против тоталитаризма, за твердую, но честную
и открытую политику.

38. Интеллигенция и советская власть

         В.И. Ленин и русская интеллигенция
     Русская интеллигенция образовалась  в ХIХ-м столетии из разных слоев  и
классов   русского   общества.  Сначала,   в  1840-х  годах,   из   наиболее
прогрессивной части дворян, затем, в  1860-х годах, из  числа  разночинцев -
священников, мелких чиновников и учителей, а после реформы 1861 года - также
и из крестьян.
     Под  влиянием социалистических  идей,  проникших  в  Россию  с  запада,
русская  интеллигенция с самого своего возникновения находилась под обаянием
идей сначала утопического, а затем научного социализма.

     "В России  самодержавной  и  крепостнической,  - писал  Н.  Бердяев,  -
выработались  самые   радикальные  социалистические  и   анархические  идеи.
Невозможность  политической деятельности  привела к тому, что политика  была
перенесена в мысль и  в литературу. Литературные  критики были  властителями
дум  социальных  и политических".  (Н.  Бердяев  "Истоки  и  смысл  русского
коммунизма").

     Исследователи  русской общественной  мысли обычно  выделяют три  стадии
развития  социалистических  идей в России. Стадию  социализма  утопического,
социализма народнического и  марксистского.  Так  или иначе, но  для русской
интеллигенции  XIX  и  начала  XX столетий  характерным было общее увлечение
социалистическими  идеями. Начало распространения марксистских идей в России
относится  к концу XIX столетия. По мере  того, как  Россия освобождалась от
крепостнических пут  и  все более и  более становилась  на капиталистический
путь развития, на социальной арене России возник и стал крепчать новый класс
-  пролетариат,  а  среди русской  интеллигенции  начал происходить заметный
поворот  в  сторону  марксизма,  который  первоначально   возглавил   бывший
"землеволец" Г.В. Плеханов. В те годы роль Плеханова в основном сводилась  к
распространению в России идей марксизма.
     Естественно,  что вождем этого нового течения  становится  он. Марксизм
плехановского толка внедрял в сознание русской интеллигенции и рабочих мысль
о том, что социализм в России может победить только в результате превращения
России в передовую капиталистическую страну,  то есть  в  силу экономической
необходимости.
     Мощное  развитие  капитализма в  России в последнем  десятилетии ХIХ-го
века и радикализация  рабочего движения  на почве стачечной борьбы выдвинули
перед  марксистской  партией  России, в  первом  десятилетии  ХХ-го века, на
первый план революционные задачи.
     Вместе  с революционизированием  общественного  движения  в  России,  в
социал-демократической   партии   произошел   раскол    на   радикальное   и
консервативное крыло. Первое возглавил Ленин, а второе Плеханов.
     Характеризуя  Плеханова и Ленина как вождей двух течений в марксистском
движении в России, Н. Бердяев писал:

     "Плеханов  мог быть вождем  марксистской школы  мысли, но  не мог  быть
вожаком революции, как это выявилось в эпоху революции...
     Ленин  потому мог стать вождем  революции,... что он  не  был  типичным
русским  интеллигентом.  В  нем  черты  русского  интеллигента сочетались  с
чертами русских людей, собиравших и строивших русское государство...
     Ленин  не теоретик марксизма, а теоретик революции... Он  интересовался
лишь одной  темой, которая менее всего  интересовала русских революционеров,
темой о захвате власти, о стяжании для этого силы. Поэтому он и победил. Все
мировоззрение Ленина было  приспособлено к технике  революционной борьбы. Он
один,  заранее, задолго  до революции, думал о  том, что будет, когда власть
будет   завоевана,  как  организовать   власть...  Все   мышление  его  было
империалистическим и деспотическим.  С этим связана  прямолинейность, узость
его  миросозерцания,  сосредоточенность  на  одном, бедность и  аскетичность
мысли... Ленин отрицал свободу  внутри партии, и это отрицание  свободы было
перенесено на  всю  Россию.  Это и  есть  диктатура  миросозерцания, которую
готовил Ленин.  Ленин мог это  сделать  потому, что он соединил  в себе  две
традиции  -  традицию  русской  революционной  интеллигенции  в ее  наиболее
максималистических течениях, и  традицию русской  исторической  власти  в ее
наиболее  деспотических проявлениях".  (Н. Бердяев "Истоки и  смысл русского
коммунизма").

     Характеристика Бердяевым  Ленина носит  двойственный  характер. С одной
стороны,  он  правильно  оттеняет черты  ленинского  характера,  его узость,
сосредоточенность на одном, стремление к захвату  власти, короче говоря, его
фанатичность и целеустремленность. С другой стороны,  он не понял внутренних
пружин, которые привели к образованию личности Ленина как марксиста.
     Ленин не потому смог осуществить и закрепить революцию в России, что он
лучше  других почувствовал своеобразие России, а потому, что он лучше других
понял революционную сторону учения  Маркса и лучше  всех русских  марксистов
уловил пульс  революции в  России, в  стране,  где в силу  особого сочетания
исторических, экономических  и политических  факторов образовался сложнейший
узел противоречий, выйти из которого можно было легче всего путем революции.
     То,  что  его революционные марксистские идеи  совпали  с тоталитарными
идеями максималистской части русской интеллигенции, не больше чем случай.
     Но если эти особые черты Ленина  действительно были свойственны русской
максималистской интеллигенции, то спрашивается, почему  же эта интеллигенция
не примкнула к Октябрьской  большевистской революции, а в своей  подавляющей
массе стала на сторону ее врагов? На этот вопрос Н. Бердяев отвечал:

     "Если  остатки  старой  интеллигенции не  примкнули  к  большевизму, не
узнали  своих  собственных  черт  в  тех,  против  кого  они  восстали,  это
историческая  аберрация,  потеря  памяти  от  эмоциональной  реакции. Старая
революционная интеллигенция просто не думала о том,  какой  она будет, когда
получит власть,  она  привыкла воспринимать себя безвластной, и властность и
угнетательство  показались  ей порождением  совершенно  другого, чуждого  ей
типа, в то время как то было ее порождением".

     Но если  интеллигенция не  распознала в  большевиках своих традиционных
воспреемников,  то  спрашивается, почему же большевики и  Ленин  не узнали в
русской интеллигенции своих традиционных союзников?
     На этот вопрос Н. Бердяев отвечает:

     "Коммунисты  с  презрением  называли старую  революционную  радикальную
интеллигенцию буржуазной, как  нигилисты и  социалисты 60-х  годов  называли
интеллигенцию 40-х годов дворянской, барской. В новом  коммунистическом типе
мотивы    силы   и   власти   вытеснили   старые    мотивы   правдолюбия   и
сострадательности". (Н. Бердяев, там же).

     Ленин, как он неоднократно подчеркивал,  направил  огонь  революции  на
старую русскую  интеллигенцию  потому,  что  она  сразу,  в  первые  же  дни
революции  примкнула  к врагам  большевизма.  Так  объяснил сам  Ленин  свое
отношение к старой русской интеллигенции. Он писал:

     "Что такое  саботаж, объявленный наиболее образованными представителями
старой культуры? Саботаж показал нагляднее, чем любой агитатор, чем все наши
речи  и  тысячи  брошюр,  что  эти  люди считают  знания  своей  монополией,
превращая их в орудие своего  господства  над  так называемыми "низами". Они
воспользовались своим  образованием,  чтобы  сорвать дело  социалистического
строительства,  открыто выступали против  трудящихся масс". (Ленин, "Речь на
1-м Всероссийском съезде по просвещению", 28-VIII-1918 г., том 37, стр. 77).

     Но старая русская интеллигенция, как мы  показали выше,  сама  вышла из
"низов"  и  не  была  по  своему  социальному происхождению  буржуазной.  И,
наверное,  где-то  был  прав  Н.  Бердяев,  ссылаясь  на  факт  столкновения
интеллигенции с большевизмом как на "историческую аберрацию".
     Наиболее драматически это противоречие  между большевистской  властью и
интеллигенцией    проявилось     в     письмах    профессора    Воронежского
сельскохозяйственного института М.Дукельского и М.Горького к Ленину и ответа
последнего на эти письма. Дукельский писал Ленину (приводим выдержки):

     "Прочитал в "Известиях" ваш доклад о специалистах  и не могу подавить в
себе  крика  возмущения.  Неужели  вы  не  понимаете,  что  ни  один честный
специалист не  может, если  в нем сохранилась хоть капля уважения  к  самому
себе,  пойти   работать  ради   того  животного   благополучия,  которое  вы
собираетесь ему обеспечить. Неужели вы так замкнулись  в  своем  кремлевском
одиночестве, что  не видите окружающей вас жизни, не заметили, сколько среди
русских  специалистов имеется  правда не  правительственных коммунистов,  но
настоящих тружеников,  добывших  свои  специальные познания  ценою  крайнего
напряжения сил, не  из  рук капиталистов и не  для целей  капитала, а  путем
упорной борьбы с  убийственными условиями студенческой и академической жизни
прежнего строя...

     Постоянные вздорные  доносы и  обвинения,  безрезультатные, но в высшей
степени  унизительные обыски, угрозы расстрела,  реквизиции и конфискации...
Вот обстановка,  в которой пришлось  работать до самого  последнего  времени
многим специалистам высшей школы. И все же  эти "мелкие  буржуи" не оставили
своих  постов  и  свято  исполняли  взятое на  себя моральное обязательство:
сохранить ценою каких  угодно жертв культуру и  знания тем,  кто их унижал и
оскорблял по наущению руководителей. Они понимали, что нельзя смешивать свое
личное несчастье и горе с  вопросом о строительстве новой,  лучшей жизни,  и
это помогло и помогает им терпеть и работать.

     ...Если  вы  хотите  "использовать" специалистов, то не покупайте их, а
научитесь  уважать  их, как людей, а  не как нужный  вам до поры до  времени
живой и  мертвый  инвентарь.  Вы не купите  ни одного  человека той ценой, о
которой вы мечтаете.

     Но верьте, из среды этих людей, которых вы  огульно окрестили буржуями,
контрреволюционерами, саботажниками и  т.п. только потому,  что они подход к
будущему  социалистического и коммунистического строя мыслят себе иначе, чем
вы и ваши ученики..." (Ленин, ПСС, том 38, стр. 218-219).

     Нужно  отличать  старую интеллигенцию  из  гражданских  лиц, которые  в
основном  вышли  из трудящихся  классов,  и  старую  интеллигенцию из  числа
военных специалистов, которые в основном были выходцами из привилегированных
классов.
     Если  по  отношению  к  использованию  военных  специалистов  ленинская
политика "купли" еще могла быть оправданной,  то по отношению  к гражданской
интеллигенции она была несправедливой.

     "Письмо злое  и кажется  искренним, - писал Ленин в ответе на  открытое
письмо Дукельского, помещенное в газете "Правда" от 28-го марта 1919 года, -
но  хочется  на  него  ответить...  У автора  выходит,  что  мы,  коммунисты
оттолкнули специалистов, "окрестив" их всякими худыми словами".

     Бесспорно, так и было.  Частое употребление Лениным и другими  ведущими
деятелями  революции  таких  слов  как  "буржуазная"  или  "мелкобуржуазная"
интеллигенция по отношению к такой тонкой  и  чувствительной части народа не
могло создать доброжелательного контакта между властью и интеллигенцией.
     Создается такое впечатление, что  Бердяев был прав, когда писал что  "в
новом коммунистическом типе  мотивы силы и власти  вытеснили  старые  мотивы
правдолюбия и сострадательности".

     "Рабочие и крестьяне, - писал дальше Ленин, - создали советскую власть,
свергнув буржуазию и буржуазный парламентаризм. Теперь трудно не видеть, что
это было не авантюрой и не "сумасбродством" большевиков, а началом всемирной
смены двух  всемирно-исторических  эпох: эпохи буржуазии и эпохи социализма.
Если  год  с  лишним тому назад этого не  хотело  (частью  не  могло) видеть
большинство  интеллигентов,  то  виновны ли мы  в  этом? Саботаж  был  начат
интеллигенцией и чиновничеством, которые в массе буржуазны и мелкобуржуазны.
Эти  выражения  содержат  классовую  характеристику,  историческую   оценку,
которая может  быть верна  или  неверна, но  принимать которую  за поносящее
слово или ругань никак нельзя..."

     Такая  характеристика была не  к месту  и не ко времени.  Обращенная  к
пролетариату и к крестьянству, она вызывала в них ненависть к интеллигенции.
Обращенная к  интеллигенции, она  вызывала только обиду и  оскорбление. То и
другое вело к отрицательным последствиям.
     Все  эти  исторические  и политические оценки  нужно было оставить  для
историков, а  в  процессе текущей  политики новая власть  должна была искать
контактов, а  не ссоры с  таким  важнейшим по сути дела, трудовым, преданным
революции слоем населения, как старая русская интеллигенция.

     "Озлобление рабочих и  крестьян,  - писал  дальше  Ленин, -  за саботаж
интеллигенции неизбежно, и "винить" если можно кого, то  только буржуазию  и
ее вольных и невольных пособников".

     Сегодня такой узкий и, я сказал бы, плоский ответ не звучит, или звучит
фальшиво, тогда  же  в обстановке крайнего обострения классовых отношений он
звучал как призыв к ненависти, а не к примирению.

     "Если  бы мы "натравливали" на  интеллигенцию, -  писал дальше Ленин, -
нас  следовало бы за  это повесить. Но мы не только не натравливали народ на
нее,  а  проповедовали  от имени  партии  и от  имени  власти  необходимость
предоставления  лучших  условий  работы.  Я это делал  с  апреля 1918 года".
(Ленин, том 38, стр. 220).

     Но именно  это-то  отношение к  интеллигенции как  к  социально  чуждой
советской власти,  которую поэтому следует привлекать лучшими  материальными
условиями,  и было обидно для  передовой  части интеллигенции. И,  наоборот,
официальное  провозглашение  такой  политики  вызывало  у   трудящихся  масс
отношение к интеллигенции как к чуждой прослойке, как к чуждой расе.
     Постоянное  подчеркивание  принудительного  привлечения  специалистов к
труду или  купле их высокими  заработками,  пайком и т.п.,  несомненно, было
оскорбительным для большинства интеллигентных людей, которые по своей натуре
были  более чувствительны ко всяким несправедливостям, чем  средний человек.
Вина  Ленина и  других  руководителей  партии  состояла не  в том,  что  они
недооценивали роли  интеллигенции  в  строительстве новой  жизни, -  это они
прекрасно понимали,  и  действительно, начиная с апреля  1918 года, Ленин не
переставал заострять  вопрос  о  необходимости  привлечения  интеллигенции к
строительству советского государства, -  вина их состояла  в том, что они не
смогли приблизить к себе, сделать русскую интеллигенцию  своим самым  верным
партнером в борьбе за социализм.
     Конечно, среди интеллигенции были такие группы, которые не откликнулись
бы ни  на  какие маневры  правительства и  не пошли  бы  на сотрудничество с
большевиками. Это относится  к той части интеллигенции, которая не принимала
власти "холопов". Но,  как показали дальнейшие  события, таких интеллигентов
было абсолютное меньшинство. Фактически Дукельский был прав, обвиняя  Ленина
и  большевиков в  натравливании  трудящихся  на  интеллигенцию.  Речи вождей
партии,  обращенные  к  рабочим  и  крестьянам  в  отношении  интеллигенции,
подливали только масла в огонь, и этого отрицать нельзя.
     И  к  письму А.М.  Горького  к нему  от 31  июля 1919  года,  по поводу
отношения к интеллигенции, Ленин отнесся не только недостаточно внимательно,
но и предвзято. Ленин писал Горькому:

     "Будто бы  "остатки" (имеются в виду  остатки  интеллигенции)  питают к
советской  власти нечто близкое  симпатии, а большинство рабочих "поставляет
воров,  примазавшихся  коммунистов"  и  прочее!  И  вы   договариваетесь  до
"вывода", что революцию нельзя делать без интеллигенции,  это сплошь больная
психика,  в обстановке озлобленных буржуазных  интеллигентов обострившаяся".
(Ленин, ПСС, том 51, стр. 24-25).

     В письме Горького было  много правды, от которой Ленин  безосновательно
отмахивался.  Большинство  интеллигенции питало  к  революции  симпатии,  но
осуждало большевиков  за  насилие,  которое часто носило, чего греха  таить,
бессмысленный характер.  Они были  озлоблены против  большевиков  по той  же
причине, которую назвал  Дукельский. И тут больная психика не  при  чем. Тут
скорее имела место самонадеянность зарвавшихся правителей.

     "Все делается, - писал дальше  Ленин, - чтобы привлечь интеллигенцию на
борьбу с ворами. И каждый месяц  в советской республике  растет % буржуазных
(?)  интеллигентов,  искренне помогающих рабочим и  крестьянам, а  не только
брюзжащих и  извергающих бешеную слюну. В Питере "видеть"  этого нельзя, ибо
Питер  город  с  исключительно большим  числом  потерявшей место (и  голову)
буржуазной публики (и "интеллигенции"), но для  всей  России это  бесспорный
факт". (Ленин, том 51, стр. 24-25)

     Во-первых, если интеллигенция искренне  помогает рабочим и  крестьянам,
то разве это не достаточное свидетельство того, что она близка к  революции.
И, во-вторых, неверно,  что только в  Питере  "брюзжит и  извергает  бешеную
слюну интеллигенция". Письмо Дукельского из Воронежа подтверждает, что такое
положение было по всей республике.

     "И  занимаетесь  вы  не  политикой,  -  писал  дальше  Ленин,  -  и  не
наблюдением работы политического строительства, а особой профессией, которая
Вас  окружает озлобленной  буржуазной интеллигенцией,  ничего  не  понявшей,
ничего  не забывшей, ничему не научившейся, в лучшем - в редкостно наилучшем
случае    -растерянной,   отчаивающейся,   стонущей,   повторяющей    старые
предрассудки, запуганной и запугивающей себя". (Ленин, том 51, стр. 25).

     Вся  характеристика  интеллигенции, данная  в  вышеприведенной выдержке
Лениным,  находится  в противоречии с такими его ярлыками  как "буржуазная",
"мелкобуржуазная" и  т.п. Если бы  интеллигенция  принадлежала  к враждебным
классам, то к ней не были бы применимы такие эпитеты, как "не понявшей", "не
забывшей", "не научившейся" и т.д.
     Не только  интеллигенция,  слой  чувствительный,  впадала  в  панику  в
условиях 1918-1919 годов.  Нужно было это понять.  Кому же было это  понять,
если  не вождям революции? Нужно было не третировать интеллигенцию, а помочь
ей  вырваться  из  обстановки путаницы и страха.  Создать  обстановку  и  не
материальную,  а  моральную должны были большевики. Но и объективные условия
жестокой  с  обеих  сторон  гражданской  войны необходимо учитывать тоже.  В
1918-1919-х годах, в  обстановке  враждебного  отношения  к большевикам всех
политических  направлений, включая меньшевиков, эсеров и  даже профсоюзов, -
всякий  упрек  интеллигенции в  адрес большевиков  мог  быть  воспринят  как
враждебный  акт.  Любая  критика,  направленная  на  ограничение  крайностей
революции,  воспринималась тогда большевиками  как контрреволюционный  выпад
классового врага и вызывала соответствующий отпор. Бердяев, по-видимому, был
прав,  когда  утверждал, что: "В новом коммунистическом  типе мотивы  силы и
власти вытеснили старые мотивы правдолюбия и сострадательности".
     На  первом  этапе  революции  отношение  Ленина  к  интеллигенции  было
неоднозначным.  Наряду с резким  выступлением  против интеллигенции, он  все
время  в   статьях  и  выступлениях  доказывал  необходимость  использования
интеллигенции, без которой пролетарская революция не  может  выполнить своих
задач. Разъясняя позицию  большевиков в отношении интеллигенции  на собрании
партийный работников Москвы 27-ХI-1918 года, Владимир Ильич говорил:

     "Мы  знаем,  что   строить   социализм   можно   только   из  элементов
крупно-капиталистической культуры, а  интеллигенция есть такой элемент. Если
нам  приходилось  с  нею беспощадно бороться,  то  к  этому нас не коммунизм
обязывал,  тот ход событий,  который всех  "демократов