  Мне  хорошо  была
известна его история, и я понял, что означало  сочувствие,  появившееся  у
него на лице, когда он прощался со мною: он думал, что и мне нелегко.
   Двинувшись в путь, мы с Сэнди принялись обсуждать его  историю,  и  она
сказала, что ля Коту не везло с самого начала его  поездки;  в  первый  же
день его сшиб с коня королевский шут; по обычаю, девушка  должна  покинуть
побежденного и перейти к победителю, но Маледизанта отказалась  расстаться
с ля Котом и в дальнейшем ни  за  что  не  соглашалась  отстать  от  него,
несмотря на все его поражения. "Но предположим, - сказал я,  -  победитель
откажется принять такую  добычу.  Что  тогда?"  Она  сказала,  что  такого
вопроса возникнуть не может: победитель обязан принять добычу. Он не может
отказаться; это будет не по правилам.  Я  на  всякий  случай  запомнил  ее
слова. Если болтовня Сэнди станет невыносимой, я дам какому-нибудь  рыцарю
победить себя, - авось, она перебежит к нему.
   Со стен замка нас окликнула стража, и  после  обычных  переговоров  нам
разрешили войти. Ничего хорошего об этом визите я рассказать не могу. Но и
никакого разочарования я не испытал, так как репутация миссис феи  Морганы
мне была давно известна и ничего приятного я  не  ожидал.  Ее  королевство
трепетало перед ней, так как она всех заставила поверить, что она  великая
волшебница. Все желания ее и все ее поступки были преисполнены дьявольской
злобы. Холодная злость переполняла ее. Вся жизнь ее  была  цепью  страшных
преступлений. Посмотреть на нее мне было любопытно, как на самого  сатану.
К моему удивлению, она  оказалась