в  и  заботливо  покрытых  им  прихваченным  со  "Святослава"
тюфяком. Поверх  тюфяка  он  любовно  стелил  тончайшее  итальянское  белье,
заботливо стираемое при каждой появляющейся возможности. - Передай, - что, я
сейчас иду.
   Я был в церквушке минут через десять. Встававшее из-за  горизонта  солнце
уже освещало холмы вчерашней битвы, спящий лагерь, лазарет,  в  котором  под
руководством Калиостро не смыкая глаз трудились имевшиеся в корпусе  лекари,
одним словом, все, что унаследовал день сегодняшний от вчерашнего.  Новым  в
этой картине было, пожалуй, лишь скопление красных драгунских мундиров  близ
церквушки, в которой располагался штаб. Я прошел мимо  рослых  кавалеристов,
весело  обсуждавших  между  собой  "дикость"  одеяния  новых  союзников,   и
проследовал в ставку, где уже ждали меня Пугачев и представитель британского
командования.
   - Вы говорите по-английски? - спросил он, недоверчиво поглядывая  на  мой
российский флигель-адъютантский мундир.
   - Я англичанин. Во всяком случае, по рождению.
   - О, приятно увидеть в таком месте  соотечественника.  Я  полковник  Эшли
Сазерленд из штаба генерала Корнуоллиса. Я послан  его  превосходительством,
чтобы урегулировать досадный инцидент, произошедший между майором Хокинсом и
каким-то артиллерийским офицером корпуса  князя  Заволжского.  А  также  для
того, чтобы передать князю Заволжскому план его дальнейшей передислокации  с
маршрутом движения вплоть  до  соединения  ваших  войск  с  армией  генерала
Корнуоллиса.
   Я пожалел, что не обладаю переводческим даром Лиса, потому как  дословный
текст речи этого напыщенного полковника вкупе с надменной манерой  поведения
вполне могли привести  незадачливого  британца  в  то  самое  состояние,  от
которого меня некогда спас  удачный  приезд  графини  Орловой-Чесменской.  Я
перевел слова английского посланника весьма близко  к  тексту,  прибавив  от
себя  лишь,  что  генерал  Корнуоллис  рад   приветствовать   корпус   князя
Заволжского и лично  его  начальника,  а  также  категорично  "предписанный"
маршрут на более приемлемое "предлагаемый". Однако, похоже,  это  не  сильно
помогло. Пугачев нахмурился, и я  уже  по  себе  знал,  что  могло  означать
подобное выражение августейшего.
   - Это че ж такое выходит, - начал он негромко, - какая-то рачья душа  мне
указывать норовит, что я повинен делать? Эй, Мамай, - крикнул  он  сидевшему
тут же казаку, выполнявшему при Пугачеве функции писарчука  и  ординарца,  -
ну-тка лети, побуди старшину. А ты, енерал, - он ткнул мне пальцем в  грудь,
- переведи-ка пока остолопу мой титул. Дабы знал, с кем говорит.
   - Его императорское величество, - начал я, - государь всея Великая, Малая
и Заморская Руси, и далее, - далее, далее, герцог  Голштейн-Готторский  Петр
Федорович.
   Оглушенный титулом полковник, похоже,  с  трудом  переваривал  сыпавшийся
град географических названий и связанных с ними знаков владетельного  права.
Как всякий английский дворянин, он вполне четко представлял себе архитектуру
иерархической лестницы и, похоже, понимал, что мраморные  перила  на  этаже,
занимаемом Пугачевым, не идут ни в какое сравнение с  дубовыми,  за  которые
суждено держаться ему.
   - А где же князь Заволжский? - недоуменно поинтересовался англичанин.
   - Это была всего лишь уловка, чтобы скрыть отъезд государя из  России,  -
пояснил я.
   Между  тем  в  церкви  начали  собираться  разбуженные  Мамаем  генералы,
ночевавшие тут же, в домике священника.
   - Вот это, - продолжал рекомендовать я, - граф  Орлов-Чесменский.  Думаю,
деяния этого адмирала вам хорошо  известны.  Это  его  брат,  граф  Григорий
Орлов, в прошлом генерал-фельдцейхмейстер России, теперь командир артиллерии
здесь. А вот этот худощавый джентльмен с  перебитым  носом  -  генерал-аншеф
Закревский, начальник штаба армии государя.
   - Прошу прощения, позвольте узнать также и ваше имя.
   - Я Вальдар Камдил, лорд Камварон...
   - Постойте, постойте! Лейтенант Камдил из полка  первого  лорда  адмирала
герцога Олбанского? Насколько я помню, вы бежали из  Англии  после  какой-то
громкой дуэли? Еще с прошлого года в штабе лежит приказ  о  вашем  аресте  в
случае появления в колониях.
   Я невольно усмехнулся, представляя  себе  попытку  полковника  арестовать
меня посреди пугачевского лагеря.
   - Чего этот  индюк  там  лопочет?  -  повернулся  ко  мне  государь  всея
Заморская Руси, настороженный нашей беседой c Сазерлендом.
   - Он попросил меня представить ему входящих, а сейчас  интересуется  моим
именем и званием.
   -  Так  ты  не  тушуйся,  прямо   ему   и   говори:   нашему   величеству
генерал-адъютант и войска нашему генерал-поручик... ну имя свое,  поди,  сам
знаешь. - Произнеся это, Пугачев удовлетворенно отметил, что вся старшина  в
сборе, и начал вдохновенно, не дожидаясь перевода моих чинов и званий:
   - Братья мои и други! Прошу простить, что побудил вас в столь ранний час.
Но желаю, чтоб вы все своими глазами видели и своими  ушами  слышали,  какую
каверзу над нами учинить хотят. Ни для кого из вас не секрет, что  плыли  мы
сюда издал„ка затем, чтобы рукою  твердою  отвоевать  у  супостатов  вольный
край, Русь Заморскую. Сей же аглицкий полковник с лескрипом  к  нам  послан,
будто повинны мы идти под знамена  аглицкие  и  во  всем  енералам  тамошним
повиноваться.
   Я  едва  успевал  переводить  Эшли  Сазерленду  "государевы"  слова,   по
возможности смягчая формулировки. Англичанин кивал  головой,  как  китайский
болванчик, слушая речь "государя". В зале послышалось недоброе ворчание, но,
похоже, на моего подопечного оно не произвело никакого впечатления.
   - Также он желает, чтобы выдали мы головой доблестного нашего  енерала  и
друга моего любезного  Григория  Орлова  за  то,  что  он  какого-то  ихнего
офицерика поперек спины банником согрел.
   - Да-да, - подтвердил радостный полковник. - А также  генерал  Корнуоллис
требует, чтобы вы прислали в его штаб всех захваченных офицеров-мятежников.
   - Чего?! - возмутился "император", выслушав  мой  перевод.  -  Чего  этот
недоносок требует? - Зал уже открыто шумел,  и  я  начал  всерьез  опасаться
расправы и над посланцем, и над драгунами его конвоя.
   - Из задницы пусть своих пленных выковыривает!
   Внезапно шум стих, и глаза  присутствующих  обратились  к  проходу  между
скамьями. По нему, опираясь на посох, в котором я  без  труда  узнал  древко
сержантской алебарды, шел великий магистр. Он  был  в  белоснежном  сюртуке,
шитом золотым галуном, без парика, и я невольно  отметил  про  себя,  что  с
первого нашего знакомства, да и с Митавы, граф изрядно поседел. Лишь  темные
глаза  его  смотрели  ясно  и  неожиданно  светло  для  этих  почти   черных
итальянских угольев. Обвившийся вокруг посоха бушмейстер блаженно дремал, не
обращая ни малейшего внимания на людские передряги.
   - Государь, - промолвил Калиостро негромко, но в наступившей  тишине  его
слова, казалось, были слышны в самом дальнем углу зала. - Я  пришел  просить
вас за четырех офицеров континентальной армии, попавших в плен во  вчерашнем
сражении. Отпустите их. Если желаете, я готов дать слово, что они больше  не
поднимут против вас оружие.
   Пугачев посмотрел на войсковую старшину, на посланника,  затем  вновь  на
Калиостро.
   - Поступай с ними по своему разумению, - промолвил он, почтительно  глядя
на ученика волхвов. - А ты, - Петр III гневно свел  брови  на  переносице  и
обернулся к Сазерленду, - скачи отсюда, покуда  я  не  осерчал.  Да  передай
енералам своим, пущай подале от меня держатся. Не бывать тому, чтобы  казаки
под их ярмом ходили. А коль совета моего не послушают, волей своей  клянусь,
отведают супостаты острой сабельки. Кровью умоются, идолы! Точно  слово  мое
передай, а коли соврешь - самого разыщу да шкуру велю с живого  спустить!  С
тем и ступай, откуда пришел, да боле не возвращайся. Выпроводи их,  Вальдар,
да проследи, чтобы наши путем не зашибли, - бросил мне Пугачев,  явно  теряя
всякий интерес к незадачливому посланнику.  -  Я  же  с  вами,  други,  хочу
поговорить вот о чем...
   - Послушайте, милорд Вальдар, - начал полковник Сазерленд,  когда  я  уже
разворачивался возвращаться в лагерь, - вы  военный  человек,  а  потому  не
можете не понимать, что экспедиция  российского  царя  обречена  на  провал.
Сколько бы вас ни было сейчас, ваша армия растает в  стычках,  как  снег  на
солнце. У вас нет здесь базы, где бы вы могли пополнить  свои  припасы,  нет
людских резервов... На что вы надеетесь?
   Я пожал плечами, собираясь было ответить, что  все  эти  проблемы  вполне
разрешимы, но посланец Корнуоллиса, видимо, воспринял мой жест как признание
верности его слов и поэтому продолжил, не дожидаясь ответа:
   - Послушайте, милорд. Вы английский дворянин знатного  рода.  Какое  дело
вам до всех этих русских дикарей? Я понимаю, что угроза ареста -  это  почти
непреодолимое препятствие для возвращения на родину, но полагаю, если  вдруг
генерал-адъютант  Камдил  согласится  помочь  своей  стране,  король  бы  по
достоинству мог оценить подобную услугу. - Он пристально посмотрел на  меня,
словно ища ответа в глазах собеседника.
   - Послушайте, полковник Сазерленд, - начал я, теребя уздечку своего коня,
- вы  парламентер  и  потому  вернетесь  в  расположение  армии  Корнуоллиса
невредимым. Во всяком случае, с моей стороны. Но вот что  я  вам  скажу:  за
год, проведенный мною вне Англии, я повидал немало дикарей: и  в  российских
степях, и на островах Атлантического океана, но все же самым мерзким,  самым
отвратительным дикарем являетесь вы - надутый чванливый боров.
   - Что?! - взревел Сазерленд, хватаясь за палаш.
   - При первом же случае буду к вашим услугам. А теперь  избавьте  меня  от
своего присутствия, сэр. - Я  развернул  скакуна  и  погнал  его  галопом  в
сторону костров пугачевского лагеря.
   - ...Пиши, Мамай, - доносилось  из  церквушки,  когда  я,  поднявшись  на
невысокое крылечко, входил внутрь.  Казацкая  старшина,  включившая  в  себя
теперь и Орлова, и ссыльное масонствующее офицерство, шумела, бурно  выражая
согласие с речью "императора". - Сего числа, сего года от Рождества Христова
я, всея Заморская Руси государь и  правитель,  отныне  и  впредь  повелеваю:
всякий живущий в этой земле буде пожелает быть вольным - волен. Всякий,  кто
тому чинить препоны осмелится -  против  государя  злодей  и  преступник,  и
покаран должен быть безо всякой  пощады.  Всякому  вольному  человеку  дарую
казацкие привилегии и священное отныне и впредь право стоять  за  волю  свою
оружно против супостата любого, кто на нее посягать осмелится...

   - А вот теперь, - услышал я в голове слова Лиса, - можно уже поговорить о
правах человека.

   Наш путь лежал на  северо-запад  через  Северную  Каролину,  Вирджинию  и
Пенсильванию в сторону Великих озер, навстречу армии Салавата Юлаева.  Время
от времени у нас происходили стычки то с англичанами, то  с  континенталами,
однако преимущественно с мелкими разрозненными отрядами местного  ополчения,
будь то войска Конгресса или же лоялисты.
   Правда, случалось и  так,  что  вышедший  нам  навстречу  отряд  внезапно
выкидывал  белый  флаг   и   какой-нибудь   капитан   или   майор,   спросив
предварительно,  здесь  ли  его  сиятельство  граф   Калиостро,   неожиданно
предлагал свои услуги в качестве проводника, а то и вовсе  прося  дозволения
вступить под знамена с трехглавым орлом. Пугачев вначале непонимающе косился
на лекаря,  но  в  конце  концов  любопытство  взяло  верх,  и,  разглядывая
очередное  пополнение,  "император"   в   лоб   поинтересовался   у   своего
лейб-медика, чем вызвана такая популярность.
   - Они масоны, - пояснил великий  магистр,  -  а  среди  масонов  мое  имя
пользуется большим уважением.
   - А-а, - понимающе кивнул Емельян Иванович. - А кто такие эти масоны?
   - Вольные каменщики, - пояснил Калиостро, не вдаваясь в подробности.
   - Славное дело, - одобрил "император". В его голове,  очевидно,  сложился
образ зодчего, своею  волей  странствующего  по  свету  и  воздвигающего  по
договору дома, крепости и храмы. - Как здесь осядем, нам еще много строиться
придется. А среди наших-то эти самые каменщики есть?
   - Да почитай все, кого Екатерина с вами отослала, - усмехнулся граф.
   - Да неужто? - изумился "государь". - А вот поди ж ты! Это хорошо, коли у
барина дело в руках есть. С делом, брат, нигде не пропадешь. А  каменщики  -
вещь хорошая. Война кончится, новую жизнь строить будем.
   Более, кажется, этот вопрос властителя Руси Заморской не  тревожил,  лишь
иногда, пожимая руку очередному франкмасону, он бормотал недоуменно:
   - Надо же, как люди живут! Каменщик, а ручки мяконькие.  И  как  это  они
умудряются?
   Мы двигались все дальше, все  ближе  были  Аппалачи,  через  которые  нам
необходимо было перевалить. Этот маневр вызывал у меня немалые опасения. Наш
маршрут пролегал через штаты, в эти времена  населенные  почти  третью  всех
проживающих  в  колониях  переселенцев.  Вопреки  предсказаниям   полковника
Сазерленда, армия не таяла, а разбухала, как на дрожжах,  пополняемая  белой
беднотой, неграми с плантаций и индейцами, впервые после начала  колонизации
вновь ощутившими себя хозяевами  этой  земли.  Армия  росла  и  теряла  свою
организованность, становясь все более и более аморфной.
   Что и говорить, из этого пополнения индейцы были, несомненно, лучше всех,
их  боевому  духу,  умению  сражаться  и  применяться  к   местности   могла
позавидовать любая регулярная воинская часть.  Белые  приходили  с  семьями,
принося порой дедовские мушкеты, негры чаще  всего  ограничивались  длинными
кривыми ножами для резки табака, но и те, и другие были одинаково необучены,
неорганизованны и, что самое противное, вовсе  не  горели  желанием  воевать
плечом к плечу.
   Наша армия  теряла  ход,  обрастая  неподъемными  обозами,  словно  днище
корабля водорослями. Вчерашние поручики  командовали  батальонами,  а  то  и
полками, а верховное командование ломало себе голову,  где  раздобыть  фураж
для коней, продовольствие и боеприпасы, которые таяли  так  же  быстро,  как
увеличивался численный состав войск. К тому же на всем-пути следования у нас
постоянно возникали трения с богатыми  плантаторами,  до  того  благополучно
снабжавшими и англичан, и Освободительную армию, а теперь  пребывавшим  явно
не в восторге от необходимости  кормить  еще  и  невесть  откуда  взявшегося
императора Руси Заморской. Впрочем, здесь были и исключения.
   У самых  предгорий  в  ставку  прискакал  адъютант  бригадира  Ржевского,
посланного на разведку с передовым отрядом, с сообщением, что  на  плантации
Эвандерсфилд нас ожидают с распростертыми объятиями и  готовы  предоставлять
пищу, кров и все необходимое столь долго, сколь мы  сочтем  нужным.  Однако,
когда, проделав немалый путь, мы прибыли на означенную  плантацию,  объятия,
похоже, уже захлопнулись.
   - Где хозяин? - спросил я пожилого негра-слугу, встретившего нас у  входа
в богатый плантаторский дом, более походивший на мавританский дворец.
   - Полковник Джеймс Эвандерс погиб, сражаясь против англичан,  более  года
назад. Его вдова, миссис Мерилин Эвандерс, изволят почивать.
   - Да? - Я недоуменно посмотрел на солнце,  только  начавшее  клониться  к
западу. - А где офицер, прибывший сюда с отрядом? - Я указал  на  казаков  и
индейцев-чероки, отдыхавших на широкой дворцовой веранде.
   Негр-дворецкий, кажется, несколько смешался, но моментально  нашел  слова
для ответа:
   - Господин бригадный генерал  тоже  изволят  почивать.  И  просили,  если
возможно, до утра не беспокоить.

***

   Наш наблюдательный пункт находился на скале в  отрогах  Аппалачей,  давая
возможность любоваться прекрасным видом равнин, раскиданных то там, то здесь
табачных плантаций и рощ,  отделяющих  одно  владение  от  другого.  В  тени
деревьев ютились лачуги рабов, возделывавших эти  опаленные  солнцем  почвы.
Тонкими синими жилками  через  поля  тянулись  оросительные  каналы,  полные
мутной воды, в которой, подобно гнилым  бревнам,  таились  покрытые  зеленой
ряской аллигаторы. Однако  сегодня  вид  равнины  не  радовал.  Вдали,  близ
горизонта, поднимая .клубы  пыли,  в  нашем  направлении  двигалась  плотная
красная масса полков армии генерала Корнуоллиса.
   - Хорошо идут, - следя в подзорную  трубу  за  передвижением  противника,
произнес Пугачев. - Сколько их там будет? - Он  повернулся  ко  мне,  ожидая
ответа.
   - Согласно данным разведки, - доложил я, -  противник  насчитывает  шесть
тысяч кавалерии, преимущественно драгун, восемь тысяч пехоты,  в  том  числе
хемпширский гренадерский полк, считающийся одним из лучших  пехотных  полков
британской армии, около сорока орудий  различных  калибров,  плюс  ко  всему
этому тысяч до шести лоялистов. Но здесь что-то определенное сказать трудно,
они уходят, приходят...
   - Ясно, - махнул рукой "император", - Совсем как наше ополчение -  гонору
много, а толку чуть. - Он вновь приставил к  глазу  подзорную  трубу.  -  Но
определенно хорошо идут.
   - Закревский! - позвал он начальника своего штаба.
   - Слушаю тебя, государь. - Лис, дотоле дремавший на солнышке,  подскочил,
будто все. это время только и ждал вызова "императора".
   - Надо остановить супостатов. Негоже, ежели они у нас повиснут, что  ухан
на медвежьем загривке, когда мы через ущелье к  переправе  пойдем.  Как  там
бишь река эта называется?
   -  Потомак,  -  не  отрываясь  от  подзорной  трубы,   бросил   начальник
пугачевской артиллерии.
   - Точно, Потомак, - кивнул Емельян Иванович. - Чудное название.
   - Уже  сделано,  -  отрапортовал  Лис.  -  Легкоконная  бригада  генерала
Доманского встретит англичан во-он  в  той  роще.  -  Лис  ткнул  пальцем  в
зеленеющую далеко впереди полосу  буков.  -  Я  приказал  Михалу  пропустить
голову колонны и атаковать арьергард, не  ввязываясь,  однако,  в  серьезный
бой.
   - Зря ты, Лис, ляха на такое дело послал, - вздохнул Пугачев. -  Уж  я-то
знаю, эти коли ввяжутся в сечу, так их за уши волоком не оттащишь.
   - А уж коли бежать начнут, так только горы и остановят - буркнул в  ответ
мой напарник, подобно всем запорожским казакам не особо жаловавший шляхту.
   - Может, и так, - примирительно произнес Пугачев. - Только  Михал  не  из
тех, что бегают. Как бы всерьез в драку не  ввязался.  Ладно,  -  он  махнул
рукой, - посмотрим. Раз уж послал,  так  послал.  Ржевский  из  разведки  не
возвращался?
   - Никак нет. Он с чероки утром пошел переправу проверять, да пока нету, -
доложил начальник штаба.
   - Я думаю...  м-м,  государь,  -  начал  Григорий  Орлов,  -  атаки  улан
Доманского будет недостаточно.  Это,  может  быть,  и  заставит  Корнуоллиса
остановиться на ночь, но завтра утром он вновь бросится в погоню. И  если  к
тому моменту мы еще не переправимся через Потомак, а мы скорее  всего  этого
сделать не успеем, даже если начнем движение ночью, он разметает наш обоз  и
повиснет у нас на хвосте, как те собаки, что  англичане  для  боя  с  быками
разводят.
   - Я поддерживаю мнение графа Григория Григорьевича, - произнес  я,  -  на
мой взгляд, арьергардного боя не избежать.
   - А вот скажи мне, Камдил, - повернулся ко мне Пугачев,  -  какого  рожна
англичанам здесь надо?
   Силой воли я сделал вдумчивое лицо, чтобы  скрыть  предательскую  улыбку.
Думаю, Корнуоллиса, Гоу и  им  подобных  вопрос,  какого  рожна  здесь  надо
невесть откуда взявшемуся русскому царю, занимал ничуть не меньше.
   - Англичане - народ практичный, - пояснил я. -  Они  вложили  в  освоение
этих земель немалые деньги и желали бы получить с этих денег прибыль.
   - Ну а американеры?
   - Американеры тоже народ практичный. Они считают, что поскольку им выпало
здесь родиться, то земля эта безраздельно  принадлежит  им,  а  стало  быть,
никакого резона делиться прибылями нет.
   - А мы тоже народ практичный. Мы здесь никаких прибылей не ищем. Мы