ика пошли  с  отцом  через  табун.  Матотаупа остановился у
Серого, на котором Харка уже скакал в стаде бизонов.
     - Харка -  Ночной Глаз -  Убивший волка - Поразивший стрелой бизона -
Твердый как  камень,  вот  твой конь!  Этот мустанг будет хорошо бегать на
скачках.
     - Отец?!
     - Что еще?
     - Это же твой лучший конь. Ты хочешь его отдать?
     - Ты мой сын. Возьми.
     Харка подошел к коню и положил руку на спину мустанга.
     - Теперь уже  недолго ждать,  Харка,  того времени,  когда ты  будешь
принимать участие в охоте на бизонов.
     - Да, отец.
     Харка сказал это  с  трудом,  так  как  все  еще не  мог расстаться с
мыслями,  возникшими во  время этого разговора.  Но  отец сделал вид,  что
ничего не замечает.
     - Сегодня ты должен поездить на твоем новом коне,  чтобы привыкнуть к
нему.
     Матотаупа пошел прочь.
     А  когда наступила ночь и  в  типи Матотаупы все  уже  спали глубоким
сном,  Харка  вылез  из-под  одеяла.  Он  крадучись выбрался наружу.  Чуть
вздрогнули кони,  привязанные у входа, зашевелились собаки, но не залаяли.
Харка  тихо  прошел между  молчащими типи,  направился к  ручью и,  пройдя
немного по берегу,  оказался у табуна. В эти часы охрану табуна нес Четан.
Но Харка не подошел к своему верному другу. Он шел от мустанга к мустангу,
пока не нашел своего старого Пегого.  Он снял с коня путы, вскочил на него
и сначала шагом,  потом легким галопом выехал в ночную прерию.  Он ехал до
тех пор,  пока не  оказался в  небольшой долине,  где вряд ли  кто мог его
заметить.
     Соскочив с  коня,  мальчик приказал животному лечь на землю и сам лег
рядышком с ним так,  чтобы их головы были рядом. И он тихо заговорил, так,
как, может быть, никогда бы не стал говорить с человеком.
     - Мои Пегий,  мы прощаемся с  тобой.  Ты знаешь,  как я еще маленьким
мальчишкой, которому было четыре года, впервые подошел к тебе и Четан, мой
старый друг, поднял меня на твою спину. Тогда ты был молодой и необученный
и ты четырнадцать раз сбросил меня в траву, пока я наконец не научился как
следует сидеть на твоей спине.  Ты меня даже раз ударил копытом, и я целую
ночь не знал,  как мне улечься,  чтобы только утихла боль.  Но я поклялся,
что ты будешь моим конем.  И  ты им стал.  Ты нес меня по прериям и  через
леса,  через  реки  и  по  крутым склонам.  Ты  стал  великим воином среди
мустангов, и когда к табуну приближаются койоты, ты борешься с ними твоими
копытами,  кусаешь их.  Я очень любил тебя,  Пегий, но ты презираешь меня,
так как я стал к тебе несправедлив только потому,  что ты состарился.  И я
тебя потерял. Теперь ты любишь Харбстена.
     Харка плотно прижал голову к шее коня,  и глаза у него стали мокрыми,
но этого никто из людей не должен был видеть.
     Мальчик вскочил.  Поднялся и Пегий на четыре ноги. Харка снова поехал
к  табуну.  Четан все еще был на страже,  но Четан будет молчать обо всем,
что он видел. Он и сейчас едва взглянул на Харку.
     Мальчик пробрался к себе в типи и закутался в одеяло. Ему показалось,
что Матотаупа пошевелился на  своей постели,  но  так ли  это -  он не был
уверен.
     На следующее утро по поселку распространилось известие, что у Харки и
у  Харбстены новые кони.  Молодые Собаки были возбуждены и  много кричали,
потому  что  предполагались скачки.  Харка  был  спокоен.  Мальчики  могли
подумать, что он очень озабочен тем, как бы занять первое место. Харбстена
тоже находился среди Молодых Собак.  Только победитель последнего дня, сын
Четанки,  держался в  стороне.  Он  сказал,  что его мустанг поранил ногу.
Может быть и так.  Тем более,  что Четан подтвердил, что животное хромает.
Харка предложил Молодым Собакам подождать один день,  пока конь-победитель
поправится.  Но  мальчики не  согласились:  они  горели желанием как можно
скорее увидеть,  как Харка будет скакать на бизоньем коне вождя,  на коне,
который перескочил через  утыканного стрелами бизона.  Харка  -  Пославший
стрелы в бизона должен принимать участие в скачках! И он сдался.
     Юные  всадники собрались на  берегу  ручья,  откуда  начинался забег.
Невысокая возвышенность была  финишем.  Там  уже  ждали  всадников Четан и
несколько юношей из союза Красных Перьев - судьи состязания.
     По громкому крику Четана мальчики подняли коней в  галоп.  Матотаупа,
стоя  у  кустарника,  тоже  наблюдал за  всадниками,  которые  неслись  на
неоседланных конях.  И  вот  уже стало видно,  что двое борются за  первое
место:  Пегий, на котором скакал Харбстена, и Серый, на котором был Харка.
Матотаупа знал,  что бизоний конь наверняка победит,  но он увидел вскоре,
и, может быть, увидел это только он, что Харка не дает коню полной воли.
     Харбстена первым достиг высотки.  Он  поднял коня на дыбы,  чтобы все
его видели.  И Молодые Собаки,  и Харка, пришедший вторым, издали победные
крики. Беспорядочной толпой ребята вернулись к ручью, где предстояли игры,
а после скачек еще всем хотелось выкупаться. Коней пустили в табун.
     Харбстена,  который первый  раз  в  своей  жизни  стал  победителем в
скачках, был окружен мальчишками.
     Вечером Харбстена и Харка встретились перед палаткой отца.  Харбстена
подошел к старшему брату.
     - Харка, зачем ты это сделал? Я не хочу, чтобы ты мне дарил победы.
     Харка смолчал, но потом все же ответил:
     - Я  не тебе подарил эту победу,  я  подарил ее Пегому.  И  ты должен
знать, что я не только могу побеждать, но умею переносить и поражения, - и
он вошел в типи.
     Харбстена остался один.  Его  самым  горячим желанием было  видеть  в
старшем брате друга,  но всегда что-то стояло между ними, что-то мешало. И
Харбстена не пошел в типи.  Он вернулся к коню.  Он гладил Пегого, который
еще раз испытал чувство победы.
     Через  несколько  дней   после  этого  события  в   поселок  вернулся
Хавандшита.
     Тощий  старик  с  резко  очерченным горбатым носом,  выпуклым лбом  и
морщинистой длинной шеей сидел на  лучшем из  своих пяти коней.  Медленным
шагом ехал он во главе цепочки.
     Дети,  игравшие на  берегу ручья,  первыми заметили всадников.  Они с
уважением смотрели на жреца, который совершил чудо, снабдив их пищей и дав
мир.  Следом за Хавандшитой ехал Шонка,  он вел за собой свободную лошадь.
За ним - Чернокожий Курчавый в праздничной одежде Харки. На последнем коне
- рослый мужчина,  очень похожий на Чернокожего Курчавого,  и  в  такой же
рваной одежде, в какой когда-то впервые появился в лагере мальчик.
     Всадники  перебрались через  ручей  и  направились на  площадку,  где
стояла типи Совета. Матотаупа уже ждал их. Хавандшита сошел с коня. Шонка,
Курчавый и второй курчавый,  видимо,  его отец,  тоже спешились. Кони были
развьючены, и Унчида, Шешока м Уинона принялись устанавливать типи жреца.
     Харка подошел и взял под уздцы лошадь Хавандшиты,  чтобы отвести ее в
табун.  Шонка,  видно оценив благоприятный момент,  тут  же  передал Харке
обоих своих коней,  как будто Харка был обязан позаботиться и о них. Харка
подавил в себе закипевшую злобу и взял поводья.
     Вместе с Чернокожим Курчавым и его отцом он повел коней.
     Чернокожий Курчавый изменился.  Он, видно, неплохо питался эти дни, и
щеки его округлились,  а  тело уже не было похоже на мешок с  костями.  Он
превратился в  обыкновенного стройного юношу.  Его  большие  черные  глаза
сверкали,  улыбка обнажала великолепные белые зубы.  Курчавый успел узнать
порядочно новых слов и постарался их тут же выложить:
     - У вас прекрасный лагерь!  Прекрасное место! Ручей! Из ваших палаток
вкусно пахнет. Жареное мясо!
     - Да,  -  ответил Харка.  -  Но ты должен не только есть, Чернокожий.
Тебе  надо  научиться хорошо  ездить верхом.  Ты  сидишь на  коне,  словно
лепешка глины  на  спине  бизона.  Никто не  знает,  долго ли  она  сможет
держаться или при случае отвалится.
     - Харка -  Твердый как камень,  я не упаду. Конечно, я сижу на лошади
как муха,  которая не знает,  где середина спины;  конечно,  я  сползаю то
вперед, то назад и ноги мои болят, а особенно болит то место, на котором я
сижу.  Но мне нравится ездить верхом. Я буду учиться всему, что умеешь ты:
стрелять на скаку, висеть сбоку лошади, а если нужно, то и под ее животом.
Я буду всему учиться.
     Харка рассмеялся.
     - Курчавый,  ты  молод,  как  зеленая трава,  которую еще не  опалило
солнце,  но тебе надо быстрее начинать учиться,  а  то,  пока все узнаешь,
станешь таким же старым,  как Хавандшита. Но знай, пока научишься, набьешь
себе немало синяков.
     - Я  согласен,  Харка.  Я готов учиться каждый день.  А теперь пойдем
быстрей.  Моему отцу дают палатку, в которой много женщин. Это хорошо, это
очень хорошо: они будут заботиться обо мне и об отце.
     Харка очень удивился.  Значит,  Хавандшита уже  определил,  кого отец
Курчавого возьмет в  жены.  В  лагере только одна  типи,  в  которой много
женщин -  целых пять:  бабушка,  ее дочь-вдова и  три внучки.  Муж молодой
женщины погиб  в  последней схватке с  пауни.  Жизнь в  этой  палатке была
невыносима,  потому что  в  старуху часто вселялся злой  дух.  Может быть,
поэтому до сих пор и не нашлось мужчины, который бы поселился в этой типи.
     - Неужели твоему отцу  хочется,  чтобы в  типи  было много женщин?  -
спросил Харка, показывая Курчавому, как надеть путы на передние ноги коня.
     - О, мой отец терпелив. Много женщин - много шума и разговоров, но он
сумеет приучить их к послушанию.
     - Ну, тогда вы быстро наведете порядок в вашей типи. Хау.
     Чернокожий Курчавый хитро засмеялся:
     - И каждый день хорошо приготовленная еда! Очень хорошо!
     - Хорошо,  если это будет так. Я надеюсь, что будет, - сказал Харка и
покачал головой:  всем  было известно,  что  сумасшедшая бабка -  страшная
язва.
     С  этого  дня  в  стойбище  обосновались два  новых  обитателя.  Отец
Курчавого получил  имя  Чужая  Раковина.  Он  действительно сумел  навести
порядок в типи женщин.  Он, видно, умел заклинать злого духа, потому что и
сумасшедшая бабка стала тиха,  как лань.  Все вздохнули легко оттого, что,
наконец,  в  этой  типи  наступила тишина.  Чужая  Раковина был  высокий и
сильный мужчина.  С  каждым днем  он  все  лучше и  лучше овладевал языком
дакотов и  все больше и  больше рассказывал о  своей жизни по  ту  сторону
Большой Воды,  откуда его увезли в рабство белые.  Он описывал девственные
леса,  где жили его предки,  рассказывал об охоте на слонов и леопардов, о
крокодилах и носорогах.  И его типи становилась мала,  потому что не могла
вместить всех слушателей. Он говорил о неисчислимом множестве белых людей,
об  их  каменных домах,  рассказывал о  мацавакенах,  которые могут быть и
небольшими и  тогда называются ружьями,  и такими громадными,  что их едва
тянут  несколько  лошадей,  а  из  их  огромного круглого  жерла  вылетают
необыкновенных размеров ядра.  Он видел и  страшное чудовище,  от которого
бежали бизоны.  Он знал, как строили для чудовища дорогу. И чаще всего его
просили рассказывать именно о  чудовище.  Но никто не расспрашивал,  каким
образом Хавандшита освободил его,  и  сам он  никогда не говорил,  как это
произошло. Молчал об этом и Чернокожий Курчавый.
     Харка целые дни проводил со своим другом и  учил его всему тому,  что
известно детям  дакотов.  Курчавый оказался способным учеником.  Вместе  с
друзьями обычно был и  Харбстена.  И  когда Чернокожий Курчавый смотрел на
братьев своими  веселыми доверчивыми глазами,  Харку  на  время  оставляли
тяжелые  думы,   которые  снова  стали  овладевать  им  после  возвращения
Хавандшиты в стойбище.
     Часто друзья оставались  вдвоем,  и  тогда  Харка  задавал  Курчавому
разные незначительные вопросы, точно играя в какую-то новую игру. Курчавый
охотно принимал участие в этой игре и,  казалось, догадывался о ее скрытом
смысле.
     - Почему пауни,  эти койоты,  не  охотились за  антилопами,  ведь они
знали, что к северо-западу от них большое стадо антилоп?
     - Да потому что они не нуждались в  мясе.  Они получили много мяса от
белых людей.
     "Ага,  - подумал Харка, - значит, пауни знали об антилопах, значит, и
Курчавый  знал,   и  Хавандшита  у  него  выпытал  это.  Итак,  одно  чудо
объясняется легко".
     - Ты,  Чернокожий Курчавый, говоришь, что мясо бизонов пауни получили
от белых,  значит,  белые люди, те что строят дорогу для чудовища, убивали
бизонов? Я правильно понял?
     - Ты правильно понял, Харка.
     Значит,  жрец узнал от Чернокожего, что поблизости есть бизоны! Вот и
разгадка второго чуда.  Но Харка не почувствовал облегчения, наоборот, еще
большая  тяжесть  навалилась на  него.  Да,  ему  удалось установить,  что
Великое чудо -  не что иное,  как величайшая ложь,  но мальчик чувствовал,
что за этой открытой им ложью тянется след к еще большей лжи.
     С  утра  до  ночи  Харка  задавал себе  вопросы.  Он  словно  охотник
обкладывал дичь со всех сторон.  Все теснее и теснее стягивался круг,  и в
одну из бессонных ночей ему представилась разгадка.  Южнее мест охоты рода
Медведицы белые люди из  северного их  племени строят дорогу для чудовища,
которое,  повинуясь им,  может со скоростью ветра нестись по земле.  Люди,
строящие дорогу, настреляли много бизонов и отдали мясо пауни, чтобы те не
мешали им. Стада бизонов оставались на юге, потому что не могли найти пути
через дорогу,  мимо белых.  Вот  почему род Медведицы голодал в  верховьях
Северного Платта.  Чужая Раковина был в плену у пауни. Хавандшита пришел с
золотым зерном и  предложил пауни хороший выкуп.  Он  сказал,  чтобы пауни
освободили Чужую  Раковину и  попросили белых  прогнать стада  бизонов  на
север,  в  сторону  лагеря  дакотов.  Хавандшите удалось  осуществить свой
замысел,  и  он  возвратился в  легерь как великий жрец и  прорицатель,  а
золотое зерно теперь бродит по свету.
     Как будто все объяснялось очень просто,  но эти размышления вселяли в
Харку еще большую тревогу и страх перед хитрым Хавандшитой.
     Утром Харка,  проходя по стойбищу, как всегда, невольно поглядывал на
мацавакен,  висящий перед типи жреца. Мацавакен, который мальчику пришлось
принести в жертву.  Да, старый коршун все прибирает себе. Теперь все перед
ним преклоняются как перед величайшим жрецом.  И тут Харка обмер: на одной
из трофейных жердей, чуть повыше мацавакена, висела маленькая сеточка, и в
ней  -  золотое зерно!  Неужели Харка ошибся в  своих предположениях?!  Но
тогда как  же  произошло чудо?  И  для чего Хавандшита выставил это зерно,
чтобы все  его  видели,  даже Матотаупа,  который с  такой злостью швырнул
золото в реку?
     Харка поспешил сообщить новость отцу.
     - Не  может быть!  -  сказал Матотаупа,  и  его  бронзовая кожа стала
серой.
     - Но это так, отец.
     - Пойдем посмотрим.
     Когда Харка с отцом подошли к типи жреца,  на трофейном шесте не было
ни сеточки, ни золотого зерна.
     - Тебе показалось,  Харка,  - с облегчением сказал Матотаупа.  - Тебя
обманывают духи.
     Харка  даже  провел рукой  по  глазам.  Нет,  он  видел,  он  не  мог
ошибиться. В такое ясное утро ему не могло показаться. Но, может быть, его
действительно обманули  духи?  А  может  быть,  старый  жрец  разгадал его
опасные мысли и  насмехается над  ним?  Харка почувствовал себя  так,  как
человек,  который попал на зыбкое болото,  перешел его и вдруг теперь,  на
самом краю, проваливается в трясину.
     Мальчик подумал,  уж  не  слышал ли его разговора с  отцом Чернокожий
Курчавый?  Он в  это утро рано явился в типи вождя,  чтобы позвать Харку и
Харбстену купаться.  Харбстена тогда еще спал,  спал и Шонка; Курчавый был
единственный,  кто мог что-нибудь слышать... Вечером Курчавый позвал Харку
проехаться в  прерии.  Он  сказал,  что  хочет поискать следы и  побыстрее
научиться читать их.  Мальчики галопом понеслись в  прерии.  Ветер освежал
лицо и прогонял заботы.
     Стемнело,  и  Харка  остановился.  Послышался вой  волков.  Полудикие
собаки отвечали им.
     Курчавый соскочил на землю, обтер травой спину лошади и сел.
     - Я  смотрю,  ты не торопишься приняться за дело и уселся как медведь
на солнце, но ведь уже ночь, - сказал Харка.
     - Да, я вижу, что уже ночь. А ты, что - боишься?
     - Не говори глупостей. Что ты задумал?
     - Мне надо тебе кое-что сказать.
     - Говори, - Харка насторожился.
     - Но имей в виду, это тайна.
     - Какая еще тайна? Много есть разных тайн.
     - Это тайна, которой ты еще не открыл, но ею владеют белые люди.
     - Хорошо.  Пусть так. Пусть белые ею обладают, - Харка взял травинку,
переломил ее и зажал в зубах. - И что из того, что ею владеют белые?
     - Белые люди -  наши враги.  Если они обладают тайной, нужно отнять у
них эту тайну. Нужно найти силу против этой тайны, против тех, кто владеет
ею.
     - Но как может человек узнать тайну другого?
     - Это опасно, но надо попробовать.
     - Да, это так.
     - И  вот я хочу тебе кое-что сообщить,  но скажу только то,  что хочу
сказать, и не больше.
     - Ты рассуждаешь как воин.
     - Хау,  - подтвердил Чернокожий Курчавый. - Ты, Ночной Глаз - Твердый
как камень, думаешь, что твои расспросы помогут тебе раскрыть тайну. Но ты
так ничего не добьешься.  Никогда,  думаю я.  Брось это.  Хавандшита,  наш
жрец, умнее всех наших воинов. Он даже хитрее твоего отца - Матотаупы.
     Харка выплюнул разжеванную травинку.
     - То,  что ты сейчас сказал,  Чернокожий, ты мог бы и не говорить. Ты
был очень зол, когда Матотаупа бросил в воду золотое зерно. Я не вру, ведь
я видел в тот момент твои глаза.  А Хавандшита освободил твоего отца, и ты
благодарен жрецу.
     - Харка,  а  разве это нехорошо,  что я  ему благодарен?  Но  я  хочу
сказать совсем о другом. Не перебивай меня, иначе я замолчу и ты ничего не
узнаешь.  Слушай!  Золотые зерна - таинственные зерна, и только белые люди
знают их тайну.  Краснокожие - не знают. Это так. Мой отец долго жил среди
белых, и он тоже знает. Те белые люди, у которых есть золотые зерна, могут
только приказывать: коней! одежду! питье! еду! И точно волшебная рука дает
им все, что они пожелают. Белым, имеющим эти зерна, не нужно охотиться, не
нужно варить еду,  шить  одежду,  обрабатывать землю,  ловить лошадей.  За
золотые зерна им все доставляют готовым. Разве это не чудо?
     - Да, чудо.
     - И тайну зерен нам надо отнять от белых людей, но мы не сможем этого
сделать,  если будем бросать золото в реку.  Хавандшита - великий жрец. Он
разгадал тайну белых людей и хочет ею пользоваться. Он прав: нечего сидеть
на тайнах рода, как дрозд на яйцах. Нужно поклоняться новым духам. На этом
я кончу.
     Харка долго молчал.
     - В том,  что ты говоришь, много верного. В ожерелье твоих слов много
красивых раковин, но есть одна и поддельная, и я еще не знаю - которая.
     - Когда ты ее найдешь, скажи мне.
     - Если я только захочу об этом сказать...
     Слова  Чернокожего Курчавого заставили Харку о  многом призадуматься.
Кроме того,  он понял, что Курчавый, к которому он так привязался, никогда
не будет его союзником против жреца. Против жреца? Когда Харка осознал эту
мысль,  он  и  сам испугался:  как же  далеко он  зашел!  Знал бы  об этом
Хавандшита! Что бы произошло, если б его дух разгадал мысли Харки?
     Харка  встал.  Поднялся  и  Курчавый.  Мальчики направились домой.  О
поисках следов  они  и  не  вспомнили.  Харка  всю  дорогу был  погружен в
раздумье.  Курчавый тоже молча ехал за  ним.  Но  когда они приблизились к
стойбищу, никто бы не смог заметить, что их дружба дала трещину.
     Харка,  Курчавый и Харбстена оставались неразлучными, как три листика
клевера.  Они участвовали во всех играх и состязаниях Молодых Собак.  Это,
кажется, было не по нутру Шонке.
     Шонка не стал помощником Хавандшиты, он вернулся в типи Матотаупы, но
пребывание его со  жрецом не прошло без следа:  теперь юноша расхаживал по
лагерю с таким независимым видом, что Харка даже и не пытался загов