я,  и  -
запнулся.  С  чего  начать?  Каким  образом  обобщить   события   многих
десятилетий? Я искал нужные слова, мне хотелось рассказать прежде  всего
о хорошем.
   - Ну... оспа почти уничтожена, рябых лиц теперь не встретишь. И чума.
Вот уже многие годы не было, кажется, ни одного случая. По крайней  мере
у нас в Штатах... - Джулия кивнула. - И полиомиелит -  так  мы  называем
детский  паралич  -  тоже  почти  уничтожен.  Во   всех   цивилизованных
странах...
   Джулия снова кивнула, будто и не ждала ничего другого.
   - А грудная жаба? А рак?..
   - Ну, не все сразу. Зато мы делаем пересадки органов!
   Хирург вынимает из груди больное сердце и заменяет  его  здоровым  от
погибшего человека.
   - Это невероятно! И люди потом поправляются?
   - Ну, не то чтобы очень надолго. Метод еще не совершенный.
   Но его, конечно, усовершенствуют...
   - А сколько лет люди живут теперь? Лет сто, наверно, или даже больше?
Я читала в "Атлантик мансли", что в будущем...
   - Честно сказать, Джулия, люди живут ненамного  дольше,  чем  в  ваше
время. Дело в том, что  появились...  э-э...  некоторые  новые  факторы,
которых не было  раньше  и  которые  сокращают  нам  жизнь.  Загрязнение
атмосферы, например. Правда, у нас есть кондиционеры...
   - А что это такое?
   - Это машины, которые летом охлаждают воздух.
   - По всей Земле?
   - Нет, нет. Только в помещениях. У меня такой  аппарат  под  окном  в
спальне, если вы обратили внимание. В любую жару температура  в  комнате
не поднимается выше двадцати градусов.
   - Какая роскошь!
   - Да, неплохо. Кондиционеры есть теперь почти во всех учреждениях,  в
ресторанах, кино, гостиницах...
   - Что такое кино? Вы однажды упоминали о нем.
   Я объяснил, что кино похоже  на  телевидение,  только  экран  гораздо
больше, изображение гораздо ярче и все в целом - не всегда, но подчас  -
гораздо лучше. Потом я  зачем-то  заговорил  об  электрических  одеялах,
магазинах самообслуживания, воздушных путешествиях, стиральных  машинах,
машинах для мойки посуды и,  да  простит  меня  бог,  о  сверхскоростных
шоссейных дорогах.
   Джулия допила кофе, взяла у меня пустую чашку с блюдцем и  вместе  со
своими отнесла на кухню. Вернулась она со словами:
   - Но что случилось за эти годы, Сай? Что происходило на свете?
   Пока я раздумывал, какие из исторических событий достойны упоминания,
она прошлась по комнате, потрогала  занавеси,  заглянула  за  телевизор,
несколько раз подряд зажгла и погасила свет. Я не знал, с  чего  начать.
Это как письма: можно  расписать  на  нескольких  страницах  приключения
одного уик-энда, но попробуй сжато рассказать старому другу  о  событиях
пяти лет, и поймешь, что  задача  не  из  простых.  Что  же  происходило
главного на протяжении почти столетия?
   - Ну, начать с того, что у нас теперь пятьдесят штатов.
   - Пятьдесят?
   - Да, пятьдесят, - подтвердил я  самодовольно,  словно  был  к  этому
причастен. - Все прежние  территории  теперь  штаты.  Да  еще  Аляска  и
Гавайи. И на флаге у нас теперь пятьдесят звездочек...
   Джулия  заглянула  на  журнальную  полочку  у  изголовья   дивана   и
обнаружила там газету.
   - Что же еще? - продолжал я. - В Сан-Франциско было  землетрясение...
кажется, в 1906 году. Город сильно пострадал, особенно от пожаров  после
землетрясения...
   - Жалко! Я слышала,  это  красивый  город.  -  Она  раскрыла  газету,
которую держала в руке. - Значит, вы придумали способ  воспроизводить  в
газете фотографии?..
   Джулия положила газету и направилась к книжному шкафу.
   - И даже, если нужно, цветные. Где-то у меня  валялся  номер  журнала
"Лайф" с цветными  фотографиями...  Господи,  как  же  я  забыл!  Мы  же
запускаем ракеты в космос! С людьми на борту. И на Луну садились ракеты.
Тоже с людьми. И вернулись потом на Землю...
   - Не может быть! На Луну? С людьми?
   - Истинная правда. Слетали и вернулись.
   И опять в моем голосе проскользнула  нотка  нелепого  самодовольства,
словно эти полеты явились делом моих  рук.  Джулия  была  в  совершенном
восхищении.
   - И люди ходили по Луне?
   - Ну да. Ходили.
   - Как интересно!
   Я помолчал немного, потом заметил:
   - Да. Наверно, интересно. Только  совсем  не  так  интересно,  как  я
воображал, когда мальчишкой читал научную фантастику. -  Джулия  бросила
на меня недоуменный взгляд, и пришлось продолжить:
   - Трудно это  объяснить,  Джулия,  но...  полеты  на  Луну  оказались
какими-то ненужными. Вокруг первого полета, разумеется, подняли ажиотаж,
его передавали по телевидению, если вы в силах представить  себе  такое.
Все мы своими глазами видели людей на Луне и слышали их голоса. А  потом
я почти и забыл  о  них.  Сразу  же,  и  редко  когда  вспоминал  потом.
Безусловно,  участники   полетов   проявили   незаурядный   героизм,   и
все-таки... Не  было  в  этих  полетах  какого-то  большого,  настоящего
смысла...
   Я замолчал - она меня не слушала.  Она  стояла  у  книжного  шкафа  и
читала названия на корешках. Одну книжку она  сняла  с  полки  и  начала
перелистывать - и внезапно резко повернулась ко мне, волна густой краски
залила ей лицо и шею до самого воротничка блузки.
   -  Сай,  такие  вещи...  -  она  смотрела  на  раскрытые  страницы  с
непритворным ужасом, - такие  вещи  теперь  печатают  в  книгах?  -  Она
захлопнула томик, будто слова могли выползти из  строк.  -  В  жизни  не
поверила бы, что это возможно!..
   Она не смела поднять на меня глаза. А мне нечего было ей сказать. Как
объяснить перемены в образе мышления, происшедшие на  протяжении  многих
десятилетий? В конце концов я усмехнулся: в сущности, книжка ей попалась
довольно безобидная. На полках рядом стояли и такие,  которые  заставили
бы ее, по всей вероятности, упасть в обморок.
   Сгорая от стыда, Джулия  наобум  схватила  с  полки  другую  книгу  и
прочитала название вслух. Она едва ли слышала, что  читает,  ею  владело
единственное желание - похоронить  непристойную  тему,  на  которую  она
нечаянно натолкнулась.
   - "История первой мировой войны в  фотографиях",  -  произнесла  она.
Потом значение прочитанных слов начало доходить до нее. - Войны? Мировой
войны? Что это значит, Сай?
   Она хотела было открыть книгу, и тут  я  вскочил  на  ноги  и  быстро
подошел к ней.
   Удивления достойно, с какой молниеносной скоростью срабатывает иногда
мозг, какую цепь мыслей и образов способен  он  создать  за  малую  долю
секунды! Я давненько не заглядывал в книгу,  которую  Джулия  порывалась
открыть. Но пока я делал два быстрых шага, что отделяли меня от  нее,  я
припомнил десятки приведенных там фотографий: разрушенный город -  груды
камня, обломки стен, а на переднем плане мертвая  лошадь  в  придорожной
канаве... Беженцы на грязном проселке  и  маленькая  девочка,  испуганно
глядящая в  объектив...  Самолет,  объятый  пламенем...  Окоп,  чуть  не
доверху полный трупов в гимнастерках, галифе и  обмотках;  одно  из  лиц
совсем уже разложилось, остался череп с прилипшими к нему волосами. И  -
фотография, которая запомнилась мне больше всех остальных: на  бруствере
окопа сидит  солдат  с  непокрытой  головой.  Он  жив,  свесил  ноги  по
щиколотку в воду, залившую окоп, а там, в воде,  лежит  мертвый.  Солдат
курит и смотрит в аппарат запавшими, ничего не  выражающими  глазами,  и
вид у него такой, будто он никогда не улыбался и никогда  не  улыбнется,
сколько бы ни довелось ему прожить. И я со всей очевидностью понял,  что
нельзя показывать Джулии  эти  ужасы,  если  только  она  не  собирается
остаться в мире, который их породил. С принужденной улыбкой я взял книгу
из рук Джулии до того, как она успела ее раскрыть, и ответил небрежно:
   - Была такая война, - я  мельком  глянул  на  корешок,  словно  хотел
удостовериться, та ли это книга, - была, но давно...
   - Но почему мировая?
   - Потому что... ее назвали так потому, что весь мир  проявлял  к  ней
интерес. Понимаете, она касалась всех и каждого, и...  ну,  в  общем  ее
быстро прекратили. Я почти и забыл о ней.
   Насколько я понимаю, получилось  у  меня  не  слишком  убедительно  -
Джулия немедля спросила:
   - Но тут написано - первая мировая. Значит,  были  и  другие  мировые
войны?
   - Была еще вторая.
   - А та была какая?..
   Она, бесспорно, заподозрила меня во лжи. И вновь  мой  мозг  совершил
обыкновенное чудо. В тот раз я за несколько секунд - прежде чем солгал -
окинул мысленным взором  четыре  года  сражений  первой  мировой  войны.
Теперь я так же мгновенно подумал о второй мировой - о городах,  стертых
фашистами с лица  земли  вместе  с  женщинами,  стариками  и  детьми,  о
массированных налетах  американской  авиации,  несших  смерть  опять  же
старикам, женщинам и детям. И о конструкторе,  которого  я  неоднократно
пытался себе представить, - каждое утро от вставал,  завтракал,  шел  на
работу, садился за чертежную доску, бережно закатывал рукава  рубашки  и
принимался, тщательно прорисовывая тушью детали и скрупулезно  вникая  в
технические подробности, за разработку приспособления,  замаскированного
под душ и предназначенного для умерщвления миллионов людей  на  фабриках
смерти. Подумал я и о сотнях тысяч убитых еще более  эффективно,  об  их
мгновенной гибели в ослепительных  вспышках  двух  атомных  взрывов  над
Японией. Какой была вторая мировая война? Невероятно, но факт - она была
хуже первой, и никакой другой ответ, никакая глупая ложь на сей раз даже
не приходила в голову.
   Джулия поняла. Она догадалась, что войны называются мировыми не  ради
красного словца. Посмотрела снова на толстый том, который  я  отобрал  у
нее, затем мне в глаза и сказала:
   - Не надо. Не хочу слышать об этом.
   - А я не хочу говорить об этом.
   Я поставил книгу на полку, и мы вернулись  на  диван.  Однако  Джулия
присела на самый краешек, сложив -  вернее,  сжав  -  руки  на  коленях.
Довольно долго  она  молчала,  глядя  прямо  перед  собой,  собираясь  с
мыслями, и наконец произнесла:
   - Весь день я думала о том, как мне поступить. Я думала, что можно бы
остаться здесь, если бы только каким-то образом дать тете Аде знать, что
случилось. Когда мы сегодня  шли  по  Пятой  авеню,  я  совсем  уж  было
решилась остаться... - Я сидел рядом с Джулией, она повернулась  ко  мне
лицом и вымученно улыбнулась.  -  Никогда  не  предполагала,  что  смогу
сказать что-либо  подобное  мужчине,  но,  оказывается,  могу.  Вы  меня
любите?
   - Люблю.
   - И я вас. Чуть не с первого взгляда, хотя сначала и не  догадывалась
об этом. А Джейк догадался сразу. Что-то такое почувствовал. А теперь  я
и без него знаю. Что мне делать, Сай? Чего вы хотите? Чтобы  я  осталась
здесь?
   На мгновение мелькнула мысль, что надо бы все основательно  взвесить,
- и вдруг я понял, что это не нужно, что все уже  взвешено.  Я  сидел  и
смотрел на Джулию, и она полагала, видимо, что я обдумываю ответ. А я  -
я мысленно разговаривал с ней.
   "Нет, Джулия, - говорил я, - я не позволю тебе остаться здесь. Потому
что мы теперь народ, отравляющий самый воздух, которым дышим. И реки, из
которых пьем. Мы уничтожаем Великие озера; озера Эри уже нет,  а  теперь
мы принялись и за океаны. Мы засорили атмосферу радиоактивными осадками,
отлагающимися в костях наших детей, - и ведь мы знали об  этом  заранее.
Мы изобрели бомбы, способные за несколько минут  стереть  с  лица  земли
весь род людской, и бомбы эти стоят на позициях в боевой готовности.  Мы
покончили с полиомиелитом, а  американская  армия  тем  временем  вывела
новые штаммы микробов, вызывающие смертельные,  не  поддающиеся  лечению
болезни. Мы имели возможность  дать  справедливость  нашим  неграм,  но,
когда они ее потребовали, мы им отказали. В Азии мы в буквальном  смысле
слова сжигаем людей заживо. А у себя дома, в Штатах, равнодушно смотрим,
как недоедают дети. Мы разрешаем кому-то делать деньги на том, чтобы  по
телевидению склонять подростков к курению,  хотя  прекрасно  знаем,  что
принесет им никотин. В наше время с каждым  днем  все  труднее  убеждать
себя в том, что мы, американцы, хороший народ. Мы ненавидим друг  друга.
И уже привыкли к ненависти..."
   Я остановил себя - ничего этого я ей не скажу. Все это груз,  который
незачем взваливать на ее плечи. Я спросил:
   - Вы бывали в Гарлеме?
   - Ну, конечно.
   - Вам нравится там?
   - Еще бы нет - там очаровательно. Я всегда любила деревню.
   - А случалось вам прогуливаться по Сентрал-парку ночью?
   - Разумеется.
   - Вы гуляли одна, без спутников?
   - Да, одна. Там очень тихо...
   Бесспорно, эпоха Джулии знала  и  свои  теневые  стороны.  Бесспорно,
семена всего того, что я ненавидел в  своем  двадцатом  веке,  были  уже
высажены и пустили ростки. Но эти ростки еще не  расцвели.  В  Нью-Йорке
тех времен люди еще могли лунной  ночью  мчаться  на  санях  по  свежему
снегу, могли окликать друг друга, смеяться и петь.  В  их  представлении
жизнь еще имела цель, имела смысл; великая  пустота  еще  не  наступила.
Теперь добрые времена, когда  жизнь  казалась  благом,  кажется,  прошли
безвозвратно. Джулия захватила, быть может, самые последние годы.
   - Вам надо вернуться, Джулия, - сказал я, взяв  ее  руки  в  свои.  -
Поверьте мне - ведь я люблю вас. Вам нельзя оставаться здесь.
   Она помолчала, потом ответила медленным кивком.
   - А вы, Сай? Вы тоже вернетесь?..
   Сама мысль о возвращении принесла мне радость, я не сумел скрыть  эту
радость, и Джулия улыбнулась. Но вслух мне пришлось сказать:
   - Не знаю. У меня здесь есть кое-какие дела, которые непременно  надо
уладить...
   - И главное - вы не знаете, сможете ли вы прожить с нами  всю  жизнь,
ведь правда?
   - Да, я хотел бы увериться, что не делаю ошибки.
   - Конечно. Ради нас обоих. - Несколько  мгновений  мы  смотрели  друг
другу в глаза, потом она заявила:
   - Я вернусь сегодня же. Сейчас. Иначе я стану умолять  вас  вернуться
вместе со мной. А уйти навсегда из своего времени - такое  решение  если
уж принимать, то наедине с собой.
   Тут она была, безусловно, права.
   - А вы сумеете вернуться без моей помощи?
   - Думаю, что да. Сюда, в будущее, какое и во сне не приснится, я сама
попасть не могла бы: это вы перенесли меня. А свое время я  вполне  себе
представляю, ощущаю его, знаю, что оно существует, - знаю гораздо лучше,
чем вы, когда впервые перенеслись к нам...
   В мозгу у меня молнией вспыхнули опасения,  о  которых  я  совершенно
забыл, - так далеко они отстояли от этой комнаты, от этого века.
   - А Кармоди?! Вы не можете вернуться, Джулия! Кармоди вас...
   - Ничего он мне не сделает. - Она уверенно качнула головой.
   - Помните, что я делала, когда за нами приехал  инспектор  Бернс?  Вы
читали внизу, в гостиной, а я...
   - Вы были наверху.
   - Вот именно. В комнате Джейка. Складывала его вещи в чемодан. Я  как
раз заворачивала его ботинки, когда услышала, что  меня  зовут.  Сегодня
днем меня вдруг,  без  всякого  повода,  осенило.  Помнится,  я  подняла
ботинки с полу, и тут зазвонил входной звонок. Я тогда обратила внимание
на каблуки. Гвозди на  них  образовали  узор  -  девятиконечную  звезду,
вписанную в окружность. Понимаете, Сай,  это  Джейк  спасся  от  пожара,
вовсе не Кармоди! Это Джейк сидел в доме Кармоди, весь покрытый бинтами.
И кипящий ненавистью.
   И я понял, что это правда. Я понял наконец, что произошло.
   - Бог мой, Джулия! Значит, он каким-то образом выбрался из огня. Весь
обожженный, но в голове у него  уже  созревал  план.  Он  отправился,  я
уверен,  прямиком  к  дому  Кармоди,  встретился  с  его  вдовой,  и   -
представьте себе только! - они тут  же  договорились.  Без  Кармоди  она
потеряла бы все свое состояние - вот Джейк  и  стал  Кармоди.  Когда  мы
видели ее на благотворительном балу, она уже знала,  что  муж  ее  утром
погиб, она уже вступила в сделку с убийцей! Бывало ли от начала  времен,
чтобы кто-нибудь жаждал денег и власти больше,  чем  эти  двое?  Вот  уж
действительно подходящая пара!..
   - Чему вы улыбаетесь?
   - Разве улыбаюсь? Я и не заметил. А если улыбаюсь, то, пожалуй... это
нелегко объяснить, но улыбаюсь я тому, что Джейк такой отпетый  негодяй!
Я, кажется, в жизни не употреблял подобного выражения,  но  к  нему  оно
подходит как нельзя лучше. Он негодяй в каждой  своем  поступке.  Ну  и,
кроме того, он человек своего времени.  Улыбаюсь  я  еще  и  тому,  что,
несмотря на все свои грехи,  он  мне  чем-то  нравится.  Старина  Джейк,
переодетый под Кармоди, наконец-то он очутился на  Уолл-стрит.  Надеюсь,
на бирже ему повезло...
   - Воистину, - сказала Джулия, - он был проклят. Хочу думать, он нашел
свое счастье, а впрочем, вряд ли. - Она, конечно, не  поняла  меня:  для
нее  в  слове  "негодяй"  не  слышалось  никакой  нарочитости,   никакой
сценической условности.
   - Но теперь он не сможет причинить мне зла. Я знаю,  кто  он,  и  как
только он поймет, что я это знаю, я окажусь в безопасности. И  вы...  вы
тоже, если вернетесь.
   Она резко встала и пошла в спальню переодеться.
   Я отвез Джулию на такси.  Уже  совсем  стемнело,  она  откинулась  на
спинку сиденья,  и  никто,  кроме  шофера,  не  видел,  как  она  одета.
Остановились мы за полквартала от цели, метрах в двадцати от  ближайшего
фонаря. Я расплатился,  и  Джулия  под  руку  со  мной  быстро  пошла  к
гигантскому гранитному основанию Манхэттенской башни Бруклинского моста.
   Добравшись до самой густой тени, я взял ее руки в свои и посмотрел на
нее долгим взглядом. В своей длинной юбке, пальто и  капоре,  с  муфтой,
свисающей на шнурке с запястья, она выглядела превосходно -  точно  так,
как и должна выглядеть Джулия.
   - Я хотел бы вернуться вместе с тобой. Я хотел бы остаться с тобой на
всю жизнь, но...
   - Я понимаю.
   Мы повторили то, что говорили друг  другу  уже  много  раз.  Я  обнял
Джулию и долго не  выпускал  ее.  Потом  я  поцеловал  ее,  и  мы  снова
посмотрели друг другу в глаза, потом одновременно вздохнули, оба  хотели
что-то сказать... И промолчали, сдержали дыхание и  грустно  улыбнулись:
все уже было сказано. Джулия подняла руку, коснулась пальцами моей  щеки
и качнула головой - произнести слова прощания не удавалось. Взявшись  за
руки, мы отошли на несколько шагов  от  гранитной  стены,  обернулись  и
взглянули на нее в упор; теперь  она  поднималась  над  нами  чудовищным
каменным занавесом, закрывшим от нас весь мир.
   - Там, - вымолвила Джулия, - там лежит время, которому  я  принадлежу
телом и душой. Оно  для  меня  много  реальнее,  чем  то,  в  которое  я
заглянула сегодня. Мой мир... я очень тоскую по нему, для меня он  очень
дорог и очень реален. А для тебя?..
   Я кивнул ей. Говорить  я  не  мог.  Джулия  быстро  поцеловала  меня,
отпустила мою руку и торопливо пошла наискось к углу исполинской  стены.
На  углу  она  приостановилась,  оглянулась,  будто  намереваясь  что-то
сказать, но так ничего и не сказала, просто сделала еще шаг и исчезла из
виду. Громадное основание башни скрыло ее  и  почти  сразу  же  погасило
звуки ее шагов.
   Тишина. Я медленно двинулся к тому же углу, потом  побежал  изо  всех
сил и достиг его раньше, чем Джулия одолела бы десяток метров. Но ее уже
нигде не было.

Глава 22

   - Не исключаю, что  вам  это  представится  недопустимо  поспешным  и
неэтичным...
   Полковник Эстергази обвел рукой кабинет доктора Данцигера.  Он  сидел
за  письменным  столом;  мы  с  Рюбом  расположились  на  обитых   кожей
металлических стульях для посетителей.
   - Я занял эту комнату, - продолжал Эстергази, - исключительно потому,
что у нас катастрофически  не  хватает  помещений,  а  это  единственный
свободный кабинет. И должен же кто-то возглавить проект с тех  пор,  как
ушел доктор Данцигер... - Он пожал плечами; судя по  всему,  это  должно
было обозначать сожаление. -  Поверьте,  я  предпочел  бы,  чтобы  здесь
по-прежнему сидел он, а не я...
   Я промолчал. Кабинет - я внимательно оглядел его -  был  по