- Поздно никогда не бывает.
     - А для меня вот поздно. - Он втер немного жира в обрубки своих пальцев. - Самоуверенность, везде самоуверенность - вот от чего мне тошно. Но ничего, скоро этому придет конец. - Он бросил на меня взгляд, где к обиде и ненависти примешивалось уважение. - Во всем племени деваки нет никого, кто устал или стыдится быть человеком, кто хочет быть выше того, что он есть. Вот почему я никогда не вернусь в Город.
     В ту ночь мне приснилось будущее - Соли и мое. Скраерский сон длился до рассвета, потом я выпил кофе и скраировал еще половину вьюжного дня. Мне хотелось показать Соли то, что я видел, объяснить, что жизнь не ловушка - во всяком случае, не больше, чем та, которую мы строим из своих заостренных костей и тугих жил своих сердец. Мне хотелось объяснить ему простейшую из вещей. Вместо этого я встал и начал одеваться, сказав:
     - Метель скоро утихнет. Еще до ночи.
     Соли сидел, закутавшись в меха, и приделывал к своему копью новый наконечник (старый обломился, застряв в стенке трещины). Он посмотрел на меня с отвращением, которое всегда питал к скраерам, и промолчал.
     - Хранитель близко, - продолжал я. - В пятнадцати милях к северо-западу. Три его собаки больны и лежат в хижине, и аклия, которую он вскроет сегодня, окажется пуста.
     - Скраерский треп.
     - Если ехать всю ночь, утром мы застанем его врасплох.
     - Если мы поедем ночью, то провалимся в первую же трещину.
     Я стал кроить из нерпичьей шкуры сапожки для собак.
     - Нет. Я знаю, где расположены трещины.
     - В темноте мы будем ездить по кругу.
     - Нет. Ночь будет звездная. Найдем дорогу по звездам.
     Он улыбнулся при упоминании этого старинного способа и кивнул.
     - Ладно, пилот, - будем держать путь по звездам, если они выглянут.
     Когда стемнело, ветер дул с севера, унося остатки теплого воздуха и снежные клубы. Стало очень холодно, и на небо, черное, как одежда пилота, высыпали звезды. На севере горела Шонаблинка, на западе высоко над горизонтом мигал шестиугольник Фравашийского Кольца. Мы погнали нарты на северо-запад по шелковистому новому снегу. Собаки, наверное, думали, что мы рехнулись, заставляя их тащиться ночью по грудь в снегу и огибать опасные трещины. Среди ночи ударил жестокий мороз. Воздух стал как замороженный кислород, и губы у меня так застыли, что я не мог ни свистеть, ни говорить. Мы молча ехали по льду, каждую складку и впадину которого я видел в своем скраерском сне. Трещины нам не попадались. Остановились мы только однажды - вскипятить воду для кофе. Я не сводил глаз со звездного неба и с горизонта. В предутреннем сумраке я увидел крошечный снежный бугорок на огромном белом бугре планеты.
     - Вон она, хижина Хранителя, - показал я. - Видишь?
     - Вижу. Ты был прав.
     Он свистнул Кури - я снова подивился его мелодичному свисту, его умению обращаться с собаками - и мы двинулись против ветра по занесенному снегом морю.

29

СЕКРЕТ ЖИЗНИ

     Когда фраваши стали мыслящим народом, Темный Бог спустился со звезд и спросил Первого Наименьшего Отца Алмазного Клана Мозгопевцов:
     - Скажи, Первый Наименьший Отец, - если я пообещаю через десять миллионов лет открыть тебе секрет вселенной, ты согласишься послушать мою песню?
     Первый Наименьший Отец, жаждавший вкусить новой музыки, ответил:
     - Наполни мои слуховые каналы; пропой мне свою песню.
     И Темный Бог запел, и прошло десять миллионов лет; Алмазный Клан Мозгопевцов воевал с Кланом Верных Мыслеигроков и с другими кланами, и все это время во всей Фравашии звучала только эта одна страшная песня.
     В конце срока Темный Бог открыл Первому Наименьшему Отцу секрет вселенной, и Первый Наименьший отец сказал:
     - Я ничего не понял.
     Тогда Темный Бог засмеялся и сказал:
     - Как же ты надеялся это понять? Ведь твой мозг за эти десять миллионов лет совсем не изменился.
     Первый Наименьший Отец поразмыслил над этими словами и пропел:
     - Мой Бог! Я не подумал об этом, когда мы заключали договор.
     Фравашийская притча

     Мы подъехали к Хранителю с юга ранним-ранним утром. Его хижина стояла в пятидесяти футах от недавно открывшейся трещины, а в пятидесяти милях на рассветном небе стал виден Квейткель, священная гора, подпирающая, словно голубовато-белый столп, западный край небосклона. Увидев на юге наши нарты, Хранитель, должно быть, принял нас за охотников-деваки, едущих домой. Мы рассчитывали именно на это, потому и свернули к югу. Но даже если бы он догадался, кто мы такие, у него уже не оставалось времени наморозить полозья, уложить шкуры и припасы (как бы мало их ни осталось), запрячь собак и бежать. Мы въехали в его лагерь с первым светом, и он учтиво ожидал нас на пороге, держа по девакийскому обычаю кружки с горячим кровяным чаем.
     - Ни лурия ля! - воскликнул он. - Ни лурия ля! - В белой шубе, капюшон которой скрывал почти все лицо, кроме черных глаз, вид у него был сторожкий, как у волка.
     - Ни лурия ля! - ответил я.
     Его голодные собаки выскочили из туннеля хижины и с лаем бросились к нашим, обнюхивая их и облизывая их черные носы. Хранитель, должно быть, сразу узнал мой голос и понял, что упряжка у нас городская: уж очень радушно наши собаки виляли хвостами и высовывали красные языки, отвечая на приветствие чужих. Он поставил кружки с чаем в снег, не обращая внимания на самого крупного своего пса, который тут же принялся лакать приготовленный _ для нашей встречи напиток. Капюшон он откинул назад. На гладком, коричневом, блестящем от жира лице виднелась печать мрачного юмора и покорности судьбе.
     - Итак, бастард Рингесс выследил меня. Или мне следует называть тебя "лорд Рингесс"? Ха!
     Не успели мы остановиться, как Соли соскочил с нарт, занеся копье и целя им в живот Хранителю.
     - Леопольд, так ты помирился со своим сыном? - сказал тот. - И Город еще стоит? Как это вам удалось спастись от моей старой бомбочки?
     Соли скрипнул зубами так, что кровь хлынула из носа. Я видел, что он не решается пронзить Хранителя копьем, и поэтому сказал:
     - Погоди!
     - Вот это верно сказано: погоди, - отозвался Хранитель.
     Я вкратце рассказал ему, что часть Города разрушена, что моя мать и еще шесть тысяч погибших заморожены в братской могиле. Рассказал, как мать заслонила меня от ножа в руке его клона.
     - Так я и знал, что эта бомба старая, - сказал он. - Слишком старая.
     - Ты убийца, - сказал Соли и уперся отставленной назад ногой в снег.
     - Хорошо, вот он я - убийца, настигнутый и окруженный убийцами.
     Соли покрепче стиснул копье. Я был уверен, что он вот-вот убьет Хранителя. Программы убийства уже работали в нем. Но он удивил меня. Он смерил Хранителя взглядом и спросил просто:
     - При чем тут Город? Город, который ты основал три тысячи лет назад - это правда?
     Хранитель, выдохнув облачко пара, повернулся ко мне.
     - Значит, ты побывал в богине, и она говорила с тобой. Что она тебе сказала про меня, а, Мэллори?
     - Что ты самый старый из людей и прожил много тысяч лет.
     - Так сколько же мне лет? Что она сказала?
     - Сказала, что в Век Холокоста ты по крайней мере уже жил.
     - Я стар, это правда.
     Я слез с нарт и встал рядом с Соли. Он шагнул поближе к Хранителю, и тот отступил назад, к трещине.
     - Сколько же тебе лет? - спросил я.
     - Много. Очень много. Я старше, чем этот снег, старше, чем лед на море.
     - Придется тебе, однако, расплатиться за твои злодеяния, - сказал Соли.
     Хранитель без видимой причины бросил взгляд на небо. Былой ад кипел в его черных глазах, и я понял, что он уже расплатился за свои злодеяния кровоточащими кусками своей души, продолжает платить и никогда не перестанет.
     - Все так быстро, - сказал он. - Человеческая жизнь - это несколько тяжких мгновений, ничего более, разве это зло - милосердно прекратить чью-то жизнь за несколько секунд до того, как тиканье остановится само по себе и человек умрет естественной смертью? Скажите честно!
     Но мы с Соли, на себе испытавшие, что значит убивать, промолчали.
     - Город прожил свой срок, - продолжал Хранитель. - И Орден тоже. Вы хорошо знаете, почему я сделал то, что сделал.
     - А мать мою обязательно было убивать?
     - Ее убил мой двойник, не я.
     - Ее убил ты.
     Он поднял кулак и прорычал:
     - Твоя мать и ты, бастард Рингесс, со своим навороченными мозгом и сумасбродными новыми идеями - вот кто погубит род человеческий.
     Я смахнул иней с ресниц и сказал:
     - Ты и меня бы убил.
     - Однажды я сделал все, чтобы тебя спасти - помнишь? - и спас, потому что любил тебя как сына. - Он быстро взглянул на Соли. - Та книга стихов еще у тебя? Я хотел спасти тебя от богини и перестарался, будь я проклят!
     Я подошел поближе к нему. Он чесал Тусу за ухом, демонстративно не обращая внимания на поднятое копье Соли. Пар вырывался из его ноздрей медленными ровными струйками. Пахло кислым потом, дыханием хищного существа. Он чего-то боялся. Его лицо было тверже любого известного мне человеческого лица, но на нем был страх. Я стал между ним и Соли. Соли выругался и отошел, ища новую позицию для удара.
     Я растер лицо, чтобы четче выговаривать слова, и сказал:
     - Главный Генетик исследовал ДНК твоего клона, но ничего там не нашел.
     - Ну да - а что там было искать-то?
     - Старшую Эдду. Секрет Эльдрии.
     - Чушь собачья!
     - Твердь сказала мне, что ее секрет заключен в твоих хромосомах.
     - Чушь собачья.
     - Что тебе известно об Эльдрии?
     - Наклал я на них!
     - Почему Эльдрия предостерегает человека против богини?
     - Почему это? - рявкнул он, передразнивая меня. - Почему это? Почему, почему, почему?
     - Сколько тебе лет?
     - Я стар, как камень.
     - Что тебе сделала Эльдрия? Мне нужно знать.
     - Да пошел ты!
     Я подошел еще ближе. Он отступил.
     - Скажи, Келькемеш. Не даром же я проделал весь этот путь.
     Он закрыл глаза, запрокинул голову и разинул рот в беззвучном крике. Я впервые видел его с закрытыми глазами.
     - Ты знаешь мое имя - стало быть, знаешь все. Что я еще могу тебе рассказать?
     - Секрет.
     - Сколько же ему? - спросил Соли.
     - Я родился тридцать тысяч лет назад, - открыв глаза, сказал Хранитель, - по летосчислению Старой Земли. Хотите знать в точности, сколько мне лет? Тридцать тысяч сто сорок два плюс восемнадцать дней и пять часов. - Он достал из-под шубы плоские золотые часы, раскрыл их и добавил: - Плюс пятнадцать минуть и двенадцать секунд, тринадцать, четырнадцать... сколько еще секунд мне осталось? Если бы все шло так, как хотела Эльдрия, я жил бы вечно. Они создали меня для вечной жизни, провалиться бы им! Таковая моя цель, говорили они. Их цель.
     - Это невозможно, - сказал Соли. Он зашел с другой стороны, и Хранитель снова оказался между ним и трещиной. - Никто не может прожить так долго.
     - Ошибаешься, Леопольд! В давние времена, когда зеленые леса Старой Земли не имели ни единого шва, как одежда механика, они спустились с небес и сказали, что выбрали меня своим посланцем. Проклятые боги! Я никогда их в глаза не видал и не знаю, есть ли у них тела. Может, они, боги, вообще бестелесные? Мне они явились как огненные шары, ярко-голубые - таким бывает очень жаркое пламя костра. Они сказали, что на Земле - даже на той Земле, тридцать тысяч лет назад - расплодилось слишком много людей. Еще они сказали, что огни на небе - это звезды. Скоро люди покинут Землю и будут странствовать среди звезд. Я подумал, что схожу с ума, но они сказали - нет, просто я вошел в число ста двадцати пяти бессмертных, избранных, чтобы нести послание Эльдрии сквозь время. Чтобы доставить это их треклятое послание людям, когда мы научимся пользоваться звездным огнем и внимать голосу мудрости, не сходя при этом с ума и не изничтожая друг друга этим самым звездным огнем и огнями иного рода. Эльдрия - пропади они пропадом, эти бестелесные твари! - сказали, что их души готовы удалиться в область небес, столь черную, что даже звездный свет туда не проникает. В черную дыру. Я, конечно, не понял ни слова из этой тарабарщины. Они сказали, что им грустно оставлять человеческий род во всей наготе его невежества. "Нагота! - повторил я. - Невежество!" Я, как-никак, был одет в шкуру волка, которого убил своими руками, и мог назвать каждое растение и каждое животное в лесу! Эльдрия не рассмеялись только потому, что им было нечем, но я слышал, как они шушукаются и смеются внутри меня. Потом они вскрыли меня, паскудные боги, и вышили каждую мою клетку до последней нитки ДНК. Даже в семя мое пролезли, даже душу - и ту исковеркали! Я не понимал, что они делают, и так струхнул, что сам себе выбил зубы. Меня жгло изнутри, точно я наглотался горячего свечного сала, точно наелся волшебных грибов и теперь сгорал от лихорадки. А потом они бросили меня на произвол судьбы. Сами залезли в ядро черной дыры, а я по их милости чуть ли не все тридцать тыс
яч лет болтался по Старой Земле. Зубы у меня, само собой, отросли снова и отрастали каждый раз, как стирались. Они наделили меня этими красивыми белыми зубами, чтобы я мог вкусить горький корень бессмертия, и я жевал его, пока он не опротивел мне до смерти. Но умереть-то я как раз и не мог - вот в чем загвоздка. Теперь вы все знаете.
     Я опустил глаза, размышляя о богах и бессмертии. Снег доходил мне до колен, такой сухой, что я видел каждый кристаллик, скатывающийся в ямы от моих следов.
     - А ты, - спросил я Хранителя, - разве ты не хочешь узнать, что за послание заключено внутри тебя?
     - Нет.
     - Что вшито в твоей ДНК?
     Он снова скорчил гримасу, оскалив длинные белые зубы.
     - Ничего там нет, кроме дезинформации и шума.
     - Они ведь боги! Почему ты сомневаешься в них?
     - Потому что они лгут, как все боги.
     Соли отклонялся то вправо, то влево, сжимая кожаный захват копья одной рукой и вытирая другой кровь, сочащуюся из носа. Он теснил Хранителя к трещине.
     Я поднес голую руку к растрескавшимся губам и спросил:
     - А что же сталось с другими бессмертными? Где они теперь?
     - Мертвы. Эльдрия сделала нас бессмертными, но убить нас все-таки можно. Камнем по лбу, ножом... - он покосился на Соли, - копьем в сердце - да мало ли как.
     - И все они умерли вот так, от несчастного случая?
     - Старая Земля была очень опасным местом.
     Я видел, что он лжет или, во всяком случае, говорит не всю правду. Он смотрел на кружащего около него Соли, на острие копья, позолотевшее в лучах восходящего солнца.
     - Это ты их убил, верно? - спросил я.
     Он вздернул подбородок и впился в меня глазами.
     - Шустрый ты, Мэллори. Всегда быстро соображал. Ну да, я выследил их и перебил как овец, одного за другим, даже тех пятерых - назвать тебе их имена - даже тех пятерых бессмертных, которые спаслись от Холокоста и бежали в мультиплекс.
     - Худо, - сказал я.
     - Они и так долго прожили, а секрет надо было сохранить.
     - Значит, его хранитель - ты?
     - Я Хранитель Времени - все время его и храню.
     - Ты расшифровал Эдду - я прав? Скажи мне, что там сказано?
     - Сам разбирайся.
     - Ты не имеешь права хранить это в тайне.
     - Право? - вскричал он с горящими, как угли, глазами. - И ты еще толкуешь о правах? Проклятая Эльдрия загубила мою душу! Даже у богов нет такого права.
     Я показал ему мое пилотское кольцо.
     - В день, когда я получил вот это, ты объявил поиск Старшей Эдды. Теперь он окончен.
     - Нет, Мэллори, не окончен.
     - Генетики расшифруют Эдду по твоим клеткам, если...
     - Там нечего расшифровывать.
     - ...если мы привезем тебя обратно в Город.
     - Мертвым, ты хочешь сказать. Неужели благородный Рингесс и его благородный отец зарежут меня, как овцу? Ха!
     Соли мог бы убить его, подумал я; ведь мы пересекли море как раз для того, чтобы его убить. Я знал, что Соли винит Хранителя в смерти Катарины, и мне показалось, что сейчас Хранителю настанет конец. Соли очень хотелось убить его, но он сдерживался. Слизнув кровь с усов, Соли сказал мне:
     - Если ты хочешь, чтобы этот старый убийца остался жив, то все его тело нам не требуется. Просто отрежь у него несколько пальцев и заморозь их. Генетики и по ним раскодируют Эдду.
     Затем раскрылась Книга Молчания, и я прочел из нее целую главу. Он, гордый Соли, был очень доволен тем, что гуманность в нем возобладала и он не убил Хранителя. Его ласкала мысль, что в последний миг он сумел сохранить милосердие.
     Хранитель ощерился в подобии улыбки.
     - И это все, что вам надо? - Он выбросил вперед руку, и в ладонь из рукава скользнул длинный стальной нож. Стряхнув рукавицу с другой руки, он с той же легкостью, с которой я мог бы обрезать фитиль горючего камня, отрубил себе мизинец. Палец упал в пушистый снег, проделав в нем ямку, окаймленную кровью, которая тут же застыла рубиновыми кристалликами. Хранитель ткнул четырехпалой рукой в сторону Соли. В красной ране белела кость, но крови, как ни странно, пролилось мало. - Забирайте. - Он нагнулся и достал свой палец из снега, а после швырнул его Соли в лицо. Соли отклонил голову, и палец, пролетев мимо него и меня, снова хлопнулся в снег.
     Казалось бы, мелочь - но Хранитель тоже умел читать Книгу Молчания и должен был знать, как подействует на Соли столь пренебрежительный жест. Соли обезумел, и все его милосердие и гуманность как рукой сняло. Он скрежетнул зубами, зарычал, и кровь хлынула у него из носа. Рука с копьем снова отлетела назад - ее указательный палец, вытянутый вдоль древка, указывал назад, на меня.
     - Прочти книгу, Мэллори, - крикнул вдруг Хранитель. Я не понял, какую книгу он имеет в виду - мне хотелось вмешаться, остановить эту волну насилия, но я уже начал вспоминать и не в силах был двинуться с места. - Она предназначена для тебя.
     Я думаю, он сам очень хотел умереть, но жизнь уже вошла у него в привычку, и так просто расстаться с ней он не мог. Поэтому он кинулся на Соли и попытался всадить в него свой нож. Соли метнул копье. Этим копьем он однажды убил большого белого медведя, а теперь ему суждено было убить старого-престарого волка. Хранитель хотел увернуться, но копье пробило ему грудь.
     - Вот как! - выдохнул Хранитель и упал на снег, в десяти футах от края трещины.
     Соли обрушился на него, пиная его в лицо и дергая копье туда-сюда, стремясь нанести как можно больший урон и вогнать острие прямо в сердце.
     Я двинулся вперед, но Соли крикнул:
     - Прочь!
     Я сделал еще шаг, последний, роковой шаг, тот, который видел на тысячу разных ладов, когда скраировал недавно в нашей хижине. Я знал одно: если я подойду чуть ближе к Соли, секрет, который я так долго искал, наконец откроется мне. Моя нога точно завязла в снегу, мускулы оцепенели, холодный воздух резал глаза. Мое видение будущего - будущего, которое есть сейчас, всегда было и всегда будет - простиралось до этого предела, не дальше. За ним не было ничего. Я был столь же слеп к дальнейшему, как младенец, выходящий из чрева матери на свет.
     - Ты, ублюдок! - крикнул Соли. - Прочь!
     Он вырвал копье из груди Хранителя. В парке старика зияла дыра с мой кулак величиной, и из нее хлестала кровь. С силой алалоя - или сумасшедшего - Соли нагнулся, вскинул тело Хранителя высоко над головой и побрел с ним к трещине.
     - Соли, нет! - Я метнулся к нему по снегу быстро, как мог, но воспоминания мешали мне перейти в замедленное время, и я бежал слишком медленно. - Не надо, Соли!
     Я вцепился в него в тот самый миг, когда он бросил Хранителя в трещину. Мы оба упали и чуть не последовали за Хранителем вниз. Раздался хруст и плеск - тело проломило тонкий ледок в двенадцати футах под нами. Хранитель камнем ушел в черную воду, а с ним и секрет жизни.
     - Будь ты проклят, Соли!
     Теперь Хранителя сожрут тюлени и рыбы; секрет жизни перейдет в них и навеки затеряется в ледяной пучине моря. Вцепившись в парку Соли, я ждал, что тело всплывет, но этого так и не случилось.
     - Ублюдок! - снова выдохнул Соли,