еще...  превратилась  в
совсем узенькую ленту перед конями... и исчезла под их копытами. Боже! Все
передние ряды с громоподобным грохотом взлетели в  небо,  превратившись  в
крутящийся ураган обломков; землю заволокло дымом, который скрыл от  наших
взоров то, что осталось от великой армии.
   Настало время выполнить второй пункт  моего  военного  плана.  Я  нажал
кнопку, и вся Англия содрогнулась до глубочайших недр своих!
   При этом взрыве вся наша благородная цивилизация взлетела  в  воздух  и
исчезла с лица земли. Жалко, но необходимо. Мы не могли  позволить  врагам
обратить наше оружие против нас.
   Затем наступили самые скучные четверть часа в моей жизни.  Мы  ждали  в
тишине, окруженные проволочными заграждениями, окруженные  поясом  густого
дыма. Мы не могли ничего увидеть сквозь этот дым. Но, наконец,  дым  начал
лениво расползаться; прошло еще четверть часа,  земля  очистилась,  и  нам
удалось удовлетворить свое любопытство. Нигде  не  было  видно  ни  одного
живого существа! Оказалось, что теперь, после  взрыва,  мы  были  защищены
лучше прежнего. Динамит вырыл вокруг нас ров в сто футов шириной, и земля,
выброшенная из этого рва, образовала по обе его стороны валы вышиной футов
в  двадцать  пять.  А  количество  погубленных  жизней  было  неисчислимо.
Подсчитать убитых было невозможно хотя бы потому, что они не  существовали
в виде отдельных трупов, а превратились  в  первоначальную  протоплазму  с
примесью железа и пуговиц.
   Не видно было ни одного живого существа; но в задних  рядах,  вероятно,
были раненые, которых  унесли  с  поля  брани  под  покровом  дыма;  среди
уцелевших, несомненно, разовьются эпидемии,  -  так  всегда  бывает  после
подобных событий. Но уж подкреплений им ждать неоткуда; это была последняя
ставка английского рыцарства; это было все,  что  осталось  после  прежних
войн. Я чувствовал себя в полной безопасности, уверенный, что если у врага
и остались какие-нибудь силы, то очень незначительные; во всяком случае  -
рыцарей не осталось. Поэтому я обратился к своей армии  с  поздравительной
прокламацией следующего содержания:

   "Солдаты, бойцы  за  человеческую  свободу  и  равенство!  Ваш  генерал
поздравляет вас! Гордясь своей силой, напыщенный и дерзкий враг  напал  на
вас. Вы встретили его, как  подобает.  В  коротком  бою  вы  покрыли  себя
славой. Эта  великая  победа,  ради  которой  мы  не  потеряли  ни  одного
человека, не имеет равных в истории. До тех пор, пока наши  планеты  будут
двигаться по своим орбитам, битва Песчаного Пояса не изгладится из  памяти
людей.
   Хозяин".

   Я  сам  прочел  ее  вслух,  и  ответные  рукоплескания   выразили   мне
благодарность. Я сказал:
   -  Война  с  английским  народом  окончена.  Народ  вышел   из   войны.
Предстоящая нам кампания  будет  последней.  Она  будет  краткой  -  самой
краткой  в  истории.  И  самой  губительной  с  точки  зрения  процентного
отношения убитых и раненых к  общему  количеству  сражающихся.  С  народом
война окончена; отныне мы имеем дело только с рыцарями. Английских рыцарей
можно убить, но нельзя победить. Мы знаем, что нам  предстоит.  Пока  хоть
один рыцарь жив, война не окончена. Мы должны убить их  всех  до  единого.
(Громкие и продолжительные аплодисменты.)
   Я расставил пикеты на валах,  созданных  взрывом,  -  по  два,  по  три
мальчика, - чтобы они могли во-время известить нас о появлении неприятеля;
затем послал инженера и с ним сорок человек - выкопать новое русло горному
ручью, протекавшему к югу от наших укреплений,  и  направить  его  в  нашу
сторону, чтобы я мог воспользоваться  им  в  случае  необходимости.  Сорок
человек были разделены на две группы по  двадцать,  которые  сменяли  друг
друга каждые два часа. За десять часов вся работа была окончена.
   Стемнело, и я отозвал свои пикеты. Один из  них  обнаружил  в  северном
направлении лагерь, но так далеко, что разглядеть его можно было только  в
подзорную трубу. Он донес также,  что  несколько  рыцарей  гнали  быков  в
сторону наших укреплений, но сами не подходили близко. Этого я ожидал. Они
испытывали нас: они хотели знать, собираемся ли мы снова выпустить на  них
красный ужас. Ночью они, пожалуй, осмелеют. Я, кажется,  догадывался,  что
именно они попытаются предпринять, потому что именно это предпринял бы  на
их месте, будь я столь невежествен, как они. Я рассказал об этом Кларенсу.
   - Я думаю, ты прав,  -  сказал  он.  -  Они,  вероятно,  сделают  такую
попытку.
   - В таком случае, - сказал я, - они обречены на гибель.
   - Безусловно.
   - У них нет ни малейшей надежды.
   - Ни малейшей.
   - Это ужасно, Кларенс. Мне жаль их.
   Я так расстроился, так измучился от этих  мыслей,  что  места  себе  не
находил. Наконец, чтобы  успокоить  свою  совесть,  я  составил  следующее
послание к рыцарям:

   "Достопочтенному предводителю мятежного рыцарства Англии!
   Вы сражаетесь напрасно. Нам ведомы ваши силы, - если можно  назвать  их
силами. Мы знаем, что вы можете выставить против нас  не  больше  двадцати
пяти тысяч рыцарей. Следовательно, у вас нет ни одного  шанса  на  победу.
Рассудите: мы хорошо вооружились, хорошо укрепились, нас пятьдесят четыре.
Пятьдесят четыре человека? Нет, пятьдесят четыре ума, даровитейших в мире,
- сила, которую не одолеть вашей бессмысленной мощи, как волнам морским не
одолеть гранитных утесов Англии. Поразмыслите. Мы  согласны  подарить  вам
жизнь. Ради ваших жен и детей не отвергайте этот дар. В последний  раз  мы
вам предлагаем: сложите оружие, сдайтесь Республике - и все будет прощено.
   (Подпись:) Хозяин".

   Я прочел это  послание  Кларенсу  и  сказал,  что  хочу  отправить  его
неприятелю под  защитой  белого  флага.  Он  разразился  свойственным  ему
саркастическим смехом и сказал:
   - Ты все еще не можешь понять, что  такое  дворянство.  Давай  сбережем
труд и время. Вообрази себе, что  я  предводитель  этих  рыцарей.  Вот  ты
являешься с белым флагом, приближаешься ко мне и вручаешь свое послание, а
я даю тебе ответ.
   Мысль  эта  пришлась  мне  по  вкусу.  Я  выступил  вперед,  охраняемый
воображаемыми вражескими солдатами,  достал  бумагу  и  прочел  ее  вслух.
Вместо ответа Кларенс вырвал бумагу из моих рук, надменно сморщил  губы  и
презрительно произнес:
   - Разрубите этого скота на части и отправьте его в корзине назад к тому
низкородному холопу, который его прислал. Иного ответа у меня нет!
   Как ничтожна теория по сравнению с фактом! А таков был факт.  Результат
был бы  именно  такой.  Я  разорвал  бумагу  и  отбросил  свою  неуместную
чувствительность.
   Итак, к делу. Я проверил электрическую  сигнализацию  между  пещерой  и
батареей и убедился,  что  она  в  порядке;  проверил  электросвязь  между
пещерой и проволочными заграждениями - с ее помощью я мог пустить  ток  по
любой из двенадцати линий. Новое русло ручья я отдал под надзор трем  моим
лучшим мальчикам, которые должны были, сменяясь  каждые  два  часа,  ждать
сигнала - три выстрела из револьвера, один за другим,  -  чтобы  исполнить
мой приказ. Остальные часовые  были  отпущены  на  ночь,  и  в  ограде  не
осталось ни души; я  приказал,  чтобы  в  пещере  соблюдали  тишину;  даже
электрический свет я ослабил так, что он едва мерцал.
   Затем я выключил ток из всех проволочных заграждений и пробрался  между
ними к валу, окаймлявшему с нашей стороны широкий ров,  образовавшийся  от
взрыва. Я влез на вал, залег на его рыхлом склоне и  стал  вглядываться  в
даль. Но рассмотреть ничего не мог - было слишком темно. Ни одного  звука.
Тишина, как в могиле. Конечно,  обычные  шумы  ночи  доносились  до  меня:
трепетанье птичьих крыльев, жужжанье насекомых, далекий лай собак, мычанье
коровы, - но они лишь усиливали тишину, а не нарушали ее, и  наполняли  ее
печалью.
   Скоро я  перестал  вглядываться,  так  как  все  равно  не  мог  ничего
рассмотреть, и напрягал лишь слух  -  не  уловлю  ли  где  подозрительного
звука, ибо был уверен, что стоит только запастись терпением, и я  не  буду
обманут в своих ожиданиях. Однако ждать пришлось долго.  Наконец  до  меня
донесся едва уловимый звон металла. Я насторожил уши,  затаил  дыхание,  -
это был как раз тот звук, которого я ждал. Звук усиливался, приближался  с
севера.  Внезапно  я  услышал  его  на  одном  уровне   с   собой   -   на
противоположном валу, в ста футах от себя. Затем на вершине вала появились
темные точки. Человеческие головы? Трудно сказать; может быть, там  и  нет
ничего, нельзя доверять глазам, когда воображение так напряжено.  Впрочем,
загадка скоро разрешилась. Лязг металла слышался уже из глубины  рва.  Для
меня стало ясно: ров занимает вооруженный отряд. Да, они готовят  для  нас
небольшой сюрприз. Мы должны ждать нападения на рассвете, а может  быть  и
раньше.
   Я вернулся назад за проволоку; того,  что  я  видел,  было  достаточно.
Добравшись до платформы, я дал сигнал, чтобы пустили  ток  в  два  средних
ряда проволочного заграждения. Затем я вернулся в пещеру; там все  было  в
порядке, все спали, кроме дежурных. Я разбудил Кларенса, сказал  ему,  что
большой ров полон воинов и что, по-моему, рыцари идут на нас  всей  ордой.
Чуть забрезжит заря, тысячи воинов, спрятанных во рву, полезут на приступ,
а за ними сразу бросится и вся остальная армия.
   Кларенс сказал:
   - Они, наверно, вышлют, пользуясь темнотой, разведчиков. Почему  бы  не
выключить ток из внешнего ряда проволочного  заграждения?  Пусть  попытают
счастья.
   - Это уже сделано, Кларенс. Неужели ты считаешь меня негостеприимным?
   - Нет, у тебя доброе сердце. Я хочу пойти...
   - Встретить гостей? Пойдем вместе.
   Мы  залегли  вдвоем  между   двумя   внутренними   рядами   проволочных
заграждений. Вначале мы ничего не могли  разглядеть,  но  постепенно  наши
глаза приспособились к  темноте  и  стали  различать  столбы  проволочного
заграждения. Мы разговаривали шепотом, и вдруг Кларенс спросил:
   - Что это?
   - Где? Что?
   - Вон там.
   - Где там?
   - А вон за тобой... что-то темное... возле второго ряда заграждения.
   Я смотрел, и он смотрел. Я сказал:
   - Это человек, Кларенс?
   - Нет, не думаю. Хотя, кажется, человек! Стоит, прислонясь к изгороди.
   - Пойдем поближе и проверим.
   Мы поползли вперед на четвереньках. Да, это человек - рослый мужчина  в
доспехах, стоящий прямо и обеими руками  держащийся  за  проволоку,  -  и,
конечно, от него пахло горелым мясом. Бедняга, он был мертв,  как  дверная
ручка, и так и не узнал, что его убило. Он стоял неподвижно, как статуя, и
только перья на его шлеме слегка пошевеливал ночной  ветерок.  Мы  глянули
ему в лицо  через  отверстие  в  его  забрале,  но  знакомый  ли  он,  или
незнакомый - определить не могли.
   Еще какой-то приближающийся звук;  мы  легли  на  землю.  Мы  с  трудом
различили второго рыцаря:  он  шел  крадучись,  ощупью.  Заметив  мертвого
товарища,  он  вздрогнул.  Постоял  минуту,  удивляясь,  почему   тот   не
шевелится, и спросил тихонько:
   - О чем ты задумался, добрый сэр Мар... - и опустил руку на плечо трупа
и - с легким стоном упал и умер, убитый мертвецом, убитый мертвым  другом.
В этом было что-то жуткое.
   В течение получаса эти  ранние  пташки  появлялись  одна  за  другой  с
промежутками в пять минут. У них не было  никакого  оружия,  кроме  мечей;
выставленными вперед мечами нащупывали они себе дорогу между  незаряженных
проводов. Время от времени мы видели голубую искру  -  и  уже  знали,  что
произошло: рыцарь коснулся  мечом  заряженного  провода  и  упал  мертвым.
Молчание, и снова грохот рухнувших доспехов - и так без конца; жутко  было
внимать этому во мраке.
   Мы решили  совершить  прогулку  между  внутренними  рядами  проволочных
заграждений. Мы шли во весь рост, - так удобнее:  если  нас  заметят,  то,
вероятнее всего, примут за друзей, а не за врагов; мечом нас не достать, а
пик нападающие с собой не захватили. Забавная  это  была  прогулка.  Всюду
мертвецы, лежащие за вторым рядом заграждения, смутно различимые во мраке;
мы насчитали пятнадцать этих вызывающих жалость статуй - мертвых  рыцарей,
стоящих, держась рукою за проволоку.
   Одно было доказано безусловно: наш ток так силен,  что  убивал  раньше,
чем жертва успевала вскрикнуть.
   Потом мы услышали заглушенный топот и сразу поняли, что это значит:  то
был сюрприз, которого мы ждали. Я шепнул Кларенсу, чтобы он разбудил  нашу
армию и приказал ей ждать  в  пещере  дальнейших  распоряжений.  Он  скоро
вернулся, и мы долго стояли за  проволочным  заграждением,  наблюдая,  как
беззвучная  молния  истребляет,  нападающих.  Подробности  различить  было
трудно, но мы видели, как  росла  темная  масса  трупов.  Наш  лагерь  был
окружен толстой стеной мертвецов, валом, бруствером из мертвых тел.  Самым
страшным во всем этом была беззвучность: ни  крика,  ни  стона;  собираясь
напасть на нас неожиданно, эти люди старались двигаться бесшумно;  и  едва
передние ряды настолько близко подходили к своей цели, что могли с громким
криком кинуться на приступ, как роковая проволока убивала их.
   Я  пустил  ток  через  третий  ряд  проволочных  заграждений  и   почти
одновременно через четвертый и пятый - так быстро  промежутки  между  ними
заполнялись нападающими. Я решил, что настало время для главного удара;  я
решил, что вся армия  попала  в  нашу  ловушку.  Во  всяком  случае,  пора
посмотреть.  Я  нажал  кнопку,  и  над  нашим  рвом  вспыхнуло   пятьдесят
электрических солнц.
   Боже, что за зрелище! Мы  были  окружены  тремя  стенами  мертвецов!  А
промежутки между остальными заграждениями  были  полны  живыми,  осторожно
двигавшимися  вперед  среди  проволок.  Ошеломленная  внезапно  брызнувшим
ослепительным светом,  толпа  нападающих  замерла,  как  бы  окаменела  от
удивления; это мгновение неподвижности нужно было  использовать,  и  я  не
упустил случая. Вы понимаете, через минуту они опомнились бы  и  с  боевым
кличем кинулись бы на  приступ  -  и  мои  проволоки  лопнули  бы  под  их
натиском; но  я  воспользовался  мгновением  их  замешательства:  я  успел
пустить ток во все заграждения разом, и вся  орда  была  убита  на  месте.
Теперь стон был  слышен!  Это  был  предсмертный  стон  одиннадцати  тысяч
человек. Грозной жалобой прозвучал он в ночи.
   Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться,  что  остальная  часть
армии - быть может, тысяч десять - уже перебралась через ров и устремилась
вперед, на приступ. Значит, они в наших руках _все_! И спасения  им  ждать
неоткуда. Пора начать  последний  акт  трагедии.  Я  трижды  выстрелил  из
револьвера, что означало:
   - Пустить воду!
   Раздался грохот взрыва, перемычка, сдерживавшая воду, рухнула, и горный
поток ворвался в ров, образовав реку в сто футов шириной и  двадцать  пять
глубиной.
   - К орудиям! Огонь!
   Тринадцать  орудий  несли  смерть  обреченным   десяти   тысячам.   Они
замешкались, они постояли минуту под шквалом огня и устремились назад, как
мякина, гонимая ветром. Четвертая часть их погибла, не успев  добежать  до
вершины вала; три четверти кинулись в ров - и утонули.
   Через  десять  коротких  минут  после  того,  как  мы  открыли   огонь,
вооруженное сопротивление неприятеля было сломлено, кампания окончена. Мы,
пятьдесят четыре человека, стали владыками  Англии,  Двадцать  пять  тысяч
мертвецов лежали вокруг нас.
   Но как изменчиво счастье! Совсем скоро - скажем, через час  -  по  моей
вине случилось... но у меня не хватает духа писать дальше. Кончаю здесь.



44. ПОСТСКРИПТУМ КЛАРЕНСА

   Я, Кларенс, должен описать это вместо  него.  Он  предложил  мне  пойти
вместе с ним посмотреть, нельзя ли оказать  какую-нибудь  помощь  раненым.
Мне это не понравилось. Я сказал, что если их много, мы ничем не можем  им
помочь, а  ходить  между  ними  неблагоразумно.  Но  его  редко  удавалось
отвратить от раз принятого решения, и мы выключили  из  наших  заграждений
электрический ток, взяли с собой охрану, перелезли через стену мертвых тел
и начали бродить по полю брани. Первый  раненый,  обратившийся  к  нам  за
помощью, сидел, прислонясь спиной к трупу товарища. Когда Хозяин  нагнулся
и заговорил с ним, раненый узнал его и  нанес  ему  удар  кинжалом.  Этого
рыцаря звали сэр Мелиагронс, как я прочел внутри его шлема. Больше ему  уж
не придется звать на помощь.
   Мы отнесли Хозяина в пещеру и перевязали его рану, которая оказалась не
очень серьезной. В уходе за ним нам помогал Мерлин, хотя  мы  этого  и  не
знали.  Он  переоделся  старухой  и  явился  к  нам  в  виде   добродушной
крестьянки. Загорелый и чисто выбритый, он  пришел  через  несколько  дней
после того, как Хозяин был ранен,  и  предложил  свои  услуги  в  качестве
стряпухи. Мнимая старуха сказала нам, что  все  ее  родные  ушли  в  новые
лагери, которые создает неприятель, а ее оставили одну  и  она  умирает  с
голоду. Хозяин в это  время  уже  выздоравливал  и  развлекался  тем,  что
заканчивал свою летопись.
   Мы обрадовались этой женщине, потому что  у  нас  не  хватало  рук.  Мы
находились в западне, - в западне, которую сами себе расставили.  Если  мы
останемся здесь, мертвецы убьют нас; если мы покинем наши  укрепления,  мы
перестанем быть неуязвимыми. Мы победили - и  мы  были  побеждены.  Хозяин
понимал это; мы все понимали это. Если бы можно было отправиться в один из
тех новых лагерей и начать переговоры с неприятелем... Но  Хозяин  не  мог
идти, и я не мог идти, ибо я раньше всех заболел,  отравленный  тлетворным
дыханием тысяч  разлагающихся  трупов.  Вслед  за  мной  заболели  другие.
Завтра...
   _Завтра_. Пришла беда. Конец. Проснувшись в полночь, я увидел,  что  та
ведьма выделывает какие-то забавные пассы над головой Хозяина,  и  спросил
ее, что это значит. Все спали, кроме тех, кто  дежурил  возле  динамо;  ни
звука.  Старуха  прервала  свои  таинственные  дурачества  и  на  цыпочках
двинулась к двери. Я крикнул:
   - Стой! Что это ты делала?
   Она остановилась и голосом, полным удовлетворения, сказала:
   - Вы были победителями - вы побеждены!  Все  вы  умрете,  ты  тоже.  Вы
умрете в этой пещере - все до одного, кроме него. Он теперь спит  и  будет
спать тринадцать веков. Я Мерлин!
   Им вдруг  овладел  приступ  такого  дурацкого  смеха,  что  он  не  мог
удержаться на ногах, зашатался, как пьяный, и ухватился рукой за  один  из
наших проводов. Рот его открыт и сейчас; он до сих пор смеется.  Он  будет
смеяться до тех пор, пока его тело не превратится в пыль.
   Хозяин не движется - спит, как камень. Если он  не  проснется  сегодня,
нам будет ясно, что это за сон, и мы положим тело его в самый дальний угол
пещеры, чтобы никто не  мог  найти  его  я  надругаться  над  ним.  А  мы,
остальные, условились, что если хоть одному из  нас  удастся  уйти  отсюда
живым, он опишет все случившееся здесь и  добросовестно  положит  рукопись
рядом с Хозяином, нашим добрым, любимым предводителем, - жив он или мертв,
все равно она принадлежит ему.

   КОНЕЦ РУКОПИСИ



ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ПОСТСКРИПТУМ АВТОРА

   Уже рассвело, когда я отложил рукопись. Дождь почти перестал,  мир  был
сер и печален, буря, утихая, вздыхала и всхлипывала. Я подошел  к  комнате
незнакомца и прислушался возле двери, слегка приоткрытой.  Я  услышал  его
голос и постучал в дверь. Мне никто не ответил, но  я  снова  услышал  его
голос. Я заглянул в комнату.  Он  лежал  на  спине  в  постели  и  говорил
прерывисто, но с вдохновением, разметав руки, которые  он  то  сжимал,  то
разжимал, как больной в бреду. Я тихонько подошел к нему и наклонился  над
ним. Он продолжал бормотать. Я заговорил,  чтобы  привлечь  его  внимание.
Радостью и благодарностью озарились  его  тусклые  глаза,  землистое  лицо
порозовело:
   - О Сэнди, ты пришла наконец!.. Как я тосковал по тебе! Сядь  рядом  со
мной... не покидай меня... никогда больше не покидай меня, Сэнди, никогда,
никогда... Где твоя рука? Дай мне руку... вот  так,  дорогая,