е я ли внушаю вам эти мысли? Так каков же ответ? Запрограммированы наши мысли или мы обладаем свободой воли? Пожалуйста, не отводите глаз! Если вы это сделаете, то после будете мучиться вопросом, не я ли заставил вас это сделать. Как мучает вас вопрос о свободе человека. Что для человека возможно, а что нет? Мэллори Рингесс жизнь положил на то, чтобы раскрыть свои возможности. У кого еще хватит на это бесстрашия? Сделан ли Данло, которого мы все любим, как солнечный свет, из того же материала, что его отец? Вы молитесь, чтобы он был не такой, и боитесь, что он окажется таким. Страх - вот квинтэссенция души. Он влияет на все наши действия. Если Данло по-настоящему бесстрашен и дик, чего тогда ожидать от него? Что он может натворить, если точнее? Во что выльется его дикость? Вы задаете себе все эти вопросы, и ваша мысль все время движется по кругу. Позвольте мне разорвать этот круг и озадачить вас новой мыслью: кто из нас может сравниться дикостью с Данло? И зачем нам это может быть нужно?
     Тут Хануман умолк, глядя на Сурью и, очевидно, дожидаясь только удобного случая, чтобы снова пустить язык в ход.
     - Ну все, довольно, - сказал Бардо, обняв его за плечи. Он высился над Хануманом как гора. - Недаром же говорят: "Не вступай с цефиком в спор, иначе ты его возненавидишь".
     Но Сурья даже после всего сказанного не возненавидела Ханумана. Напротив - он совсем ее очаровал. Она, чью душу он обнажил при помощи своих зорких глаз и язвительного языка, смотрела на него, как на бога или скорее на сверхчеловека, поддерживающего личный контакт с областью божественного. Ее лицо выражало попеременно изумление, раболепие и конфуз оттого, что ее мысли выставили напоказ. Чтобы скрыть этот конфуз, она повернулась к Данло и стала лгать.
     - Вовсе я о вас не думала. - Ее смуглое побагровевшее лицо походило на уродливую маску неправды. - Не знаю, почему вашему другу вздумалось говорить такие вещи. Я все это время думала о рецепте курицы с карри, которую меня научила готовить мать. Я всегда любила блюда с карри, а все эти разоблачения просто обман.
     Данло потер шрам над глазом, взглянул на Тамару и улыбнулся. Его не так-то просто было смутить. Данло был влюблен и его переполняло острое ощущение жизни. Но он испытывал смущение за Сурью, хотя и очень желал бы, чтобы она осталась в Летнем Мире со своим карри и своими рабами. Он поклонился ей и сказал:
     - Хануман уже напомнил нам, что в игре без правил обмана быть не может. - Хануман устремил на него свой властный цефический взор, но, поскольку Данло перед ним глаз никогда не опускал, в конце концов отвернулся.
     Сурья потерла шею и вздохнула, смягченная, как видно, словами Данло.
     - Должна вам сказать, что против вашего имени ничего не имею. Вы же не виноваты в том, что родились на свет.
     - У каждого своя судьба, - сказал Данло.
     - И все мы наделены свободой воли. Ваш отец учил, что в конечном счете судьба и свобода воли - одно и то же.
     - Мне кажется, что у вас воля необычайно сильная.
     Сурья, просияв, впервые улыбнулась ему. Улыбка у нее, несмотря на тонкие губы и потемневшие от кофе зубы, была красивая. Данло подумалось, что эта непростая женщина, будь она более честной и не столь подверженной страху, могла бы претендовать на красоту шибуи, редкую среди жителей Города.
     - Вы не боитесь проявлять доброту к женщине, которая к вам была не слишком добра, - сказала она. - Возможно, вы и в самом деле бесстрашны.
     - Бесстрашных людей нет.
     - В этом по крайней мере Хануман был прав. Никто не свободен от страха - это условие человеческого существования. Но вы должны знать, что выход есть.
     - Если вы имеете в виду моего отца...
     - Когда Рингесс был еще человеком, - нетерпеливо прервала она, - он страдал от страха, как и все остальные, но нашел путь к освобождению.
     Бардо, явно довольный оборотом, который принял разговор, стукнул себя кулаком по ладони, так что кольца звякнули друг о друга.
     - Да, путь Рингесса - войти во вселенную богом и никогда не оглядываться в страхе назад.
     - Путь Рингесса - это освобождение от страданий, - сказала Сурья.
     - Верно. Рингесс указал нам путь к реальной свободе. -Голос Бардо гремел по всей комнате, и там внезапно настала тишина, к его неприкрытой радости - он всегда любил быть центром внимающей ему аудитории. - А единственная реальная свобода - это свобода бога.
     После момента полной тишины кто-то выкрикнул:
     - И каждый может стать богом.
     - Или Богом, - подхватил другой.
     - Дайте мне пару глотков каллы, и я увижу Бога.
     - Дайте мне три глотка каллы, и я стану Богом.
     - Не так-то это просто, - сказала стоявшая рядом с Бардо дородная женщина в голубой одежде эсхатолога. Ее звали Коления Мор, лорд Мор - она была Главным Эсхатологом Ордена. -По крайней мере для меня. Почему это так трудно - вспомнить?
     Бардо энергично потер руки, обвел взглядом лица своих гостей и весело пробасил:
     - Да, это дело трудное - так займемся же тем, что для нас и труд, и радость. Все знают, что Бардо самый ленивый в Городе человек, и раз уж я могу пить каллу и вспоминать Эдду, то и все могут. Теперь самое время. Я приглашаю всех, кто последние десять дней не занимался мнемоникой, в музыкальный салон. Сегодня с нами будет молодой цефик и его друг, Данло ви Соли Рингесс - сын Рингесса, который когда-нибудь тоже может стать Богом.
     Многие снова поклонились Данло, и у него от стыда защипало глаза. Хануман улыбнулся ему с насмешкой и сочувствием -а может быть, и с оттенком вызова.
     Когда Бардо и другие пошли к выходу, Тамара отвела Данло в сторону. Куртизанки, как известно, любят поговорить, но она хранила молчание во время всей его беседы с Сурьей и Хануманом.
     - Мне кажется, тебе следует быть осторожным с Хануманом ли Тошем.
     - Я всегда с ним осторожен. Друзья должны относиться один к другому бережно, правда?
     - И во время сеанса, пожалуйста, будь осторожен.
     - Разве вспоминать так опасно?
     - Достаточно опасно. Калла сама по себе опасный наркотик, но опаснее всего, по-моему, - это пытаться вспомнить, когда твоя душа охвачена огнем. Не позволяй Хануману отравлять себя своими сомнениями. Или своим отчаянием.
     - В эту ночь я далек от отчаяния, как никогда.
     - Я не смогу пойти с тобой. Мой последний сеанс был всего пять дней назад.
     - И ты еще не готова к следующему?
     - Я не уверена. Но даже если бы я была готова... Бардо раздает каллу как святое причастие - а никто ведь не причащается каждый день.
     - И напрасно, по-моему.
     - Извини меня.
     Данло поднес ее руки к губам и поцеловал, шокировав всех, кто это видел.
     - Пожелаем тогда друг другу спокойной ночи.
     - Мы можем встретиться снова через несколько дней, если хочешь.
     - Зачем ждать так долго?
     - После сеанса тебе захочется побыть одному.
     - Не могу себе представить, что мне этого захочется.
     - Прошу тебя, Данло...
     - Да?
     Люди шли мимо них, задевая их и стараясь не замечать близости, связывающей их. Данло коснулся лба Тамары, ища отражения мыслей в ее темных глазах.
     - Прошу тебя, будь осторожен с собой.
     Она поцеловала его в губы и попрощалась. Он вышел, не чуя под собой ног и не переставая думать о том, что она сказала.

Глава XVIII КАЛЛА

     Приход наш и уход загадочны - их цели
     Все мудрецы земли осмыслить не сумели.
     Где круга этого начало, где конец,
     Откуда мы пришли, куда уйдем отселе?
     Омар Хайям


     Данло вслед за другими вышел в северную дверь солярия.
     Река одетых в шелка тел несла его по ярко освещенному коридору. Он смутно сознавал, что больше половины гостей остались позади, и слышал многочисленные жалобы на чрезмерную строгость Бардо. Большинство полагали, что желающих нужно допускать на сеансы каждые три дня, а горячие головы наподобие Джонатана Гура настаивали на ежедневных сеансах и даже на непрерывном процессе вспоминания Старшей Эдды.
     Но Бардо, видимо, управлял твердой рукой и взял с собой в северное крыло лишь десятую долю собравшихся. Включая Ханумана, шедшего рядом с Данло, их было тридцать восемь человек, все громко переговаривались. Данло показалось странным то, как этот шум пропадет, словно впитываясь в блестящие стены. В этом коридоре из органического камня все было странным: невероятные углы или отсутствие всяких углов, миллиарды крохотных световых ячеек, вделанных в стены, тишина, внезапно объявшая их и сопровождающая в глубину дома.
     Данло испытывал неуютное ощущение схождения вниз, хотя и видел, что пол в коридоре ровен. Пройдя мимо гостевых комнат с красивой мебелью и цветами, Бардо пробился сквозь ряды идущих и обнял Данло за плечи.
     - Жаль, что этому дому пришлось побывать в чужих руках, -сказал он.
     Весь остаток пути он говорил о пустяках, ни словом не упомянув об устроенном Хануманом представлении. Он рассказал Данло кое-что из истории дома. Орден владел им две тысячи лет, но после Войны Контактов, в период своего упадка, Коллегия Главных Специалистов ощутила вдруг острый недостаток средств и стала распродавать недвижимость, в том числе и дом Бардо. С тех пор его владельцами перебывали эталоны, хариджаны, пытавшиеся основать в Городе свое неофициальное посольство, снова эталоны и род богатых астриеров -они прожили здесь пятьсот лет, а потом подобрали себе новую планету для колонизации. Последним хозяином дома был торговый магнат, который никогда здесь не проживал и охотно уступил свою собственность Бардо.
     - Большая потеря для Ордена, - говорил тот. - Но если они потеряли, то я приобрел, а со мной и те, кто желает исследовать открытые отцом Данло возможности. До сих пор Орден всемерно затруднял эту задачу для таких, как я, искателей.
     - Возможно, Орден со временем поддержит вас, - сказал Данло.
     - Нет, Паренек, вряд ли. - Бардо наклонился поближе к Данло и пророкотал вполголоса (дав заметить, что его дыхание очистилось от знакомого пивного аромата): - Хочешь знать правду о мнемониках? Как ни печально, лишь немногие из них сумели вспомнить Эдду полностью. И эти немногие должны будут уйти из Ордена, чтобы жить у меня и обучать новых мнемовожатых.
     - А как же другие мнемоники?
     - Они проголосовали, и третья их часть пришла к решению, что Старшей Эдды в действительности не существует и твой отец был лжецом, соблазнявшим людей верой в непостижимое. Для того якобы, чтобы вдохнуть в Орден новую жизнь. Еще одна треть рассматривает Эдду как ложную память, собрание мифов или вселенских архетипов, пересказ вечных истин, созданный нашими дурацкими мозгами.
     - А последняя треть?
     - Эти пребывают в нерешительности. Весь Орден занимает такую позицию относительно тайн, разгаданных твоим отцом. Варвары они все, вот что! Большинство, во всяком случае. По правде говоря, их куда больше занимает эта несчастная экспедиция в Экстр. Их просто заклинило на этом. Всякий, у кого есть хоть немного таланта и дальновидности, борется за то, чтобы войти во второй Орден при неизбежном разделе старого.
     У круглого входа в музыкальный салон Бардо задержался, положил руку Данло на плечо и многозначительно на него посмотрел. Пока остальные проходили внутрь, он сказал:
     - Ты тоже захочешь отправиться в Экстр, Паренек, и я тебя понимаю. Будь я моложе, я сам бы туда полетел. Мы живем в апокалиптические времена, ей-богу, но у нас есть дела куда важнее каких-то взрывающихся звезд.
     - Мое дело вам известно.
     - Алалои? Пять лет прошло - ты еще не забыл, что их ожидает?
     - Забыл?
     - Ну да, конечно, я вижу, что не забыл. Возможно, даже чересчур хорошо помнишь. Что ж, я надеюсь, ты найдешь средство от чумного вируса, если полетишь в Экстр.
     Данло надавил на свой шрам - сильно, до самой кости.
     - А я надеюсь, что вы отыщете Эдду.
     - Колония Мор, увы, сказала правду - большинству людей трудно вспомнить Старшую Эдду.
     - Ну а вам? Вы вспомнили?
     - Ты всегда задаешь такие сложные вопросы, Паренек.
     - Неужели? - улыбнулся Данло.
     - Конечно. Да, я вспомнил кое-что. - Бардо постучал по своему массивному лбу. - Нечто чудесное. Стал бы я брать на себя все эти хлопоты и покупать этот чертов дом, если бы не вспомнил то, что вполне можно назвать Старшей Эддой?
     - Кто-то может сказать... могу я быть откровенным, Бардо?
     - А это необходимо? Ну ясно - откровенность у вас в роду.
     - Кто-то может сказать, что вам просто нужна власть. Или слава. Или даже - женщины...
     - Женщины? Это верно, их всегда влечет к таким мужчинам, как я. Словно бабочек к огню. Да, я люблю красивых женщин -а кто не любит? Но меня привлекает и другое - я ищу чуда, если говорить напрямик. Жизнь сложна, не так ли? Кошмарно сложна, как говаривал твой отец.
     - Вы тоже человек сложный.
     - Глубокий и страстный, - согласился Бардо.
     - А человек больших страстей должен вершить большие дела, да?
     - Правильно понимаешь.
     Данло, склонив голову, улыбнулся, и они оба расхохотались. Бардо снова обнял Данло и похлопал его по спине.
     - Ей-богу, я рад, что вижу тебя снова!
     - А я рад, что вы вернулись.
     Бардо, продолжая смеяться, вытер заслезившиеся глаза. Одна слезинка случайно упала на платиновое кольцо с голубоваторозовым опалом, и Бардо размазал соленую каплю по камню.
     - Я всегда любил драгоценности, а вот пилотские кольца, должен признаться, терпеть не мог. Черный - такой мрачный цвет, совсем не подходящий для алмаза. Кстати, ты все еще носишь отцовское кольцо?
     Данло вытянул из-под ворота камелайки серебряную цепочку, подаренную ему Бардо пять лет назад. На ней висело черное алмазное кольцо.
     - Да, оно самое. - С этими словами Бардо достал из кармана стальную пригласительную карточку и показал Данло.
     Голограмма из двух переплетенных колец, золотого и черного, ярко выделялась на стали и как будто вращалась. Черное кольцо явно было задумано как пилотское. - Люди нуждаются в символах, сам понимаешь.
     Данло, уловив проблеск печали в мокрых глазах Бардо, спросил:
     - Может быть, мне вернуть вам кольцо? Если вы хотите, чтобы оно было у вас... это ведь обыкновенное пилотское кольцо, правда?
     Бардо поколебался какой-то миг, глядя на кольцо, зажатое в руке у Данло, вздохнул и сказал:
     - Нет, пусть оно останется у тебя. Только храни его как следует - я не хочу, чтобы оно потерялось.
     Данло снова спрятал кольцо под камелайку и увидел, что все в комнате уже заняли свои места.
     - Они ждут нас, - сказал он.
     - И не только они, - опять засмеялся Бардо.
     - О чем это вы?
     - О Старшей Эдде, само собой. Сложная шутка доложу я тебе, - кошмарно сложная.
     - Я рад, что вы пригласили меня сегодня. Только я надеялся найти... что-то другое.
     - Это уж как получится. Но будь осторожен, Паренек. Большей частью люди находят то, что хотят найти.
     - Разве я на вашей памяти когда-нибудь был неосторожен?
     - Ты с этим не шути. Будь поосторожнее с собой и с Хануманом. Мне не нравятся эти фокусы с чтением лиц, которые он сегодня проделывал. И то, что - и как - он говорил о тебе. За пять лет жестокость в нем окрепла.
     Когда он вошли, все другие уже разместились на фугонах перед низкой деревянной эстрадой. В концертные вечера на ней устанавливался рояль или арфы, но сейчас эстрада использовалась для других целей. Там стояли канделябры с длинными, заостренными кверху свечами, а посередине высился стол с золотой урной и сверкающей голубой чашей. За ним, занавешенный снежными далиями и вьющимися цветами ниссы, виднелся аппарат или робот, подобных которому Данло еще не видел. Блестящие кварцевые трубки, где бурлили какие-то химикалии, сочетались в нем с нейросхемами. Данло, усевшись на футон, занятый для него Хануманом, кивнул на эту машину и спросил:
     - Это еще что такое?
     - Синтезатор запахов, - холодно ответил Хануман. - Ими пользуются мнемоники.
     Они занимали почетное место в середине первого ряда. Слева от Данло помещалась Сурья Сурата Лал. Рядом с ней сидела пухлая Коления Мор в широких голубых одеждах. Мужчины и женщины ерзали, устраиваясь на своих футонах и дожидаясь начала сеанса. Данло, участвовавшему во множестве ритуалов самых разных церквей, это было знакомо, но имелись здесь и детали, с которыми он еще не сталкивался.
     Участников, по его мнению, собралось слишком много для интимной обстановки, но слишком мало, чтобы поддерживать друг в друге огонь и создавать настоящую религиозную атмосферу. Эту комнату без окон, слишком темную и слишком тихую, слишком переполняли индивидуальные надежды и ожидания. Где-то позади капала вода, пахло мокрым камнем, мхом и сырой землей. Появился Бардо в сопровождении человека красивой и благородной наружности, в серебристом одеянии мнемоника.
     - Друзья и коллеги соискатели, - сказал Бардо, прохаживаясь перед сценой, - позвольте представить вам мастер-мнемоника Томаса Рана. Мы с ним будем руководить сегодняшней церемонией.
     Томас Ран, стоявший перед Данло, низко поклонился.
     Глядя на его красивую черную голову с посеребренными висками, Данло подумал, что это человек гордый и даже надменный, но глубоко понимающий людскую натуру, что видно по его живым и грустным глазам. Ран поднялся на сцену и стал зажигать свечи. Канделябров было три, по одиннадцать свечей в каждом, и Данло невольно вспомнил, что отцу, когда тот будто бы вознесся на небеса, было тридцать три года.
     Бардо сел на край сцены, уперся локтями в свой огромный живот и сцепил пальцы под подбородком. Наклонившись к Хануману и Данло, он сказал:
     - Все меня спрашивают, как это Рингесс стал богом. Правда ли он стал богом, спрашивают они? Настоящим богом? Как это возможно, чтобы человек сделался богом?
     - Неизвестно, возможно ли это. - Данло вдруг осознал, что Сурья и все остальные смотрят на него так, будто сожалеют, что его пригласили на церемонию.
     - Как так? - спросил Бардо. - Объяснись, пожалуйста.
     - Кибернетическая церковь учит, что человек богом стать не может. Ни один, кроме Николоса Дару Эде. Он вложил себя в компьютер, говорят они, и стал единственным истинным богом, но никому больше не дано пойти его путем.
     Бардо, погладив бороду и кивнув, спросил громко:
     - Присутствует ли здесь сегодня кто-нибудь из Архитекторов? Согласен ли кто-то из вас с основополагающей доктриной эдеизма? Нет? Это хорошо - иначе то, что я сейчас скажу, могло бы стоить мне жизни.
     При этих словах Данло и Хануман обменялись быстрыми многозначительными взглядами. Пять лет прошло со смерти Педара Сади Саната и воина-поэта, посланного убить Ханумана. За все это время ни один из них ни разу не заговаривал об этой трагедии, но не было дня, чтобы они о ней не вспоминали.
     - Я был воспитан в кибернетической вере, - с отрывистым смехом сказал Хануман, - и могу вас уверить, что вы уже наговорили достаточно, чтобы послать к вам наемного убийцу.
     - Ну что ж, тогда я спокойно могу продолжать. - Бардо с улыбкой поднял вверх два толстых пальца. - Архитекторы заблуждаются по меньшей мере в двух отношениях. Нельзя стать богом, затолкав свою душонку в компьютер, но способ стать богом все-таки есть - и это путь Рингесса.
     Какой-то старый хибакуся позади Данло спросил:
     - Как вы определите, что значит быть богом?
     - Я здесь не для того, чтобы давать какие-то определения, и пригласил вас не затем, чтобы вести теологические споры. Я повторяю и готов повторять снова и снова, пока язык не отнимется: наша задача состоит не в том, чтобы разоблачить доктрину эдеизма, какой бы ложной и пагубной она ни была, и не в том, чтобы основать новую религию. Бога ради, разве человечество не насытилось религиями по горло? Мы собрались сегодня здесь, чтобы вспомнить Старшую Эдду. Задача простая, но оттого не менее глубокая. Великая тайна, секрет бессмертия -они находятся в каждом из нас, закодированные в наших окаянных хромосомах. Способ развить в себе новые чувства, способ расти телом и духом все дальше и дальше, до бесконечности. Вот путь Мэллори Р