нно,  их  видение окружающего наступили  гораздо  раньше. Среднее
царство окончилось расколом Египта как государства, и  тут  же его завоевали
Гексосы.   Этот   момент  можно  смело  назвать   началом   крупномасштабной
ассимиляции.
     После них в Египет переселились евреи,  и хотя впоследствии к ним стали
применяться дискриминационные законы, что, кстати, можно объяснить опасением
египтян исчезнуть как четко выраженная раса, они успели  сыграть свою  роль.
Позднее, вследствие бесчисленных войн, которые вел тогда Египет, в его армии
было большое количество ливийцев, осевших в Египте и образовавших  множество
княжеств, расколов тем самым страну.
     Этой ситуацией не  замедлили воспользоваться эфиопы,  которые завоевали
Египет  и продолжили  рассеивать  египтян  как  нацию.  Одновременно с  ними
ассирийцы добавляли свои гены в уже и так частично существующую  народность.
Еще  позднее  Египет  завоевали персы,  и,  наконец,  в 395  году  до  н. э.
Артоксеркс    уничтожил    все   то,    что   столетиями   искореняли    его
предшественники-завоеватели. А точку  в  национальной  трагедии  генетически
чистых  египтян  можно поставить в 332 году до н. Э.  Именно тогда Александр
Македонский, получив от  жрецов, хранителей истинной  культуры, статус бога,
обрек их и жалкие остатки настоящих египтян на полное исчезновение. Я думаю,
что последний человек с двухмерным зрением умер где-то на рубеже  нашей эры.
Хотя  чисто теоретически возможно еще пару столетий где-то в Египте эти люди
существовали.
     Антоний  остановился.  Перед   ним  была   огромная   стальная   дверь,
испещренная иероглифами. Аллоиз  развел руки, в восторге  глядя на нежданную
преграду.
     -- Вот это экземпляр! А что, Антоний, мы уже пришли? За этими дверями и
есть находка?
     Антоний оглянулся на  стоящих позади инженеров. Эндрю тоже обернулся и,
внимательно осмотрев всех и все вокруг, обратился к Антонию:
     -- Ваша теория любопытна, но,  к сожалению, вынуждена остаться теорией,
ибо вы  перечислили только косвенные доказательства двухмерности их  зрения.
Что  же  касается  изотерических  знаний,  которые, по  вашему мнению,  были
переданы кем-то древним египтянам, то вы как-то незаметно опустили эту тему.
Так,  может, вы  нашли ту  самую "Книгу  планов  храма",  о  которой  гласит
легенда?
     Антоний разочаровано вздохнул.
     -- Честно  говоря, я хотел бы ее найти, но то, что я обнаружил, намного
лучше.
     Аллоиз потоптался на месте.
     --  Безусловно,  интересная идея, но как ты  собираешься ее подкрепить?
Я-то знаю, что перечисленных тобою фактов тебе самому было бы мало для того,
чтобы выразить эту догадку вслух.
     Антоний покачал головой и взялся за массивную ручку двери.
     --  Да,  Эндрю, я не нашел "Книгу планов храмов", но зато  я нашел тех,
кто сбросил ее с неба.
     Антоний нажал плечом на дверь, и та со скрипом отворилась,  предоставив
взгляду  огромный  зал, залитый ярким светом огромных прожекторов. У Аллоиза
отвисла челюсть. Эндрю, застыв у входа, не смел сделать даже шага. Инженеры,
стоявшие до  этого  позади,  вежливо  протиснулись  между  ними и углубились
внутрь  зала, туда,  где  в  центре  всех лучей  в  ареоле света  стояли две
зеркального блеска пирамиды.
     Они  были  метров по десять в  высоту  и примерно столько  же каждая из
сторон.  Они стояли на мощных стальных ногах,  расплющенных у основания, как
ножки штатива. В одной из них на  лицевой стороне виднелась  открытая дверца
треугольной формы,  именно туда по приставленной лестнице поднимался один из
инженеров.
     Наконец,  Аллоиз пришел  в  себя и направился  к  пирамидам. Они стояли
посреди  мрачной  пустоты зала,  как  два  сияющих чистотой  алмаза.  Аллоиз
прикоснулся к поверхности  пирамиды, она была  идеально гладкой и  холодной.
Антоний гордо подошел к нему.
     -- Ну,  что скажете,  коллега?  Вот оно, мое  доказательство и одного и
второго.  Источник тайных знаний  древних и, одновременно, -- неопровержимое
доказательство двухмерности видения мира  этими людьми. Вы спросите: а в чем
же состоит второе доказательство? И я опять приглашу вас кое-что посмотреть.
     Антоний  указал внутрь  пирамиды. Аллоиз  уже ничего  не  спрашивал, он
жадно поедал памятью каждую деталь увиденного. Эндрю тоже молчал.
     Узкий зеркальный коридор с множеством незнакомых иероглифов вел прямо к
расположенной амфитеатром кабине. Здесь уже суетились инженеры. Антоний стал
в центре у стены темного цвета.
     --  Мы  нашли  эти аппараты  еще  два  месяца назад.  Вы, наверное, уже
почувствовали то, что  почувствовал я, когда впервые  это увидел. Поначалу я
вообще не относил  это к истории Египта, решил,  что этим  должны заниматься
те, кто хоть приблизительно знаком с назначением этих устройств. Я пригласил
моих друзей,  и они любезно  согласились приехать, чтобы помочь мне.  Должен
сказать,  блестящие  специалисты  в  своей  области.  Вот, что  нам  удалось
выяснить  на  данный  момент.  Несомненно, эти аппараты являются  небольшими
космическими кораблями, способными вылетать  за  пределы атмосферы.,  и, как
утверждает господин Серов, они  могут даже достичь  Луны, имеется ввиду путь
туда и назад. Выводы уважаемых инженеров таковы: аппараты представляют собой
челночные корабли,  предназначенные для курсирования на орбиту корабля-матки
и с нее. Сделаны из неизвестного на земле металла исключительной твердости с
использованием   двигательной   системы,   представляющей,   по  их  словам,
послезавтрашний день  самой передовой земной  техники. Что служило топливом,
пока еще  не разобрались, но зато  с  внутренней начинкой  этих  "пирамидок"
ребята здорово поработали. Часть я  уже  упаковал и приготовил к отправке, а
кое-что еще осталось здесь.
     Антоний дотронулся до  какого-то выступа  в стене, и в открывшейся нише
появился предмет, отдаленно напоминающий шлем.
     --  С  помощью этого прибора они  получали объемное  изображение тогда,
когда  им это  было  нужно. Еще  мы обнаружили, если  так можно  выразиться,
видеозапись. Нам удалось подать к прибору питание, и вот -- полюбуйтесь.
     Антоний поставил на пол небольшую черную коробку. Инженер подсоединил к
ней какой-то  цилиндр, и в объеме амфитеатра возникло изображение человека в
сияющей  золотой одежде.  Он произносил слова на незнакомом  странном языке,
ниже двигались иероглифы, подобно  субтитрам. Через пару минут человек умолк
и,  повернувшись полубоком, указал  рукой на экран, находящийся позади него.
Аллоиза  вдруг осенило: экраном была эта самая темная стена,  перед  которой
сейчас стоял Антоний.
     Мимика  лица,   движения  --  все  в  этом  человеке  было  непривычно,
неестественно. Это был представитель иного мира, неведомого людям,  и Аллоиз
резко ощутил это.
     На экране,  куда указывала рука  пришельца, зажелтели пески, и знакомое
ярко-голубое  небо.  Изображение  увеличилось,  и немного  позже все увидели
странное  поселение  с  фонтанами  и  водоемами, напоминающее  оазис посреди
пустыни. Там шла битва. Люди бегали вдоль строений, сверкали вспышки, падали
мертвые, в глаза бросалось множество незнакомых предметов. Ветер чужого мира
как бы дунул в лицо Аллоизу и неприятно обжег.
     -- Боже мой, какой уровень развития, и это тысячи лет назад!
     Аллоиз  с   трудом  переводил   дыхание,   впечатления  от   увиденного
захватывали его.
     Изображение исчезло, и Антоний положил коробку в нишу.
     -- А как вы думали? Высочайшего уровня цивилизация -- вот, что посетило
нас. И тем трагичнее их судьба.
     Эндрю подошел к нише и внимательно осмотрел шлем.
     -- А вы смогли перевести, о чем он говорил?
     Антоний утвердительно покачал головой:
     -- Смог, но лишь благодаря субтитрам. Сами понимаете, язык чужой -- тут
нужны  опытные  лингвисты.  Но  кое-что  с  текстом и  у  меня,  к  счастью,
получилось.  Египетские  иероглифы  --  правнуки  этих,  а посему  некоторое
сходство позволило мне  перевести его обращение. Он  говорит, что  в колонии
поселенцев вспыхнуло  восстание из-за того, что кто-то сообщил  поселенцам о
том, что их обманули, и они, вроде  бы, не  смогут вернуться, куда именно, я
так и не  понял, очень сложный текст; что во время восстания  убиты  двое из
предводителей и уничтожены все энергетические хранилища; что  это --  конец,
что он раздавлен и куда-то удаляется. Более я пока ничего перевести не смог.
Однако  и  этого достаточно, чтобы  без  тени  сомнения утверждать:  древние
египтяне являлись  биологическими потомками инопланетной  расы, попавшей  на
Землю  по  непонятным  для нас  пока  причинам.  Между прочим, то,  как  эти
аппараты очутились в этом  зале внутри скалы,  остается  загадкой.  Скала --
цельная,  никаких  входов  и  выходов, кроме  одного  коридора.  Они  словно
переместились сквозь толщу камня и навечно остались здесь.
     * * *
     Ра поднял голову к небу.
     Яркое, неумолимо жгучее светило безжалостно слепило глаза. Он опустился
на песок.
     Все случилось так быстро, он до сих пор не мог опомниться.
     Нут и Шу были убиты, Геб умер несколько дней  назад от ран.  То, что он
предвидел, свершилось в самом ужасном из возможных вариантов, стремительнее,
чем кто-либо ожидал.
     Теперь эти люди оставались на чужой планете с пустыми руками, и путь их
неизвестен никому.  Погибнут ли они уже через год или смогут продолжить свой
род через  годы и  века, сквозь  кровавые  распри  и  беспощадную борьбу  за
выживание?
     Ра встал на колени. Он не видел для себя иного выхода.  В руке блеснуло
оружие.
     Надежда  больше не теплилась в его сердце, а спрятанные челноки  он уже
не  рассчитывал  передать  потомкам, он сделал это  просто так, без  всякого
смысла, может быть, по привычке.
     Ярко-алая вспышка на секунду осветила ближайшие окрестности пустыни, на
миг  померкло солнце, а когда  все  вернулось на  свои места -- среди желтых
барханов уже чернело большое, обожженное неведомым огнем пятно.
     1993 г.

ВСТРЕЧА
     Уже  не  менее  получаса  я мучился  от  нестерпимого  озноба,  который
охватывал мое тело и нарушал благостные до  сего  момента  сновидения. Из-за
него я впал в какое-то оцепенение, я хотел встать, но было неимоверно тяжело
не  только  пошевелиться,  а  просто открыть  глаза. Наконец,  я  предпринял
попытку, вложив в нее всю  решимость и отвращение к моему жалкому состоянию,
в результате чего удалось сесть. Зрелище, наверняка, было занятное. Несмотря
на то, что я уже не спал, скрюченная моя фигура с упавшей на грудь головой и
опухшим, а это я чувствовал, лицом являлись ярким  доказательством пагубного
воздействия алкоголя на организм.
     Преодолевая  слабость, я  откинулся  на  выгнутую  спинку скамейки.  От
резкого движения у меня помутилось  в голове, но появилось приятное ощущение
от  расправленных,  наконец,  плачей.  Так  я просидел  минут  десять. Мысли
понемногу  прояснялись, и я  осознал потребность  в  немедленных  действиях,
направленных  на  преодоление этого мерзкого состояния. Зная  по опыту,  что
полностью избавиться от похмелья  удается лишь к концу следующего дня, я еще
с  вечера запасся  одной из последних новинок  фармацевтики, предназначенной
для помощи таким, как я, по утрам.
     Не без радостного ощущения чуда достал я спасительный флакон из кармана
и открутил крышку. Запах был, что  называется, специфический. Я зажмурился и
одним глотком осушил две трети бутылочки. Вкуса почувствовать я не успел, да
и  было бы сложно разобрать его  в  точности --  такой  букет намешали в это
средство.
     Я  огляделся по сторонам.  Было  раннее  утро. Вокруг  меня  раскинулся
густой парк с яркой зеленью лужаек, перерезанных белыми бетонными дорожками.
По  обеим  сторонам  дорожек стояли скамейки.  Я восседал  на  одной из них.
Повинуясь  дурацкому  инстинкту детства,  я с  усилием приподнялся,  пытаясь
заглянуть под  себя.  Убедившись в том, что лавка  не свежевыкрашенна, я  со
вздохом облегчения оплыл вдоль спинки, перевалясь на правый бок.
     Внезапно передо мной что-то  потемнело. Я изо всех сил навел резкость и
увидел прямо перед собой на скамейке человека.
     Странно, что я не замечал его раньше. Видимо,  я совсем  плох: он сидел
рядом со мной на расстоянии вытянутой руки.
     Это был старик лет шестидесяти или  семидесяти,  для моего возраста это
не представляло большой разницы.
     Препарат начинал действовать,  и  я с огромной  радостью ощущал, как  с
каждой  минутой  прибывают силы,  и мой организм  приходит в  норму,  как  в
каком-то  механизме: запустилось одно, потом, другое,  третье,  и вот  я уже
решительным движением оперся правым локтем о спинку скамейки и сел полубоком
к старику.
     Выражение  моего лица  в тот момент, скорее  всего, было, мягко говоря,
странным  и провоцировавшим  чужое  внимание. Старик, не поворачивая головы,
взглянул на меня и улыбнулся одними  лишь глазами, что,  впрочем, я заметил.
Спустя еще  пару минут  я  был  почти  в форме  --  препарат, действительно,
оказался  отменным,  кстати,  как  и  цена  на  него.  Слегка  размяв  руки,
потянувшись и убедившись в  том,  что телом я уже полностью владею,  я решил
повнимательней рассмотреть старика.
     Воздух в парке был чист и свеж, и уставшие от сигаретного угара легкие,
казалось, расправились, как крылья, ловя каждую молекулу утреннего аромата.
     Старик был среднего роста, суховат, одет  хорошо и аккуратно. По одежде
нельзя было судить, при  деньгах он или нет.  Так  одеваются и те, кто, имея
деньги, не делают из  одежды культа,  и те, кому внешний вид не безразличен,
но на дорогие и модные вещи денег не хватает. Лицо его было непохоже на лица
"кухаркиных  детей", как называют разного рода  выходцев,  пробивающихся где
только можно и как только  можно. Внешняя  строгость и правильность черт его
лица, его взгляд свидетельствовали о бесспорном наличии неплохого генофонда.
Старик  заметил,  что  его  рассматривают,  но,  нисколько  не   смутившись,
продолжал спокойно сидеть в прежней позе.
     Я испытал  странное  чувство:  как будто  мне  хотелось  о  чем-то  его
спросить,  но вопрос, возникая  в  абстрактной форме,  не  формулировался  в
конкретные фразы, и поэтому задать его я  был  не  в состоянии. Промучившись
над этим какое-то время,  но не утратив энтузиазма,  решил  не  торопиться и
подождать,  пока мысль оформится четко,  а  пока  прекратить  таращиться  на
старика.  Но едва я  перевалился с правого бока на спину и откинул голову, с
блаженством закрыв глаза, старик шевельнулся, и через мгновение раздался его
ровный и спокойный голос.
     -- Вы, наверняка, провели вчера бурный вечерок, молодой человек. Но как
бы там ни было, не стоит все же ночевать на улице, да еще в таком состоянии.
     Я повернул к нему голову, и на лице моем он прочел немой вопрос.
     -- Понимаю, я и не собирался заниматься  нравоучением, но  мне странно,
что никто из ваших друзей, ведь  вы были не одни,  не доставил вас хотя бы к
себе  домой.  Особенно  это  странно  потому, что  деньги  у вас, и  у  них,
наверняка, есть.
     Я  автоматически  хлопнул себя  по внутреннему  карману,  где лежал мой
бумажник: он был на месте. Старик усмехнулся:
     --  Уж  не подумали ли вы,  что я  претендую на ваш кошелек? Ни  в коем
случае не претендую. Просто мне кажется, что эти  ваши так называемые друзья
относятся к вам, мягко говоря, наплевательски и потребительски, впрочем, как
и вы  к ним. И,  несмотря на то, что есть  у  в  вас  нечто вас единящее,  в
глубине души вы друг другу так же безразличны, как незнакомые люди.
     Он поправил пиджак и сел ровнее.
     -- Не  понимаю, о  чем  вы говорите,  --  начал я, совершенно  себя  не
контролируя, -- как вы  можете судить обо мне и о  моих  друзьях не зная нас
вовсе, рассуждать о нашей состоятельности, взаимоотношениях и прочем?
     Старик вновь взглянул на меня. На этот раз взгляд его был пристальным и
пронизывающим, он словно лучами рентгена исследовал меня с головы до ног.
     -- Нет  ничего  сложного  в моих догадках, молодой человек. Вы  слишком
дорого и вызывающе одеты, а ваши  друзья, скорей всего, подобны вам. О  том,
как гуляют такие люди, я знаю прекрасно, словом, ничего загадочного, -- один
лишь жизненный  опыт, не более.  А  то,  что вы напились до чертиков, а  они
забыли  о  вас,  вследствие  чего  вы забрели  сюда  и здесь  остались,  так
достаточно  элементарной  логики,  чтобы  судить о  ваших  взаимоотношениях.
Деньги потратили,  все повеселились, а завтра,  то  есть,  уже сегодня,  они
скажут, что  все  были такие  же, как вы, и  поэтому так  получилось. Вы  их
мгновенно простите и будете, между прочим, абсолютно не правы.
     -- Почему же?  -- вяло поинтересовался я. В глубине души я знал, что он
прав, но  какое-то тупое упрямство заставляло меня отстаивать несуществующую
честь моих приятелей.
     -- Да потому, что вы, по сути, одиноки, как, наверное, многие  из  нас,
независимо  от  возраста,  пола и социального положения. Но отнюдь не многие
способны переносить это душевное одиночество, когда в целом мире нет никого,
способного  до конца тебя понять. Заметьте,  не разделить  с  вами беду  или
радость,  а  именно понять.  Отсюда  и  ваше  стремление  к  самообману,  вы
закрываете  глаза на  подлости  друзей, стараетесь не замечать в  них ничего
плохого, а, с другой стороны, излишне концентрируете внимание на их довольно
малочисленных  хороших поступках  или  на взглядах,  в  которых  вы  с  ними
сходитесь. Но когда наступает момент проявления  объективного отношения друг
к другу, вся гадость выплывает наверх, и кто-то, кто испытывал особо сильные
иллюзии, ночует  в беспамятстве  на лавке. Ну, а кто заблуждался  в  меньшей
степени, тот, конечно, дома, -- он ехидно хихикнул.
     Я, как ни странно, нисколько на него не обиделся. Я подумал, что старик
зрит  в корень не  столько потому, что  он  тонкий психолог или какой-нибудь
телепат, скорее, оттого, что ситуация и  вправду была слишком жизненная и до
предела  простая,  и  при наличии  здравого смысла  разгадать  ее было делом
элементарным.
     Однако,  четкий  ход  его  мыслей  и  безошибочность его  предположений
заинтересовали  меня,  и я,  никуда в тот день  не  торопясь, решил  уделить
старику какое-то время. Я подумал о некоторых темах, интересующих меня, и на
которые можно  было  бы попытаться  разговорить  его.  Мне  кажется,  что  я
надеялся с его помощью по новому взглянуть на  те проблемы, к которым у меня
еще не сформировалось однозначное и стойкое отношение.
     Тем временем старик продолжал:
     -- Ну,  да  к  черту ваших приятелей, это  дело  и без того ясное. Меня
гораздо  больше  интересуют  отдельные  индивиды,  нежели  их  совокупность.
Поскольку вам значительно полегчало и вы,  как  я вижу, никуда не спешите, я
позволю  себе  задать  вам  несколько  вопросов.  Разумеется,  вы можете  не
отвечать на них, если не захотите.
     Я, думая о своем, был застигнут врасплох таким оборотом событий.
     -- Отчего же,  я,  пожалуй отвечу. Давно известно,  что  люди с большей
откровенностью  общаются  с  совершенно  посторонними,   нежели  с  хорошими
знакомыми.
     Старик демонстративно похлопал в ладоши.
     -- Браво, молодой человек! Подобные  мысли  свидетельствуют  о  наличии
ума, что  не слишком часто встречается у современной молодежи.  Мне начинает
нравится наш диалог. Итак, если я не ошибся, вы вполне состоятельны. Меня не
интересует, каким образом вы "состоялись", меня интересует сам факт.
     Я подтвердил его предположение.
     Он в раздумье  покачал  головой.  Его  лицо  выражало  нерешительность,
казалось, он сомневается, стоит ли говорить... Но вот он начал:
     -- Как  жаль, что в нашей благословенной державе, и вам это, наверняка,
известно не хуже, чем мне, на протяжении всей ее истории нельзя было законно
заработать деньги.  Я  имею в виду деньги,  полученные  за честный