е улыбнулся.
     Когда они зашли в палатку, Бен спросил:
     - Ты не можешь ли ссудить меня деньгами?
     - Я? С какой стати?
     - А  если война...  Я  могу кое-что сейчас закупить и сделать хороший
оборот. Ведь во время войны дакоты хорошо заплатят за оружие.
     - Ишь спекулянт!.. Обратись-ка лучше к Бакерико.
     - А кто это?
     - Э...  один человек в Мексике.  Впрочем,  ты его не найдешь. Оставим
этот разговор. Чистых денег ты с меня не получишь, мой дорогой, но хороший
совет, очень хороший совет я тебе дам.
     - Ха, одни слова! Жалко. И хитер же ты.
     - Что ж, и ты хитер, дырявая башка. Ты не встречал тут одного глупца,
который болтается сейчас в прериях с шайенами и рисует их вождей?
     - Ах, этого сумасшедшего Морриса?
     - Ну да.  Ты знаком с ним?  Он,  что,  был у тебя и так-таки спокойно
ушел?
     - Он неплохо заплатил.
     - Эх ты,  жаба!  Да если бы ты его потряс,  у тебя было бы достаточно
денег.
     - Ты думаешь? Нет, подожди, ты о чем думаешь?..
     - Я ничего не думаю, я только так сказал...
     - Но это же опасно.
     - Для меня - нет. Для тебя?..
     - Но ведь ты же мне говоришь...
     - Ну, хватит фантазировать, все равно этого господина художника с его
толстой мошной уже здесь нет. Что еще нового?
     - Одна история...
     - Что за история?
     - Химера. Есть небольшой род дакотов, у них золото, а вождь их знает,
где расположены огромные золотые россыпи.
     Рэд навострил уши.
     - Какой вождь?
     - Ну  это же просто нелепость,  что рассказывают.  Я  не запомнил его
имени,  но  говорят,  что его изгнали из  рода за  то,  что он  по  пьянке
выболтал свою тайну. А сын сопровождает его в изгнании.
     - Этому сыну лет двенадцать?
     - Что, что? Двенадцать лет? Значит, и ты, бандит, о них знаешь?
     Рэд даже вздрогнул:  как это у  него могло вырваться?  Бен не  должен
догадываться о том, что произошло в палатке вождя рода Медведицы.
     - Нет, не знаю, - поторопился ответить Рэд.
     - Эту историю индейцы рассказывают у всех костров.
     - Ну что ж, послушай их... А эти двое у тебя еще не были?
     - А что им здесь делать?
     - Ну, им могут, например, потребоваться патроны.
     - Это верно.
     - Если они здесь появятся...
     - То ты хотел бы их еще раз повидать?
     - Нет, познакомиться.
     - А я говорю повидать. Ведь ты же их знаешь.
     - Идиот. Если бы я знал, я бы тебя не спрашивал.
     - Именно поэтому ты и спрашиваешь.
     - Я тебе говорю - нет. Я всегда говорю правду, запомни это!
     - Это я вижу, старый разбойник. Ладно, вот я дарю тебе еще пару пачек
табаку.
     - Годится.
     И разговор на этом прервался.
     Вечером Рэд отправился спать к своему коню.  Известия,  полученные от
Бена,  очень заинтересовали его.  Раз вождя выгнали из  рода,  надо с  ним
повидаться.  Индеец,  изгнанный из  племени,  -  это  несчастное существо,
слабое и беспомощное.
     Едва занялся рассвет,  Рэд уехал прочь,  не простившись с  Беном.  Он
направился на юго-запад,  к строителям железной дороги. Может быть, там он
услышит что-нибудь об изгнанниках.  Рэд теперь был  доволен,  что  вовремя
покинул лагерь индейцев.  То,  что он услышал от Бена,  по всей видимости,
было правдой.  Хорошо,  что он тогда вовремя  убрался,  утром  могли  быть
неприятности с индейцами. Кто же подслушивал?..
     Рэд поднял лошадь в галоп.
     Прерия уже полна была примет надвигающейся осени. Зимой снега покроют
землю,  разыграются бури.  Замыслы Рэда  должны осуществиться прежде,  чем
начнутся метели.


                             Убежище в глуши

     В начале лета, на вторую ночь после того, как Рэд исчез из типи вождя
рода Медведицы, в небольшой, закрытой со всех сторон горной долине паслись
две  лошади.  На  ночную долину легли  густые тени  гор.  Как  руины давно
прошедших земных потрясений,  чернели над нею огромные уступы скал. По ним
струилась вода  и  местами  водопадами срывалась с  высоких  стен.  Камни,
кустарник,  деревья, трава, нагретые за день солнцем, теперь отдавали свое
тепло  и  наполняли воздух  пряным  ароматом.  Легкое дыхание ветерка чуть
шевелило листву.
     Скалы,  окружающие долину,  укрывали  ее  от  бурь  и  ветров.  Здесь
образовался  свой  обособленный  мир.   Богатая  растительность  и  ручей,
протекающий по горному лугу,  привлекали сюда множество животных. Следы их
вели к  единственному узкому выходу из долины и  сходились там в  узенькую
тропинку.
     Лошади спокойно передвигались по  мягкому лугу.  Потом  остановились,
прижались друг к другу и заснули.  Неподалеку от них на траве, вытянувшись
на бизоньей шкуре,  лежал мальчик.  Он, видно, страшно усталый бросился на
землю,  и  сон  сковал его.  Глаза мальчика были  закрыты,  но  как  будто
двигались  под  опущенными  веками,  и  дыхание  его  было  неровно,  руки
вздрагивали во  сне.  Рядом  с  ним  лежала завернутая от  сырости в  кожу
двустволка.
     А  у  выхода из  долины,  откуда хорошо просматривался ведущий к  ней
склон  горы,  бодрствовал другой  человек.  Он  вглядывался в  даль,  чуть
освещенную звездами,  прислушивался и  как  будто  был  готов  прыгнуть на
любого неожиданно появившегося врага.  На  его обнаженных плечах запеклись
раны от страшных когтей.
     Так  и  стоял он  на  своем посту до  тех  пор,  пока  на  востоке не
появились первые проблески зари.
     Поднялся ветерок,  и здесь,  на высоте, стало холоднее, чем ночью. На
траву  выпала  роса.   Небо  посветлело,  появились  первые  золотые  лучи
восходящего солнца,  и луга стали зелеными, а ручей - серебряным. Растаяли
тени,  и  в  небе появился первый сокол.  На опушке леса по другую сторону
ручья зашевелились кусты.  Олень вышел из  зарослей,  склонился к  воде  и
спокойно принялся пить.
     Индеец,  еще  стоящий около утеса,  зашевелился,  поднял руку,  чтобы
защитить глаза от яркого света, и еще раз оглядел прерии. Потом он подошел
к  ручью,  попил и  двинулся назад в маленькую долину.  Его черные,  цвета
воронова крыла волосы поблескивали на солнце.  Он старался не наступать на
траву,  а перешагивал с камня на камень,  неслышно ступая обутыми в мягкие
мокасины ногами.
     Проснувшиеся лошади повернулись навстречу ему. Он подошел к мальчику,
который все еще спал,  остановился над ним.  На его смуглом исхудалом лице
появилась улыбка,  черные глаза смотрели ласково,  мягко,  и даже скорбные
складки в  уголках рта на  миг разгладились.  Но  только на миг.  И  снова
пропала улыбка, и снова глубокая боль во взгляде.
     Мальчик проснулся и  поднялся на  ноги.  Он  был очень похож на отца,
только кожа была цветом потемнее да лоб повыше, а черты лица более нежные.
     Оба не произнесли ни слова.  Мальчик тоже попил из ручья, погладил по
спине своего коня, взял ружье и пошел за отцом к утесу у выхода из долины.
     - Харка,   -   тихо  сказал  индеец  мальчику,  когда  они  принялись
осматривать лес.  -  Вон видишь,  внизу,  где течет ручей, - поляна. Там я
видел оленя.
     Лицо мальчика посветлело.
     Они вернулись к лошадям,  которые только что напились и щипали траву.
Мальчик пожевал листочек,  другой,  выкопал несколько  корешков  и  слегка
утолил  голод.  То же сделал и отец.  Мальчик снова завернул ружье в кожу:
это было не что иное,  как  платье  девочки  из  лосиной  шкуры,  расшитое
красно-голубым старинным орнаментом. Потом оба разлеглись на земле и стали
смотреть в небо.
     Высоко-высоко парил каменный орел.  Его распростертые крылья казались
совершенно неподвижными.  Он,  словно  хозяин этих  мест,  осматривал свои
владения и долго кружил над долиной.
     - Военный орел, - сказал индеец сыну.
     - Его перья должны принадлежать тебе, отец.
     - Охота на орла требует много времени, Харка.
     - Но, может быть, у нас и будет много времени?
     Отец улыбнулся,  но  и  эта горькая улыбка задержалась на его лице не
дольше, чем утром, когда он будил мальчика.
     Так и  пролежали оба весь день на  траве,  наблюдая за  полетом орла,
прислушиваясь к журчанью воды, следя за клонящимися под ветром травинками,
разглядывая каждый цветочек,  каждое насекомое,  каждый камень долины. Они
словно хотели как следует запечатлеть все окружающее.
     Вечером они  направились к  утесу  и  долго всматривались вдаль.  Они
молчали и как будто просто смотрели, как уходит день, или высматривали, не
покажется ли  какая-либо дичь.  И  ни  тот,  ни другой даже себе не хотели
сознаться в  том,  что,  смотря в темнеющую даль,  оба словно видели перед
собой   далекий  Лошадиный  ручей,   типи,   покрытые  бизоньими  шкурами,
потрескивающий в  очагах огонь.  И лучше других им представлялась та типи,
где остались сестра Харки и  мать его отца.  Харка снова видел перед собой
Уинону в  тот  самый момент,  когда он  уходил за  отцом,  видел,  как она
натянула на себя одеяло, чтобы никто не заметил, что она плачет.
     Матотаупа дотронулся до плеча сына, отвлекая его от печальных мыслей,
которые овладевали и им самим.  Они пошли к лошадям,  чтобы провести около
них и вторую ночь.  Да, здесь нечего было опасаться преследователей, но не
было здесь и ни братьев, и ни друзей.
     Оба снова улеглись на бизоньи шкуры.
     - Ночью я  встану и  поброжу у  леса,  где утром видел оленя.  Я хочу
поохотиться за ним.
     - Мне надо остаться у лошадей? - спросил мальчик.
     - Лошади здесь в безопасности. Единственный выход мы можем закрыть, а
украсть их тут некому.
     - Мне можно пойти с тобой?
     - Да.
     Мальчик быстро заснул и в эту ночь не видел никаких снов. Он заснул с
мыслью о предстоящей охоте.
     Проснулись они посреди ночи. Было очень холодно, потому что маленькая
долина лежала высоко в горах.  Кони подняли головы и смотрели,  что делают
их  хозяева.  Харка  завернул в платье большую часть боеприпасов,  а ружье
взял с собой;  потому что только пока он видел ружье, пока держал в руках,
он был спокоен за его сохранность.
     Отец и сын подошли к ручью и натерлись сильно пахнущей травой,  чтобы
животных не  отпугивал запах  человека.  Потом  они  пошли по  той  тропе,
которая  служила единственным выходом из  долины.  В  узком  проходе между
скал,  ведущим наружу,  Матотаупа навалил камней так, чтобы кони не смогли
через них перебраться. А кони уже шли вслед за своими хозяевами.
     Матотаупа и  Харка  обошли  небольшую высотку и  направились по  тому
проходу,  по которому в прошлую ночь забрались сюда.  Приближаясь к опушке
леса,  они стали осторожнее.  Матотаупа указал мальчику на дерево у самого
края леса.
     Харка понял его и,  хватаясь за  сучья,  полез наверх.  Он  облюбовал
место,  где листва совершенно скрывала его, и увидел, как отец спрятался в
кустарнике.
     Надо было ждать.
     Если бы были луки и  стрелы,  то охота не представляла бы трудностей.
Но  у  Матотаупы не  было ничего,  кроме ножа,  который Харка захватил при
побеге из лагеря.  Правда,  у  Харки была подаренная Рэдом двустволка и он
умел из  нее  стрелять.  Но  заряды нужно было беречь и,  к  тому же  звук
выстрела выдал бы  их  местопребывание.  Так что и  ружьем воспользоваться
было нельзя.  Отец надеялся справиться с оленем ножом, и, конечно, великий
охотник, человек, задушивший гризли, сумеет это сделать.
     Быстро светало,  и  Харка забыл о  мучившем его  голоде и  не  ощущал
холода: он различил внизу отчетливые следы оленей, которые проходили здесь
по утрам на водопой.  В лесу было тихо,  и ничто не говорило о приближении
животных.
     Харка долго прислушивался,  и  вдруг донеслось похрустывание веточек.
Звуки слышались где-то  совсем недалеко от лесной поляны,  на краю которой
притаились Харка и его отец. Сердце мальчика радостно забилось.
     А небо уже стало совсем светлым,  солнечные лучи заиграли на вершинах
гор, и только склоны оставались в тени.
     Олень показался.  Это  не  был  огромный вапити,  это был белохвостый
олень  с  широко разветвленными,  загнутыми назад  рогами.  Харка насчитал
двенадцать отростков на этих рогах.
     Животное не  чуяло опасности,  оно  спокойно шло  своим обычным путем
через  лес.  Под  деревом,  на  котором  сидел  Харка,  олень  на  секунду
остановился, задрал кверху морду, посмотрел по сторонам, принюхался. Ничто
его не тревожило,  и он пошел дальше, к тихо журчащему ручью. И вот он уже
около  куста,  за  которым притаился Матотаупа.  Решительный момент  охоты
наступил.
     Индеец  выскочил из-за  куста,  чтобы  вскочить на  спину  оленя,  но
животное  успело  заметить опасность и  в  одно  мгновение было  на  лугу.
Матотаупа бросился за ним.
     Олень пересек лужайку.  В  несколько прыжков Матотаупа настиг его,  и
как  только животное чуть замедлило бег перед зеленой стеной леса,  индеец
сделал невероятный прыжок, перемахнул через оленя, ухватил его левой рукой
за левый рог. Правой он занес нож для удара.
     Харка затаил дыхание.
     Матотаупа, приложив все силы, запрокинул голову оленя назад. Животное
вздыбилось, но прежде чем ему удалось вырваться, нож вонзился в его горло.
     Олень рухнул на землю.
     Крик восторга готов был вырваться у мальчика,  но он сдержал себя.  И
Матотаупа  выразил  свое  ликование только  кивком  головы.  Когда  жертва
вытянулась у его ног, он вытащил нож из шеи зверя и поднял его вверх. Лучи
солнца, наконец достигшие поляны, озарили победителя.
     Харка быстро спустился с  дерева и  подбежал к  отцу.  Они обменялись
взглядами,  и  этого  было  достаточно,  чтобы  поделиться друг  с  другом
радостью. Добыча была богатая. Матотаупа принялся свежевать тушу. Харка не
мог ему помочь,  потому что нож у  них был один.  Но зато мальчик по знаку
отца,  чтобы утолить голод, стал пить оленью кровь, чего раньше никогда не
делал.  Отец  вырезал печень и  сердце,  и  они  тут  же  съели их.  Харка
испытывал такое  удовольствие,  как  будто  никогда  не  ел  ничего  более
вкусного.  Да  и  немудрено,  ведь уже  три дня они не  ели ничего,  кроме
листьев и кореньев. Когда пиршество было закончено, отец сказал:
     - Ну, пора двигаться в наше убежище к лошадям.
     Он  отрезал голову оленя,  дал стечь крови и  передал ее Харке.  Тушу
оленя взвалил себе на спину.
     Ноша давила на плечи Матотаупе, и на лбу у него выступили капли пота.
Дни голода и тяжелых переживаний надломили его силы.  Но он стыдился своей
слабости перед самим собой и не сдавался.  Не хотел он,  чтобы и сын видел
его усталость,  и,  не останавливаясь,  с  огромным усилием заставлял себя
переставлять ноги,  думая,  что  вот-вот  свалится.  И  только  когда  они
добрались до входа в долину,  Матотаупа остановился, сбросил ношу и сел на
траву.  Мальчик тоже сел,  обхватил руками колени и принялся рассматривать
причудливые отростки рогов.
     - Эти рога, отец, хорошая вещь. Они могут послужить оружием.
     - Ты  прав.  Мы  подумаем,  как  их  лучше  использовать.  Нам  очень
пригодятся эти  острые отростки.  Надо  только найти  подходящие деревца и
сделать древки. Ты сможешь еще что-нибудь нести?
     - Смогу.
     - Надо поискать и лыка, чтобы прикрепить отростки к древкам.
     - Но ведь для этого можно использовать жилы оленя.
     - Жилы мне потребуются для лука.
     - Но для лука нужны еще и стрелы.  Нужны наконечники к стрелам. Может
быть, мы сумеем сделать их из костей или из камня?
     - Посмотрим. Лучше бы из камня. Надо поискать подходящие...
     Они  сидели  на  берегу ручейка,  который начинался в  их  убежище и,
перевалив через скалу, протекал здесь, у лесной опушки. Харка повернулся к
воде,  лег на живот,  склонился над ручьем и принялся рассматривать на дне
камушки. И ему скоро удалось найти подходящий кусок кремня.
     - Этот хорош, - сказал Матотаупа. - Таких камней тут можно набрать.
     Харка пошел вдоль ручья,  и в какие-нибудь полчаса он насобирал целую
пригоршню камней, которые годились для наконечников стрел. Кроме того, ему
удалось найти один довольно длинный камень с  острым краем.  Он  отдал его
отцу. Тот осмотрел его и попробовал действовать острым краем, как лезвием.
     - Из  него  получится хороший нож.  Хау.  А  может  быть,  он  и  был
когда-нибудь ножом.
     Он вернул сыну камень и поднялся.
     - Отдохни немного.  Я пойду вырежу древко для копья,  надо и рукоятку
для ножа сделать,  стрелы...  Поищу я и лыка.  Тогда нам удастся сделать и
палицу.
     Харка очень устал и был рад, что представилась возможность отдохнуть.
Он  лег,  положил голову на  руки и  какое-то время наблюдал за отцом,  но
скоро веки его сомкнулись и он заснул.
     Когда Харка проснулся,  рядом лежали сделанные из дуба два древка для
копий, два лука, много стрел и палица с гибкой рукояткой.
     - Это все мы возьмем с собой,  - сказал Матотаупа, когда заметил, что
мальчик проснулся.
     Харка  кивнул головой.  Стрелы и  древки для  копий  он  связал лыком
вместе,  чтобы удобнее было нести. И снова начался трудный путь. Матотаупа
тащил тушу,  а Харка -  все заготовки.  И тут он даже пожалел,  что взял с
собой ружье.
     Была  уже  глубокая ночь,  когда они  достигли входа в  свое убежище.
Камни,  перегородившие вход,  были  не  тронуты,  и  кони стояли у  ручья,
прижавшись друг к другу. До рассвета оставалось уже совсем немного, и отец
с  сыном решили заняться приготовлением завтрака.  Матотаупа срезал ветку,
сделал из нее вертел и  вырезал из туши два куска мяса.  Харка побил куски
мяса камнем,  чтобы они стали помягче,  и  заодно попробовал острие нового
ножа.  Держать его  было неудобно,  но  резал он  хорошо,  и  Харка быстро
разделал мясо на  тонкие полоски,  а  потом принялся расправляться с  ними
зубами.  И Матотаупа, глядя на сына, принялся есть. Так они и не поджарили
мяса. Насытившись и попив воды, они уснули и проспали до полудня.
     Проснувшись, они почувствовали себя новыми людьми, готовыми приняться
за  любую работу.  Матотаупа снял  с  оленя шкуру и  разделал тушу,  потом
вырезал жилы для двух луков.  Отделив от  черепа рога,  он стал очищать от
мяса кости,  которые предстояло как  следует обработать.  Харка часть мяса
разрезал на  длинные полосы  для  высушивания,  остальное мясо  надо  было
завернуть в шкуру оленя и закопать про запас.  Это была женская работа,  и
невольно образы Уиноны и  Унчиды снова  возникли перед мальчиком.  Правда,
теперь они  уже не  представлялись такими печальными,  как вчера.  Светило
солнце,  мальчик был сыт,  и все уже представлялось ему не таким мрачным и
безнадежным.  Он  думал,  что их  пребывание здесь -  это посланное духами
испытание, и они выдержат его, они докажут всему поселку, что Матотаупа не
изменник и  жрец напрасно его обвинил.  Великие охотники и отважные воины,
они вернутся домой и будут торжественно приняты в поселке.
     И  Матотаупа выглядел совсем  по-иному:  посвежевший,  он  с  улыбкой
изгибал лук и натягивал тетиву.  Изготовление оружия -  это дорогое сердцу
охотника  дело.  Камни,  подобранные Харкой,  тоже  пришлось обрабатывать,
чтобы  сделать из  них  настоящие наконечники для  стрел.  Мальчик колотил
камнем по камню и,  отбивая небольшие кусочки,  получал наконечники нужной
формы.
     Два дня ушло у  них на изготовление оружия.  В  конце концов у  обоих
оказалось по ножу, копью, луку и порядочно стрел. Потом Матотаупа подобрал
из остатков кусочек кости и начал вырезать из нее рукоятку для ножа. Харка
с удивлением увидел,  как на рукоятке вырисовывается голова хищной птицы -
голова орла.
     - Теперь,  когда  мы  вооружены,  -  сказал  Матотаупа,  -  нам  надо
позаботиться о жилье. Мы выроем землянку. Начнем мы с тобой копать сегодня
вместе, а завтра ты будешь продолжать один, а я отправлюсь охотиться.
     - На орла?
     - Нет,  не  на  орла.  У  него  красивые перья,  но  мало мяса.  Надо
запастись мясом, а о перьях мы подумаем потом.
     Под  нависшей над  лугом скалой они  облюбовали место для  землянки и
принялись за дело.  С  помощью острых камней и заостренных рогов оленя они