уту,  и этим объяснял неразвитость бесконечно сильного духом русского
народа. При отсутствии внутренних причин  развития оставалось апеллировать к
внешним.  Отсюда  горячее  сочувствие  Белинского  реформам Петра  Великого:
русскому  народному духу  надлежало "быть  возбужденным  извне".  (см.  Г.В.
Плеханов "О Белинском" (1910г.)).
     До  какой степени  сходна  сегодняшняя позиция Солженицына  с  позицией
славянофилов  150-ти летней давности, видно  из того, как  сейчас Солженицын
выступает против зажима в СССР всех свобод. Точно так, как тогда славянофилы
выступали против запрета царским правительством всех демократических свобод.
На это обратил внимание Н. Бердяев в упомянутой мною книге.

     "Несмотря на консервативный элемент своего миросозерцания,  славянофилы
были горячими защитниками  свободы личности, свободы совести, мысли, слова и
своеобразными  демократами,  признавали принцип  верховенства народа...  Они
защищали  монархию  на  том основании,  что  лучше,  чтобы один человек  был
замаран властью, всегда греховной и грязной, чем весь народ (Аксаков).
     Славянофилы  верили в народ,  в народную  правду, и  народ был для них,
прежде  всего,  мужики,  сохранившие православную веру и  национальный уклад
жизни". (Н. Бердяев, "Истоки и смысл русского коммунизма").

     Оглядываясь назад, на споры 130-140 летней давности между западниками и
славянофилами, повторенные разногласиями  между марксистами и  народниками в
конце ХIХ-го - начале XX веков, мне хочется с особой  силой подчеркнуть, что
история развития России  после аграрной  реформы 1861 года и особенно  после
столыпинской   аграрной   реформы   1906   года,   пошла   не   по   особому
славянофильскому и  народническому пути, а по  пути, предсказанному русскими
демократами ХIХ-го  века  и  марксистами.  Это  с предельной  точностью было
исследовано    на   большом   историческом    и   статистическом   материале
Туган-Барановским в его  книге  "Русская фабрика в ее прошлом  и настоящем",
Лениным  в  книге "Развитие  капитализма в  России" и  Н. Бердяевым  в книге
"Истоки и смысл русского коммунизма".
     Особый  путь России, предсказанный славянофилами и народниками, в жизни
не состоялся. Россия гигантскими  шагами двинулась догонять Западную  Европу
по капиталистическому пути и не только в городе, но и в деревне, в которой с
колоссальной быстротой  шел  процесс классовой  дифференциации.  Утверждения
славянофилов  ранее и  Солженицына  теперь, что  в России не  было классовой
борьбы, также опровергнуты фактами великих крестьянских  бунтов в прошлом, а
в начале века - волнениями и стачками рабочих.
     Да и что было бы  с Россией, если бы славянофилам удалось задержать  ее
развитие  и   оставить   русский   народ   в   состоянии  неподвижности,   а
западноевропейские  страны,  США и  Япония продолжали бы  свой путь, как это
было в действительности в истекшие  130 лет? Ясно, что  Россия в этом случае
превратилась бы в объект для колониальной добычи капиталистических стран.
     Что  было бы  с  русской деревней, если бы она продолжала оставаться  в
патриархальной неподвижности, в  то  время  как  в передовых странах  был бы
достигнут  современный  уровень  производительности  труда? В  экономическом
отношении  русская деревня ничем не отличалась бы от  современной индийской,
южно-американской, или африканской деревни.
     Хочется вспомнить слова Г.В. Плеханова,  сказанные им по  поводу споров
Чернышевского со славянофилами о русской самобытности:

     "У  нас  нет  никакого   основания  хвастаться   нашей   самобытностью,
сводящейся к страшной отсталости. За Чернышевским навсегда останется заслуга
борьбы с нашим хвастовством, откуда бы она ни исходила.
     В  существовании  и  развитии  капитализма, -  писал Г.В.  Плеханов,  -
славянофилы видели одно только зло, не замечая его  революционной стороны...
Идеализируя народ, они  идеализировали не ту  особенность  развития, которая
заключается  в нем благодаря его общественно-экономическому развитию, а весь
тот  характер, который  он  имеет в настоящее время".  (Г.В.  Плеханов "В.Г.
Белинский" (речь, 1898 год)).

     Вот и сейчас, желая восстановить в народе его характер, Солженицын ищет
решение этого  вопроса  не на путях  прогресса, а  путем  возврата к прежним
условиям жизни, хотя бы на просторах Сибири.
     Солженицын отвергает насилие большевиков, как явление, чуждое  русскому
народу, навязанное  ему извне,  больше того, как осуществленное  не русскими
руками, а пришлыми  элементами:  австрийцами,  мадьярами, латышами, евреями,
китайцами и  другими народами. Формы,  которые приняло  насилие коммунистов,
чужды русскому  характеру,  в  основе  своей  справедливому  и религиозному.
Совершенно  иначе,  чем Солженицын,  толкует  вопрос  о русской революции Н.
Бердяев в своей книге: "Истоки и смысл русского коммунизма".

     "...Русские  революционеры  в  прошлом,  -  пишет  он,  -  всегда  были
тотальны. Революция была для них религией и философией, а не только борьбой,
связанной  с  социальной  и  политической  стороной   жизни.  И  должен  был
выработаться русский марксизм,  соответствующий этому  революционному типу и
этому революционному тоталитарному  инстинкту.  Это  -  Ленин и  большевики.
Большевики  и  определили   себя  единственным   ортодоксальным,   то   есть
тоталитарным,   интегральным    марксизмом,    не    допускающим   дробления
марксистского миросозерцания и принятия лишь его отдельных частей.
     Этот   "ортодоксальный  марксизм",   который  в  действительности   был
по-русски  трансформированным   марксизмом,  воспринял,  прежде   всего,  не
детерминистическую,   эволюционную,   научную  сторону   марксизма,   а  его
мессианскую, мифотворческую, религиозную  сторону,  допускающую  экзальтацию
революционной  воли,   выдвигающую  на  первый  план  революционную   борьбу
пролетариата,   руководимую   организованным   меньшинством,   вдохновленным
сознательной  пролетарской  идеей.  И Ленин  доказал  на  практике,  что это
возможно.

     ...Не   революционному   народничеству,   а   именно   ортодоксальному,
тоталитарному  марксизму  удалось  совершить  революцию,  в  которой  Россия
перескочила через стадию капиталистического развития, которая представлялась
столь  неизбежной первым  русским марксистам. И  это  оказалось  согласным с
русскими традициями и инстинктами народа. В это время иллюзии революционного
народничества были изжиты,  миф о народе-крестьянстве  пал. Народ  не принял
революционной интеллигенции.  Нужен  был новый  революционный  миф, и миф  о
народе-крестьянстве  был  заменен мифом  о пролетариате... Произошло  как бы
отождествление  русского  народа с  пролетариатом,  русского  мессианизма  с
пролетарским мессианизмом. Появилась рабоче-крестьянская Советская Россия...
Ленин вернулся по-новому к старой традиции русской революционной мысли". (Н.
Бердяев, "Истоки и смысл русского коммунизма").

     В то время  как идейное сходство Солженицына  и Бердяева состоит  в  их
религиозных взглядах и в их любви  к  русскому народу, их отличие  состоит в
разной оценке  прошлого России, его  влияния на характер народа, и в  разном
видении мессианской роли русского народа.
     Н. Бердяев,  считая русский характер Божьим даром, рассматривает  жизнь
русского народа в окружающем мире в движении и заботится о том, чтобы Россия
не оказалась жертвой своей отсталости. Солженицына заботит только сохранение
народного  характера как драгоценной и вечной ценности, в том виде,  как  он
был воспитан отцами православной церкви.
     Поэтому  хотя  оба  они  и признают,  что русскому  народу  был нанесен
большой ущерб грубыми реформами Петра  и революционным насилием большевиков,
Солженицын ограничивается только  этой отрицательной  оценкой роли Петра I и
Ленина.  Наоборот, Н.  Бердяев, наряду  с  негативной  оценкой  их действий,
подчеркивает  огромную  прогрессивную роль для  русского народа  как  реформ
Петра, так и революционных приемов Ленина.
     Что касается концепции Н. Бердяева относительно  трансформации русского
марксизма,  то  о ней  следует  сказать,  что она  односторонне,  исходя  из
традиционных   взглядов   русской   религиозной    интеллигенции,    толкует
социально-политическую линию Ленина и большевиков.
     В действительности  Ленин шел  на  революцию  в  экономически  отсталой
России не  потому,  что нашел близкие традициям русской интеллигенции пути к
русскому  крестьянству,  а потому,  что  он рассматривал  эту  революцию как
трамплин к мировой революции.
     То, что  идеи  русской  -  как  начала мировой  - революции  совпали  с
традиционной русской  тоталитарной  идеей целостности России, только помогло
большевикам,  несмотря  на   затяжку  мировой  революции,  закрепить  победу
революции.
     То же  самое  относится к  другому утверждению Н. Бердяева,  что  Ленин
хотел  построить социализм,  минуя капитализм.  В действительности  Ленин об
этом никогда не думал, ибо, как автор книги "Развитие капитализма в России",
полностью  отдавал  себе  отчет  в  том,  что  Россия безвозвратно  стала на
капиталистический путь развития после реформы 1861 года.
     Расхождения между Лениным  и  Троцким  в отношении  своеобразия русской
революции также  надуманы  Бердяевым,  исходя  из ложно  понятой  им позиции
Ленина.
     Что  касается  позиции  Бердяева  насчет  детерминизма  и  мессианского
коммунизма, то  тут он также не прав, так  как  сам Маркс вывел пролетарское
мифотворчество  из  эволюции капиталистического общества. Капитализм создает
своего антипода,  своего  могильщика,  концентрируя  рабочих на  фабриках  и
заводах, объединяя их одним интересом.  Организованные таким образом рабочие
становятся основой  для  партии  пролетариата.  То,  что  в  России  насилие
вылилось в такую уродливую форму, объясняется не особенностями коммунизма, а
тем,  что социализм строился в  одной,  отдельной  стране, со слабо развитым
пролетариатом, а  также личными особенностями Сталина. Тоталитарная форма, в
которую   выродилась   "социалистическая"   республика,  характерна  не  для
социализма  вообще, а  только для  изолированного  российского, сталинского,
казарменного социализма.
     Утверждение Солженицына,  что  России была навязана революция извне, не
согласуется  со  взглядами   таких   выдающихся  русских  мыслителей  разных
направлений, как А.И. Герцен, Ф.М. Достоевский, Н.А. Бердяев, Н.О. Лосский и
др.

     "Слово  социализм  неизвестно нашему  народу, - писал А.И. Герцен, - но
смысл его близок его душе... В социализме встретится Русь  с революцией. Нет
народов  в Европе, более подготовленных  к  социальной  революции,  чем  все
неонемеченные славяне. Я чую сердцем  и  умом, что история ломится именно  в
наши  ворота... Отделавшись от  царя Николая (I), Россия  сразу превратит  в
действительность мечту, недосягаемую для Запада.
     Время славянского мира настало.  Моя  вера  вдохновлялась  своеобразной
исторической миссией России.  В своем революционном подвиге Россия  не будет
руководствоваться образцами Запада.  Таким образом, Великая революция придет
из России,  и старая  Европа,  до  мозга  костей  больная  мещанством, будет
бояться этой революции".

     Говоря  о  том  характере,  который,  по  его  мнению,  примет  русская
революция, А.И. Герцен писал:

     "Социализм  и демократию  можно  построить при условии предварительного
разрушения существующего  мира... Я решительно  отвергаю  всякую возможность
выйти  из  современного  тупика  без   истребления   существующего.   Победа
демократии и социализма возможна только при истреблении существующего мира с
его  добром  и  злом  и  с  его  цивилизацией.  Революция,  которая   теперь
подготовляется, будет кровавой резней".

     Но  взгляды А.И. Солженицына  на революцию как на чужеродное явление  в
русской жизни и  ее отрицательную роль в жизни России не совпадают не только
со взглядами таких  его идейных противников, как  русские демократы  Герцен,
Чернышевский   и   др.,   но   и  со  взглядами   таких  по  сути  дела  его
единомышленников, как  Ф.М. Достоевский, Н.  Бердяев, Н. Лосский, которые не
так узко и абстрактно подходили к этому  вопросу,  как  подошел  к нему А.И.
Солженицын.

     "Достоевский до глубины раскрыл  апокалипсис и нигилизм в русской душе.
Поэтому  он угадал,  какой характер примет русская революция. Он  понял, что
революция совсем не то у нас  означает, что  на Западе, и  потому  она будет
страшнее и предельнее западных революций.
     Русская революция - феномен религиозного  порядка,  она решает вопрос о
Боге... Для Достоевского  проблема русской  революции,  русского нигилизма и
социализма,  религиозного по существу -  это  вопрос о Боге и о бессмертии".
(Н. Бердяев, "Духи русской революции").

     В сборнике "Из глубины", Н. Бердяев пишет:

     "Долгий  исторический  путь  ведет  к революциям,  и в  них открываются
национальные  особенности  даже  тогда,  когда   они  наносят  тяжелый  удар
национальной мощи и национальному достоинству.
     Каждый народ  имеет  свой  стиль  революционный,  как имеет  свой стиль
консервативный... Русская  революция антинациональна по  своему характеру...
Но  и  в   этом  антинациональном  ее   характере   отразились  национальные
особенности  русского  народа  и  стиль  нашей  несчастливой  и  губительной
революции -  русский стиль. Наши старые национальные болезни и грехи привели
к революции и определили ее характер. Духи русской революции, русские духи".
(Н. Бердяев).

     В  книге  Н.О.  Лосского   "О  характере  русского  народа"  (1957  г.,
Франкфурт-на-Майне) он писал:

     "Будучи   сторонниками    марксизма,   советские   коммунисты   считают
экономические  производственные  отношения  основным  явлением  общественной
жизни,  от  которого зависят остальные  стороны  ее  -  политические  формы,
религия, искусство... На первый взгляд, перечисленные черты  миропонимания и
практики советского  коммуниста  кажутся часто сполна душе русского  народа,
каким-то чужеродным явлением, вторгнувшимся  извне в  русскую жизнь. На деле
это   не  так.   Русскому   народу   свойственно  искание  добра  для  всего
человечества,   искание  смысла  жизни  и   связанная  с  этими   интересами
христианская религиозность, воплощающая в себе идеал жизни.
     К  числу  первичных  свойств   русского  народа  принадлежит   доброта,
углубляемая  и поддерживаемая исканием абсолютного добра  и  религиозностью:
однако  измученный злом  и нищетою русский человек может проявить  и большую
жестокость...  Большевистская  революция есть яркое  подтверждение того,  до
каких крайностей могут дойти русские люди в своем смелом искании новых  форм
жизни и безжалостном истреблении ценностей прошлого".

     Размах  Октябрьской  революции соответствовал широте русского народного
характера.  Доверчивость  к вождям, привычка, чтобы судьбы народные решались
наверху,  отсутствие  традиций  в  самоуправлении, в критике  и  в свободном
волеизлиянии своих чувств - разве это не черты русского народного характера,
которые сильнее всего проявились в ходе русской революции и которые никак не
соответствуют ни традициям, ни чертам характера западных стран.

     "Эти  русские  мальчики,  - писал Н.  Бердяев  в  книге  "Духи  русской
революции", -  никогда не были способны к политике, к  созданию, к устроению
общественной  жизни.  Все перемешалось  в их головах, и, отвергнув Бога, они
сделали  Бога   из  социализма  и  анархии,  они  захотели  переделать   все
человечество  по  новому  штампу  и  увидели  в  этом  не  относительную,  а
абсолютную задачу".

     Бердяев показывает, что большевизм вырос из  всех основ народной жизни,
что политическое развитие  России  и русское общественное движение логически
должны были породить советский коммунизм.
     Та незащищенность, которую проявил русский народ в революции,  является
следствием особенностей России, вытекающих из неподвижности русского быта, о
которых писал Белинский и против опасности которых он предостерегал  русскую
интеллигенцию, когда призывал ее следовать по стопам западной демократии.
     И не о потере  русским народом этой "спасительной неподвижности" должен
печалиться  А.И. Солженицын,  а  о  приобщении  русского народа к свободе  и
демократии,  не  западного,  а  более  высокого  социалистического  образца,
которые только  и могут вывести  Россию  на путь свободного  выражения своих
прав и строительства будущего своей страны.

34. Первые повесть и рассказы А.И. Солженицына, опубликованные в журнале "Новый мир"

     Взгляды  А.И.  Солженицына  на  самобытность  России отразились  в  его
литературных произведениях, начиная с самых ранних, опубликованных в журнале
"Новый  мир": "Один  день  Ивана  Денисовича",  "Матренин двор", "Случай  на
станции  Кречетовка",  в его  неопубликованных  в  Советском  Союзе  больших
романах: "Раковый корпус",  "В круге первом", "Август 1914", а  также  в его
публицистических  статьях  и   произведениях:  "Бодался  теленок  с  дубом",
"Архипелаг  Гулаг",  "Из-под  глыб"  и  других.  Прежде  всего,  мне хочется
обратить  внимание   читателей  на  то,  как  были  первоначально  встречены
советской    литературной    критикой   произведения    А.И.    Солженицына,
опубликованные в журнале "Новый мир".
     Рецензии на повесть Солженицына дали почти все центральные газеты СССР.
В газете "Правда" в  номере от  23-ХI-1962 года, то  есть почти  сразу после
выхода  повести  в  свет,  рецензию  написал  один  из  ведущих  официальных
литературных критиков того времени В. Ермилов.
     Учитывая, какой  поворот в нашей партийной и советской печати произошел
вскорости после  этой  рецензии по отношению к писателю А.И.  Солженицыну, я
счел необходимым дать из этих рецензий подробные выписки.

     "В нашу  литературу, - писал В. Ермилов, -  пришел писатель, наделенный
редким талантом, и, как это свойственно  истинным художникам,  рассказал нам
такую правду,  о  которой невозможно  забыть и  о  которой нельзя  забывать,
правду, которая  нам  смотрит  прямо  в глаза.  Иван Денисович  Шухов, герой
повести,  колхозник,  солдат  Отечественной войны,  человек  уже  немолодой,
отбывающий  десятилетний срок заключения в лагере. Какое же преступление  он
совершил? В начале  войны попал  он в немецкое  окружение, пробыл два дня  в
плену, бежал,  крался по болотам,  чудом  добрался до своих,  и  вот  за это
приговорен.
     Вопиющие беззакония подобного рода связаны не только с судьбой главного
героя, но и с другими судьбами, проходящими перед нами в повести...
     Народный   склад   мышления,   речи,   пронизывающий  всю   повесть  А.
Солженицына,  с   особенной  убедительностью   подчеркивает  противонародную
направленность извращений, связанных культом личности. Произвол и жестокость
- спутники культа - были направлены против людей труда, против народа, вот о
чем, прежде всего, говорит  повесть "Один день Ивана Денисовича".  Сталин не
верил в массы, пренебрежительно относился к ним".

     Как  же  следует сочетать  мысли, высказанные  Ермиловым  на  страницах
органа  ЦК  КПСС в отношении людей труда,  с мыслями, высказанными Кочетовым
относительно   "правдивого"   показа   человека  труженика   и  "лакировки"?
"Литературная газета" поместила две рецензии на повесть А.И.  Солженицына. В
номере от  22-ХI статью  Г. Бакланова под  заголовком  "Чтобы это никогда не
повторилось" и А. Дымшица "Жив человек".
     Газета  "Известия"  поместила статью  К.  Симонова "О  прошлом  во  имя
будущего",  и  "Московская  правда"  в  номере  от 8-ХII-1962  г. "  "Во имя
будущего".
     Так же, как и В. Ермилов, все авторы рецензий отмечали появление нового
выдающегося  художественного  таланта,  а также  огромное  значение  повести
Солженицына  "Один день Ивана Денисовича"  для разоблачения  культа личности
Сталина и для моральног