своему командиру, что все в порядке.
   - Проезжайте, - кивнул сержант, теряя интерес к лисовской повозке.

***

   Воистину, это была очень странная осада. Сколько  раз  Григорий  Орлов  и
другие военачальники убеждали Пугачева, что привыкшие к ежедневным поставкам
продовольствия континен-талы проверяют караван более чем поверхностно и что,
пользуясь этим, мы можем  ввести  в  город  произвольно  большое  количество
солдат и взять его практически без боя. Емельян Иванович  лишь  отрицательно
качал головой, отвергая идею Троянского коня: "Нет, это нам не годится". Ему
говорили,  что  армия,  пусть  и  втридорога,  перекупает  продовольствие  у
жителей, что  осада  может  затянуться  бог  знает  насколько,  но  он  лишь
загадочно улыбался, поглаживая бороду: "А че  спешить?  Во  всяком  деле  ум
нужен. И Господь землю за семь дней создал, а не так, чтоб дунул,  плюнул  и
нате, живите".
   Крепость можно было взять голыми руками, но ее никто не брал. Более всех,
пожалуй, была удивлена делегация "лучших" людей города,  тайно  прибывшая  к
Пугачеву  с  предложением  сдать  Питтсбург.  "Отчего  же,  -   встревожился
император, - нешто голодно? Али хвори какие одолели? Так  я  вам  и  лекарей
пришлю". - "Но ведь, ваше  величество,  -  недоумевали  горожане.  -  Вы  же
осадили наш город, значит, вы  хотите  его  взять".  -  "Экие  беспутные,  -
вздыхал Пугачев. - Хотел бы взять, нешто б не взял? Я вот жду,  когда  ж  до
бояр ваших дойдет, что супротив меня воевать все равно, что себя  же  самого
по  заднице  вожжами  охаживать.  Ворочайтесь,  люди  добрые,  в  город   да
расскажите там, что Русь Заморская, как у нас ее зовут, или же Америка,  как
вы ее кличете, нам всем страна родная. И делить ее я не позволю, сколько сил
хватит. А уж коли сказал я, что здесь всем воля будет, значит,  так  тому  и
быть".
   С той поры каждое утро  конгрессменов  начиналось  с  возмущенных  воплей
толпы под окнами. Народ требовал сложить  оружие.  Отцы  нации,  сжав  зубы,
старались не слышать этих криков.

***

   Ратушная площадь была полна народу. Как обычно, в этот час сюда стекались
горожане, спешившие купить или обменять продукты  на  ножи,  лопаты,  ружья,
мотыги, в общем, на то, чем был богат Питтсбург. Лис огляделся,  соскочил  с
фургона и, подхватив на плечо крутобокий бочонок с вином, двинулся в сторону
второй от ратуши улицы.
   -  Рассту-упись!  Рассту-упись!  -  протяжно   командовал   он   жителям,
торговавшимся у возов.
   - Куда? - едва глядя  на  него,  дежурно  спросил  один  из  полицейских,
поддерживавших порядок на площади, заметивший проламывающегося сквозь  толпу
рыжего верзилу.
   - Вино для генерала Вашингтона,  -  гордо  отчеканил  Лис.  -  Прекрасное
божоле от Франклина Делано Рузвельта.
   - А-а, - понимающе кивнул полисмен,  очевидно,  принявший  Ф.  Д.  Р.  за
знаменитого за пределами Пенсильвании виноторговца. - Ну, тогда неси.
   Мой друг не заставил себя упрашивать. Он выбрался на  Литейную  улицу  и,
лавируя против течения людского потока, принялся отыскивать  дом  оружейника
Блейдсмита, украшенный флагом с красной "лыжней".
   - Вон он, вон! Рыжий, с бочонком! - закричал кто-то, и тяжелые солдатские
сапоги загрохотали по натоптанной дороге за лисовской спиной. - Держи его!

   - Капитан, похоже, у нас проблемы. Ну  что,  делаем  ставки,  кто  раньше
добежит до во-он того дома. Хотя а чего, собственно говоря, я  буду  бегать?
Сейчас мы с ними игранем в интересную игру "хто кого зъисть".  -  Лис  пошел
дальше по улице, напевая лихой мотив старой пиратской песни:
   На рею, фьютъ,
   Виси и не тужи...

   Прерывистое дыхание преследователей стало, что называется, жечь  затылок,
когда до шестого дома на Литейной улице оставалось буквально шагов двадцать.

   - Три человека, - резюмировал услышанное дыхание мой напарник. - С весьма
посредственной "физухой".

   Поведав  мне  это,  он  резко   развернулся,   как   канадский   лесоруб,
состязающийся в национальном виде спорта  "метание  бревна",  и  запустил  в
голову ближайшего  преследователя  свою  булькающую  ношу.  Пузатый  бочонок
летает хуже, чем ровное бревно, да в общем-то Лис и не  ставил  перед  собой
задачу побить рекорд дальности броска  в  этом  специфическом  виде  спорта.
Пущенный им снаряд поразил цель, и вино, вот  уж  действительно,  ударило  в
голову начальника патруля.
   Второй патрульный, ошалело взглянув на  дичь,  ставшую  вдруг  охотником,
выкинул вперед руки с ружьем, пытаясь достать Лиса штыком. Но поразить моего
друга подобным манером можно было, лишь застав его глубоко спящим. Сейчас же
он был явно в приподнятом настроении и потому, перехватив ружье  противника,
резко дернул его на себя, а затем вверх, со всего маху прикладывая  ружейный
ствол к носу атакующего. Бедолага взвыл, выпуская оружие и закрывая ладонями
то, что не следовало совать, куда не просят. Третьему  континенталу  удалось
спастись бегством. Но с другого конца улицы, очевидно,  привлеченная  шумом,
на помощь пострадавшим сотоварищам  неслась  уже  группа  поддержки  этак  в
полторы дюжины солдат и полицейских, оглашая округу отнюдь  лл,  не  криками
восторга.
   - Капитан, а вот теперь действительно пора стартовать.
   Ставка Вашингтона была уже  совсем  близко.  Одним  движением  перемахнув
невысокий заборчик, Лис в три прыжка  пересек  ухоженный  двор  и  на  самом
крыльце столкнулся с выскочившим на шум дворецким.
   - В чем дело? Кто вы такой? - попытался было остановить его слуга.
   - Молчи, старик. - Лис схватил дворецкого за грудки. - Красные в городе.
   - Что? Англичане? Откуда?! - всполошился американец.
   - Хуже. Беги на конюшню, вели седлать коней!
   - Слушаюсь, сэр! - выпалил домоправитель, усиленно пытаясь сообразить,  с
чего бы это вдруг рыжий голландец командует здесь, как будто так и надо.  Но
пока он обдумывал это. Лис уже был в доме на лестнице.
   - Где? Где Вашингтон? Скорее! - Ниагарским водопадом обрушивался  Лис  на
выскочивших из комнат адъютантов и ординарцев главнокомандующего.
   - На втором этаже в библиотеке, - машинально ответил один из них.
   - Да что стряслось-то? - недоумевая, спросил другой.
   - Вы что,  ополоумели?  Красные  в  городе!  -  возмущенно  выпалил  Лис,
решительно расталкивая офицеров свиты и взлетая вверх по лестнице.  -  Но  и
это еще не самое страшное, -  заговорщицким  тоном  произнес  мой  напарник,
оказавшись на площадке второго этажа и не давая оппонентам опомниться.  -  Я
проскакал двести миль. Командующий должен  это  знать!  Клинтон  сознался  в
связи с Моникой Левински, и  это  в  корне  меняет  расстановку  сил.  -  Он
решительным жестом распахнул дверь в библиотеку. - Бедная, бедная Хилари!
   Вашингтон сидел за столом,  листая  положенную  поверх  развернутых  карт
книгу.
   - Привет. Шо читаем? - поздоровался Лис, плотно закрывая за собой двери и
прикидывая,   чем   можно   хотя   бы   временно   обезопасить    себя    от
несанкционированных вторжений.
   - Гай Юлий Цезарь, "Записки о галльской войне", -  отрываясь  от  чтения,
произнес полководец. - А-а... Собственно говоря, кто вы такой?  -  Вашингтон
поднялся из-за стола.
   - А вы как  думаете?  -  Лис  подскочил  к  висевшему  на  стене  щиту  с
перекрещенными за ним алебардами и потянул одну из них на себя. Заметив этот
жест, Вашингтон схватился за шпагу. - Сэр, я вас очень прошу, не надо делать
резких движений, - кинул через плечо Лис. - Меня  тут  чуть  не  изрубили  в
куски, пока я до вас добрался! Нам надо поговорить с глазу на глаз, и  я  не
хочу, чтобы нам мешали. - Он наконец освободил алебарду из-за щита  и  сунул
ее  в  дверные  ручки  наподобие  засова.  -   Сэр,   а   теперь   позвольте
представиться. Я генерал-аншеф Закревский, начальник  штаба  государя  Петра
III.
   - Кто? - переспросил ошарашенный столь нежданным визитом американец.
   - Повторяю еще раз, я генерал-аншеф Закревский, начальник штаба  государя
Петра III.
   Дверь в библиотеку затряслась.
   - Ну, вот видите, - прокомментировал Лис, -  я  же  говорил.  Предвидение
вообще весьма полезная штука для полководца.
   - Ломайте дверь! - доносилось с лестничной площадки. -  Он  взял  в  плен
командующего!
   Вашингтон усмехнулся, не спеша обошел Лиса и, вытащив алебарду, аккуратно
прислонил ее к дверному косяку.

   - Ну как думаешь, капитан, сдаст? Не сдаст? - не спуская глаз с  входа  в
библиотеку, хмыкнул Лис.
   - Сейчас увидим. Во всяком случае, если сдаст, не волнуйся, через полчаса
мы возьмем Питтсбург. Это я тебе обещаю.

   -  Господа,  -  произнес  Вашингтон,  открывая  дверь,   -   повода   для
беспокойства нет. Как видите, я свободен.
   - Но... он напал на наш патруль! -  сообщил  командующему  кто-то  по  ту
сторону дверей.
   - Мы со всем разберемся. Я и генерал Закревский  выйдем  через  несколько
минут. Будьте любезны подождать  нас  внизу.  -  Вашингтон  закрыл  дверь  и
повернулся к Лису. - Господин генерал, я не знаю, зачем вы сюда  пришли.  Но
поскольку  вы  прибыли  не  обычным  способом  с  белым  флагом  в  качестве
парламентера, полагаю, вы желаете вести со мной какие-то тайные  переговоры.
Заявляю вам официально - это исключено.
   Договариваться о чем-либо с противником,  пусть  даже  столь  благородным
противником, как император Петр III, я буду лишь  в  присутствии  Конгресса.
Право, не ожидал, что вы осмелитесь прийти ко мне. Разве пример  Гейтса  вас
ничему не научил? Итак, выбирайте: либо сейчас мы идем в Конгресс и то,  что
вы желаете сказать мне, скажете там;  либо  вы  останетесь  в  Питтсбурге  в
качестве военнопленного, и все, что я могу  обещать,  это  обменять  вас  на
любого  американского  солдата  или  офицера,  которого  предложит  мне  ваш
государь.
   - Н-да, выбор невелик. Что ж, в Конгресс так в Конгресс. Вот только  если
господин генерал сочтет возможным, у меня к вам  есть  один  вопрос  и  одна
малюсенькая просьба.
   Вашингтон внимательно посмотрел на Лиса.
   - Что ж, хорошо. Однако, надеюсь, вы не будете возражать, если  я  вызову
адъютантов, чтобы они были свидетелями нашей беседы.
   - Пожалуйста-пожалуйста. Я даже не стану возражать, если вы созовете сюда
весь свой штаб. Так оно было бы даже лучше.
   - Ну что ж, как пожелаете. - Вашингтон вызвал одного из своих адъютантов.
- Собери всех имеющихся в штабе офицеров.
   - Слушаюсь, сэр! - козырнул тот и отправился выполнять приказание.
   Экстренное собрание штаба состоялось минут через двадцать.
   - Господин главнокомандующий, - не обращая внимания на удивленные взгляды
собравшихся, обратился Лис, - я хотел бы знать,  за  что  арестован  генерал
Гейтс.
   - Комиссия Конгресса, обсуждавшая вопрос об аресте, пришла к выводу,  что
генерал Уильям Горацио Гейтс повинен в измене. Вначале он,  получив  от  вас
взятку золотом, пропустил армию императора Петра III через Потомок, потом же
и вовсе перешел на вашу сторону. Вы удовлетворены?
   - Вполне. Позвольте еще один небольшой вопрос, который  является  как  бы
продолжением первого.
   - Хорошо, - кивнул Вашингтон.
   - Были ли в данной комиссии господа Глен, Роберте, Лоуэл и Клеймор?
   - Эдвард Клеймор возглавлял комиссию Конгресса.
   - Даже так? Великолепно. - Лис вытащил из  кармана  знакомый  мне  листок
бумаги. - Тогда самое время перейти к  просьбе.  Вот  это  письмо  мы  вчера
перехватили у английского полковника Эшли  Сазерленда,  пытавшегося  скрытно
проникнуть в Питтсбург. Я прошу вас, прочтите его вслух, а дальше мы с  вами
отправимся в Конгресс для того, чтобы передать это послание упомянутым в нем
господам. - Лис протянул бумагу Вашингтону,
   Командующий взял ее и  начал  читать.  Чем  дальше  он  читал,  тем  тише
становилось в комнате. Но когда отзвучала последняя  фраза,  штаб  взорвался
эмоциями, как спавший вулкан.
   - Не может быть! Это подлог! Чем вы докажете? - неслось со всех сторон.
   - Нет, - сокрушенно покачал головой Вашингтон. - Это рука  Toy.  Я  узнаю
ее. И подписи... Это  действительно  подписи  Гоу,  Корнуоллиса  и  Данмора.
Письмо подлинно.

   - Я бы не стал на этом так настаивать, - прокомментировал лично мне слова
американца Лис. - Я  так  и  не  смог  понять,  какое  писал  Гоу,  а  какое
Калиостро.

   - Милорд Вальдар, - в мою каморку негромко  постучал  верный,  как  тень,
Редферн. - Вас государь в штаб просит.
   - Что-то случилось? - Я поднялся, чтобы идти к Пугачеву.
   - Да нет, все в порядке. Салават Юлаев прибывает. Ржевский уже примчался.
С  ним  пожилой  индеец  из  могикан.  Чингачгук  звать.  Все  твердит,  что
наконец-то его день  настал.  Говорят,  лучший  проводник  во  всей  округе.
Государь  велит  вам,  пока  генерал   Закревский   отсутствует,   исполнять
обязанности начальника штаба и, стало  быть,  озаботиться  расквартированием
подходящих войск.
   - Хорошо, - кивнул я, цепляя саблю к поясу. - Готовь коней.
   - Слушаюсь, милорд.
   - Да, вот что еще. Ты в  штабе  был,  не  слышал,  Лафайета  там  еще  не
видать?
   Камердинер тяжело вздохнул:
   - Нет покуда вестей от Лизаветы Кирилловны. Я уж изволновался весь.
   Следующие несколько часов я провел почти не покидая седло. Войско, идущее
на соединение с Пугачевым, было огромно.  Изрядно  подъеденная  нами  округа
наверняка бы не смогла прокормить  эту  объединенную  армию.  Уже  вечерело,
когда один из ординарцев Ивана Орлова, разыскав меня, сообщил:
   - За Аллегейни движется отряд Лафайета.
   - Доманский еще никого не прислал?
   - Никак нет. Но рядом с американскими  полосами  и  звездами  развевается
польский орел.
   - Ладно, посмотрим, что бы это значило, - буркнул я. Если  будут  идти  к
городу, пропустить. Огня не открывать.
   - Слушаюсь, ваше превосходительство.

   - Ал„, капитан! Ты будешь смеяться, но это опять я.
   - Лис, дорогой, ну как там у тебя?
   - Все просто восхитительно! Картина Репина "Не ждали", мягко перетекающая
в картину "Утро стрелецкой казни".
   - Так что можно посылать...
   - Я тебе пошлю! Я те так пошлю!  Ты,  блин,  историю  делаешь  или  войну
выигрываешь?! Капитан, я тебя, конечно, уважаю, но временами ты меня  просто
удивляешь. Этот день  войдет  в  историю  страны  едва  ли  не  как  главный
праздник. О нем  будут  написаны  тысячи  исторических  исследований,  а  ты
пытаешься внести в это эпохальное  событие  какую-то  мышиную  возню,  вроде
подписания никому не нужной капитуляции. Или что там у тебя на уме?..
   - Лис, не томи, - отмахнулся я. - У тебя есть план?
   - Да!!! Это будет грандиозно! Феерия! Это будет шоу, о  котором  историки
станут писать, заливаясь слезами по пояс!  Твоя  задача  проста:  завтра  на
рассвете выставить войска, но только красиво выстроить, напротив Питтсбурга.
Шоб солнце восходило над головами несметной рати, шоб птицы пели... Дай  бог
только, чтоб погода не испортилась. Тьфу, тьфу, тьфу!  Построение  на  тебе,
погоду, так и быть, оставим Всевышнему, остальным я займусь сам.

   Бог, который, как известно, хранит пьяных, дураков и американскую  армию,
по просьбе Лиса дал безоблачное небо, громкоголосых птиц и  легкий  ветерок,
вполне  достаточный,  чтоб  развевать  полотнища  знамен.   Встающее   из-за
горизонта  солнце  освещало  ряды  полков,  выстраивавшихся  на   каменистой
равнине. Белые, черные, красные,  желтые  лица  с  разным  разрезом  глаз  и
очерком скул, но все  до  единого  полные  отваги  и  сознания  необъяснимой
важности происходящего.  Разбуженный  боем  барабанов  и  звуками  труб,  на
городские  окраины  валил  любопытствующий  люд,  ожидающий  увидеть   нечто
невероятное. Полки континенталов выходили из города и, вытягиваясь  в  линию
напротив нас, перестраивались в боевые порядки. С  фланга  к  ним  примыкала
армия Лафайета.
   - Господи, да где ж Лизавета Кирилловна-то? - прошептал  едущий  за  мной
Редферн,
   - Не волнуйся, я думаю, с ней все хорошо, - обнадежил его я.
   Построение закончилось, и армии  неподвижно  стояли  друг  перед  другом.
Стотысячная  армия  Пугачева  и  пятнадцатитысячная  Вашингтона.  Построение
закончилось, и смолкли звуки мерных шагов,  звуки  труб  и  барабанов.  Лишь
фыркали кони и ветер хлопал шелком знамен.
   - Неужто таки сражаться будут? - пробормотал Пугачев, обращаясь ко мне. -
Дай-ка подзорную трубу.
   Я молча протянул зрительный прибор императору.
   - Так. Вон Вашингтона вижу. Вон тоит, под знаменем с  лилиями,  наверняка
Лафайет. Под польским орлом не Михаил. Видать, Пулавский...
   Со стороны континенталов  одинокий  горнист  пропел  команду  "Знаменщики
вперед!", предшествующую решительной атаке.
   - Давай, Вальдар, и ты командуй, - мрачно кинул "император".
   Я перевел взгляд на командующего армией Орлова.  Он  кивнул,  подтверждая
распоряжение государя.
   Шеренги континенталов расступились, и из строя с  зачехленными  знаменами
выехали два всадника.
   - Постой, - поднял руку  Пугачев,  впиваясь  глазом  в  окуляр  подзорной
трубы, словно не желая верить увиденному. - Это же Лис с Доманским!
   Чехлы знамен изящно отлетели в сторону,  словно  плащи  тореро,  и  порыв
ветра раздул штандарты корабельным парусом.
   - Да ведь... -  все  еще  не  веря  увиденному,  во  весь  голос  крикнул
"государь". - Да ведь там орел! Наш трехглавый орел! - Он вновь посмотрел  в
подзорную трубу. - Только средняя голова  у  него  отчего-то  белая.  Ну  да
ладно, об этом потом.
   Армии, стоявшие в идеальном равнении друг против  друга,  при  виде  этих
знамен пришли в неистовство и, сорвавшись с места, ринулись  навстречу  друг
другу,  оглашая  равнину  приветственными  криками,  от  которых   наверняка
тряслись окна не только в Питтсбурге, но и в занятых англичанами  Нью-Йорке,
Бостоне и Филадельфии. Они мчались навстречу друг другу,  подбрасывая  вверх
шляпы и раскрывая объятия, подобно братьям, пережившим долгую разлуку.
   - Вот так, судари мои, -  произнес,  обращаясь  к  нам,  Пугачев,  обводя
подзорной трубой сцену всеобщего братания, - из многих народов единый делать
будем! - Он кивнул в сторону стоявшего вдали Вашингтона со штабом. - Ну что,
господа мои, поехали?

Эпилог

   Уходим под воду в нейтральной воде.
   В. Высоцкий

   Декларация Независимости Америки Руси  Заморской  была  подписана  спустя
неделю после  питтсбугского  братания.  Правда,  на  мой  взгляд,  редакция,
принятая Великим Кругом Вольных Штатов, была немного шире известной в  нашем
мире. Она на веки вечные запрещала рабство и даровала всем гражданам казачьи
вольности.  Но  это  уже  было  за  рамками  нашего   задания.   Возмущенное
правительство Англии заявило яростный протест императрице Екатерине, на  что
Екатерина  лишь  помянула  в  сердцах  словечко,   услышанное,   видать,   в
гвардейских казармах, и промолвила без тени сомнения:
   - Пиши, хохол. Блокаду Руси Заморской мы не признаем и всеми силами флота
и армии нашей оную сокрушать будем. Емельке же, - она поправилась,  -  Петру
дай знать, что от лица Руси Великой его с великим деянием поздравляю. Всякая
власть от бога, и не английским бумагомаракам решать, кому править,  а  кому
нет. Отпиши ему, что вражды между нами нет и быть не может. Торговать будем,
- обратилась она к Безбородко.
   Благодаря неизменному Колонтареву мы слышали все это своими ушами, и наши
сердца радовались такому исходу дела.
   Война все еще продолжалась.  Англичане  удерживали  часть  атлантического
побережья, и нашим войскам необходимо было немало потрудиться, чтобы  выбить
их оттуда. Однако и мне, и Лису уже  было  не  до  этого.  Нам  было  велено
возвращаться, и вот теперь на берегу безызвестной бухты  мы  ждали  всплытия
подводной камеры перехода, той самой, при помощи которой некогда навещал нас
Джозеф Рассел.
   Я лежал на спине среди прибрежных  валунов  и,  печально  глядя  в  небо,
покусывал сорванную травинку.
   - Черт возьми! - Лис, бросавший с обломка скалы голыши в воду, скрылся за
камнем, вытаскивая из кармана подзорную трубу. - Кораб