поручение. Со мной  надлежало  отправиться  толмачу,  штаб-ротмистру  Никите
Ислентьеву,  но  он  ранен  в  стычке  с  бандитами.  Слава  Богу,   с   его
обязанностями вполне может  справиться  мой  камердинер.  Он  вполне  сносно
владеет русским языком.
   - Да, история.  Знаете  что,  давайте  поступим  так:  на  днях  в  степь
отправляется  отряд  поручика  Державина,   которому   предписано   изловить
бунтовщика. Езжайте вместе с ним.
   Я покачал головой:
   - Это противоречит данному мне заданию.
   Михельсон развел руками:
   - Ну, как знаете. Но на сегодня вы мои гости, тем  более  что  губернатор
нынче дает бал в честь своего дня ангела и  будет  весьма  расстроен,  ежели
узнает, что флигель-адъютант ее  величества,  прибыв  в  город,  не  пожелал
остаться на праздник.
   - Почту за честь, - кивнул я, понимая, что сегодня в степь  соваться  без
толку, поскольку Лис меня там будет ждать только завтра.
   - Располагайтесь, господа офицеры. - Он  вызвал  дежурного  адъютанта.  -
Милейший, позаботьтесь о расквартировании конвоя. Да, чуть не забыл! Дорогой
мой поручик, у меня к вам будет просьба личного свойства.
   - Рад служить, ваше высокородие!
   - Тут, господа, вот какой карамболь получается. Одной  очень  знатной  и,
заметьте, поручик, очень красивой даме, вдове графа фон Лимбург-Штирумского,
необходимо добраться до имения, расположенного в семидесяти верстах  отсюда.
Сами понимаете, поручик, дать ей солдат из вверенных мне войск я не могу,  а
вы со своим отрядом формально пока не состоите под  моим  началом  и  вполне
могли бы ее сопроводить.
   На губах  Ржевского  явно  обозначилась  самодовольная  улыбка  коренного
гусара:
   - Ваше предложение мне весьма лестно, господин полковник. Я с  превеликой
радостью провожу вдову графа, как там его... к ней в имение.  Особенно  если
она действительно так хороша, как вы говорите.
   -  Поручик!  -  Лицо  Михельсона  приняло  притворно  гневное  выражение.
Насколько я мог судить, в молодые годы сегодняшний полководец тоже служил  в
кавалерии.
   - Простите мое любопытство, - вмешался я, -  по-моему,  сейчас  не  самое
удачное время для разъездов. Что могло заставить столь знатную даму тащиться
в такую даль?
   - Понимаете, какое дело, двоюродный  брат  ее  сиятельства  граф  Скарбек
оставил по своей смерти  имение  равными  долями  ей  и  своему  племяннику,
молодому графу Скарбеку. Сейчас тот желает выкупить долю тетушки, вот она  и
решила посмотреть, что продает. У них там в Германии и слыхом не слыхивали о
Пугачеве. Впрочем, у нас пока спокойно. Ну что, поручик, договорились?
   - Всегда к вашим услугам, господин полковник! Особенно насчет дам.
   Полковой оркестр играл мазурку. Привыкшие к подобному исполнению  местные
дамы и кавалеры умело вычленяли ритм  из  оглушительного  каскада  звуков  и
легко кружились по залу в свое немалое удовольствие. Губернатор, настроенный
через заезжего флигель-адъютанта приобщиться к столичным новостям  и  тайнам
придворной жизни, не отпускал меня от себя ни  на  шаг,  потчуя  все  новыми
блюдами местной кухни и требуя взамен все новых рассказов.
   - Вот попробуйте губадью, дорогой  мой,  это  необычайно  вкусно.  Внутри
пирога слоями расположены кырт, ну, такой особый творог, рис, яйцо и мясо, и
все это залито прекрасным топленым маслом. Попробуйте, пальчики оближете!
   Действительно было вкусно, однако есть в  количествах,  навязываемых  мне
его превосходительством, было задачей не для среднего желудка.
   Дворецкий губернатора, выполнявший роль церемониймейстера, судя по манере
выкликать гостей, из бывших фельдфебелей, вошел в праздничную залу и рявкнул
во всю мощь своих тренированных легких:
   - Его сиятельство граф Александр Скарбек и ее светлость графиня Бетти фон
Оберштайн-Пиннинберг.
   При звуке первого имени мы с Ржевским повернули головы в сторону  дверей,
при звуке второго... При звуке второго в залу вошли  носители  этих  громких
титулов:  неизвестный  мне  мужчина  лет  двадцати  пяти  в  форме  поручика
Санкт-Петербургского уланского  полка  и...  Господи,  зачем  одной  женщине
столько      имен?!      Елизавета      Разумовская-Дараган-Орлова       фон
Оберштайн-Пиннинберг, она же, до недавнего времени, миссис Редферн.
   Мой взгляд упал на Ржевского, стоявшего в кругу молодых  офицеров.  Можно
было спорить, что сегодня он больше не сможет съесть ни  кусочка.  Рухнувшую
от изумления челюсть пришлось бы поднимать с пола руками. Извинившись  перед
губернатором, я по длинной дуге отправился навстречу старой знакомой.
   - Все нормально, поручик, - шепнул я, проходя мимо Ржевского, - все  идет
по плану. Не обращайте внимания.
   - Ага, - кивнул поручик, глядя на мою бывшую кухарку взглядом  с  плаката
"Водка и здоровье несовместимы!". Да, надо отдать должное, с момента  нашего
скоропостижного расставания девушка немало изменилась, да и платье,  которое
сейчас было надето на ней, вряд  ли  являлось  тем  самым,  приобретенным  в
модной лавке города Турова.
   Оркестр вновь заиграл что-то танцевальное.
   -  Сударыня,  вы  позволите  пригласит  вас?  -  спросил  я,  подходя   к
несостоявшейся императрице и склоняя голову в изысканном поклоне.  В  глазах
Елизаветы  мелькнуло  замешательство,  моментально  сменившееся  насмешливым
азартом.
   - Господин премьер-майор, никак не ожидала вас здесь видеть, - она подала
мне руку, - но, признаться, рада. Очень рада.
   Я  мельком  глянул  на  улана,  стоявшего  рядом  с  графиней:  губы  его
подергивались, рука была засунута за лацкан уланского колета.  "Наверняка  у
него там пистолет, - с досадой подумал я. - Интересно, сколько  еще  в  этом
зале господ, нащупывающих в данный момент рукояти  спрятанного  под  одеждой
оружия?"
   Оркестр наяривал котильон. Взявшись за руки,  мы  с  сиятельной  графиней
пошли по залу.
   - Сударыня, всего несколько дней мы в разлуке, а вы  опять  успели  выйти
замуж и даже овдоветь. Примите мои соболезнования.
   - Ну что вы, господин премьер-майор,  это  излишне.  Титулы,  которые  вы
сейчас слышали, достались мне  от  моего  первого  мужа  Филиппа-Фердинанда,
графа  Лимбург-Штирумского,  номинантного   герцога   Шлезвиг-Гольштейна   и
Гольштейн-Шадмбурга, князя Северной Фризии и Вагрии,  наследника  Гольдерна,
графства Зутфен, господина Виш, Борколоэ,  Темен  и  многое  другое.  Вы  же
знаете манеру этих германских князьков записывать себе в титул все имеющиеся
в их владениях мызы.
   Я кивнул.
   - Ай-ай-ай! И когда, он умер?
   - Признаться... давно о нем ничего не слышала. Возможно, он еще  жив.  Но
вряд ли  об  этом  известно  в  Казани.  Да  и  кого  в  этом  городе  могут
интересовать подобные мелочи.
   - Вы правы, сударыня, - вздохнул я.
   - Надеюсь, господин премьер-майор, у вас нет  желания  вспоминать  сейчас
здесь, на балу, о моем втором муже? Боюсь, вас  не  поймут,  если  вы  вдруг
решите заявить, что я графиня Орлова.
   - Ну что вы! Как только такое могло прийти вам в вашу красивую головку? Я
не буду говорить ни о том, что вы Елизавета Разумовская, ни о  том,  что  вы
жена графа Орлова-Чесменского. Правда, я могу сказать, что  вы  беглая  жена
моего камердинера - миссис Редферн.
   - Не стоит, господин премьер-майор. Вряд ли  вы  успеете  произнести  эту
фразу до конца. Однажды вам  удалось  увернуться  от  пули,  направленной  в
голову, но тогда это была только одна пуля. Вы готовы отдать свою  жизнь  за
сомнительное удовольствие узнать с того света о том,  что  меня  арестовали?
Хотя при чем тут я? Вы пытались оклеветать честную женщину, а  какой-то  мой
слишком горячий поклонник решил, как бы это выразиться, не доводить дело  до
дуэли.
   Мы смотрели, нежно улыбаясь, как будто готовые  заключить  друг  друга  в
объятия.
   - Вы мне угрожаете, сударыня?
   - А вы бы чего хотели,  сударь?  Не  знаю,  быть  может,  вам  доставляет
странное  удовольствие   возить   в   роли   кухарки   законную   наследницу
императорского престола, но вряд ли это пристойно  для  меня.  Поэтому,  мой
дорогой господин Камдил, для  всех  будет  лучше,  если  наши  дороги  вновь
разойдутся. И теперь, надеюсь, навсегда.
   Я согласно склонил голову... "Конечно, навсегда. Тем более что завтра я с
Редферном отправлюсь в степь к  Пугачеву,  а  вы  в  сопровождении  поручика
Ржевского тоже отправитесь... Вопрос только  -  куда?  Об  этом  я  поручику
поведаю чуть позже".
   - Господин губернатор, господин полковник! - В залу, едва не сбив  с  ног
дворецкого, влетел запыленный драгунский прапорщик, с трудом державшийся  на
ногах от усталости. - Сегодня утром отряд  более  трехсот  сабель  при  двух
пушках захватил Шатум-базар и, сбив заставу, ушел в степь.
   - Чей отряд? - Лицо полковника Михельсона побледнело от ярости.
   - Ваше высокородие, поручик Державин велел передать, что во главе  отряда
был граф Алексей Орлов. С ним его братья и множество офицеров.
   - Проклятие! Откуда они здесь взялись?!
   - Сударыня, как видите, я обещал отвезти вас к мужу и, невзирая  на  ваше
сопротивление, все-таки выполнил обещанное. Так что послушайте моего совета,
вам не стоит ехать в имение, отправляйтесь лучше вслед  своему  супругу.  И,
главное, не берите себе в Казани конвой.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

   Коса отточена и смерть груба, Но нет, не кончена моя судьба.
   Элина Макропулос

   Казань бурлила. Взрыв бомбы на бульваре  в  час  воскресного  гулянья  не
вызвал бы паники большей, чем сообщение о захвате Орловыми Шатум-базара и  о
дальнейшем выступлении его на соединение с разбойником Пугачом. Слухи, самые
нелепые и невероятные, ширились по городу, превращая отряд мятежных  братьев
в многотысячную армию, а разгром команды поручика Державина из двадцати пяти
драгун и шестисот ополченцев - едва ли не в крах войск, верных  императрице.
Обычная в таких случаях  вещь.  Господа  обыватели  с  невиданной  легкостью
готовы были поверить самому невероятному, самому дикому слуху. Уже считалось
едва ли не само собой разумеющимся, что вор и разбойник  Емелька  Пугачев  -
действительно чудом спасшийся законный  государь  всея  Руси  и  что  братья
Орловы, известные своим геройством, действуя  по  уговору  с  ним,  когда-то
помогли государю бежать из рук коварной супруги. По тому же уговору остались
при изменщице, демонстрируя ей свою верность и тем  самым  занимая  ключевые
посты у подножия трона, и вот теперь, по зову государя, они бросили  ее  без
поддержки и вновь встали под знамена его величества, ведя с собой едва ли не
большую часть российского войска.
   Бегство людей из Казани достигло невиданных размеров. Все те, кто не  был
связан долгом службы, те,  кто  мог  позволить  себе  купить  хоть  какую-то
повозку, какого-то самого завалящего коня, спешили оставить город,  опасаясь
расправы буйного в гневе "императора". Что и говорить, стоило бы в  эти  дни
появиться у окраины  Казани  самому  пустяковому  пугачевскому  разъезду,  и
Казань бы пала. Пала бы, невзирая на  все  старания  энергичного  полковника
Михельсона, демонстрировавшего  едва  живому  от  ужаса  губернатору  полную
готовность Казани не только  к  обороне,  но  и  к  активным  наступательным
действиям.  Напрасно  отважнейший   Иван   Иванович   сотрясал   воздух   не
по-германски страстными речами, доказывая, что измена придворных, пусть даже
самого высокого ранга, это всего лишь измена  и  не  более  того.  В  глазах
губернатора Орловы были едва ли  не  полубогами,  а  Михельсон  -  вчерашним
подполковником Санкт-Петербургского карабинерного полка,  опытным  офицером,
но не более того. Слова его  тратились  впустую,  не  гася  пожара,  а  лишь
подливая масла в огонь.
   В  действительности  же,  как  утверждали  свидетели  разгрома,  дело   в
Шатум-базаре обстояло следующим образом. В  этом  городке,  известном  своей
конной торговлей, после удачного боя  с  киргиз-кайсаками  отдыхала  команда
поручика Державина. В воскресный день здесь началась  ярмарка,  кроме  того,
тут же был расположен сборный пункт волжского ополчения, а потому  мало  кто
обратил внимание, что с самого утра в город верхом и на повозках  съезжаются
неизвестные, при саблях и карабинах, а некоторые даже и с пиками. Когда же с
колокольни местной церкви ударил колокол, неурочным звоном  тревожа  люд,  с
возов, стоявших как раз напротив казармы внутренней стражи, полетело  наземь
сено, а под ним, закрепленные на импровизированных лафетах, таились до срока
два  артиллерийских  орудия.  На  базарной  площади  послышались   выстрелы.
Всполошенные ими драгуны, расквартированные в казармах, бросились на  улицу:
их встретила картечь в упор. Судя по всему, Орловы спешили и потому не стали
выискивать живых и добивать раненых.  Они  лишь  разоружили  оставшееся  без
командования ополчение и увели с собой в степь все пригнанные на  ярмарку  в
Шатум-базар  табуны.  Впрочем,  среди  очевидцев   находились   такие,   что
утверждали, будто коней угнали не братья, а цыгане знаменитого на всю Россию
орловского хора, примкнувшие к любимому хозяину где-то в пути.  Так  ли  это
было или нет, сказать трудно, да  в  общем-то  и  не  имело  особого  смысла
проверять сию  курьезную  информацию.  И  без  того  было  ясно:  какими  бы
мизерными ни были потери в Шатум-базаре,  для  армии  Екатерины  эта  стычка
обернулась грандиозным поражением. Все количество жертв  исчислялось  шестью
убитыми  и  тремя  десятками  раненых.  Людская  молва  похоронила  сотни  и
безропотно отдала стратегическую инициативу Пугачеву.
   Понятное  дело,  в  создавшейся  суматохе  никто  и  не  заметил,  как  в
неизвестном  направлении  исчезла   звезда   прошлого   бала   графиня   фон
Оберштайн-Пиннинберг. Никому не было дела до заезжей графини, как,  впрочем,
и до ближайшего соседа.
   - Проклятие! -  Полковник  Михельсон  в  неистовстве  метался  по  своему
кабинету, готовый, кажется, растерзать всякого подвернувшегося под  руку.  -
Этот шельма губернатор настаивает, чтобы я вывел все войска в степь, оставив
в городе лишь инвалидную команду. Он  пытается  выставить  меня  из  города,
чтобы иметь возможность сдать его разбойникам без боя. Он хочет  лишить  нас
базы,  принудить  либо  сдаться,  изнурив   войско   бессмысленным   дальним
переходом, либо принять бой на крайне невыгодных позициях,  не  имея  позади
обеспеченного тыла.
   Ближайшие помощники Михельсона, кавалерийский  начальник  полковник  граф
Меллин и подполковник Гагрин, возглавлявший пехоту, слушали  командующего  в
полном молчании, готовые подписаться под каждым его  словом.  Допущенный  на
совещание  благодаря  своим  флигель-адъютантским   аксельбантам,   я   тоже
благоразумно помалкивал, понимая, что стоит мне поведать  храброму  воину  о
цели моей поездки к Пугачеву, и вопрос об обороне Поволжья, не говоря уже  о
каких бы  то  ни  было  наступательных  действиях,  можно  было  бы  считать
закрытым. Когда высоким политикам приходит в голову светлая  мысль  в  корне
изменить ход войны, честным военачальникам остается лишь пустить себе пулю в
лоб, чтобы впредь избежать  объяснений  о  бессмысленно  пролитой  крови.  А
потому я молчал.

   - Здравствуй, дорогой племянничек. - Голос моего дражайшего дяди  звучал,
как обычно, спокойно и насмешливо. - Как там у вас дела?
   - Сказать "плохо" значит не сказать ничего.
   - Да?! И что же у вас происходит?
   - Орлов перешел Волгу и с отрядом движется на соединение с Пугачевым. Его
дражайшая супруга ушла из-под нашей опеки и движется на  соединение  с  ним.
Казань в панике. Губернатор, похоже, всерьез подумывает,  не  присягнуть  ли
Пугачеву, а для пущей убедительности  своей  доброй  воли  готов  подставить
Михельсона с войском под полный разгром.
   - Все это очень интересно, дорогой мой, - неспешно проговорил лорд Баренс
с какой-то скрытой досадой. -  Однако  в  твоих  рассуждениях  кроется  одна
большая ошибка: ты начал  слишком  близко  воспринимать  местные,  причем  в
данном случае узкоместные, проблемы. До Михельсона и его войска, поверь мне,
тебе нет никакого дела.  До  казанского  губернатора  тем  более.  Орловы  и
Дараган - куда как интереснее. Это в корне может изменить общую  расстановку
сил.  Да,  с  Орловыми,  похоже,  Екатерина  просчиталась.  Как   говорится,
превратности метода.
   - В каком смысле? - не понял я.
   - В прямом, мой дорогой племянник. Не забывай, Екатерина  -  просвещенная
государыня и хорошо  изучила  опыт  своих  предшественников.  А  потому  она
прекрасно знает, что оборотная сторона фаворитизма  -  поглощение  фаворитом
властителя, его вознесшего. В Византии, скажем, это был вполне обычный  путь
к трону. Чтобы избежать подобной неприятности, монарху необходимо  время  от
времени  отдавать  фаворита  на  растерзание  толпе,  обвинив  его  во  всех
возможных грехах и тем самым отводя от  себя  угрозу  вспышки  накопившегося
народного гнева.
   Екатерина дарит щедро и возносит высоко, но никогда не забывает  обрушить
вчерашнего баловня судьбы в тот самый момент, когда несчастному кажется, что
он уже ухватил бога за бороду. При этом  государыня  оставляет  отвергнутому
надежду на то, что все еще может измениться. Чем,  в  принципе,  гарантирует
лояльность оставленных фаворитов, среди которых  иногда  встречаются  весьма
полезные для государства люди.  С  Орловыми  она  немного  опоздала.  Совсем
чуть-чуть. Они уже успели почувствовать себя  вершителями  судеб  России,  а
вкус абсолютной власти - все равно что вкус  крови  для  вампиров:  единожды
попробовав, остановиться невозможно. Отошли их Екатерина на год, на  полгода
раньше,  они  бы,  пожалуй,  сейчас  спокойно  жили,  как  подобает  богатым
вельможам, но теперь... Теперь вся их жизнь подчинена законам большой  игры.
А будет ли служить им для достижения цели Пугачев или же зеленые человечки с
Марса, им, по большому счету, безразлично. Они  уже  сами  по  себе  слишком
крупные фигуры.
   Но я хотел поговорить с тобой о другом. Меня интересует, куда  надевались
наши старые приятели герцогиня Кингстон и граф Калиостро? Насколько я понял,
они тоже отправились по твоим следам. Я так. гляжу, в этом сезоне поездки на
Волгу вообще популярны в петербургском высшем свете.
   - Видит бог, это не моя заслуга, - парировал я колкость лорда Баренса.  -
Отвечаю по  порядку.  Герцогиня  Кингстон  или,  точнее  сказать,  герцогиня
Кингстон номер два, потому как  при  рождении  обладательница  этого  титула
получила имя не Элизабет Чедлэй, а Элен Фиц-Урс,  находится  на  расколдовке
или расколдовывании, не знаю, как правильно, в избушке Бабы-яги.
   - Где?! - Удивление в голосе моего дяди не могли скрыть ни расстояния, ни
общее для английских джентльменов правило ничему не удивляться.
   - В избушке на курьих ножках. Есть тут такая избушка на курьих ножках,  в
ней живет Баба-яга. Так вот там сейчас находится миссис  Элизабет  Чедлэй  с
целью обратного превращения в мисс Элен Фиц-Урс.
   На канале связи воцарилось молчание.
   - Ты это серьезно?
   - Абсолютно, - произнес я с тайным злорадством оттого,  что  мне  удалось
шокировать невозмутимого дядю Джорджа. - Но это еще не все. Граф  Калиостро,
плененный отрядом нашего агента атамана Лиса,  направляется,  как  мне  было
сказано, на перековку к венедским волхвам.
   - Господи, час от часу не легче! А эти-то откуда взялись?
   - Я так полагаю, они здесь уже давно. По словам Лиса, с раннехристианских
времен.
   - Да, занятный поворот. Хорошо бы знать, что из этого может выйти. Ну  да
ладно, поживем - увидим. Будь добр, по возможности  информируй  меня  об  их
судьбе. И вот еще что, если не забыл,  я  до  сих  пор  нахожусь  на  службе
короляи понимаю, что Екатерина пытается подсунуть его  величеству  порченный
товар и решить за его счет ряд своих проблем. По-хорошему, мне, как  верному
слуге английской короны и до сего дня весьма  толковомудипломату,  надлежало
бы объяснить, что дураков в Форин Офисе не держат. Но  Институт  рекомендует
не вмеши