ые люстры.
     После  недельного  перерыва  конференция   продолжила  свою  работу.  В
центральную  ложу  начали входить члены  комиссии, зал тоже  стал постепенно
наполняться.  Разделенные барьерами,  части зала напоминали стены крепостей,
хозяева которых  воинственно  поглядывали  из-за  них  на соседние  позиции.
Накалившаяся  атмосфера   теоретического  сражения,  висевшая  перед  концом
прошлой серии заседаний, опять наполнила пространство зала.
     Наконец,  в  ложе комиссии появился председатель. Его  грузная  фигура,
медленно покачиваясь, продвинулась к переднему креслу.  Заняв его, он окинул
взглядом зал  и,  видимо,  решив  больше  не  ждать,  нажал  кнопку  звонка.
Нарастающий в зале шум стал утихать. Председатель встал.
     -- Уважаемые присутствующие! Как вы  помните,  наш затянувшийся перерыв
был  вызван  отсутствием  у добивающейся реализации своего  проекта  стороны
практических расчетов и более убедительных доказательств.  Сегодня все это у
них есть, и  мы собрались, чтобы выслушать и обсудить доклад настаивающей на
проекте стороны. Я передаю слово представителю концерна по науке  и практике
для дальнейшего развития начатой им ранее темы.
     Председатель  сел.  В  ложе,  части   зала,  предоставленной  концерну,
поднялся   пожилой  человек  в   черном  костюме   с  бабочкой.  Он   быстро
перегруппировал у  себя  на  столе  какие-то  бумаги  и, элегантно  поправив
бабочку, начал, глядя прямо на председателя.
     --  В   прошлый   раз   мы  остановились  на  отсутствии   практических
исследований  объекта  и  невозможности  из-за  этого  принятия  какого-либо
решения. Сегодня эти исследования у нас  в руках,  -- он потряс в руке пачку
стандартных листков.  --  Я начну  непосредственно с  геологии и внутреннего
строения, дабы  в самом начале  обрисовать  главное -- возможность  внешнего
воздействия на разрушение тела.
     Одним  из  важнейших  результатов  исследований явились  уже  известные
ранее,  а  теперь  подтвержденные  не далее, чем  два  дня  назад, показания
гравитационного поля. Самым главным  результатом  в  анализе гравитационного
поля мы считаем определение его безразмерного момента инерции, который очень
близок  к значению,  соответствующему моменту инерции однородной  сферы. Это
означает, что  плотность примерно постоянна и в отличие от земной  не  имеет
большой концентрации масс в центре.
     В   зале  загудели.  Представитель  замолчал,  ожидающе  глядя  в  ложу
комиссии.
     Зазвенел звонок. Это председатель требовал тишины. Стало  немного тише.
Придвинув микрофон поближе, представитель продолжал.
     --   Более  подробно  внутреннюю  структуру,   определенную  по  данным
сейсмологии, можно разграничить примерно так. Самый верхний слой представлен
корой,  которая, определенная  нами только  в районах  котловины, составляет
шестьдесят километров. Весьма вероятно, что на обширным материковых площадях
обратной стороны кора  приблизительно в полтора раза мощнее. Именно  поэтому
центральный удар, как и раньше,  мы  планируем  нанести именно в этот район,
так  как здесь степень  сопротивления будет значительно меньше. -- Он  гордо
поднял  голову  и  огляделся.  Было тихо.  -- В  прошлый раз  нас обвиняли в
неподкрепленности  наших   слов  фактами.  Должен   признать,  это  делалось
справедливо. Но  сегодня я  ответственно заявляю, что  ни одно  мое слово не
сказано  здесь  без  документальной  поддержки  исследований.   И  уважаемая
комиссии  может  остановить  меня  в любой  момент и затребовать  данные  по
существу мною произносимого.
     Итак, я продолжу.
     Под корой расположена мантия, в которой можно выделить верхнюю, среднюю
и нижнюю.  Толщина верхней около двухсот  пятидесяти километров,  средней --
примерно пятьсот  километров.  Ее граница  с нижней  расположена  на глубине
тысячи километров. До этого уровня скорости  волн будут  постоянны. Вещество
недр здесь  находится  в  твердом  состоянии,  представляя  собой  мощную  и
относительно холодную литосферу.
     На  границе  с нижней  мантией температура приближается  к  температуре
плавления.  Отсюда  начинается  сильное  поглощение  волн.  В  самом  центре
находится   небольшое   жидкое  ядро  радиусом   менее   трехсот  пятидесяти
километров, через  которое  волны  вовсе  не проходят.  Ядро  либо  железное
полностью, либо железо-сульфидное. Его масса не  превышает двух процентов от
массы  всего тела. Исходя  из этого, мы, как  и прежде, утверждаем,  что при
сверхмощном  направленном ударе  в наиболее уязвимые районы котловин, объект
будет  раздроблен  и,  получив  направленное ускорение  от  атаки  на  него,
безопасно  для  нас  рассеется  в   пространстве.  Все   расчеты  мы  готовы
предоставить. --  Представитель закончил и, сложив  свои бумаги,  передал их
подошедшему из ложи комиссии работнику.
     Затратив двадцать минут на  проверку данных, предоставленных концерном,
комиссия  продолжила заседание.  На  этот раз  председатель  поручил ведение
своему  заместителю, и тот, заняв место у микрофона,  объявил дальнейший ход
собрания.
     - Согласно  установленной норме дебатов, слова для  оспаривания проекта
предоставляется независимой группе ученых, занимающихся этой же темой. Прошу
вас, -- он показал рукой на ряды кресел перед микрофонов в зале.
     К  маленькой трибуне перед балконом комиссии вышел  худощавый человек в
белом.
     --  Я прошу обратить внимание уважаемой  комиссии на следующие  моменты
вышеупомянутого проекта.  Пусть даже данные их исследования верны. К  такому
выводу, кстати, пришли  в своих работах  и  мы. Но  это  абсолютно  не  дает
никакой гарантии, что  задуманное  почтенным директором всем нам  известного
концерна возможно воплотить в жизнь. Ладно,  доказали,  что структура вполне
благоприятна для разрушения. Ладно, рассчитали, что целостность уничтожима и
тем  самым планета избавляется от  потенциальной  угрозы торможения. А  где,
скажите  пожалуйста,  у вас стопроцентная гарантия того,  что это безопасно?
Где  гарантия,  что ваши пилоты  попадут именно в  ту точку, удар в  которую
будет  наиболее  оптимальным? И, наконец, где  логика  подобных действий при
отсутствии  непосредственной  угрозы сейчас?  Ведь  опасность  грозит нам не
завтра  и не  послезавтра,  а через  миллионы лет. Где же ваш здравый смысл,
если вы, не имея сегодня  надежного механизма реализации своей идеи, сегодня
же  и  хотите  претворить  его  в  жизнь?  Не  разумнее  ли подождать,  пока
цивилизация наберет силу для безошибочного, абсолютно гарантированного удара
по своей угрозе.  -- Человек отошел от микрофона и сел в кресло между рядами
молчаливо смотрящих на него людей.
     Заместитель  председателя встал и хотел  что-то  сказать, но его  успел
перебить представитель концерна.
     --  Я  просил  бы  уважаемую комиссию  предоставить мне слово.  В  зале
сегодня  присутствуют делегации  ученых, не принимавших участия в обсуждении
неделю назад. И я хотел бы  вкратце обрисовать им  цель и тему наших споров.
Это не будет бесполезно и для присутствовавших, ибо я добавлю кое-что новое.
     Заместитель  взглянул  на  хмурое  лицо председателя,  тот одобрительно
кивнул.
     -- Ну,  что ж, извольте.  Только я вас попрошу,  не  очень  длинно,  --
любезно улыбаясь, сказал заместитель. Представитель  быстро посоветовался со
своим шефом и, выйдя к микрофону, негромко начал.
     -- Как  известно, естественный конец Земли от  угасания Солнца наступит
через  четыре-шесть   миллиардов  лет.  Однако   приливы,  образуемые  нашим
спутником,  которые   тормозят  вращение   планеты,   могут  сделать  это  в
восемь-двенадцать  раз  быстрее. Именно поэтому  наш  концерн  и решил,  что
ликвидация -- это единственный способ для  того, чтобы планета почувствовала
себя свободной от этого торможения. Концерн располагает всеми средствами для
подобной акции.  Мировому  сообществу не придется затратить на это ни гроша.
Цель, преследуемая нами, это гуманизм и забота о потомках. Они,  именно они,
должны будут благодарить нас, что работа, которую все равно необходимо будет
делать, сделана нами, а не оставлена на их плечи. Тем более,  что неизвестно
-- будет ли  у  них время заниматься этой задачей, кто  знает,  что ждет нас
завтра.
     В  рядах  группы свободных ученых  встал  пожилой  человек в очках.  Он
трясся  от гнева и его вскрики были слышны во всем зале, несмотря на то, что
микрофона рядом с ним не было.
     --Тщеславные маньяки. Вы погубите нас всех ради места в истории. Что за
бред  о немощной будущности, скажите  просто, что вам охота сесть на вершину
величия освобождающихся от, кстати говоря, мифической угрозы.
     Председатель встал с места и, регулярно нажимая на звонок, поднял руку,
прося молчания.
     --  Я  прошу  уважаемых  присутствующих  соблюдать  правила  заседания.
Предоставление  слова есть  приоритет  комиссии,  это  обусловлено  в  самом
начале, и извольте этого не нарушать.
     Ученый сел.
     Председатель потоптался на месте и  обратился  к застывшему у микрофона
представителю фирмы.
     -- Прошу вас, продолжайте. Мы внимательно вас слушаем. -- Тот посмотрел
через плечо на начальство и, увидев выражение поддержки, продолжил.
     --Возврашаясь к нашему  времени, я не вижу  ничего того,  что мешало бы
нам   избавить   наших  потомков  от  подобной  проблемы.  Чтобы   нагляднее
представить  себе,  что  такое  эта необходимость,  приведу  пример.  Научно
доказано,  что из-за  этого  торможения сутки  увеличиваются на 0,0015  с за
столетие. Угроза, вроде бы, мизерная. До еще и вроде бы суммарное количество
лучей,  попадающих  на планету, то же. Но при подобном нарастании увеличится
продолжительность  ночей и,  следовательно, появятся заморозки.  Нарастающий
лавинообразный  процесс   погубит  флору  и  фауну  планеты.  Через  пятьсот
миллионов лет,  когда  сутки  удлиняться  всего  на  два  часа,  жизнь будет
невозможна.
     В свое время наша фирма  явилась  инициатором  в борьбе  по  ликвидации
приливных  электростанций,  убедительно  доказав  сообществу   губительность
подобных   сооружений.  И  пусть   масштаб  того  и  намечаемого   свершений
несоизмеримы,  и люди, стоявшие  у истоков того и этого,  разные, все же все
это  две  части одной  проблемы.  Я хочу  ответить кричавшему здесь  о нашем
тщеславии представителю  независимых  ученых.  Мы  не  рвемся в  историю. Мы
считаем  себя  уже  в  истории.  Потому  что  мы, и  больше  никто, избавили
сегодняшнее  и  завтрашнее  население от  этих  монстров,  поражающих  своей
экологической чистотой и бьющих ножом в спину потомкам. Мы, и больше  никто,
уже  подарили   цивилизации  шестьдесят  четыре  миллиона  лет   форы  перед
естественным концом света, которые должны были отобрать эти станции. И  даже
если  нам  в этот раз  не  удастся  настоять  на своем,  мы  все равно будем
счастливы  уже  сделанным. --  В  зале раздались аплодисменты. Чувствуя себя
проигравшим, Ройд нервно протирал очки.
     -- Вы  слышали, нет,  вы слышали, Шатович, каковы  подонки. Цивилизацию
они, видите  ли, спасают. Плевать им на цивилизацию, величие --  вот, что им
нужно. Цезарями хотят быть. -- Шатович переглянулся с сидевшим рядом Максом.
     -- Спокойно, Саша, -- выставив вперед ладонь, шепотом произнес тот.
     --Исход,  кажется, ясен. Если после просмотра расчетов, акцент в пользу
проекта не изменится, придется действовать самим. -- Ройд немного успокоился
и вопросительно посмотрел на Макса с Шатовичем.
     -- Что  значит самим?  Они  же,  если  сейчас  победят, бог  знает  что
наделают, и вы им не помеха. Муравьи вы перед ними без решения конференции.
     -- А мы и не конкурируем, -- возразил Макс.
     --  Но только я считаю, что  пусть я  стану  бандитом,  но  все от меня
зависящее сделаю, чтобы этого не допустить.
     Ройд склонился к креслам Макса и Шатовича.
     -- Ну, и что же вы намерены сделать, если не секрет.
     Макс тоже нагнулся и тихо сообщил.
     -- Если они смогут убедить комиссию в  своей правоте, а они это смогут,
потому что  всех там купили,  то придется играть с ними  не по  правилам. Уж
слишком они  одурманили массы своей идеей.  Все красиво, все стройно, а  вот
выйдет более, чем ужасно, и увидеть это сейчас дано не всем.
     Ройд сполз почти под кресло.
     -- Что значит -- не по правилам? Вы  что же, хотите срок получить из-за
этих негодяев?
     Шатович вздохнул.
     -- Не волнуйтесь так сильно,  профессор.  Эта игра требует  жертв. Даже
если все будет о'кей, планы реализации в расчетах до мелочей имеет один лишь
директор концерна. Здесь  они покажут лишь  кое-что, обобщенно. Я узнал, что
расчеты эти хранятся  в банке концерна  на личном счете директора. Код знает
только  он. Они считают, что  таким образом  все  спрятали  надежно,  но они
просчитываются.
     Ройд выпучил глаза на коллег.
     -- С ума сошли, это же пожизненное  заключение каждому, как минимум, вы
же ученые, а не убийцы.
     Макс схватил Ройда за руку.
     -- Профессор! Это наше дело. Ваше  дело -- молчать. Я  жертвую собой, и
это мое право. Даже тот попугай, произносивший  с трибуны  речи  о потомках,
хочет для них остаться благодетелем. Я же хочу остаться для них тем,  кем  я
есть, и сделаю все до конца по-своему. Я уверен, меня поймут.
     Ройд откинулся в кресло.
     -- Неужели нельзя добиться законным путем, ведь еще не все потеряно?
     Шатович не дал ему закончить.
     -- Законным? А знаете ли вы, что вон тот жирный, в кресле председателя,
получил за эту неделю от того с бабочкой столько, что  количество нулей этой
суммы не поместится на  метровом листе бумаги.  Вы  занялись  этим  вопросом
месяц назад, а они  уже много  лет  покупали себе  гарантии, и сегодня  вам,
Ройд, этого боя не выиграть.
     В  зале  потух свет.  Начался  просмотр  расчетов. На  экране сменялись
схемы,  дотошно  разъясняемые  конференции работниками  концерна,  мелодично
меняющими   свои   голоса   и   создавая   целостное   впечатление  гармонии
происходящего и намечаемого.
     Ройд  тяжело дышал. Макс облокотился о  колени Шатовича и,  дотянувшись
почти до самого уха профессора, сказал:
     -- Дорогой вы наш. Вы слишком гуманны для  подобных  дел, а потому были
бы в положении тявкающей собачки. Но, слава богу, есть мы, и мы сделаем все,
что надо, не боясь замарать руки.
     Ройд зашевелился в кресле.
     --  Раньше надо было действовать, раз  уж такие террористы. Мешать надо
было,  не  давать работать им. Сами встрепенулись только сейчас.  Теперь  уж
что, сделать  ничего  не успеете. Директор ведь тоже у них не дурак, так  вы
его и поймаете, помечтайте больше. Как своих ушей вам его не видать.
     Макс совсем лег на ноги Шатовича.
     -- Это  вы,  профессор, напрасно  говорите, что  мы  ничего  не делали.
Десять зондов -- это не  пустяки.  Резервы  у них большие, и без тех железок
обошлись, но вина уж тут не наша, мы, как говорится, что могли...
     Ройд аж подскочил.
     -- Что?! Так это ваших рук дело? Ну, и работнички у меня в институте. Я
не  удивлюсь,  если  завтра  мне  предъявят  претензии  в  том,  что  я  шеф
подпольного боевого союза. Шатович, вы что, тоже знали об этих зондах?
     Шатович кивнул.
     -- Да, профессор. Я  не знал, я их и нашел.  Все  резервы, которые мы с
Максом имели,  все  были вложены в борьбу с корпорацией. Жаль только -- мало
их было.  Получи мы  хоть еще одну установочку -- и концерн не досчитался бы
уже побольше своих спутников.
     Ройд повернулся боком.
     --  Ребята, сказать мне вам нечего, судья вам он, -- профессор  показал
пальцем в потолок. -- Но  будьте осторожны.  Если  кто-нибудь узнает об этих
делах, вы на долгие годы перестанете делать расчеты на бумаге и перейдете на
мел и бетонные стены.
     Макс  сел на  место и  равнодушно  посмотрел  на  появившуюся на экране
схему. Слева донесся тихий шепот профессора:
     -- Укрепи и сохрани их, -- дальше невнятно что-то еще.
     "Это  надо  же,  всю  жизнь  такой  ярый  атеист, а  тут  вдруг  в бога
поверил",-- подумал Макс, косясь на Ройда.
     Опять  сменившееся  изображение  на  экране  показывало,  как  объяснял
работник концерна,  наиболее  предполагаемую  динамику  намеченного события.
Расчеты прилагались здесь же, в правой части экрана...
     Жозеф поставил бокал на столик возле кресла.
     --  А что? Действительно положение было настолько безнадежным? Обыграть
их официально вам было не под силу?
     -- Есть  такие  вещи, которые, хоть  и  знаешь, доказать невозможно.  К
примеру, подкуп комиссии.  Я знал  это.  Я видел,  швыряет после конференции
деньги  председатель, до  этого живший весьма незажиточно. Но  чем я докажу,
что эти деньги ему дал концерн, если все сразу осведомлены о  том, что он их
получил в  наследство от какого-то дяди.  А документы тут  как  тут, все  по
закону, все шито-крыто. И вообще,  молодой человек, прожив жизнь, я вам  вот
что  скажу. В драке со злом пачкаться бояться только слюнтяи. Мол, надо быть
честным всегда и до конца. Это философия инфантильных трусов, которые, кроме
как  поразглагольствовать, больше ничего  и не могут.  А  настоящий борец  с
беззаконием  не постесняется и  подло поступить.  Надо  лишь видеть  разницу
между тем, кто убивает детей, прикрываясь идеей и обладая  при этом силой, и
тем, кто такого ждет для отмщения  с револьвером  за  углом из-за того,  что
силы не имеет. Может, пример и не очень удачен, но вполне по нашей теме.
     Жозеф встал и подошел к окну.
     -- И что же было дальше? Заседание длилось еще долго?
     ... В центральной ложе встал председатель.
     --  Уважаемые  собравшиеся,  я  считаю, представители  концерна  весьма
убедительно,  как  с  теоретической,  так  и  с  практической точки  зрения,
доказали свою правоту. Я  также прошу  прощения у уважаемой группы ученых за
то,  что  не  предоставил им  достаточного количества времени  для изложения
своих  взглядов на  данный  вопрос. Не делал я это намеренно,  дабы мы могли
принять объяснение  представителей концерна  наиболее целостно.  Теперь  же,
когда суть вопроса и он сам,  надеюсь, полностью ясны, я, еще раз извиняясь,
прошу для выступления кого-нибудь из вас.
     Председатель приглашающе указал на маленькую трибуну внизу.
     Ройд   мгновенно  сорвался  с  места.  Обогнав  нескольких  коллег,  он
ухватился  за микрофон обеими руками. Готовившиеся к выступления, увидев его
в подобном состоянии, были вынуждены сесть на свои места, так и не выступив.
     -- Я прошу слушать, что я скажу, очень внимательно, -- начал Ройд.
     Макс забеспокоился.
     -- Уж не намерен ли этот идиот нас сдать.
     Шатович скорчил издевательскую гримасу.
     --  Ты  что, Макс!  Он скорей умрет, чем  выдаст своих.  Просто  решил,
видимо, последний раз по мирному попробовать.
     Ройд вытер ладонью лоб.
     -- Я, как ученый, как  человек, заявляю свой протест против этой акции.
Судя  по  вашему умилению,  уважаемая комиссия,  --  на слове "комиссия"  он
сделал интонацию презрения, -- вы все в восторге и согласны. Но вынужден вас
огорчить.  Я  не  стану  сейчас  тратить  силы и выворачиваться  перед  вами
наизнанку,  доказывая  пагубность  этого  проекта.  У  меня  нет  ни  такого
количества кораблей,  ни такого штата  своих ученых, чтобы  добыть за неделю
доказательства и исследовать объект. Единственное, что я  вам скажу, что все
вы  будете  не почитаемы,  а презираемы нашими детьми  и внуками. Теми, кого
представители фирмы так часто упоминали, нашими потомками. И пусть моя  речь
будет обвинением вам.  Пусть это  будет хоть  одно светлое место на  мрачном
фоне  этого  собрания,  решающего,  может быть,  последний  вопрос в истории
человечества.  А теперь  оставим эмоции и поговорим спокойно, -- Ройд набрал
побольше  воздуха и продолжил.  -- Не стану обвинять корпорацию  в  каких-то
грехах, доказательств я  никаких не имею.  Но то, что ликвидация им выгодна,
это бесспорно  для