мультиплексе распространение сигналов невозможно. Зато возможно другое: возможно, что некоторые из нейросхем моего корабля ослабли и умерли. В этом случае с ума сошел корабль, а значит, и я, пока сопряжен с ним.
     Почему человек рождается в мире лжи и самообмана?
     Мне не нравилось, что мой корабль повторяет сокровеннейшие мои мысли, а эти его голоса, болтающие на несусветной смеси мертвых языков Старой Земли, меня просто ужасали. Некоторые из этих языков я знал по своей книге, другие были так же непонятны, как обонятельный язык Подруг Человека.
     Шалом, инструмент вокале, ля илляха иль Алла тат твам оси, нес-па, кодомо-га, вакирамасу? Хай, и поидоша он дале, пой с аскози цель фоко ке льи аффина, и нарек он cue Твердью, унд зо вир бетретен, фойер-трункен - анест ду ден шопфер? Се я, Мэллори Рингесс.
     Ну разве это не безумие - обзывать себя говорящим орудием, говорить, что я вошел в Твердь, "опьяненный огнем", что бы это не означало? Фразу "анест ду ден шопфер" я узнал. Это была строка стихотворения, написанного на старогерманском, и значила она нечто вроде: "Чувствуешь ли ты своего создателя?" Я "чувствовал", что мы с кораблем на пару спятили вконец - или же я действительно получаю сигналы через здешний искривленный мультиплекс. Потом я услышал:

     Если рожден ты для чудных картин,
     Невидимых смертным очам,
     Будешь по свету бродить до седин,
     Счет теряя дням и ночам.

     Значит, Твердь и правда любит древнюю поэзию. Если кто-то и мог послать мне сигнал через мультиплекс, то только Она. Многочисленные голоса стали сливаться в один, по-своему женский, соблазнительный и тоскливый одновременно, красивый и печальный. Этот голос не был уверен, поймут его или нет. Слыша, как он перебирает мертвые наречия, я догадался, что Она хочет определить, который из этих языков мой родной. Но я отбросил эту мысль, как только она пришла мне в голову. Возможно, мне слишком сильно хотелось поговорить с Ней; возможно, я все-таки говорил сам с собой.
     Нет, Мэллори, ты говоришь со мной.
     - Но я вообще не говорю - только думаю.
     Ты льстишь себе, полагая, что все мысли, которые рождаются у тебя в уме, верны.
     - Так ты читаешь мои мысли?
     Ты во мне, а я в тебе. Инь-ян, лингам-йони, вперед-назад. Я Твердь, но не твердая. Не всегда бываю такой.
     - Что же ты такое?
     Я горячка, я молния, я твой очищающий огонь.
     - Не понимаю.
     Ты человек - воистину ручей нечистый. Что сделал ты для того, чтобы очиститься?
     Ну вот, подумал я, ты так жаждал встречи с высшим существом, а Она говорит с тобой загадками. Отвлекшись от мультиплекса и бесконечного дерева, я проверил корабельные нейросхемы. Все они были здоровы, и я нигде не мог обнаружить источник подаваемых Твердью сигналов.
     Сигнала в твоем понимании нет. Есть только восприятие и прикосновение. Я смотрю в электрическое поле логики твоего корабля и тасую электроны, меняя голограмму по своему усмотрению. А твой компьютер, следуя моим мыслям, подает мой голос тебе в мозг. Я могла бы войти в твой мозг напрямую, но это испугало бы тебя.
     Еще как испугало бы. Я и так уже был достаточно напуган. Я не хотел, чтобы нечто постороннее "тасовало" электроны моего мозга, наполняя меня своими образами и звуками, заставляя видеть, слышать, ощущать и обонять несуществующие вещи, подрывая самую основу моего восприятия реальности. С этой мыслью пришла другая, гораздо более тревожная: а что, если Твердь уже тасует электроны моего мозга? Если Она только говорит, что голос, который я слышу, исходит из компьютера? Я не знал, что и думать.
     Да и мои ли это мысли? А может быть, Твердь играет со мной, заставляя меня в этом сомневаться? Или еще того хуже, все это бред сумасшедшего? Возможно, мой корабль распался, и я переживаю предсмертные мгновения, а Твердь - по непонятной причине - вторглась в мой мозг, чтобы создать иллюзию полного здоровья и трезвого ума. Возможно, я умер или просто сплю, возможно, я, что бы это "я" ни означало, - только то, что снится Тверди. Я знаю, что подобные мысли и страхи посещают всех, но очень мало кому доводилось беседовать с богиней. Думая о том, что Она сейчас у меня в мозгу, я испытывал ошеломляющее чувство потери себя. Боязнь лишиться собственной воли скручивала желудок узлом. Жуткий это был момент. Вселенная казалась мне ужасно ненадежным местом, где можно быть уверенным только в одном: я не хочу, что бы кто-то другой думал за меня.
     Понимая мой страх и сомнение, Твердь объяснила, как она манипулирует материей через слои мультиплекса. Я понял это лишь в самом упрощенном смысле. Твердь создала новую математику для описания того, как Она перекраивает пространство-время. Ее теория взаимосвязанности была мне столь же недоступна, как демонстрация порядков бесконечности - какому-нибудь червяку. Я понимаю, что парадоксы квантовой механики объяснены давным-давно. Доказано, например, что оба фотона в паре фотонов остаются связанными между собой, как бы далеко они ни находились друг от друга в реальном пространстве. Если они даже разлетятся по разным концам вселенной, каждый из них будет "помнить" некоторые параметры своего близнеца, такие как спин и поляризация. Каждый мгновенно "сообразит", что он поляризуется горизонтально, а не вертикально. Из этого открытия механики вывели теорию о возможности передачи информации со скоростью выше световой, но, к стыду своему, так и не осуществили ее на практике. У них для этого чересчур мелкие мозги, а вот мозг Тверди беспределен. Кажется, Она нашла способ не только передавать информацию, но и манипулировать частицами через космическое пространство. Но я до сих пор не понимаю, как Она это делает.
     - Я не понял твоего определения корреспондирующего пространства: изоморфно ли оно тому, что мы называем пространством Лави? Я не улавливаю... если б у меня было время!
     В начале времен все частицы были сжаты вместе в одной точке.
     - И я не помню формулы твоего уравнения поля. Это, должно быть...
     Память - это все. Все частицы помнят мгновение первичного взрыва, когда родилась вселенная. В определенном смысле вселенная - это память и ничего больше.
     - Значит, передача происходит быстрее света и теория передачи рушится? Я сто раз пытался это доказать, но...
     Все во вселенной соткано из единой сверхсветовой ткани. Тот твам оси, ты есть оно .
     - Я не понимаю.
     Ты здесь не для того, чтобы понимать.
     - Зачем же я, по-твоему, пересек полгалактики?
     Ты здесь, чтоб преклонить колена.
     - Что?
     Ты здесь, чтоб преклонить колена. Это слова из одного старого стихотворения. Знаешь ты его?
     - Нет, не знаю.
     Экая жалость. Тогда тебе, возможно, придется не только преклонять колена, но и умереть.
     - Я умру в бесконечном дереве - ведь выхода из него нет.
     Другие до тебя тоже пропадали в этом дереве.
     - Другие?
     Голос богини стал вдруг высоким и звонким, как у маленькой девочки, и Ее слова полились мне в мозг, как звуки флейты:

     Они ушли туда, где вечный свет,
     Лишь я все медлю, одинокий;
     Но в памяти о них укора нет,
     И светел образ их высокий.

     Умереть все равно придется - в глубине души ты это понимаешь. Не бойся.
     - Что ж, пилоты гибнут, как говорят у нас. Я не боюсь.
     Мне жаль, но ты боишься. С другими тоже было так.
     - С кем это?
     Восемь пилотов Ордена пытались проникнуть в мой мозг: Висент ей Тови, Эрендира Эде, Александравондила, Иши Мокку, Рикардо Лави, Джемму Флоуто, Атара с Темной Луны. И Джон Пенхаллегон, которого вы зовете Тихо.
     - И ты их убила?
     Разве ты понимаешь, что это значит - убивать? Устрица обволакивает раздражающую ее песчинку слоями перламутра, превращая ее в жемчужину, а я укрыла пилотов в разветвлениях дерева решений - всех, кроме одного.
     - Что такое устрица?
     Вместо ответа Твердь ввела в компьютерное пространство зрительно-осязательно-обонятельный образ. С помощью этой запретной телепатии - запретной для нас, пилотов - я воспринял устрицу так же, как Она. Я увидел мягкое студенистое существо, укрывающееся в двустворчатой раковине, которую оно могло открывать и закрывать произвольно. Мои пальцы сомкнулись почти непроизвольно, и я ощутил в руке твердую чашеобразную раковину, покрытую мокрым песком. Зубы, разомкнувшись сами по себе, вонзились в нежное мясо, и оно наполнило мой рот живыми соками и соленым вкусом моря. Я почувствовал густой тяжелый запах натурального белка и с хлюпаньем втянул в себя сырую живую плоть.
     Вот что такое устрица.
     - Нельзя убивать животных ради того, чтобы съесть их.
     А ты, невинный мой, - прекрасная жемчужина в ожерелье времени. Понимаешь ли ты, что это такое - время? Те другие пилоты живы, как жива жемчужина в своем блеске и красоте, однако они не живут. Они умерли, но и в смерти остались живыми.
     - Снова ты говоришь загадками.
     Вся вселенная - это загадка.
     - Ты играешь со мной.
     Я люблю играть.
     Внутренним зрением я увидел перед собой прозрачный светящийся куб, поделенный на восемь более мелких кубиков, в каждом их которых мелькали какие-то образы. Я присмотрелся к ним повнимательнее, и образы обрели четкость. В каждом кубе, кроме правого нижнего, плавала отделенная от туловища голова, как пилот плавает в кабине своего корабля. Каждое из лиц искажала гримаса ужаса и безумия. Все они с разинутыми ртами смотрели на меня - сквозь меня, - словно меня тут не было. Я узнал эти лица - истории меня обучали добросовестно. Это были Висент ви Тови, Иши Мокку и другие, побывавшие здесь до меня.
     Что такое смерть, Мэллори? Каждый из этих пилотов пребывает в своей ветви дерева решений. Они затеряны и забыты так же прочно, как поэмы Эсхила. Но когда-нибудь я вспомню их.
     Я задавал себе вопрос, как Ей удалось завлечь пилотов (и меня в том числе) в бесконечное дерево. Есть способы, позволяющие произвольно открыть окно в мультиплекс и послать неподготовленного, не имеющего маршрута пилота в такое дерево. Но Она ими не воспользовалась. Она сделала что-то другое, что-то вроде чуда. Как это возможно? Мне очень хотелось знать. Неужели Ее сознание действительно способно лепить мультиплекс, разминая ткань объективной реальности, как ребенок лепит завитушки из глины?
     Я не знал этого и не мог знать. Я видел меньше миллионной Ее части, а Ей, должно быть, и такой ничтожно малой доли хватало, чтобы вести со мной эту телепатическую беседу. Я был как песчинка, пытающаяся понять океан по нескольким водоворотам и течениям, в которые ей довелось попасть; как цветок, желающий осмыслить космос по слабому звездному свету, озаряющему его лепестки. Я и по сей день ищу слова, чтобы описать впечатление, произведенное на меня могуществом Тверди, но таких слов нет. Я узнал - если можно так сказать о том, что происходит во вспышке внезапного озарения, - мне дано было понять, что Она манипулирует целыми науками и философскими системам, как я - словами, из которых составляю предложения. Но Ее "предложения" так огромны и полны смысла, точно их произнесла сама вселенная. Истины и пути познания, постигнутые Ею, намного опережают даже фравашийскую метафилософию. Она, богиня, играет концепциями, способными перекроить вселенную, концепциями, непостижимыми для человеческого разума. Большинство представителей моего вида проводят свои дни, копошась во мраке, Она же решает задачи и прокладывает пути, которые нам даже не снились, - и, хуже того, делает это с такой же легкостью, как я перемножаю один на два.
     Механики часто со скорбью ссылаются на древнейший свой парадокс: нити, из которых соткана вселенная, столь бесконечно тонки, что мы при любой попытке исследовать их нарушаем их свойства. Самый акт наблюдения меняет то, что служит его объектом. На Старой Земле, по преданию, был царь, так извративший атомную структуру окружающих его вещей, что они при каждом его прикосновении превращались в золото. Этот сказочный царь не мог ни есть, ни пить, поскольку все, и пища и вино, имело вкус золота. Механики подобны этому царю: все, к чему они "прикасаются", превращается в бесформенные комки материи, в электроны, кварки и нейтрино. В глубокую реальность им дано заглянуть не иначе чем через искривляющие золотые линзы своих приборов или посредством своих золотых уравнений. Сущность же неким непознаваемым образом преодолела это препятствие. Видеть реальность такой, какая она реально есть, - в этом, пожалуй, и состоит привилегия божественного разума.
     Видишь ты этих пилотов, Мэллори Рингесс?
     Я видел безумие и хаос. Передо мной в кубах плавали головы живых мертвецов. Черный, с резкими чертами лица Джемму Флоуто пускал слюни с тонких губ.
     - Ты поймала их в ловушку, а значит, можешь освободить. И меня тоже.
     Но они свободны. Или будут свободны, когда вселенная переделает себя по-иному. Что было, то будет.
     - Так говорят скраеры.
     Относительно времени: когда вселенная расширится так, что две соседние звезды станут также далеки друг от друга, как теперешние галактические скопления Журавля и Гончих Псов, по прошествии биллиона ваших лет, эти пилоты останутся такими же, как ты их видишь, - застывшими в вечном "сейчас". Легче остановить время, чем включить его вновь, верно? Легче убивать, чем созидать? Но созидание не знает времени; созидание - это все.
     - Эти пилоты в дереве, где бесконечность переходит в безумие, - видела ли ты их безумные, застывшие лица?
     От безумия средства нет. Это цена, которую некоторым приходится платить.
     - Я чувствую, что сам схожу с ума в этой ветви, которая делится надвое и еще раз надвое, а ты говоришь, что нет способа выйти из бесконечности, и прекрати шутить с моим разумом!
     О нет, Мэллори, неистовый мой, мы еще поиграем, и я покажу тебе, что такое миг вечности - а быть может, и безумия тоже. Хочешь присоединиться к другим пилотам ? Посмотри хорошенько - тот пустой куб приготовлен для тебя.
     Тогда я заметил то, на что должен был сразу же обратить внимание: в Тверди пропало восемь пилотов, но в кубах плавало только семь голов, и среди них не было огромной, похожей на моржовую головы Тихо.
     - Что ты сделала с Тихо?
     Я и есть Тихо, а Тихо - это я, часть меня.
     - Не понял.
     Тихо существует в моей памяти.
     Она снова заговорила девчоночьим голосом, но на сей раз он был не столь звонким и не столь уж девчоночьим. Невинные переливы флейты окрашивались темными, зловещими нотами:

     Но между кедров, полных тишиной,
     Расщелина по склону ниспадала.
     О, никогда под бледною лупой
     Так пышен не был тот уют лесной,
     Где женщина о демоне рыдала!


     Он был дикарь под шелком своих одежд, прекрасный дикарь, демон-любовник. Познакомившись с его неистовым разумом, я отделила его мозг от тела и скопировала синапс за синапсом в маленьком кармашке одного из моих мелких мозгов. Вот он, Джон Пенхаллегон, - смотри.
     И передо мной, прямо в кабине, внезапно появилось изображение Тихо. Он был так близко от меня, что я мог бы потрогать его распухший красный нос. Лицо у него было мясистое, желтоватые резцы не помещались в толстогубом рту. Черные блестящие волосы космами падали на спину, брыли свисали ниже заросшего щетиной подбородка.
     - Далеко ли летишь, пилот? - спросил он. Так, по традиции, приветствуют друг друга пилоты, встречаясь в далеких местах. Его голос гудел в моей кабине, как колокол. Твердь, очевидно, создавала голограммы и звуковые волны столь же легко, как тасовала электроны. - Шалом. - Он сделал своими красными потными пальцами тайный знак, известный только пилотам нашего Ордена.
     - Не можешь ты быть Тихо, - сказал я вслух и вздрогнул от звука собственного голоса. - Тихо умер.
     - Я Джон Пенхаллегон, такой же живой, как и ты. Даже живее, потому что меня убить не так-то легко.
     - Ты - голос Тверди. - Я вытер пот со лба.
     - Я и то и другое.
     - Это невозможно.
     - Не говори так уверенно о том, что возможно, а что нет. Уверенность убивает, я-то знаю.
     Я почесал нос и сказал:
     - Значит, Твердь приняла в себя память и мышление Тихо - в это я могу поверить. Но Тихо не может быть живым, не может действовать по собственной воле - ведь так? Ведь ты не можешь? Раз ты только часть ее... Тверди?
     Тихо - вернее, его изображение, напомнил я себе - захохотал так, что на губах запузырилась слюна.
     - Нет, дорогой мой пилот, я такой же, как ты, как все люди. Иногда действую по собственной воле, а иногда и нет.
     - Значит, ты не такой, как я, - вырвалось у меня. - У меня есть свобода выбора, как у каждого человека.
     - Выходит, ты разбил своему Главному Пилоту нос по собственному выбору?
     Испуганный и разозленный тем, что Твердь сумела извлечь это воспоминание из моего мозга, я сказал сердито:
     - Соли раздразнил меня, и я вышел из себя.
     Тихо осушил мокрые губы и потер руки - я слышал, как шуршат его ладони.
     - Допустим. Соли тебя раздразнил. Значит, выбирал он, а не ты.
     - Ты передергиваешь. Он так разозлил меня, что мне захотелось его ударить.
     - Ну да - он разозлил.
     - Я мог бы сдержаться.
     - В самом деле?
     В порыве злости я выпалил:
     - Конечно. Просто я так взбесился, что мне стало все равно.
     - Тебе, должно быть, нравится впадать в бешенство.
     - Нет, я ненавижу это, всегда ненавидел. Но такой уж я есть.
     - Тебе, должно быть, нравится, что ты такой.
     Я потряс головой.
     - Нет, ты не понимаешь. Я пытался... пытаюсь, но стоит мне разозлиться... это сидит во мне, понятно? У всех людей свои недостатки.
     - И никто не поступает по собственной воле.
     Кровь бросилась мне в лицо и во рту пересохло. Тихо, похоже, тоже старался вывести меня из себя. Я стал дышать мерно, глядя на световые волны, составляющие его изображение. Его одежда в темноте выглядела как светящийся дым.
     - А богиня? - спросил я. - Она поступает?
     Тихо снова засмеялся и сказал:
     - Обладает ли собака природой Будды? Ты быстро соображаешь, мой пилот, но ты здесь не затем, чтобы экзаменовать богиню. Ты сам должен выдержать испытание.
     - Испытание... какое?
     - На степень своих возможностей.
     Как я узнал вскоре, Твердь испытывала меня с тех самых пор, как я пересек границу Ее огромного мозга. Псевдотороид и сегментированные пространства были Ее работой, как и бесконечное дерево, взявшее меня в плен. Она проверяла мою математическую подготовленность и - как сказал мне Тихо - мое мужество. Не последним из этих испытаний была моя способность слушать Ее божественный голос, не потерявшись от ужаса. Я не понимал, зачем Ей вообще нужно испытывать меня - разве что ради игры. И зачем Ей нужно было использовать для этого Тихо, когда Ей достаточно было заглянуть в мой мозг, чтобы увидеть все, что там есть? Не успел я обо всем этом подумать, как голос богини загремел у меня в голове:
     Тысячи лет назад ваши эсхатологи составили схему молекулы. ДНК с точностью до последнего атома углерода, но до сих пор не знают правил, по которым ДНК развертывает жизнь и кодирует новые формы жизни. Они все еще проходят грамматику ДНК. Так и с мозгом. Представь себе ребенка, который выучил азбуку, но не знает ни значения слов, ни правил, по которым они складываются вместе. Понять мозг по триллионам его синапсов - все равно что пытаться расшифровать стихотворение по начертанию отдельных букв. Ты и есть стихотворение. Возможности безграничны. Ты, мой Мэллори, всегда останешься для меня тайной.
     - Я не хочу, чтобы меня испытывали.
     Вся жизнь - это испытание.
     - Если я выдержу, ты освободишь меня из этого дерева?
     Ты волен хоть сейчас слезть с него, как обезьяна.
     - Но я не знаю, как это сделать.
     Тем хуже. Если ты выдержишь, сможешь задать мне три вопроса - любых вопроса. Есть такая старая-старая игра.
     - А если провалюсь?
     Тогда свет погаснет. Кстати, а куда девается свет, когда он гаснет?
     Я сжал кулаки так, что ногти впились ладони. Я не хотел подвергаться никаким испытаниям.
     - Ну так как, пилот, начнем? - спросил