л  ее
Сэнди и  величаво  проследовал  через  главную  залу  между  двумя  рядами
восхищенных воинов и слуг. И ничто не подсказало мне, что  я  вижу  его  в
последний раз! Боже, как тяжко жить на этом свете!
   Доктора объявили, что девочку нужно увезти, если мы  хотим  вернуть  ей
здоровье и силу. Ей необходим морской воздух. Мы взяли военный  корабль  и
свиту в двести пятьдесят человек  и  отправились  в  плаванье.  Через  две
недели мы пристали к французскому берегу, и доктора посоветовали нам здесь
остановиться. Королек этой  области  предложил  нам  свое  гостеприимство,
которым мы охотно воспользовались. Жил он не очень  удобно,  но,  перенеся
кое-что с корабля, мы отлично устроились в его нелепом старом замке.
   В конце месяца я послал корабль домой - за продовольствием и новостями.
Через три или четыре дня он должен был вернуться. В числе других  новостей
я ждал известий о результатах еще одного из моих экспериментов.  Мой  план
заключался в том, чтобы заменить турниры чем-нибудь, что могло  бы  занять
моих рыцарей без вреда для окружающих,  служить  выходом  для  избытка  их
энергии и в то же время поддержать лучшее, что в них было,  -  благородный
дух соревнования. Я создал из них группу  игроков,  которых  тренировал  в
тиши, и теперь приближался день их первого публичного выступления.
   Мой эксперимент называется игрой в бейсбол. Чтобы сразу ввести  в  моду
эту игру и поставить ее на недосягаемую для  критики  высоту,  я  подбирал
игроков в мои первые две девятки не по способностям,  а  по  знатности,  -
каждый рыцарь, участвовавший в игре, был  владетельной  особой.  Подобного
народа вокруг Артура было всегда сколько угодно. Там нельзя было  швырнуть
камешек, чтобы не угодить в какого-нибудь короля. Разумеется, о том, чтобы
эти господа сняли с себя доспехи, не могло быть и речи, они даже  купались
в доспехах. Уж и за то  спасибо,  что  они  согласились  внести  некоторое
различие в свои доспехи, чтобы можно было отличить одну команду от другой.
Так, одна команда носила кольчуги в виде фуфаек, а другая - латы  из  моей
новой бессемеровской стали. Их упражнения  на  поле  были  фантастичны  до
крайности. Они никогда не убегали от мяча, а поджидали его на месте, и мяч
отскакивал от бессемеровской стали на полтораста ярдов. А  когда  игрок  с
разбегу кидался наземь и полз  на  брюхе  за  мячом,  было  похоже,  будто
броненосец входит в  порт.  Вначале  я  назначил  судьями  лиц  незнатного
происхождения, но от этого пришлось отказаться. Угодить моим командам было
не легче, чем любой  другой  бейсбольной  команде.  Первое  решение  судьи
обычно оказывалось и последним: его разрубали пополам, и  друзья  относили
труп на носилках. Когда заметили, что ни один судья  не  переживает  игру,
судейская должность стала непопулярной, и я был вынужден назначать в судьи
людей, чье звание и высокое положение в государстве служили бы им защитой.
   Вот состав команд:

   БЕССЕМЕРЫ:
   Король Артур
   Король Лот Лотианский
   Король Северной Галлии
   Король Марсил
   Король Малой Британии
   Король Лабор
   Король Пеллам Листенджизский
   Король Багдемагус
   Король Толлем ля Фэнт

   ФУФАЕЧНИКИ:
   Император Люций
   Король Логрис
   Король Марголт Ирландский
   Король Морганор
   Король Марк Корнваллийский
   Король Мелиодас Лионский
   Король Нонтр Гарлотский
   Король Озера
   Султан Сирийский

   Судья - Кларенс.

   На  первом  публичном  состязании  должно  было,  по   моему   расчету,
присутствовать пятьдесят тысяч человек; стоило проехать весь  свет,  чтобы
поглядеть на такую потеху. Все  нам  благоприятствовало;  стояла  чудесная
теплая весна, и природа уже облачилась в свой новый наряд.



41. ОТЛУЧЕНИЕ

   Но внимание мое было внезапно  отвлечено  от  предстоящего  состязания:
нашей девочке внезапно стало хуже, положение ее было серьезное,  и  мы  от
нее не отходили. Нам не хотелось, чтобы за ней ухаживали посторонние, и мы
вдвоем с Сэнди дежурили у ее постельки день и ночь. Ах, Сэнди, какое у нее
было прекрасное сердце, как добра она была, как  искренна  и  проста!  Она
была безупречной женой и матерью; а ведь женился я на ней  только  потому,
что, по рыцарским правилам, она была моей собственностью до тех пор,  пока
кто-нибудь не выиграет ее у  меня  на  поле  брани.  Сэнди  изъездила  всю
Британию ради меня, нашла меня на лондонском эшафоте  и  сразу  же  заняла
свое место рядом со мной, будто это было ее  неотъемлемым  правом.  Я  был
уроженец Новой Англии, и, по моим понятиям, наша  неразлучность  рано  или
поздно могла скомпрометировать ее. Она этого  не  понимала,  но  я,  чтобы
прекратить всякие споры, поспешил обвенчаться с нею.
   Я  тогда  не  знал,  что  получил  сокровище,  а  между  тем  она  была
сокровищем. Через год я уже обожал ее; она была самым близким и милым моим
товарищем. Толкуют о прелестях дружбы между лицами одного и того же  пола,
но такая дружба вздор в сравнении с дружбой мужа и  жены,  живущих  общими
стремлениями, общими идеалами. Первая дружба - земная, вторая - небесная.
   Вначале  я  еще  долгое  время  во  сне  переносился  через  тринадцать
столетий, и неудовлетворенный дух  мой  бесплодно  взывал  к  исчезнувшему
миру, не получая ответа. Много раз Сэнди слыхала слова, которые я бормотал
по ночам во сне. И со свойственным ей великодушием решив, что я твержу имя
женщины, которая когда-то была мне дорога, назвала этим именем наше первое
дитя. Я был тронут до слез и все же чуть не грохнулся на землю, когда она,
с улыбкой глядя мне в глаза в ожидании заслуженной награды,  поднесла  мне
такой сюрприз:
   - Имя той, кто была тебе дорога, сохранится и станет свято  для  нас  и
будет звучать музыкой в наших  ушах.  Теперь  поцелуй  меня,  так  как  ты
знаешь, какое имя дала я нашей дочке.
   Но я не отгадал. Я никак не мог догадаться, но признаться в  этом  было
бы жестоко: мне не хотелось испортить ее милую игру; поэтому  я  не  выдал
себя и сказал:
   - Да, любимая, я знаю, и как это мило с твоей стороны! Но я хочу, чтобы
твоя губы, - они ведь и мои, правда? - первые произнесли  его.  Вот  тогда
оно прозвучит для меня музыкой.
   Польщенная, она пробормотала:
   - Алло-Центральная!
   Я не рассмеялся, - я благодарен богу, что я не  рассмеялся,  -  но  это
стоило мне таких страшных усилий, что в течение нескольких недель  у  меня
все кости звенели на ходу. Так она  никогда  и  не  поняла  своей  ошибки.
Услыхав однажды те же слова в  разговоре  по  телефону,  она  удивилась  и
рассердилась, но я сказал ей, что телефонистки действуют по моему приказу:
милое имя моей утраченной  подруги  и  ее  маленькой  тезки  будет  отныне
служить любезным телефонным приветствием. Это не было правдой, но это было
то, что нужно.
   Две с половиной недели дежурили мы возле колыбельки  и,  оторванные  от
всего мира, не знали, что  творится  на  свете.  Наконец  пришла  награда:
девочку мы спасли. Были ли мы благодарны?  Это  не  то  слово.  Вообще  не
существует слова, способного выразить, что мы чувствовали. Это  вы  знаете
сами, если вам приходилось сопровождать ваше  дитя  в  его  странствии  по
Долине Теней и потом видеть, как оно возвращается к жизни и улыбается  все
озаряющей улыбкой.
   Мы снова вернулись в мир! И, взглянув друг другу в глаза, внезапно были
поражены одною и тою же мыслью: прошло более двух недель, а корабль еще не
вернулся.
   Я созвал свою свиту. По лицам слуг я сразу заметил, что они  давно  уже
беспокоятся. Взяв с собой несколько  человек,  я  проскакал  пять  миль  и
взобрался, на вершину горы, с которой видна была морская даль. Где же  мой
торговый флот, еще недавно оживлявший и украшавший это море своими  белыми
крылами? Ни одного корабля! Ни паруса, ни дымка - от края до края  мертвая
пустыня вместо кипучей и шумной жизни.
   Я сразу вернулся, никому не сказав ни слова. Но Сэнди я рассказал  все.
Мы  не  могли  придумать  никакого  объяснения  этой  страшной   перемене.
Вторжение? Землетрясение?  Чума?  Вся  нация  перестала  существовать?  Но
догадки были бесполезны. Я должен ехать, и сейчас  же.  Я  взял  взаймы  у
короля его "флот" - единственное крохотное суденышко величиной  с  паровой
катер - и собрался в дорогу.
   Разлука, о, как она была тяжела! Когда я, прощаясь, целовал дочку,  она
впервые после болезни заговорила, и мы чуть с ума  не  сошли  от  радости.
Детский лепет, коверкающий слова, - какая музыка может сравниться с ним! И
как  грустишь,   когда   эта   музыка   смолкает,   сменяется   правильным
произношением, зная,  что  больше  она  уже  никогда  не  коснется  твоего
осиротелого слуха. И как отрадно было  увезти  с  собой  столь  сладостное
воспоминание!
   На другое утро я был уже у английских берегов. В Дувре в гавани  стояли
корабли, но со спущенными парусами и  без  всяких  признаков  жизни.  Было
воскресенье, но в Кентербери на улицах - никого. И удивительней всего, что
нигде не видно было ни одного священника, не  зазвонил  ни  один  колокол.
Тоскливая тишина смерти царила всюду. Я ничего не мог  понять.  Наконец  в
конце города мне попалась  похоронная  процессия;  гроб  провожали  только
родственники и друзья покойного, священника с ними не было, - похороны без
колокольного звона, без чтения священного писания, без свечей. Рядом  была
церковь, но, плача, они прошли мимо и  не  вошли  в  нее.  Я  взглянул  на
колокольню и увидел, что колокол завешен черным, а язык его подвязан. И  я
обо всем догадался!  Теперь  я  понял,  какое  бедствие  постигло  Англию.
Вторжение? Вторжение  -  вздор  по  сравнению  с  этой  бедой.  Имя  ей  -
_Отлучение_ [отлучение от церкви (или интердикт) - наказание, налагавшееся
в средние века римскими папами и  католическими  епископами  на  отдельных
лиц, области и даже государства; интердикт являлся орудием борьбы  пап  со
светской властью]. Я никого ни о чем не спрашивал:  мне  и  так  все  было
ясно. Церковь нанесла удар!
   Теперь остается только изменить свою внешность и проехать незамеченным.
Мой слуга уступил мне свою одежду, я переоделся в  лесу  и  поехал  дальше
один: так было безопаснее.
   Нерадостное  путешествие.  Глубокая  тишина  всюду.  Даже  в   Лондоне.
Движения никакого; люди не разговаривают, не смеются, не  толпятся  -  они
понуро бредут поодиночке, с тоской и страхом в сердцах. На  Тауэре  свежие
боевые рубцы. Да, произошли немаловажные события.
   В Камелот я, конечно, собирался ехать поездом. Поезд! Вокзал был  пуст,
как пещера. Я отправился в путь пешком. Я шел два дня, словно по  пустыне,
мертвой  и  унылой.  Понедельник  и  вторник  ничем   не   отличались   от
воскресенья. В Камелот я прибыл глубокой ночью.  Город,  когда-то  сиявший
электричеством, словно солнце, был теперь погружен во  мрак  и  стал  даже
чернее окружающего его мрака, темным сгустком лежал он в черноте ночи. Мне
почудилось в этом нечто символическое - знак, что церковь одолела  меня  и
погасила все светочи цивилизации, зажженные мною. На  темных  улицах  было
пусто. С тяжелым сердцем продолжал я путь. Темная громада замка чернела на
вершине холма, ни одного огонька  в  окнах.  Подъемный  мост  был  спущен,
огромные ворота открыты настежь; никто меня не окликнул, ни одного  звука,
кроме стука моих шагов, зловеще раздававшегося в огромных пустых дворах.



42. ВОЙНА

   Кларенс один сидел в своих покоях,  погруженный  в  меланхолию.  Вместо
электрической лампы перед ним горела древняя  светильня,  шторы  на  окнах
были спущены, и комнату наполнял полумрак. Он вскочил и кинулся ко мне.
   - Я готов заплатить биллион мильрейсов за счастье видеть тебя живым!
   Он узнал  меня  сразу,  несмотря  на  то,  что  я  был  переодет.  Это,
естественно, напугало меня.
   - Расскажи мне, как произошло все это, - сказал я. - Что случилось?
   - Если бы не королева Гиневра, беда не свалилась бы на нас  так  скоро,
но в конце концов мы все равно не избегли бы беды. Беда  эта  вообще  была
неотвратима. Но, к  несчастью,  случилось  так,  что  начало  ей  положила
королева.
   - И сэр Ланселот?
   - Вот именно.
   - Расскажи подробности.
   - Тебе хорошо известно,  что  за  последние  годы  на  отношения  между
королевой и сэром Ланселотом во всем королевстве не  смотрел  косо  только
один человек...
   - Да, король Артур.
   - И только одно сердце ничего не подозревало...
   - Да, сердце короля;  сердце,  которое  не  способно  было  заподозрить
предательство со стороны друга.
   - И король, вероятно, дожил бы до конца дней  в  счастливом  неведении,
если бы не одно из твоих нововведений - биржа. Когда  ты  уехал,  железная
дорога  между  Лондоном,  Кентербери  и  Дувром  была  почти   готова,   а
железнодорожные акции созрели для биржевой игры. Так  что  же  сделал  сэр
Ланселот?..
   - Я знаю, что он сделал: он  спокойно  продал  почти  весь  свой  пакет
акций, а когда благодаря этому цены на акции упали, он  по  дешевке  купил
вдвое больше акций, чем продал, и разорил всех.
   - Правильно. Он зажал ребят в тиски и выжал из них весь сок.  Держатели
акций посмеивались, продавая ему акции за пятнадцать и за  шестнадцать,  в
то время как цена им была десять. Но смеяться им пришлось  недолго.  Через
несколько дней они охотно заплатили бы Непобедимому  за  каждую  акцию  по
двести восемьдесят три!
   - Боже!
   - Он ободрал их как липки! Они этого заслужили; и все королевство этому
радовалось. Но в числе разоренных оказались сэр  Агравэн  и  сэр  Мордред,
племянники короля. Конец первого действия. Действие второе, сцена  первая:
замок Карлайл, куда двор прибыл на несколько дней поохотиться. Действующие
лица: королевские племянники Мордред и Агравэн  предлагают  открыть  глаза
Артуру на отношения Гиневры и сэра Ланселота. Сэр Гоуэн, сэр Гарет  и  сэр
Гахерис заявляют, что они не хотят  быть  причастными  к  такой  подлости.
Начинается спор, и очень громкий. И тут входит король. Мордред  и  Агравэн
обрушивают на него весь свой ужасный  рассказ.  Немая  сцена.  По  приказу
короля сэру Ланселоту подставляют ловушку, и сэр Ланселот попадает в  нее.
Это дорого обошлось доносчикам - Мордреду, Агравэну  и  двенадцати  другим
рыцарям помельче, потому что сэр Ланселот убил их  всех,  кроме  Мордреда.
Но, конечно, это не могло улучшить отношений между Ланселотом и королем, и
не улучшило.
   - О боже, результат этого мог быть только  один:  война!  Рыцари  всего
королевства разделились на две партии - на партию  короля  и  партию  сэра
Ланселота.
   - Так оно и случилось. Король послал королеву на костер, чтобы очистить
ее огнем. Ланселот со своими рыцарями спас ее и, спасая, убил многих твоих
и моих старых друзей, самых лучших друзей: погибли сэр Белиас  ле  Оргюлю,
сэр Сегваридес, сэр Грифлет ле Фис де Дье, сэр Брэндайлс, сэр Эгловэл...
   - О, ты надрываешь мне сердце!
   - Погоди, я еще не кончил... сэр Тор, сэр Готер, сэр Джиллимер...
   - Лучший игрок в моей бейсбольной команде! Как он бил правой!
   - Три брата сэра Рейнолда, сэр Дамус, сэр Приам, сэр Кэй Странник...
   - Тоже великолепный игрок, не раз ловивший мяч зубами. Довольно, с меня
хватит.
   - Сэр Драйент, сэр Ламбегус, сэр Хермайнд, сэр Пертолоп, сэр  Перимонес
и... кто бы ты думал еще?
   - Скорей! Не мучь меня!
   - Сэр Гахерис и сэр Гарет - оба!
   - Невероятно! Они обожали Ланселота.
   - Это вышло случайно. Они  были  просто  зрителями:  пришли  безоружные
поглядеть, как будут наказывать королеву.  Сэр  Ланселот  рубил  в  слепом
бешенстве всех, кто попадался ему на пути, и зарубил сэра Гахериса и  сэра
Гарета, даже не заметив, кто они такие. Вот  моментальный  фотографический
снимок этого побоища; он продается в каждом газетном ларьке.  Видишь:  сэр
Ланселот стоит возле королевы, подняв меч, а рядом умирает сэр Гарет. Даже
сквозь дым можно разглядеть муку на лице королевы. Потрясающий снимок!
   - Потрясающий. Необходимо его сохранить. Это исторический документ, ему
цены нет! Продолжай.
   - Затем началась самая настоящая война. Ланселот отступил в свой  замок
Твердыня Счастья и собрал вокруг себя всех  примкнувших  к  нему  рыцарей.
Король с большим войском двинулся к замку, и  они  сражались  много  дней,
завалив все окрестности трупами и обломками железа. Потом церковь помирила
Артура с Ланселотом и королевой - со всеми, кроме сэра Гоуэна.  Сэр  Гоуэн
оплакивал своих убитых братьев, сэра Гарета и сэра Гахериса, и ни  за  что
не хотел мириться. Он предупредил Ланселота, что идет  на  него  войной  и
чтобы тот приготовился. Ланселот со  своими  сторонниками  отплыл  в  свое
герцогство Гийень, а Гоуэн последовал за ним с армией  и  уговорил  Артура
плыть туда же. Артур оставил управление королевством в руках сэра Мордреда
до твоего возвращения...
   - Ох! Узнаю короля и его обычную мудрость.
   - Да. Сэр Мордред сразу же вздумал сделаться королем. Прежде  всего  он
решил жениться на Гиневре, но она удрала и спряталась в лондонском Тауэре.
Мордред напал на Тауэр. Архиепископ Кентерберийский отлучил его от церкви.
Король вернулся. Мордред сражался с ним в  Дувре,  и  в  Кентербери,  и  в
Бархэмской долине. Потом начались  переговоры  о  мире.  Условия:  Мордред
получает Корнваллис и Кент до конца жизни Артура, а потом к нему переходит
все королевство.
   - Здорово! Моя мечта о республике так и останется мечтой.
   - Да. Обе армии стояли под Солсбери. Гоуэн, - голова Гоуэна покоится  в
Дуврском замке, где он пал в бою, - Гоуэн явился Артуру во сне  -  ну,  не
сам Гоуэн, а его дух - и посоветовал ему в течение месяца  не  вступать  в
бой, что бы ни стоила такая задержка. Но случайность ускорила  решительное
столкновение. Артур приказал: если во время переговоров с Мордредом о мире
хоть один рыцарь обнажит меч, сразу же  трубить  в  трубы  и  кидаться  на
неприятеля, ибо Мордреду он не доверял.  Мордред  отдал  такой  же  приказ
своей армии. Внезапно одного рыцаря укусила в пятку змея; рыцарь  забыл  о
приказе и зарубил змею своим мечом. Через полминуты обе  враждебные  армии
кинулись друг на друга. Они сражались весь день. Наконец король... Знаешь,
после твоего отъезда мы ввели у себя в газете кое-что новенькое...
   - В самом деле? Что же именно?
   - Корреспонденции с фронта.
   - Отлично.
   - Да,  наша  газета  шла  чудесно,  потому  что,  пока  длилась  война,
отлучение на нас не распространялось. Мои военные корреспонденты сидели  в
обеих армиях. Я прочту тебе, как один из  моих  ребят  описал  конец  этой
битвы!

   ...Тогда король поглядел по сторонам  и  увидел,  что  все  его  добрые
рыцари пали, кроме двух: сэра Лукана де Бутлера и его брата сэра Бедивера;
но и они были тяжело ранены. "Господи Иисусе, - сказал король, -  где  вы,
мои благородные рыцари? Увы, зачем я дожил до этого грустного дня!  И  мой
конец уже близок. Если бы  только  господь  помог  мне  узнать,  где  этот
предатель сэр Мордред, заваривший всю эту кашу!"  И  король  Артур  увидел
сэра Мордреда, который стоял среди груды мертвых  тел,  опершись  на  меч.
"Дай мне свое копье,  -  сказал  Артур  сэру  Лукану,  -  ибо  я  выследил
предателя, зачинщика всех наших бед". - "Государь, пощади  его,  -  сказал
сэр Лукан, - ибо он несчастен. Вспомни свой сон,  государь,  вспомни,  что
сказал тебе ночью дух сэра Гоуэна, вспомни,  от  чего  предостерегал  тебя
всеблагий господь. Ради  господа,  государь,  оставь  его  в  покое.  Ибо,
благодарение богу, ты победил: нас  осталось  трое  в  живых,  а  с  сэром
Мордредом нет никого.  Если  ты  не  тронешь  его,  сей  злополучный  день
минует". - "Мне все равно - жить или умереть, - сказал Артур. - Он  сейчас
один, и он не уйдет от меня, ибо лучшего случая мне не дождаться".  -  "Да
хранит тебя господь", - сказал сэр Бедивер. Король взял его  копье  в  обе
руки и побежал к сэру  Мордреду,  крича:  "Предатель,  твой  смертный  час
настал!" Сэр Мордред, услышав сэра Артура, кинулся к нему с мечом в  руке.
И король Артур пронзил сэра Мордреда  ниже