иц-Урсов в Девоншире, сейчас отстраивает его согласно
новым вкусам.  Отыскала  некоего  молодого  дворянина  по  имени  сэр  Артур
Номенсленд, утверждает, что была с ним помолвлена, что любит его страстно  и
никого, кроме него, что скоро должна быть их свадьба, после чего они  решили
перебраться на материк.
   - И как тебе этот самый Артур Номенсленд? - мучаясь недобитой  ревностью,
поинтересовался я.
   - Да как тебе сказать?  Дворянин  себе  и  дворянин.  Молодой,  красивый,
образованный, на тебя немного  похож,  но  поглаже.  Понимаю,  что  в  устах
дипломата это должно звучать странно, однако не могу сказать  о  нем  ничего
дурного.
   - Надеюсь, Элен будет с ним счастлива, - с горечью вздохнул я,  собираясь
закрыть тему.
   - Уж какое-то время точно будет, - хмыкнул многоопытный лорд Баренс. - Во
всяком случае, до той поры, пока острые впечатления от путешествия в  Россию
не превратятся в воспоминания, а затем в ностальгию. Что будет  дальше,  кто
знает? Нежные чувства от времени порою становятся только  крепче  и  глубже,
совсем как старые вина.  Пока  же  их  светлость  сообщила,  что  хотела  бы
написать вам, сэр, большое письмо,  но,  увы,  не  знает  адреса,  а  потому
интересуется, нельзя ли воспользоваться услугами нашего посла  в  России.  Я
объяснил ей, что это было бы неловко, что в последнее  время  ты,  вероятно,
мало бываешь в Петербурге, а указать  какой-либо  адрес,  по  которому  тебе
можно писать, пока не представляется возможным.
   - Пусть уж пишет прямо Екатерине. Когда в очередной раз заступлю дежурным
флигель-адъютантом, может, и пошлю весточку.
   - Кроме того,  Элен  просила  передать  тебе  при  оказии,  что  если  ее
первенцем будет мальчик, она непременно назовет его Вальдаром.
   Я лишь печально вздохнул, не  зная,  что  и  ответить  на  столь  лестное
предложение.
   - Понимаю, - услышав мой вздох, усмехнулся дядюшка, - ты бы хотел, чтоб и
фамилия у первенца была Камдил, но уж извини, с этим вряд ли что-то  выйдет.
Несмотря на то что в нашей работе женщины вообще  и  все  связанные  с  ними
амурные  дела  -  обязательный  элемент  программы,  любовь,  не   обессудь,
непозволительная роскошь. В  институтских  стратегмах  для  нее  места  нет.
Ладно, - ощущая мою печаль, кинул лорд Джордж, - бог с ними,  с  прекрасными
дамами. Давай поговорим о чем-нибудь приятном.  Например,  о  боеспособности
пугачевского корпуса. Насколько я понял  во  время  зимних  квартир,  Орловы
изрядно над этим поработали...

   Перед дверью моих покоев в доме фон Р„кке я слегка притормозил. Ожидавший
в прихожей  почтенный  краснолицый  бюргер,  утиравший  пот  со  лба  и  щек
кружевным батистовым платочком,  при  моем  появлении  вскочил  со  стула  и
бросился вперед, словно собираясь заключить меня в объятия.
   - Чем обязан? - сурово поинтересовался я, внутренне понимая, что незваный
посетитель наверняка явился с очередной жалобой. Такие вот гости  стали  уже
неотъемлемой частью моих вечеров, хотя обычно их было больше.
   - Ваше высокоблагородие,  господин  подполковник!  -  Бюргер  поклонился,
стараясь придать своим тучным телесам видимость благородной  осанки.  -  Мое
имя Генрих Вайскирхен, я член городского магистрата города Риги...
   - Хорошо, хорошо, - кивнул я, прерывая  ожидавшийся  поток  должностей  и
почетных званий, призванный убедить меня в важности гостя. - Что привело вас
на ночь глядя в такую даль?
   - Ваше высокоблагородие, я приехал к вам с жалобой на поведение одного из
ваших подчиненных.
   - Кого же именно?
   - Поручика Ржевского.
   Я отвел глаза. Если бы все жалобы на бравого гусара, полученные  мной  за
последние месяцы, были написаны на бумаге, боюсь, что  рукопись  по  толщине
своей превосходила бы ИСТОРИЮ КУРЛЯНДИИ.
   - И что же он натворил? - осведомился я.
   - Он опозорил меня на всю Ригу! Видите ли, намедни в моем дому был бал  в
честь семнадцатилетия моей дочери Гретты, поручик был на него зван...
   Подробное  описание  проступка  грозило  затянуться  надолго.  За  именем
поручика следовал долгий список высоких гостей, почтивших  дом  Вайскирхенов
своим присутствием.
   - Милейший, я полдня не слезал с коня и  очень  устал.  Не  могли  бы  вы
говорить покороче?
   - Да-да, конечно,  -  осекся  член  магистрата,  -  Так  вот,  за  обедом
означенный поручик опрокинул соусник  на  скатерть  тончайшего  голландского
полотна.
   - Нехорошо, - согласился я.
   - Вот и я говорю, нехорошо, - обрадовавшись моей поддержке, повысил голос
благородный отец семейства. - Моя дочь Гретта  сделала  господину  Ржевскому
замечание. Она сказала ему: "Поручик, вы не слишком-то ловки за столом".
   - Простите гусара, - вздохнул я. - Походы, бивуаки. Ночевки на  постоялых
дворах, а то и вовсе под открытым  небом.  Где  уж  тут  сохранить  светские
манеры.
   - Да я бы и простил, - бюргер прижал руку с батистовым платочком к груди,
- хотя скатерть обошлась мне в пятнадцать талеров...
   - Так что же тогда?
   - Поручик смерил мою дочь предерзким  нескромным  взглядом  и  заявил  во
всеуслышание: "Да, мадемуазель. Стол не моя мебель. То ли дело койка!"
   Я отвернулся, пытаясь скрыть смешок. Это было очень похоже на Ржевского.
   - И чего же вы хотите от меня? - произнес я сурово, справившись наконец с
предательской улыбкой.
   - Я хочу, чтобы вы приняли меры!..  -  Посетитель  грозно  потряс  жирным
кулачком перед лицом. - Я требую этого!
   - Непременно, - кивнул я.  -  Самые  жестокие.  А  теперь  позвольте  мне
пройти. Я очень хочу умыться с дороги и поужинать.
   - Так я могу надеяться?
   - Безусловно.
   Я взялся за дверную ручку и прислушался.  Из  комнаты  доносилось  то  ли
пение, то ли речитатив.
   - Господин полковник. - Маленькая аккуратненькая горничная, прибиравшая в
моих апартаментах, заметив, что беседа окончена, появилась как из-под земли.
- Вас дожидается граф Калиостро. Зная ваше давнее знакомство,  я  осмелилась
пустить его. Я правильно сделала? - Девушка присела в книксене.
   Я кивнул не глядя. Да и что там было глядеть, девушка была бесцветна, как
водяной знак на затертой купюре. Мне было известно, что "граф Калиостро-два"
находится в Митаве, что вместе с Лоренцией он время  от  времени  устраивает
сеансы чревовещания, демонстрируя нехитрые фокусы вроде  поджигания  политой
спиртом руки и хождения по битому стеклу. Знал я также, что данный  носитель
громкого имени - лишь слабая тень, двойник истинного великого магистра.
   Очевидно, проинструктированный Лоренцией о нашем  знакомстве,  он  каждый
раз приветливо раскланивался при встрече, а иной раз даже приглашал на  свои
ассамблеи. Мне было недосуг развенчивать любимца митавской  публики,  да  и,
признаться, я не видел особого  смысла  мешать  обманываться  желающим  быть
обманутыми. Потому визит его сиятельства несколько удивил  меня.  Прежде  за
ним такого не водилось.
   Я толкнул дверь и вошел. Граф действительно что-то напевал, стоя у окна и
глядя на проезжающие мимо экипажи. Услышав мои шаги, он обернулся.
   - Вы? - Я подошел поближе, боясь верить своим глазам. Калиостро  был  без
парика. Его волосы, иссиня-черные при  первой  нашей  встрече,  теперь  были
изрядно седы. Но, главное, теперь на лице его не было невидимой,  но  словно
бы ощущаемой маски высокомерного всепобеждающего шарлатанства.  Передо  мной
был самый что ни  на  есть  истинный  граф  Алессандро  Калиостро,  Джузеппе
Бальзаме, граф Феникс,  маркиз  Пелигрини,  или  как  там  его  назвали  при
рождении.
   - Как видите - я, - грациозно поклонился великий магистр,
   - Признаться, не ожидал, - ответил я на приветствие моего гостя. -  Давно
о вас ничего не было слышно. Какими судьбами?
   - Действительно давно. Однако  значительно  меньше,  чем  думаете  вы,  и
значительно больше, чем показалось мне. А судьба?.. Своей  судьбой  или  же,
если хотите, нашей общей.
   - И все же, чем обязан, граф? - спросил я, приглашая нежданного  философа
присесть.
   - Ничем, - улыбнулся он, - просто я хотел сказать, что еду вместе с  вами
в Америку.
   - А отчего вы вдруг решили, что я туда поеду? - Я  непонимающе  уставился
на оракула.
   - Послезавтра вечером, милорд Вальдар, вы получите пакет от государыни  с
предписанием следовать вместе с эскадрой, не упуская из виду братьев Орловых
и князя Заволжского.
   - Вы разыгрываете меня, граф? - настороженно спросил я.
   - Вовсе нет, - покачал он головой.  -  Однажды  я  уже  был  в  том  дне.
Когда-то, очень давно.
   Я молча смотрел на графа, не ведая, что и  ответить.  Зная  Калиостро,  я
внутренне был  готов  не  верить  ни  единому  его  слову,  воспринимая  все
таинственные выкрутасы его речи в качестве абстрактного  словесного  мусора,
но взгляд... Его темные итальянские глаза были чисты,  как  воздух  морозной
ночью, поневоле заставляя вслушиваться  в  смысл  сказанного.  Конечно,  мне
приходило в голову,  что  нечто  подобное  может  произойти.  Что  Екатерина
отошлет своего свежеиспеченного флигель-адъютанта с глаз долой,  куда-нибудь
туда, где оному будет проще держать язык за зубами. Но чтоб вот так вот... У
меня не было сомнений, граф знал, о чем говорил.
   - Желают ли господа ужинать? - заглянула в мои апартаменты горничная.
   - Да, дорогая, - кивнул Калиостро. - Господин подполковник очень устал за
сегодняшний день, а потому не забудь прихватить бутылочку хорошего  коньяка.
Так что, милорд Вальдар, записывайте меня волонтером. Не бойтесь, я не  буду
вам обузой. Мои медицинские познания вам  известны,  к  тому  же  я  неплохо
разбираюсь в военном деле. Тем более что мой  патент  испанского  полковника
может быть весьма полезен, когда через два  года  Испания  вступит  в  войну
против Англии на стороне Франции.

***

   В последнюю неделю апреля армия Пугачева  начала  прибывать  в  митавский
лагерь. Здесь ее ждал двухнедельный отдых и дальнейшая отправка в  неведомую
доселе Русь Заморскую - землю, где реки  текут  молоком,  где  краюхи  хлеба
растут на деревьях и  где,  по  уверению  местных  сказителей,  до  сих  пор
скитается, не слезая с боевого коня, могутный казак Илья Муромец.  Уж  и  не
знаю, кто был автором этой байки, но прохаживаясь  вечером  между  казацкими
кострами, я четырежды слышал складную историю о том,  как  прогнал  хоробрый
богатырь Илья Муромец Тугарина-царя за море-окиян да обвалился под  копытами
его гром-коня каменный мост, держащий земли, да с тех пор и нет  пути  назад
защитнику земли Русской от злого ворога.
   Насколько я  мог  понять,  под  мостом,  держащим  земли,  подразумевался
гипотетический перешеек на месте нынешнего Берингова пролива,  поскольку  до
того маршрут отступления Тугарина-царя  пролегал  через  леса  темные,  реки
широкие, мимо озера хрустального да гор огненных, по снежному полю  в  зелен
край.
   С каждым днем войск в лагере  становилось  все  больше.  Встречая  идущие
ровным строем с песней казачьи полки, я не мог не дивиться произошедшему  за
последние месяцы  чуду.  Особое  же  удивление  ждало  меня,  когда  в  один
прекрасный день мне довелось присутствовать на учебных стрельбах пугачевской
артиллерии, возглавляемой бывшим  генерал-фельдцехмейстером  России,  бывшим
фаворитом государыни Григорием Орловым.
   Еще недавно двадцать четыре разнокалиберные пугачевские пушки, вывезенные
из захваченных крепостиц, стреляли больше для шуму, чем в  цель.  Теперь  же
выросшая почти в три раза корпусная артиллерия, состоявшая из двенадцати - и
шестнадцатифунтовых  единорогов  и  пудовых  мортир,  выполняла   сложнейшие
маневры, как сопровождая огнем движение полевых частей, так и массируя огонь
батарей на заранее указанных  целях.  Я  любовался,  как  лихо  снималась  с
передков конно-артиллерийская батарея,  в  упор  осыпая  картечью  условного
противника, как сквозь еще не рассеявшийся дым с гиком и свистом бросалась в
атаку неудержимая казачья лава.
   Григорий Орлов, еще недавно преуспевавший в паркетных маневрах,  в  одной
рубахе, без  камзола,  носился  меж  батарей  от  орудия  к  орудию,  что-то
объясняя, указывая, беседуя с  новоявленными  канонирами  и  фейерверкерами.
Казалось, он был абсолютно счастлив своим положением и  менее  всего  сейчас
напоминал вчерашнего придворного баловня. Наличие же рядом  с  ним  молодого
поручика графа Алексея Бобринского,  похожего  на  генерал-фельдцейхмейстера
как две капли воды, прибавляло ему сил и без того немереных.
   Калиостро не  соврал,  через  два  дня  после  нашей  встречи  взмыленный
фельдъегерь привез из Петербурга пакет с именным  приказом,  в  котором  его
высокоблагородию   подполковнику   Камдилу   оказывалась    высокая    честь
представлять ее императорское величество при  экспедиционном  корпусе  князя
Заволжского, особо при этом надзирая за известными мне персонами. "Вот уж не
было печали", - пробормотал я, прочитав высочайшее повеление.
   - Участь самой толстой крысы, - похлопал меня по плечу  Лис,  -  затыкать
собой пробоину в судне. Обычно после этого корабль перестает  тонуть.  Шо  я
тебе скажу: между молотом и наковальней было бы спокойней.
   Я с укором посмотрел на боевого товарища. Можно подумать, мне самому  это
было неизвестно!
   Вскоре вся армия уже находилась в лагере. В порту Риги  уже  покачивались
на волнах десятки прибывших английских транспортов, мы  ждали  лишь  прихода
обещанной Екатериной эскадры сопровождения для  того,  чтобы  отправиться  в
путь.
   По вечерам в офицерском собрании, просторном, специально  для  этой  цели
выстроенном блокгаузе, скапливалась критическая масса  казачьей  старшины  и
приданное  ей  в  усиление  масонствующее  офицерство.  Лишенное   привычных
десятков частных повозок в обозе, оно как-то удивительно  воспряло  духом  и
перестало напоминать барствующих сибаритов при армии. Как я успел  заметить,
это вообще удивительная черта русской армии: умение переходить едва ли не  в
одно мгновение из состояния декоративного в состояние боеспособное.
   В офицерском собрании была разрешена карточная игра. Однако, невзирая  на
это разрешение и на общее карточное поветрие, дело не шло. Слово  за  слово,
понтировка перерастала в импровизированные военные советы.  Порой  оживленно
вещавшие перед внимательной аудиторией  ораторы,  сопровождавшие  свои  речи
бурной жестикуляцией, так и продолжали сжимать в кулаке игральные карты. Так
было и в этот день.
   - ...При благоприятной погоде, а летом погода в Атлантике на этих широтах
обычно благоприятна, мы прибудем на место приблизительно через два -  два  с
половиной месяца. Можем ли мы рассчитывать,  что  к  этому  времени  Салават
Юлаев  уже  преодолеет  Берингов  пролив?  -  вещал  граф  Орлов-Чесменский,
вычерчивая на висевшей тут же  навигационной  карте  пути  следования  нашей
эскадры.
   - А что с Салаватом Юлаевым? - Я наклонил голову поближе к  уху  сидящего
рядом Лиса.
   - А что с ним станется, все в порядке. Когда в  последний  раз  виделись,
был вполне здоров, - не оборачиваясь, бросил Лис.
   - Я имею в виду, что еще за история  с  форсированием  Салаватом  Юлаевым
Берингова пролива?
   - Вальдар, ну ты какой-то странный! Сам посуди: ваш  кинг  Жора  в  своей
разнарядке  на  поставку  двадцати  тыщ  экземпляров  казаков,  видимо,   по
рассеянности ни  словом  не  упомянул  о  башкирах.  Поэтому  Салавату,  так
сказать, загранпаспорт не оформили,  отчего  он  впал  в  великую  грусть  и
толкнул речь, что, поскольку Земля круглая,  мы  пойдем  другим  путем,  так
сказать, по следам дедушки Ильи Муромца.
   -  Кстати,  откуда  взялось  сказание  о  похождениях  Ильи  Муромца   на
Северо-Американском континенте?
   - Как это откуда взялось? - удивленно взглянул на меня  мой  напарник.  -
Народ сложил. В моем лице. Надо же было Салавата столкнуть в  нужное  русло.
Идея  оставаться  один  на  один  с   Катериной   Алексеевной,   всея   Руси
самодержицей, его, похоже, вовсе не радовала.
   - Но ведь там Сибирь! Какой может быть поход?
   - Ага, белые медведи бьются с  бурыми  на  улицах  сибирских  городов  за
недоглоданный кусок человеческой берцовой кости. Ты что думаешь, во  времена
Чингисхана в тех местах были проложены шоссейные дороги?  Вряд  ли.  А  Орда
шастала туда-сюда со скоростью неимоверной. Да что Орда! Казаки на  Камчатку
ходили с завидной регулярностью. А в годы нашей  Гражданской  войны  Красная
армия Колчака задницей в самый Тихий океан уперла. Тоже, кстати, не по  небу
прилетела.
   Так что дойдет Салават до Америки, не  боись.  А  в  Канаде  его  местные
власти до колоний, что называется, за ручку  доведут  и  еще  вслед  платком
махать будут. Чтобы только не возвращался. Единственное, о чем беспокоюсь, с
тем наступательным порывом, с которым башкиры двинулись в путь, по дороге он
спокойно может стать основателем новой династии китайских  императоров.  Тут
уж действительно как в древних былинах: налево пойдешь  -  попадешь  в  Русь
Заморскую, направо - в Империю Поднебесную, а прямо - Великий  Тихий  океан,
но он нам и за так не нужен.
   -  Вальдар  Реймондович.  -  Я  отвлекся  от  разговора  с  Лисом,  чтобы
обернуться на зов. Стоявший у карты Алексей Орлов явно ждал моего ответа.
   - Слушаю вас, ваше сиятельство.
   - Не могли бы вы пригласить сюда вашего ординарца, господина Редферна.  Я
бы хотел узнать у него, насколько судоходна река Святого Лаврентия.
   В последние дни авторитет Питера,  единственного  среди  нас  жившего  на
далеком континенте, возрос многократно. К моему удивлению, его  ответы  были
дельны и обстоятельны, так, как будто он намеренно изучал места предстоящего
похода.
   - Да, конечно, - кивнул я, делая знак дежурному вестовому,  ожидавшему  у
выхода распоряжений господ офицеров. Он вскочил, собираясь бежать  за  нашим
экспертом по Руси Заморской, распахнул дверь и едва не столкнулся с  высоким
стройным мужчиной в адмиральском мундире.
   - Добрый вечер, господа, - приятным мягким голосом поздоровался  вошедший
на великолепном французском. - Прошу простить меня, граф, я невольно  слышал
ваш вопрос. Спешу вас уверить, река Святого Лаврентия вполне  судоходна,  во
всяком случае, до Монреаля. Извините, господа, поскольку меня  здесь  некому
представить. -  Он  обвел  зал  взглядом,  и  наши  глаза  на  долю  секунды
встретились. Я мог представить этого человека, но, честно говоря, не  сразу,
а только после того, как вновь обрел бы способность ясно мыслить и говорить.
- Я представлю себя сам, - продолжал вошедший.  -  Вице-адмирал  российского
флота Джон Пол Джонс. К вашим услугам.
   Насколько  я  понимаю,  упоминание  о  российском  флоте   было   сделано
специально для меня. Впрочем, мундир не оставлял сомнений в  этом  факте.  И
все же передо мной был мой давешний знакомый, североамериканский капер,  год
тому назад плененный на палубе королевского корвета "Феникс".
   - Мне оказана честь,  -  продолжал  Пол  Джонс,  -  возглавлять  эскадру,
которая будет сопровождать караван до берегов Северной Америки. И можете мне
поверить, господа генералы и  офицеры,  вряд  ли  в  российском  флоте  есть
человек, имеющий более опыта плавания в водах Атлантики, а уж  тем  более  у
берегов тех земель, куда направляетесь вы.
   -  Эт-то  уж  точно,  -  пробормотал  я,  не  спуская  с  лица   адмирала
завороженного взгляда.
   - Ты что, его знаешь? - заметив мое состояние, поинтересовался Лис.
   - Да, - кивнул я. - Очень близко. Последний раз, когда мы  виделись,  его
извлекли из-под меня и заковали в ручные и ножные кандалы.
   - Вот как интересно! И что же натворил этот почтеннейший? Чего ж ему  под
тобой-то не лежалось?
   - Пытался захватить корвет, на котором я плыл в Россию.
   - Ага, ну, судя по тому, что приплыл ты не на корвете, а  на  яхте  нашей
подруги  Бетси,  отчасти  затея  ему  удалась.  Что   ж,   весьма   солидная
рекомендация. Большой души  козырек.  Ну  и  как,  ты  думаешь,  он  намерен
ознаменовать эту встречу?
   Я пожал плечами:
   - Коварство этог