ССР, хотя
Советский  Союз  продолжал  активно поставлять  в  Германию нефть,  сырье  и
продовольствие.   Обо   всем   этом   ежедневно   доносили   Сталину    наши
разведывательные органы, посольства,  иностранные  государства  и  отдельные
лица. Ведь  только глухим было не  слышно,  слепым не  видно и  недоумкам не
ясно, что  означали  все перечисленные и  многие другие  мероприятия  немцев
перед началом войны. А Сталин был нем и глух ко всем этим воплям и продолжал
свою политику заискивания перед гитлеровской кликой.
     Весь  советский  народ  знал об опасном  состоянии  наших  отношений  с
гитлеровской  Германией.  И  вот   Сталин  не  нашел  ничего  лучшего,   как
опубликовать накануне войны известное  сообщение ТАСС, в котором заискивающе
выгораживал фашистов  и всю  вину за слухи  сваливал на врагов, стремившихся
столкнуть СССР и Германию.
     Незадолго  до  начала  войны,  Сталин  провожал на  Ярославском вокзале
японского министра иностранных дел, с которым только что был подписан пакт о
ненападении между  СССР и  Японией. На вокзале  он  встретился с  германским
послом и военным  атташе.  Он обнимал  посла  и  всячески выражал  ему знаки
внимания. Он угодливо высказывал надежду на то, что  СССР и Германия  навеки
останутся друзьями. О  чем говорят все изложенные выше  факты? О том ли, что
советское  правительство  говорило с Гитлером голосом  великой  державы, или
совсем наоборот?
     Василевский  и Чаковский  ссылаются на то, что Молотов,  при поездке  в
1940 году  в  Берлин,  поставил все  эти  вопросы  перед  Гитлером  со  всей
остротой, как это положено великой державе.  Это неверно.  Так информировать
советских граждан,  как  это  делают Василевский  и Чаковский,  могут только
фальсификаторы истории. На совещании историков при ИМЛ 16 декабря 1966 года,
в связи с обсуждением книги Некрича "1941 - 22 июня", выступили Мельников из
института истории и Гнедин, и сообщили, о чем говорил Молотов в Берлине:

     "Коснемся вопроса, которого до сих пор нельзя было  касаться, - говорил
Мельников,  -  так как  на него  наложено табу  - о ноябрьских  1940-го года
переговорах   Молотова   с   Гитлером   в  Берлине.  Рассмотрим  обстановку.
Заканчивается   составление  плана  "Барбаросса".   Началась  передислокация
германских  войск  к  советско-германской  границе.  Гитлеровские  дипломаты
усилили  деятельность   на   Балканах,   в  Финляндии.   Чтобы   скрыть  эти
приготовления от советского правительства, Гитлер предложил устроить встречу
на высоком уровне. В Берлин  едет председатель  СНК Молотов. Гитлер выдвинул
перед ним план раздела  мира, но очень общий. Молотов  конкретно  потребовал
проливов,  Болгарии,  Румынии, Финляндии. Пускаться в эти детали  Гитлер  не
хотел, так как боялся,  что эти сведения просочатся  к  будущим союзникам. В
ответ  на  требование  Молотова  он  предложил Советскому  Союзу вступить  в
тройственный  пакт.  Молотов  выехал в  Москву. 25 декабря 1940 года  Сталин
официально  ответил согласием вступить  в  антикоминтерновский  пакт!!!  Это
показывает его линию и принципы действий".

     Бывший во время  переговоров Гитлера  с  Молотовым  заведующим  отделом
печати  министерства  иностранных  дел  СССР  Гнедин на  этом  же  совещании
историков ИМЛ говорил:

     "Я  в течение 2-х  лет давал  информацию Сталину и  Молотову.  Она  вся
проходила через  мои  руки... В  нашей литературе  утвердилось  мнение,  что
Сталин стал  во  главе правительства 5-го  мая 1941 года, чтобы  подготовить
страну  к  обороне. Сталин  на самом  деле палец о палец  не  ударил в  деле
обороноспособности  СССР. Мы имеем все  основания  предполагать, что  Сталин
стал во главе правительства не для того, чтобы подготовить страну к обороне,
а чтобы договориться с Гитлером. Ноябрьские переговоры 1940 года показывают,
в какой контакт Сталин хотел войти с Гитлером".

     О том же писали Некрич в своей книге "1941 - 22 июня", и другие.
     Все эти свидетельства подтверждают, что  Сталин  стремился установить с
Гитлером идейный контакт, либо искал пути отодвинуть надвигающуюся опасность
нападения Германии на СССР.
     Дочь Сталина Светлана Аллилуева писала в своей книге "Только один год":

     "Он не  угадал и  не предвидел,  что пакт 1939 года, который  он считал
своей большой хитростью, будет нарушен еще более хитрым противником.  Именно
поэтому он был в состоянии такой депрессии в самом начале войны. Это был его
огромный  политический  просчет.  "Эх, с  немцами  мы  были бы  непобедимы",
-повторял он, когда война была окончена".

     Он думал, что  именно с Гитлером ему будет лучше всего осуществить свою
мечту - раздел мира. То, что он думал об этом даже после победоносной войны,
лишний раз  подчеркивает  его  моральную  суть, позволяет  заглянуть  в  его
внутренний  мир,  полный  мрачных  замыслов, и  убедиться  в  состоянии  его
идейного и теоретического уровня. Когда  Германия напала  на Советский Союз,
Сталин от неожиданности был потрясен до глубины души. Он  испытал физический
страх. Об этом говорил Н.С. Хрущев в  своем  закрытом докладе на ХХ-м съезде
партии. Н.С.Хрущев говорил делегатам съезда о  дезертирстве Сталина в первые
дни  войны.  Узнав о  неудачах  и поражениях наших войск, он считал, что все
погибло, и наступает конец. В  это  время он не  руководил ЦК и страной и не
участвовал в решении кардинальных военных вопросов.
     О том, в каком подавленном состоянии  он  находился в момент объявления
немцами войны, писали не только Светлана  Аллилуева, Н.С.  Хрущев, но и Г.К.
Жуков:

     "И.В.  Сталин  был бледен и  сидел  за столом,  держа в  руках  набитую
табаком трубку. Он сказал:
     - Надо срочно позвонить в германское посольство.
     Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов.
     - Германское правительство объявило нам войну. И.В. Сталин опустился на
стул  и  глубоко  задумался. Наступила длительная и тягостная пауза".  (Г.К.
Жуков "Воспоминания", стр. 248).

     Чаковский в книге "Блокада" писал, что Сталин не показывался  несколько
дней, а по другим источникам он не выходил из дому до 1-го июля 1941 года.
     Н.С.  Хрущев в  том же докладе сообщал,  что его вытащила из Кунцево  в
Кремль группа членов Политбюро, специально приехавшая за ним.
     Дочь Сталина С. Аллилуева сообщила о  том, как испугался отец в августе
месяце 1941 года, когда немецкие войска подошли к Москве.

     "...В начале  войны, -  писала она, - в августе  месяце 1941 года  отец
разговаривал с Евгенией Аллилуевой (сестрой его  бывшей жены) и советовал ей
эвакуироваться с детьми на Урал. Она передала мне этот разговор позже:
     - Я  никогда  не  видела  Иосифа  таким  подавленным  и растерянным,  -
говорила она. - Я приехала  к нему, думала найти  поддержку, надеясь, что он
подбодрит меня. Только что сдали немцам Новгород, где я  родилась и выросла,
я была в панике. Каков же был мой ужас, когда я нашла его самого в состоянии
близком  к  панике.  Он  сказал:   "Дела   очень   плохи,  очень,  уезжайте,
эвакуируйтесь, в Москве оставаться нельзя..."
     Я ушла совершенно потерянная, мне казалось, что это конец".

     Если бы Сталин был  действительно смелым и уверенным в  себе вождем, то
он,  по мнению  многих специалистов,  должен был,  после  того как  Германия
напала  на  Англию   и  Францию,   объявить  мобилизацию  армии  и  устроить
демонстрацию на границах с Германией, или даже начать войну. Об этом думал и
этого больше всего боялся Гитлер, что видно из его записей опубликованных на
Западе.

     "Наша  главная  проблема сводится  к  тому,  -  писал  Гитлер,  - чтобы
удержать Россию по  возможности больше от  выступления. И меня лично  терзал
кошмар, что Сталин может проявить инициативу раньше меня".

     Сталин не сделал этого потому, что  больше всего боялся столкновения  с
Германией и  предпочитал пойти  на  любые уступки, чтобы только  наладить  с
Гитлером  дружественные  отношения. В связи  с этим  следует остановиться на
отношении историка Р.А.  Медведева к вопросу о том, как должен был поступить
Сталин после начала сражений между Францией-Англией и Германией?

     "Как  должен  был  вести  себя  в  этой  обстановке Советский  Союз?  -
спрашивает  Медведев.  Некоторые  историки  считают,  что  СССР  должен  был
объявить войну  Германии, образовав именно летом 1940 года  антигитлеровскую
коалицию. Подобные мнения нетрудно, однако, высказывать, когда уже известно,
как  именно развивались последующие  события.  Но ведь  летом 1940 года было
трудно  себе представить, что англо-французская  армия потерпит  поражение и
что Франция  капитулирует уже через  несколько недель после начала немецкого
наступления.  Поэтому  казалось  более  целесообразным  выждать  дальнейшего
развития событий".

     Странная логика. Выходит так, что если англо-французская армия выстояла
бы длительное время, тогда следовало  подождать.  Для чего? Чтобы  облегчить
немцам  возможность  быть  сначала  на одном  западном,  а  потом  на  одном
восточном  фронтах? Так этого только и хотел Гитлер. А не правильнее было бы
нанести  поражение гитлеровской  Германии  одновременно на  обоих фронтах, с
затратой  неизмеримо меньших  жертв,  чем СССР затратил, борясь первое время
почти один на один?
     По  поводу  утверждения  Чаковского,  что  Сталин не боялся говорить  с
Германией голосом великой державы, мне хотелось бы привести еще один  пример
из прошлой истории.
     В  марте  1941   года   правительство  Югославии   в  лице   Цветновича
присоединилось  к гитлеровскому  блоку.  Это  вызвало  сильное  недовольство
общественности  и  офицерского корпуса Югославии. Цветнович был свергнут,  а
пакт денонсирован. Советский Союз признал новое правительство Югославии и  5
апреля 1941 года подписал с ним пакт о дружбе и ненападении. Немецкие войска
напали  на  Югославию  и  после   ожесточенных  боев,  длившихся  3  недели,
оккупировали ее. Какой  голос подала в этом случае великая держава СССР? Она
даже не откликнулась на это варварское нападение Гитлера на Югославию.

     * * *

     Став  на  путь  жесточайших репрессий  против ленинских  кадров, Сталин
постоянно  чувствовал  страх  возмездия. Он  боялся  заговора  против  себя.
Особенно  он  опасался  военных,  из  числа  тех,  которые   прославились  в
гражданскую  войну.  Он  боялся, что в  ходе  войны, после первых неудач его
могут  отстранить  от  руководства.  Он  дал  команду  органам  безопасности
арестовать основную головку  Красной Армии, выросшую в  гражданскую войну  и
воспитанную на революционных традициях.
     Каковы, однако, действительные причины истребления советских генералов,
спрашивал  Л.Д.Троцкий в  июле месяце 1937 года?  Его ответ  на  этот вопрос
совпадает   с   позднейшими  рассказами  лиц,  близко   соприкасавшимися  со
сталинской кухней.
     Тысячи  и  тысячи  чиновников  и  командиров,  писал  он,  вышедших  из
большевизма или примкнувших к большевикам, поддерживали до недавнего времени
Сталина не за страх, а  за совесть, но последние аресты военных  пробудили в
них страх за судьбу режима и за собственную судьбу. Те,  кто помогли Сталину
подняться, оказывались все менее пригодны для того, чтобы поддержать  его на
головокружительной  высоте.  Сталин  вынужден был  все чаще обновлять орудия
своего господства.  В то же время он боялся,  что и  эти  обновленные орудия
поставят во главе себя другого, более надежного вождя.
     Особо остро стояла  эта  опасность  в отношении армии. Когда бюрократия
освобождается  от  контроля  народа,  военная   каста   неизбежно  стремится
освободиться  от  опеки гражданской  бюрократии.  Бонапартизм  всегда  имеет
тенденцию принять форму открытого господства сабли.
     Независимо от действительных  амбиций Тухачевского, писал Л.Д. Троцкий,
офицерский   корпус  должен   все  больше   проникаться   сознанием   своего
превосходства над диктаторами в пиджаках.
     С   другой  стороны,  Сталин  не  мог  не  понимать,   что  полицейское
командование над народом, которое он выполнял при  помощи иерархии партийных
секретарей,  проще и  непосредственнее  мог  осуществлять один из "маршалов"
через  военный аппарат. Опасность была слишком  очевидна.  Заговора, правда,
еще не было. Но он был  возможен.  Бойня имела превентивный характер. Сталин
воспользовался "счастливым" случаем, чтобы дать офицерству кровавый урок.
     Были  арестованы и уничтожены  все крупные военачальники:  Тухачевский,
Егоров,  Уборевич, Якир,  Пуйна, Эйдеман,  Блюхер,  Корк,  Викторов,  Орлов,
Примаков,  Кожанов и  сотни других  крупных военачальников,  а вместе с ними
тысячи  командиров  соединений, полков, кораблей.  Всего было  арестовано  и
расстреляно почти  3/4 всего высшего  и среднего командного и  политического
состава Красной Армии.
     В  своих  воспоминаниях об  этом периоде  генерал  Тодорский,  сам тоже
пострадавший  в эту  кампанию, но оставшийся в живых, дал полный должностной
перечень репрессированных  командиров, начиная с командира полка  и  выше до
маршала включительно.

     "Я  пытался понять,  -  записывает у себя  в дневниках  Литвинов, - для
самого  себя  нужду  или исторический  смысл  такой  кровавой бани.  Но  это
нелегко.  Однажды,  когда Мехлис  был пьян, он  сказал  мне,  что если война
придет, то расстройство, потери должны быть  неизбежны, на первой же стадии.
Было необходимо избавиться от всех тех, кто может воспользоваться ситуацией,
чтобы расшатать, вызвать колебания в момент первого военного удара..."

     Мехлис заявил, что полная политическая стабилизация режима  важнее, чем
высшее командование. "Мы найдем командиров". В этом,  как  раз, состояла вся
суть  сталинских  репрессий  против  политических, военных и  других  кадров
советского  государства. "Полная политическая стабилизация режима",  то есть
безграничная, никем  не оспариваемая  власть Сталина, важнее,  чем идейные и
опытные, выросшие под руководством  ленинской  партии кадры, которые не были
преданы  лично Сталину.  Лучше  и точнее не  скажешь.  Такая формула целиком
совпадает с оценкой,  данной Л.Д. Троцким  на  этот счет,  приведенной  мною
выше.
     Для  того чтобы оценить те потери, которые понесла Красная Армия от  ее
обезглавливания,   мне   хочется  дать  краткую  характеристику  ведущим  ее
политическим и военным деятелям.
     Ян Гамарник  -  начальник  политического  управления республики. Уже во
время гражданской  войны выделялся своими политическими и  административными
способностями. В 1923 году он примыкал на  Украине к троцкистской оппозиции.
Стремясь оторвать  молодых,  способных партийцев  от оппозиции, руководившая
тогда партией тройка (Зиновьев, Каменев и  Сталин),  переместили Гамарника с
Украины на Дальний  Восток,  где  он  быстро  поднялся  по  административной
лестнице, радикально покончив с "троцкизмом". Когда перевоспитание Гамарника
были  завершено,  его перевели в Москву и  поставили  во главе Политического
управления Республики (ПУРа). Десять лет Гамарник занимал ответственный пост
в самом центре партаппарата,  в повседневном сотрудничестве с органами НКВД.
Почему же Гамарник, после таинственного самоубийства, попал в списки "врагов
народа"? После  самоубийства  Я. Гамарника по Москве  ходили слухи, в кругах
ответственных работников,  что он вел  подготовку к  дворцовому перевороту и
удалению Сталина от руководства.
     Убедившись  в  том, что  Сталин отходит  от ленинского курса в  сторону
личной диктатуры,  Гамарник стал  привлекать к  участию в перевороте крупных
военачальников.  С  этой  целью он  повел  переговоры  с маршалом  Блюхером.
Последний,  выслушав  Гамарника, сказал ему, что  он считает  себя обязанным
донести его предложение до сведения Политбюро.  Вслед за этим разговором, 31
мая 1937 года, Гамарник покончил жизнь самоубийством.
     Не  исключено,  что  эти сведения, поступившие к Сталину от  Блюхера, и
послужили для него толчком к ликвидации главных деятелей Красной Армии.
     М.Н.  Тухачевский  не принадлежал  к старой большевистской гвардии.  Он
выдвинулся  во  время  гражданской  войны  с  благословения  Л.Д.  Троцкого.
Тухачевский, несомненно, проявил себя  как  человек, обнаруживший выдающийся
талант  военного стратега. После  окончания гражданской  войны он  неутомимо
повышал   свои  знания,   учился   военному  делу.  Ему   принадлежала  идея
массированного  применения танков и авиации, а также осуществление десантных
операций в тылу противника. Почему же Радеку  было поручено назвать во время
судебного следствия  имя  М.Н. Тухачевского? Тухачевский  не мог не дорожить
даровитыми военачальниками, за которых он  выступал  в  защиту. Этого одного
было  достаточно, чтобы убрать  его с дороги. А  может быть, стало известно,
что он  вместе с Гамарником состоял в заговоре против Сталина?  Об этом были
сигналы от Бенеша.
     Якир из молодого туберкулезного студента  стал красным  командиром. Уже
на первых  порах  он  обнаружил воображение и находчивость стратега:  старые
офицеры не  раз с удивлением поглядывали на  тщедушного комиссара,  когда он
спичкой тыкал в  карту. Свою преданность революции и партии Якир имел случай
доказать  с  гораздо  большей  непосредственностью,  чем Тухачевский.  После
окончания гражданской  войны  он  серьезно  изучал военное дело.  Авторитет,
которым он  пользовался,  был велик  и заслужен. Рядом с ним можно поставить
менее  блестящего, но вполне  испытанного и надежного полководца гражданской
войны И. Уборевича.
     Этим двум военачальникам была поручена охрана  западной границы СССР, и
они годами готовились к своей роли в будущей великой войне.
     К.Е.  Ворошилов.  Не  секрет,  писал  о  нем Л.Д.  Троцкий, что  старый
большевик Ворошилов - чисто декоративная фигура.  Во время гражданской войны
Ворошилов, наряду с несомненной личной храбростью, проявил полное отсутствие
военных  качеств,  вдобавок  захолустную  узость кругозора. Единственное его
право на пост члена  Политбюро и наркома обороны состоит в том, что он еще в
Царицыне, в  борьбе с казачеством, поддерживал оппозицию Сталина  против той
военной политики, которая обеспечила  победу в гражданской войне. Ни Сталин,
ни остальные  члены  Политбюро  не  имели,  впрочем, никогда  иллюзий насчет
Ворошилова  как  военного  вождя.   Они  стремились  поэтому  подпирать  его
квалифицированными  сотрудниками.  Действительными  руководителями армии  за
последние годы перед войной до 1937 года были Тухачевский и Гамарник.
     Какова роль Ворошилова в аресте Тухачевского и  других,  спрашивал Л.Д.
Троцкий  и  отвечал, что  связь со  Сталиным  гораздо  больше определяла его
политику,  чем  связь  с  армией.  К  тому  же,  Ворошилов,  ограниченный  и
деспотично-взбалмошный, не мог не глядеть неприязненно на своего  даровитого
заместителя.
     После  разоблачения "культа личности Сталина",  на ХХII  съезде партии,
выступил начальник КГБ  Шелепин, который рассказал  о роли Ворошилова, самой
гнусной и постыдной роли, какую он сыграл в разгроме талантливых и преданных
партии и советской власти полководцев Красной Армии.
     С.М.  Буденный. Самым выдающимся после  Буденного начальником кавалерии
был, несомненно,  Примаков.  Можно  без  преувеличения  сказать,  что  после
процессов  во всей Красной Армии не  осталось ни одного имени, кроме того же
Буденного, которое могло  по  своей популярности, не говоря уже о талантах и
знаниях, равняться с именами неожиданных преступников.
     Пристального    внимания     заслуживает    организация    суда:    под
председательством низкопробного чиновника Ульриха группа старых генералов во
главе  с  Буденным  оказалась  вынуждена  выносить  своим  боевым  товарищам
приговор,  продиктованный  из  секретариата  Сталина.  Это  был  дьявольский
экзамен на верность. Остающиеся в живых военачальники отныне были закабалены
Сталину тем позором, которым он намеренно покрыл их.
     Сталин  боялся  не