одарил не только мацавакены, но и... - начал Шонка и
смолк.
     - Что "и"? - быстро спросил Четан.
     - Он подарил минивакен - огненную воду, таинственный напиток.
     Чернокожий Курчавый даже вздрогнул.
     - Таинственный напиток белых ядовит!  Когда белые люди его пьют,  они
становятся зверями! Они бьют женщин, детей и рабов!
     - Ты  пробовал,  Курчавый,  этот  напиток,  который принес  Рыжий?  -
спросил Харка.  -  Нет?  Тогда не говори так.  Может быть,  он совсем и не
ядовит,  может быть, это не тот напиток, о котором ты думаешь. Разве такой
человек, который подарил нам мацавакены, способен причинить нам зло?
     Четан и  Курчавый потупили глаза:  что  могли они возразить на  слова
Харки. Наступила пауза. И снова заговорил Шонка:
     - Рыбаку надо насадить на крючок червяка, иначе он не поймает рыбу...
     Харка подложил в огонь сучок.
     - Шонка, ты будто повторяешь чьи-то слова.
     - Возможно. Но пойди и посмотри, что происходит в палатке Матотаупы.
     - Я не пойду. Ты забыл, что тебе сказал Четан.
     - Тогда заткните уши.  Если можете,  заткните и мне. Я сказал, хау! -
Шонка поднялся и вышел.
     Мальчики были расстроены. Харке было особенно горько, ибо слова Шонки
подействовали на  него как ядовитые пилюли.  Говорить больше ни  о  чем не
хотелось, и мальчики решили улечься спать.
     - Оставайтесь здесь, - сказал Четан. - Мы будем спать вместе.
     - Вместе  с  Харкой  -   Охотником  на  медведя!  -  живо  воскликнул
Чернокожий, который хотел хоть как-нибудь подбодрить Харку.
     Мальчики завернулись в одеяла.
     Гроза,  не пролившая дождя,  стихала.  Харка чувствовал себя усталым,
как загнанная лошадь,  и быстро заснул.  Но,  засыпая, он решил, что среди
ночи поднимется и  посмотрит,  что  делает Шонка.  Может быть,  эта собака
опять будет бродить вокруг типи отца и  подсматривать.  Харка должен знать
об  этом  и  предупредить Матотаупу.  Харка не  собирался нарушать приказа
отца,  но  хотел  уберечь его  от  слежки,  которая,  конечно,  преследует
недобрую цель.
     За полночь Харка проснулся и выскользнул из типи. Это заметила только
Уинона,  но мальчик знал, что она будет молчать. Да, когда надо, она может
казаться мертвой, словно прерия под снегом.
     Осторожно пробрался Харка в ту часть стойбища, где располагались типи
Хавандшиты и  Матотаупы.  Из  щели  типи  вождя  виднелся свет,  и  оттуда
доносился страшный шум. Типи Хавандшиты была темна и тиха.
     Мальчик  несколько  раз  обошел  вокруг  типи,   но  Шонки  нигде  не
обнаружил.  Тогда он подошел поближе.  Он боролся с  собой.  Шонка нарушил
приказ вождя,  Харка не хотел этого делать. Харка хотел только ясности, он
хотел  узнать то,  что  не  договорил Шонка.  Ведь  если  Харка собирается
защищать отца,  ему  нельзя оставаться в  неведении.  Еще  какое-то  время
мальчик боролся с  собой и  все-таки решился.  Он  быстро прилег на  землю
около самой типи.  Прислушался.  И  вот он уже смотрит через прорезь около
планки внутрь.


                             Суровое решение

     Гости,  все пятеро, что пришли вечером в типи, были здесь. Совершенно
необыкновенно вел себя Старая Антилопа.  Широко расставив ноги,  он  стоял
неподалеку от  очага и  раскачивался.  Казалось,  вот-вот  он  упадет.  Он
переносил тяжесть тела то  на  носки,  то  на пятки и  каждый раз при этом
громко хохотал.  Наклоняясь вперед,  он рыгал и плевался. Слюна стекала по
уголкам его рта.  Пальцем он  пытался показать на  очаг и,  преуморительно
смеясь, кричал:
     - Медведь, медведь! Он сидит прямо в огне и греет свои лапы! Он греет
свои лапы,  вы это видите!  -  и снова закатывался хохотом.  Его голос был
необычно пронзителен.  -  Он греет свои лапы,  медведь! А вы хотите съесть
его лапы! Пхю! Хотите съесть лапы хорошего, доброго медведя!
     Рядом со  Старой Антилопой лежал на  земле старший брат Ворон.  Глаза
его были закрыты, и он храпел. Отец Ворон тоже валялся рядом с ним.
     - Медведь!  Замечательный медведь!  - орал Старая Антилопа, потом его
покачнуло назад,  он  потерял равновесие и,  размахивая руками,  шлепнулся
прямо в очаг.
     В  типи стало темно.  Отец и белый человек хохотали.  Старая Антилопа
посидел некоторое время в  очаге,  но  скоро почувствовал,  что  кожа  его
начинает поджариваться. Тогда он снова принялся орать.
     - Я  сам  медведь!   О-о!   А-а!  -  и,  выбравшись  из  очага,  стал
встряхиваться как собака и  обчищать легины.  -  Что вы  делаете со  мной,
койоты!
     Харка очень хорошо видел эту  сцену,  так как белый как раз подбросил
сучьев в огонь.  То,  что происходило тут,  было, конечно, очень смешно, и
Харка тоже еле сдерживал смех,  когда Старая Антилопа,  весь растрепанный,
пытался найти свое место и кричал:
     - Я медведь!  Медведь!  Добрый Медведь!  Нельзя есть мои лапы! Что вы
делаете с  моими волосами?  Огонь!  Сзади меня  огонь!  Прерии горят!  Мои
легины ест огонь!
     Рыжеволосый наполнил из бурдюка стакан и опрокинул в свою глотку.
     - Кто следующий?  Пока я победитель! Трех воинов я уложил на землю, а
одного из  них  с  одного-единственного бокала.  А  я  осушил три бокала и
совершенно свеж, только стал сильнее!
     Два брата Ворона протянули руки.
     - Хэлло!  -  кричал Рыжий Джим. - Хэлло, еще по разу! - и он наполнил
стаканы и передал их воинам, последний наполнил себе и сразу осушил его.
     - Ну, еще? - спросил он.
     И опять два брата Ворона протянули руки,  и Харка увидел, что они уже
еле  стоят на  ногах.  Они  выпили еще  раз,  но  стаканы держали неловко,
расплескивали содержимое,  а один из них даже поперхнулся.  Рэд, Матотаупа
да и  Старая Антилопа принялись над ним смеяться.  И тут Харке бросилось в
глаза,  что отец и белый смеялись совершенно по-разному. Матотаупа смеялся
добродушно,  как обычно подсмеиваются над теми,  кто на веселых праздниках
принимает участие в поедании собачьей печени. Рэд смеялся во весь голос, и
что-то оскорбительное было в  его смехе.  Харка чувствовал,  что белый зло
надсмехается над воинами рода Медведицы.  Но  у  мальчика не  было времени
особенно призадуматься над этим, потому что оба брата принялись оскорблять
друг друга.
     - Ты грязная жаба, - кричал один. - Ты плюнул в мою сторону!
     - Замолчи!  -  кричал другой.  -  Ты врешь! А разве может воин дакота
врать!
     - Тебя коршун клюнул!
     - Ты  уже не  можешь стоять на  ногах!  Ступай к  ручью,  освежи свою
голову!
     - Проглоти рыбу, и пусть она заткнет тебе глотку!
     А  тут еще поднялся стоявший на четвереньках Старая Антилопа и  начал
расчесывать свои волосы.
     - Что ты  делаешь,  порази тебя гром!  -  напустился на  него один из
братьев.
     - Молчи, ты грязная ворона! - рассмеялся ему в лицо Старая Антилопа.
     Тот  не  выдержал  и  ударил  Старую  Антилопу  в  лицо,  и  началась
потасовка.  Наконец один  из  драчунов повалился на  землю и  захрапел,  а
другой продолжал бормотать что-то невнятное.
     Матотаупа и Рэд снова смеялись, и опять каждый на свой лад.
     - Итак,  нас  осталось  двое,  -  заговорил рыжеволосый,  обращаясь к
вождю.  -  Но я готов побиться об заклад, Матотаупа, что тебя этот напиток
не свалит с ног и ты, как и я, от него станешь сильнее.
     Харку охватил страх.  Что, если отец выпьет и это подействует на него
так же,  как и  на других воинов?..  Что,  если заключенная в бурдюке сила
одолеет и его?.. Нет, Харка даже и представить себе не мог, что произойдет
тогда.  Этого не должно случиться!  Никогда не должно случиться!  Никогда,
нигде, никто не сможет победить вождя Матотаупу. Никогда!
     - Ну, хватит ли у тебя мужества, Матотаупа? - спросил белый.
     Вождь иронически рассмеялся.
     - Ты еще сомневаешься...
     - Так ты согласен со мной померяться?
     - Хау,  согласен. Я видал, что ты уже четыре раза осушил бокал и стал
только бодрее.  Ты будешь пить в пятый раз,  я -  в первый. Ты привык пить
эту таинственную воду, я - не привык. Вот мы и сравняемся. Наливай!
     Харка со  своего места не мог видеть всего,  что происходило,  но ему
показалось,  что Рэд наполнил отцу бокал не  из того бурдюка,  из которого
поил воинов.  Может быть,  мальчик ошибался?  Но он как-то не придал этому
особого значения и продолжал следить за развитием событий.
     Рыжеволосый передал вождю наполненный до  краев бокал,  и  тот  разом
выпил его. При этом выражение лица вождя ничуть не изменилось.
     Матотаупа возвратил бокал рыжеволосому,  и тот наполнил его еще раз и
тут  же  осушил сам.  Потом они посмотрели друг на  друга,  и  рыжеволосый
спросил:
     - Еще один?
     - Еще один,  -  ответил вождь. - Твоя минивакен имеет особый вкус, но
она холодная и свежая, точно ее только что зачерпнули из ручья.
     - Ты крепкий мужчина,  Матотаупа. То, что пили твои воины и выпил ты,
- это не вода из ручья.  Твои воины,  вот те,  что лежат здесь, не были бы
побеждены водой из ручья.
     - Конечно,  нет.  Тайна  твоей  воды,  оказывается,  совсем особенная
тайна.
     - Вот так-то, вождь.
     Матотаупа и  Рэд выпили еще по бокалу,  и  оба рассмеялись.  Но вождь
по-прежнему смеялся добродушно,  а  сидящий против него Рэд на  этот раз с
каким-то особенным злорадством.
     - Итак,  мы победители,  -  произнес Рэд.  - И ты увидишь, вождь, что
тебе не  только не повредит этот напиток,  но он сделает тебя завтра вдвое
сильнее.
     - Хау. Завтра я буду учиться стрелять из мацавакена, а вечером мы еще
раз попробуем силы: кто из нас больше выпьет минивакен.
     Матотаупа пододвинул к себе ружье и стал показывать, как он будет его
заряжать.
     Харка был счастлив.
     Опасения  Четана  и  Чернокожего Курчавого были  напрасны.  Минивакен
рыжеволосого не была ядом. Этот напиток отделял слабых от сильных. Стрелок
Рэд  и  великий охотник Матотаупа принадлежат к  сильным людям  и  поэтому
могут спокойно пить этот напиток;  они становятся от  него только сильнее.
Старая Антилопа и  другие воины -  ничтожество.  Унчиде и  Уиноне придется
теперь убирать за ними.
     Мальчик покинул свое место,  и  нарушение приказа уже не казалось ему
особенно тяжелым проступком:  ведь он теперь знает, что возразить Шонке. И
к тому же сам убедился, что отец победил и здесь и что рыжеволосый стрелок
справедлив.
     Еще  блестели звезды,  и  дул  ночной  ветерок.  Тихо  покачивался на
трофейном месте  мацавакен пауни,  но  Харка  смотрел теперь на  него  без
особого восхищения: его новое оружие было гораздо лучше, и скоро он сможет
поупражняться в  стрельбе из  него.  И  тогда Матотаупа и  Татанка-Йотанка
увидят, что юные дакоты не только умеют стрелять, но и попадают в цель.
     Харка направился к табуну. Он похлопал по спине своего коня и пошел в
типи  Четана.  Харка был  совершенно спокоен,  ведь то,  что  он  совершил
сегодня ночью,  имело в  его глазах оправдание.  Харка опустился на  землю
рядом  с  мальчиками  и  завернулся в  одеяло.  Сквозь  сон  улыбаясь,  он
представлял себе,  как  завтра на  глазах всего лагеря он  вместе с  отцом
будет стрелять из мацавакена.  И конечно.  Курчавый и Четан, как он обещал
им,  тоже сделают по нескольку выстрелов. А за то, что они подумали об его
отце,  они почувствуют стыд,  и это -  хорошо.  Но Шонка никогда не должен
держать в руках такого оружия.
     Харка заснул и  спал очень крепко.  Даже когда он  проснулся,  то  не
сразу открыл глаза: он все еще вспоминал охоту на медведя, представил себе
Старую  Антилопу,  сидящего  на  очаге,  рыжеволосого стрелка,  помечтал о
предстоящем празднике по случаю удачной охоты. И тут вдруг почувствовал на
себе чей-то взгляд. Он открыл глаза. Перед ним стоял Татанка-Йотанка.
     Харка похолодел.  Но  жизнь сделала его  движения автоматическими при
любой  неожиданности,  и  он  моментально сбросил  одеяло,  схватил ружье,
которое лежало рядом, и поднялся.
     Молча стоял он перед великим жрецом и  вождем и смотрел прямо в глаза
ему,  пытаясь уловить,  чего  хочет  жрец.  Но  лицо  Татанки-Йотанки было
непроницаемо, как маска, и он тоже молчал.
     Жрец внимательно рассматривал мальчика,  а  мальчик рассматривал его.
Харка был  стройный,  жилистый,  ростом повыше,  чем  его сверстники.  Его
глаза,  лоб, рот придавали лицу выражение решительности, свидетельствовали
о  бесстрашии и  особой смышлености.  Татанка-Йотанка слегка опустил веки.
Да,  он  хотел получше разглядеть мальчика,  но не хотел сам быть объектом
наблюдения. По слегка опущенным уголкам губ жреца Харка определил, что тот
явился не с  радостным известием и не для того,  чтобы засвидетельствовать
свое  почтение  юному  охотнику  на  медведей.   На  Татанке-Йотанке  было
праздничное платье.  Накидка,  покрывающая грудь и  плечи,  была  богато и
искусно  вышита  раскрашенными иглами  дикобраза.  На  Татанке-Йотанке был
головной убор из орлиных перьев, отделанный мехом горностая.
     И тут Харка заметил,  что в типи нет ни Четана, ни Курчавого. Не было
и Уиноны.  Одеяла,  которыми покрывались женщины и дети,  убраны. Когда же
они успели уйти? Неужели он все проспал? И чего хочет от него жрец?
     Чем  больше  молчал Татанка-Йотанка,  тем  больше росло  беспокойство
Харки.
     Единственно,  что  Харке было вполне ясно,  это  двуствольное ружье и
боеприпасы, которые он крепко сжимал в руках.
     В типи было сумрачно:  вход был закрыт и только уголья чуть светились
в очаге.  Снаружи доносился шум.  Харка только теперь заметил его,  потому
что  раньше все  его  внимание было приковано к  жрецу.  Слышались веселые
возгласы,  смех,  топот множества ног  по  мягкой,  поросшей травой земле.
Видно,  жители стойбища готовились к  празднику в  честь удачной охоты,  к
состязанию в стрельбе, к пиршеству с плясками и песнями. Харке показалось,
что он различил голоса Курчавого и Четана,  и он перестал чувствовать себя
таким одиноким в этом противостоянии жрецу.  Он снова был вместе со всеми,
а стенки типи - эта преграда только для глаз, но не для ушей его, и не для
проникающего повсюду предвкушения праздника.  И  хотя Харка не видел отца,
воинов,  этого белого человека,  своих товарищей по играм, - представление
об  их  присутствии было вполне отчетливым.  Видимо,  все  уже искупались,
натерлись  жиром,   причесались,   вставили  перья  в   налобные  повязки,
нарядились.  Мужчины, юноши и мальчики уже, наверное, пробуют свои луки, с
которыми выйдут  на  состязание.  А  женщины  и  девушки готовятся к  роли
зрителей и  будут скоро приветствовать победителей и  осыпать добродушными
насмешками неудачных стрелков.
     А он все приготовления проспал! И от этой мысли кровь прилила к щекам
Харки.  Ну конечно,  Четан и Курчавый теперь засмеют его,  а может быть, и
добавят к его именам еще одно новое имя - Засоня.
     Гость - знаменитый жрец племени дакота - успел уже надеть праздничное
платье, а Харка стоял перед ним неумытый, непричесанный и даже не одетый.
     Беспокойство овладевало мальчиком:  ведь он ночью ходил подсматривать
за отцом, он видел, как воины пили таинственный напиток, который сделал их
сумасшедшими.  Татанка-Йотанка -  великий жрец, и он, наверное, уже знает,
что  Харка позволил себе  ослушаться приказа вождя?  Мальчику стало не  по
себе.  Вдруг из-за этого ему не разрешат принять участие в празднике? Или,
может быть,  его ждет и  что-нибудь худшее:  он знал,  что людей,  которые
нарушали запреты, убивали...
     Но Татанка-Йотанка все молчал.  Почему великий жрец так много времени
уделяет мальчику? И Харка не шевелился. Он боялся даже глазом моргнуть. На
лбу его выступили капельки пота.
     И  тут  Татанка-Йотанка сделал  еле  заметное движение пальцем правой
руки.  Этот жест говорил: "Иди!" И мальчик подчинился. Как был он с ружьем
в  руках,  непричесанный и  неумытый,  так и  вышел с Татанкой-Йотанкой из
палатки и  пошел рядом с ним.  Он не смотрел по сторонам и не хотел никого
видеть.  А те,  кто попадался навстречу, тотчас замолкали, хотя только что
говорили и смеялись.
     Татанка-Йотанка прошел с  мальчиком через  площадку и  открыл вход  в
типи,  перед  которой на  шесте  висел  мацавакен пауни.  Мальчик вошел  в
палатку.
     Здесь  было  пусто.  Татанка-Йотанка  приказал мальчику сесть.  Харка
повиновался.  Так же жестами жрец приказал ему оставаться здесь, молчать и
не шевелиться.
     И мальчик словно превратился в каменное изваяние.
     Татанка повернулся и вышел.
     Харка остался один.
     Он не шевелился.  Скрестив ноги, сидел он на земле у очага, в котором
остывала зола. Ружье он положил на колени.
     В  типи  проникало немного света,  и  Харка мог  различить окружающие
предметы.  Пол  был  покрыт шкурами,  на  жердях висели удивительные вещи:
шкуры змей и других животных, высушенные жабы, барабаны, маски, колпаки. С
раннего детства мальчик был  приучен к  преклонению перед  силой жреца,  и
мрачное,  необыкновенное убранство  его  жилища  усиливало в  нем  чувство
нависшей опасности.
     Радостный шум  в  стойбище постепенно затих,  и  его  сменил  другой,
непонятный шум.  До  Харки доносились отдельные голоса,  но  слов  было не
разобрать. Все громче и громче звучали эти голоса, но не слышно было среди
них ни голоса отца, ни голоса белого человека, который принес мацавакены и
минивакен.  Скоро  отдельные  голоса  стало  различить невозможно,  только
громкий гул проникал в типи.
     Харка пытался представить себе,  чем  могут быть взволнованы люди.  С
наступлением  утра  должно  было  обнаружиться позорное  поведение  Старой
Антилопы,  Ворона и  сыновей Ворона.  Харке перестало казаться смешным то,
что  он  видел ночью в  типи отца.  Он  уже  понимал,  что  необыкновенное
поведение  воинов,   пораженных  таинственной  водой,   -   это  позор,  и
догадывался,  что это-то событие и  вызвало в  стойбище переполох.  А  он,
Харка, который все видел, вынужден сидеть здесь в плену и молчать. И Харка
все больше и больше верил в то, что жрец знает о его ночной вылазке. Порой
ему  начинало казаться,  что оба жреца могут обвинить во  всем Матотаупу и
рыжеволосого стрелка,  ведь именно они способствовали падению пяти воинов.
Страх перед этим обвинением глодал мальчика,  как  червь.  Харка уже давно
предчувствовал,  что Хавандшита задумал что-то недоброе,  а теперь,  после
рассказа Далеко Летающей Птицы, старый Хавандшита представлялся ему в виде
злого духа, распростершегося над воинами и великим охотником - Матотаупой.
Татанке-Йотанке не находилось места в этом представлении:  о великом жреце
Харка мог думать только с  большим уважением.  Не  находилось места в  его
видениях и  для Рэда.  Но рядом с  Харкой как будто бы стоял хороший белый
человек и смотрел задумчиво и печально.
     Мальчик вцепился обеими руками в  ружье и  прижал его к коленям.  Это
было оружие,  прекрасное оружие.  Оно не было ни духом,  ни чудом. И пусть
оно когда-то принесло зло, сейчас оно подчинялось ему, Харке.
     И Харка заговорил сам с собой: "Ты должен быть совершенно спокоен. Ты
должен прислушиваться ко всему,  что ты можешь услышать,  будучи пленником
жреца.  И все,  что ты услышишь и увидишь, ты должен как следует обдумать.
Хау".
     С  этого момента он отогнал от себя все видения и  насторожился,  как
охотник,  подстерегающий дичь. Все должно быть услышано, замечено. И, если
потребуется, он должен немедленно действовать.
     Харка зарядил ружье, не вполне представляя себе - зачем.
     Шум  снаружи  смолк.  Харка  напряг  слух,  пытаясь  уловить хотя  бы
малейший звук,  и,  наконец,  услышал что-то  похожее на  легкие  удары  в
барабан.
     Мальчик обратил внимание на  солнечные лучи,  которые падали на землю
сквозь дымовой клапан, и, заприметив одно из пятнышек света, решил по нему
следить за течением времени.
     Вскоре негромкие звуки, которые он принял за удары барабана, стихли и
наступила  полная  тишина.  Но  вот  зазвучала  чья-то  речь.  Стены  типи
приглушали звук, и мальчик не мог разобрать слов, но голос был незнакомый.