е   божественное   провидение,
таинственно управляющее миром, никогда не  стало  бы  предлагать  человеку
подобных вопросов, единственная цель которых - сбить с  толку  и  помутить
сознание. А потому я прошу вас предоставить собаке, луку и этим  людям  со
странными языческими именами выпутываться из своих удивительных и  жалости
достойных затруднений самим, без моей помощи, ибо, если бы я попытался  им
помочь, я только еще больше запутал бы все дело и, возможно, не пережил бы
и сам того отчаянья, в которое они были бы повергнуты.
   - Что вам известно о законах притяжения и тяготения?
   - Если такие законы существуют, значит его величество король издал  их,
когда я в начале года лежал больной и ничего не мог о них услышать.
   - Что вы знаете о науке оптике?
   - Я знаю о  губернаторах  провинций,  о  сенешалях  замков,  о  шерифах
графств, знаю о многих других должностях и почетных званиях помельче, но о
том, кого вы величаете Оптикой, я никогда прежде не слышал; вероятно,  эта
должность новая.
   - Да, в этой стране.
   Подумайте только - такой моллюск с полной самонадеянностью  предъявляет
права на получение офицерского чина! Его  способностей  хватило  бы  разве
только на то, чтобы выучиться стучать на пишущей машинке,  да  и  тут  ему
будет мешать склонность к нововведениям в области грамматики и пунктуации.
И все-таки странно, почему при такой неспособности к любому сколько-нибудь
сложному делу он действительно не взялся за переписку на машинке. Впрочем,
если он пока еще не стал переписчиком, это не значит, что он не станет  им
в будущем. Помучив его еще  немного,  я  сдал  его  на  руки  профессорам,
которые вывернули его наизнанку, стараясь выяснить,  осведомлен  ли  он  в
военных науках, и,  разумеется,  обнаружили  полнейшую  пустоту.  Он  знал
кое-что о военном ремесле своей эпохи - о рысканье по зарослям  в  поисках
людоедов, о побоищах на турнирах и тому подобной  ерунде,  -  но  во  всем
остальном он был  невежествен  и  бесполезен.  Затем  мы  вызвали  другого
знатного юношу, и оказалось, что он не уступает первому ни  в  невежестве,
ни  в  бездарности.  Я  передал  обоих  председателю  комиссии,  в  полной
уверенности, что песенка их спета. И комиссия проэкзаменовала их заново.
   - Имя, будьте любезны.
   - Пертиполь, сын сэра Пертиполя, барона Солод.
   - Дед?
   - Так же сэр Пертиполь, барон Солод.
   - Прадед?
   - То же имя и тот же титул.
   - Прапрадед?
   - Его у нас не было, почтенный сэр, наш род не столь древен.
   - Это не важно.  Все-таки  целых  четыре  поколения;  основное  условие
выполнено.
   - А что это за условие? - спросил я.
   - Условие, согласно которому каждый кандидат  должен  доказать  наличие
четырех поколений знатных предков.
   - Значит, тот, за спиной которого не  стоят  четыре  поколения  знатных
предков, не может стать армейским лейтенантом?
   - Никоим образом, ни лейтенантом, ни любым другим офицером.
   - О, что вы! Это изумительно. Да какой же толк в подобном требовании?
   - Какой толк? Смелый вопрос, благородный сэр и Хозяин: предлагать такие
вопросы, значит оспаривать премудрость нашей святой матери-церкви.
   - Это почему?
   -  Потому  что  подобным  же  правилом  церковь   руководствуется   при
провозглашении святых. По церковному закону,  к  лику  святых  может  быть
причислен лишь тот, кто умер столь давно, что после его  смерти  сменились
четыре поколения.
   - Понимаю, понимаю... да, да, и здесь то же самое. Удивительно! В одном
случае  четыре  поколения  предков  человека  прожили   как   мертвые,   -
превращенные в  мумии  невежеством  и  ленью,  -  и  это  дает  ему  право
командовать живыми людьми, беря  в  свои  бессильные  руки  управление  их
счастьем и горем; а в другом случае  человек  лежит  мертвый  под  землей,
черви едят его в течение смены четырех поколений, - и это дает  ему  право
командовать небесным воинством. И  его  величество  король  одобряет  этот
странный закон?
   Король сказал:
   - По правде говоря, я не вижу в нем ничего странного.  Все  почетные  и
доходные  должности  принадлежат,  в  силу  естественного   права,   лицам
благородной крови; офицерские должности в армии точно так же  являются  их
собственностью и достались бы им по праву и без этого закона. Закон только
ставит преграду. Он отстраняет тех, чья знатность недавнего происхождения,
ибо если офицерские должности займут люди безродные,  никто  не  станет  к
этим должностям относиться с уважением, а люди знатные отвернутся от них и
брезгливо откажутся их занимать. Я  был  бы  достоин  осуждения,  если  бы
допустил такое несчастье. _Вы_ - дело  другое,  ваша  власть  заемная,  не
прирожденная, но если бы это сделал король, он был бы  не  понят,  признан
безумным и всеми осужден.
   - Я сдаюсь! Продолжайте, сэр председатель коллегии герольдии.
   Председатель продолжал:
   - Каким славным подвигом в честь трона  и  государя  основатель  вашего
великого рода возвысился до священного звания британского дворянина?
   - Он построил пивоварню.
   - Государь, комиссия находит,  что  кандидат  этот  удовлетворяет  всем
требованиям и вполне достоин  стать  офицером,  но  окончательное  решение
откладывает до опроса его соперника.
   Соперник вышел вперед и сразу доказал, что у него тоже четыре поколения
знатных предков. Так чья же военная квалификация выше? Да, не  легко  было
развязать этот узел.
   Он отошел в сторону, и председатель обратился к сэру Пертиполю:
   - К какому сословию принадлежала супруга основателя вашего рода?
   - Она была из семьи очень зажиточных землевладельцев, но не дворян, она
была очаровательна, чиста, милосердна и жизнь свою прожила так безупречно,
что ее по праву можно поставить рядом с самыми знатными дамами в стране.
   - Довольно, отойдите.
   Председатель снова вызвал второго дворянина и спросил:
   - К какому сословию или званию принадлежала  ваша  прабабушка,  супруга
человека, возведенного в дворянское достоинство и основавшего ваш  великий
род?
   - Она была  королевской  любовницей  и  достигла  этого  блистательного
положения без всякой посторонней  помощи,  исключительно  благодаря  своим
личным качествам, поднявшись из сточной канавы, где была рождена.
   - Ах, вот это истинное дворянство; кровь королей течет в  ваших  жилах.
Чин лейтенанта за вами, благородный лорд. Не презирайте  его;  это  первый
скромный шаг, который приведет вас  к  почестям,  более  достойным  вашего
высокого происхождения.
   Я был низвергнут в бездонную пропасть унижения. Я рассчитывал на легкий
ослепительный триумф - и вот чем все кончилось!
   Мне было стыдно  смотреть  в  глаза  моему  несчастному,  посрамленному
ученику. Я сказал ему, чтобы он ехал домой и терпеливо ждал, ибо  это  еще
не конец.
   Я получил у короля частную аудиенцию и сделал ему новое предложение.  Я
признал, что он был совершенно прав, назначая в этот полк  только  дворян,
что мудрее поступить невозможно. Недурно было бы назначить туда  офицерами
еще человек пятьсот дворян или даже произвести в офицеры этого полка  всех
знатных людей королевства и всех их родственников; не беда, если  в  полку
окажется в пять раз больше офицеров, чем солдат; пусть это будет блестящий
полк,  полк,  возбуждающий  всеобщую   зависть,   собственный   полк   его
величества, пусть он сражается, как ему хочется и где ему угодно, пусть во
время войны он приходит или уходит по своей собственной  воле,  никому  не
подчиняясь, совершенно независимый. Все дворяне будут с величайшей  охотой
служить в этом полку, и все они будут довольны и  счастливы.  А  остальные
части  нашей  постоянной  армии  мы  можем  создать  из  более   заурядных
материалов и офицерами назначим туда людей безродных,  не  считаясь  ни  с
чем,  кроме  настоящего  знания  военного  дела;  этот  полк  соблюдал  бы
строжайшую  дисциплину,  не  пользовался  бы  никакими  аристократическими
вольностями  и  постоянно  был  бы  занят  учениями  и   упражнениями;   и
собственный полк его величества, утомясь или попросту пожелав для перемены
поохотиться на каких-нибудь великанов, мог бы заняться  этим  без  всякого
опасения, зная, что дело остается в  надежных  руках  и  будет  идти,  как
всегда. Король был очарован моей выдумкой.
   При виде его восторга  у  меня  явилась  еще  одна  ценная  мысль.  Мне
показалось, что на этот раз удастся разрешить одну старую и очень  трудную
задачу. Видите ли, дело в том, что все члены королевского дома Пендрагонов
отличались долговечностью и плодовитостью.  Когда  у  кого-нибудь  из  них
рождался ребенок, - а случалось это  очень  часто,  -  вся  нация  безумно
радовалась на словах и глубоко горевала в душе. Радость была сомнительная,
но горе совершенно искреннее, - ибо  рождение  нового  члена  королевского
дома влекло новый сбор в королевский фонд. Список членов королевского дома
был очень длинен; постоянно  возрастая,  он  ложился  тяжким  бременем  на
государственное  казначейство  и  создавал  угрозу  самому   существованию
королевской власти. Однако Артур никак не мог этому поверить  и  не  хотел
даже слушать, когда я предлагал разные проекты замены королевских  фондов.
Если бы мне удалось  убедить  его  хоть  изредка  помогать  своим  дальним
родственникам  из  собственного  кармана,  это   произвело   бы   отличное
впечатление на народ; но нет, он об этом и слышать не хотел.  В  уважении,
которое питал он к королевскому фонду, было что-то почти  религиозное;  он
смотрел на него, как на свою священную добычу, и неизменно сразу  приходил
в ярость, когда кто-нибудь нападал на это почтенное  учреждение.  Когда  я
осторожно намекал ему, что в Англии нет ни одной другой  уважаемой  семьи,
которая согласилась бы унизить себя, протягивая шляпу за подаянием, -  вот
до чего я договаривался, - он всегда обрывал  меня  с  первых  же  слов  и
довольно резко.
   Но  тут  мне  показалось,  что,  наконец-то,  я  добьюсь  своего.  Этот
блестящий полк я решил составить из одних офицеров -  ни  одного  простого
солдата. Половина полка будет состоять из дворян, которые получат все чины
вплоть до генерал-майора включительно; служить  они  будут  даром  и  сами
оплачивать все расходы; и, конечно, они будут осчастливлены  этим,  узнав,
что вторая половина полка состоит только  из  принцев  крови.  Эти  принцы
крови получат все чины от генерал-лейтенанта до фельдмаршала включительно,
будут получать большое жалованье, будут одеваться и кормиться на  казенный
счет.  Кроме  того  -  в  этом  и  заключалось  самое  главное,  -   будет
постановлено, что те из принцев, которые согласятся служить в этом  полку,
получат оглушительно пышный, страх нагоняющий титул (я сам  собирался  его
придумать), и этим титулом будут иметь право именоваться только они  одни.
Перед всеми принцами крови встанет выбор: либо вступить в  полк,  получить
пышнейший титул и отказаться от  королевского  фонда,  либо  сохранить  за
собой фонд, но зато не вступать в полк и остаться без титула. Но  вот  что
было лучше всего: в полк можно было записывать,  по  заявлению  родителей,
даже еще не родившихся, но готовых к рождению принцев крови, и  они,  едва
появившись на свет, получали хорошее жалованье и высокое звание.
   Я не сомневался, что все принцы вступят в полк; следовательно, все  уже
существующие фонды будут отменены; а всех  новорожденных  запишут  в  полк
заранее, в этом я тоже не сомневался. Еще два месяца, и смешная  нелепость
- королевский фонд, - перестав существовать, займет место  среди  курьезов
прошлого.



26. ПЕРВАЯ ГАЗЕТА

   Когда  я  сказал  королю,  что   намерен   отправиться   странствовать,
переодевшись свободным простолюдином, чтобы поближе познакомиться с жизнью
простого народа, он мгновенно загорелся новизной этого  плана  и  объявил,
что отправится странствовать вместе со мной, что ничто  на  свете  его  не
удержит. Он сейчас все бросит и пойдет, - так ему нравится этот  план.  Он
хотел отправиться немедленно, но я убедил его,  что  так  нельзя.  Он  уже
назначил время,  когда  будет  исцелять  от  золотухи,  а  в  таких  вещах
обманывать нехорошо, тем более что речь шла о задержке всего на одну ночь.
Кроме того, я  полагал,  что  он  должен  предупредить  королеву  о  своем
предстоящем отъезде. Когда я сказал это,  он  стал  мрачен  и  печален.  Я
пожалел, что заговорил о королеве, особенно после  того,  как  он  грустно
ответил:
   - Ты забываешь, что Ланселот остается здесь. А  когда  Ланселот  здесь,
она не замечает ни приездов короля, ни отъездов.
   Разумеется,  я  сразу  же  заговорил  о  другом.  Спору  нет,   Гиневра
красавица, но особа довольно легкомысленная. Я никогда не вмешиваюсь в то,
что меня не касается, но мне не нравилось ее поведение, и я  не  стесняюсь
об этом заявить. Сколько раз она меня спрашивала: "Сэр Хозяин,  не  видали
ли вы сэра Ланселота?" А если ей и  случалось  когда-нибудь  спрашивать  о
короле, меня, должно быть, не было поблизости.
   Обстановку для исцеления от золотухи создали вполне  подходящую  -  все
было аккуратно и внушительно. Король сидел на троне под балдахином; вокруг
него построилось духовенство в полном облачении.  На  виду  у  всех  важно
стоял Маринэл,  отшельник  из  породы  лекарей-шарлатанов,  и  представлял
королю больных. На полу, вплоть до самых дверей, сидели и лежали  больные,
озаренные ярким светом. Все это было  как  на  сцене  и  казалось  нарочно
подстроенным,  хотя  в  действительности  никто  ничего  не   подстраивал.
Присутствовало  восемь  сотен  больных.  Работа  шла  медленно;   она   не
представляла для меня большого интереса, потому что я и прежде  видел  уже
подобные церемонии. Мне все это скоро надоело, но приличие заставляло меня
терпеть до конца. Излечение основывалось на том,  что  в  подобных  толпах
всегда много таких людей, которые только воображают,  что  они  больны,  и
таких, которые притворяются больными, чтобы сподобиться бессмертной  чести
королевского прикосновения или чтобы получить  монету,  вручаемую  королем
при этом прикосновении.  Монета  была  золотая  и  стоила  примерно  треть
доллара. Если вы примете в расчет, как много  можно  было  купить  на  эти
деньги в те времена и в той стране и какая обычная  болезнь  золотуха  для
всех, кто еще не лежит в могиле, вы поймете, как дорого  обходились  казне
эти ежегодные исцеления и  как  казна  обирала  налогоплательщиков,  чтобы
покрыть этот расход. И потому я про себя решил исцелить казну от золотухи.
За неделю до отъезда  из  Камелота  на  поиски  приключений  я  удержал  в
казначействе шесть седьмых из  ассигнований  на  исцеление,  а  оставшуюся
седьмую часть велел потратить на  чеканку  пятицентовых  никелевых  монет,
которые передал в руки старшего  клерка  Золотушного  департамента,  чтобы
вместо каждой золотой монеты он выдавал никелевую. Никеля у  нас  было  не
так много, но я надеялся, что  его  хватит.  Как  правило,  я  не  одобряю
подделки монет. Но в данном  случае,  по-моему,  стесняться  было  нечего,
потому что речь шла как-никак о подарке. Когда  даришь  вино,  можешь  его
немного разбавить; я всегда так и поступаю. Старинные золотые и серебряные
монеты,  обращавшиеся  в   стране,   были   в   большинстве   неизвестного
происхождения; попадались между ними и римские; все они были  неправильной
формы и не круглее, чем луна неделю  спустя  после  полнолуния;  они  были
выбиты, а не отлиты, и так стерлись от употребления, что надписи  на  них,
похожие на простые царапины, стали неудобочитаемы. Я  и  подумал:  четкие,
яркие, новенькие никелевые монетки с очень схожим изображением  короля  на
одной стороне  и  таким  же  изображением  Гиневры  на  другой  да  еще  с
какой-нибудь благочестивой надписью способны исцелять от золотухи не  хуже
полновесных червонцев и даже больше понравятся золотушным;  и  я  оказался
прав. На этой партии больных мы впервые поставили наш опыт, и он удался на
славу. Экономия получилась значительная. Вот вам цифры. Из  800  пациентов
король удостоил прикосновением более 700; по прежней расценке это обошлось
бы государству в 240 долларов; по новой расценке мы  выплатили  около  35,
сэкономив на одной операции более 200 долларов. Чтобы понять все  значение
этого  переворота,  примите  во  внимание  другие  цифры.  Годовой  расход
национального правительства равен среднему  трехдневному  заработку  всего
населения страны, считая каждого  жителя  за  взрослого  мужчину,  Возьмем
нацию численностью в 60.000.000 с  ежедневным  средним  заработком  одного
жителя в 2 доллара; трехдневный общий заработок будет равен 360.000.000, -
и это та сумма, которой можно оплатить расходы правительства за год. В мое
время у меня на родине деньги эти государство собирало с помощью пошлин, а
граждане воображали, что платят их иностранцы, ввозящие  товары,  и  мысль
эта была для них утешительна; на самом же деле их платил сам  американский
народ, и сумма эта была с такой  точностью  разделена  между  американцами
поровну, что и владелец ста  миллионов  и  грудной  ребенок  чернорабочего
платили в год одно и то же - 6 долларов. Большего равенства, я полагаю,  и
быть не может. Ну, а здесь Ирландия и Шотландия были данниками  Артура,  и
общее население Британских островов приближалось к 1.000.000.  Ремесленник
зарабатывал 3  цента  в  день  на  своих  харчах.  Следовательно,  расходы
национального правительства равнялись  90.000  долларов  в  год,  или  250
долларов в  день.  Итак,  заменив  никелем  золото  в  день  исцеления  от
золотухи, я не только никого не обидел, не только никого  не  разочаровал,
но, наоборот, доставил удовольствие всем заинтересованным лицам и сохранил
в казне четыре пятых всех государственных расходов на  этот  день,  что  в
Америке в мое время составило бы 800.000 долларов. Совершая эту подмену, я
руководствовался мудростью, почерпнутою из  очень  отдаленного  источника:
мудростью моего детства, - ибо подлинный государственный деятель не должен
пренебрегать мудростью, как  бы  низменно  ни  было  ее  происхождение;  в
детстве я всегда сберегал монетки, которые мне велели бросать для  дикарей
в кружки миссионеров, и бросал вместо них  пуговицы.  Для  невежественного
дикаря все равно что монеты, что пуговицы, а для меня  монеты  были  лучше
пуговиц; таким образом  все  оставались  довольны  и  никто  не  испытывал
ущерба.
   Маринэл первый принимал пациентов. Он проверял каждого кандидата;  если
кандидат не выдерживал проверки, его прогоняли; если  же  выдерживал,  его
подводили к королю. Священник произносил слова: "Да возложит  он  руки  на
страждущего и да исцелит его". Тем  временем  король  под  чтение  молитвы
касался язв; этим и ограничивался курс лечения;  король  надевал  пациенту
никелевую монету на шею и отпускал его. Как, по-вашему, исцеляло  это  или
нет? Безусловно исцеляло. Любой обман может исцелить, если пациент  твердо
верит в него. Возле Астолата была часовня, выстроенная на том  месте,  где
однажды святая дева явилась девочке, которая пасла гусей; девочка сама  об
этом рассказала; в часовне повесили картину, изображавшую это  событие,  -
такую  картину,  что  больному  человеку,  казалось  бы,  опасно   к   ней
приблизиться;  однако,  напротив,  тысячи  увечных  и  больных   приходили
ежегодно молиться перед  этой  картиной  и  уходили  исцеленными;  и  даже
здоровые смотрели на нее и не умирали. Конечно, когда  мне  рассказали  об
этом, я не поверил, но, увидев все собственными глазами, я сдался.  Я  сам
видел исцеления; и то были  настоящие  исцеления,  а  не  сомнительные.  Я
видел, как калеки, которых я в течение многих лет встречал возле  Камелота
на костылях,  приходили,  молились  перед  картиной,  потом  бросали  свои
костыли и уходили не  хромая.  Лучшее  доказательство  -  груды  костылей,
которые валяются возле этой часовни.
   В одних местах целители воздействовали непосредственно  на  воображение
больного, исцеляли его,  не  произнося  ни  с