ники, звучали электронные сигналы. У меня самого сердце забилось как часы, когда Хранитель встретился со мной взглядом и спросил:
     - Слышишь, как они тикают, Мэллори, мой храбрый глупый Главный Пилот?
     Не дожидаясь ответа, он подошел к фравашийскому пульсатору, помигивающему в своем футляре, и резко обернулся, обращаясь ко всем нам:
     - Итак, мои академики и мастера, - он подчеркнул слово "мои", как будто мы по-прежнему подчинялись его воле, как будто он по-прежнему был правителем Ордена, - время пришло, не так ли? Вы пришли сказать, что мое время истекло?
     Николос скривил свое доброе умное лицо так, словно ему оцарапали подбородок чем-то острым, и посмотрел на меня с молчаливой мольбой сказать наконец что-нибудь. Я вышел вперед и набрал воздуха.
     - Коллегия Главных Специалистов постановила простить ваши преступления. Вы не будете изгнаны. Отдайте нам Печать Ордена, и вам будет позволено остаться в вашей башне.
     - Вы прощаете меня?!
     Я хотел сказать, что простил бы ему что угодно, потому что он спас мне жизнь и определил мою судьбу, дав мне книгу стихов. Часть меня - тот мальчишка-послушник, которого он когда-то учил бороться - все еще питала к нему некоторое почтение.
     - Вы забываете, что Бардо и еще восемьдесят пилотов погибли по вашей вине.
     - Как это помпезно, юный пилот! Что ты можешь знать о моих преступлениях? Что ты вообще знаешь?
     - Отдайте Печать, - сказал я.
     Бургос Харша и лорд Парсонс промямлили, поддерживая меня, что он должен сдать Печать в официальном порядке и без промедления. Я посмотрел туда, где она тикала на своей полированной подставке. Даже за тридцать футов чувствовался горьковатый запах полировочного масла.
     - Рингесс требует у меня Печать Ордена. Допустим, я отдам ее - что дальше? Вы полагаете, что сможете изменить Орден? Каким же это образом? - Его голос звучал низко, как гонг. - Я в жизни видел много перемен, но человек всегда остается тем же.
     Я подумал о божественном семени в моей голове, о Великой Теореме и сказал:
     - Не всегда.
     - И он, и его преступления.
     Я прочувствовал эти слова: в том, как он произнес "преступления", был какой-то знак. Память заработала, и у меня возникло досадное ощущение, будто я должен знать, на какие преступления он ссылается.
     Взгляд Хранителя, блуждающий по нашим лицам, задержался на Соли.
     - А кто же будет делать трудную работу, Мэллори, если я перестану быть Хранителем?
     - Убивать имеется в виду?
     - Разве это я пытался убить Соли?
     В интонациях этого "убить" проявились новые знаки, и я вдруг понял.
     - Да - в первый раз, когда Соли чуть не убили, это, думаю, было дело ваших рук. - Я перехватил взгляд Соли, который смотрел в окно на городские огни, и пояснил: - Это Хранитель пытался убить тебя в день пилотских гонок.
     - Это правда? - Соли, сохраняя неподвижную позу охотника, посмотрел с высоты своего роста на Хранителя. Он старался сохранять холодную отчужденность, но даже кадет-цефик увидел бы, что он взбешен. - Зачем вы это сделали?
     Моя мать схватила Соли за локоть.
     - Вот я и дожила до того, что ты убедился в моей невиновности. Но теперь уже поздно.
     Соли вырвал у нее руку и бросил:
     - Да, в этом преступлении ты невиновна.
     - Она права, - сказал Хранитель. - Поздно.
     - Почему вы хотели убить меня?
     Я почесал нос и сказал:
     - Расскажите-ка нам о Тверди. Почему боги остерегают людей против нее?
     - Это правда? - снова спросил Соли.
     Хранитель резко повернулся, и его слова хлестнули Соли, как кнут.
     - Конечно, правда! Я уже говорил и теперь повторяю: насратъ мне на Эльдрию и ее проклятые секреты! Вернувшись из ядра галактики, ты своей трепотней насчет Старшей Эдды вынудил меня объявить поиск. Есть вещи, которые нам знать не положено, но ты меня не послушался. - Хранитель, сжав кулаки, подступил к Соли. - Почему ты не послушался меня, Леопольд? Все твоя проклятая гордость. Ты всюду говорил о своем хваленом открытии, говорил и пил свое поганое виски. В каждого городского послушника ты вселил мечту о своей Эльдрии с ее Старшей Эдцой. Я просил тебя помолчать, я предупреждал тебя, но ты не слушал. Еще и спорил со мной. Истина, говорил, есть истина. Провались ты со своей истиной! Почему ты не слушал меня, Леопольд?
     - Значит, вы хотели убить меня за то, что я вас не слушал, - саркастически ответил Соли.
     - А что же это, чего человеку знать не положено? - вмешался я. - Скажите - я должен знать.
     Соли, хлопнув кулаком в черной перчатке по ладони, поклонился Хранителю.
     - Кто станет судить вас? Разве судей судят? Мы с вами проделали вместе долгий рейс, но он окончен. Пора сдать Печать, вы не находите?
     Хранитель, взглянув на одни из часов, ответил с угрюмой улыбкой:
     - И верно, пора. - Он подошел к Печати и взялся за ее стальной футляр.
     Николос позади меня пробормотал: "Осторожно!", а Бургос Харша затаил дыхание. Академики перешептывались.
     Хранитель с Печатью в руках подошел к нам. Печать ритмично тикала. За стеклом циферблата виднелось голубое с белым изображение Старой Земли, совершающей путь вокруг Солнца. Хранитель остановился передо мной, и тиканье стало громче. У меня зародилось подозрение, что эта Печать - подделка, замаскированное под часы взрывное устройство.
     - Кому же сдать ее? - спросил Хранитель. - Главному Пилоту?
     Я не сразу вспомнил, что Главный Пилот теперь я. Я протянул руки. Тиканье сделалось еще громче, и я вдруг стал различать, как тикают каждые часы в башне.
     - Печать Ордена, - промолвил Хранитель и прижал часы к груди, как девакийская мать младенца. Казалось, он чего-то ждет - я прямо-таки слышал, как он про себя отсчитывает секунды. - Мои лорды-академики! Вы сказали, что я должен сдать Печать Ордена. Ну что ж, вот она.
     - Мэллори! - вскрикнула мать.
     Все взоры обратились на Хранителя. Он передал Печать мне. Она была тяжелее, чем мне представлялось - я чуть не уронил ее.
     - "Не спрашивай никогда, по ком звонит колокол, - произнес Хранитель, цитируя одно из своих пресловутых стихотворений. - Он звонит по тебе" .
     Печать прозвонила один-единственный раз и умолкла. В приступе дурацкого, иррационального страха я подумал, что сделал что-то не так: быть может, сжал ее слишком сильно и повредил механизм. Я потряс Печать над ухом - ничего. Внезапно я заметил, что в башне воцарилась тревожная тишина: помимо биения собственного сердца, я слышал только дыхание собравшихся - и только. Все часы в комнате умолкли в один и тот же момент. Тиканье прекратилось, маятники остановились, биочасы умерли, и в песочных больше не текли кобальтовые струйки.
     - Время пришло. - Хранитель указал скрюченным пальцем на южное окно позади нас и вскричал: - Смотрите!
     Я не стал смотреть - это, помимо всего прочего, меня и спасло. Но Николос Старший, Джонат Парсонс, Бургос Харша и многие другие обернулись к окну. Бургос потом говорил, что увидел ослепительную вспышку и поднявшееся над Крышечными Полями светящееся облако - не знаю, может быть. Зато все мы почувствовали, как затряслась башня и снизу докатился рокот, какой бывает при землетрясении. Хрупкие окна башни разлетелись вдребезги, и стекло градом посыпалось внутрь. Два осколка впились мне в затылок. Бургос и еще несколько человек завопили: "Мои глаза!", а Хранитель прикрыл глаза согнутой в локте рукой. Горячий ветер нес стеклянную метель по всей комнате. Когда ударная волна прошла. Хранитель убрал руку от лица, и в ней оказался нож, длинный и серебристый, как осколок стекла. Сначала я подумал, что это и есть стекло - так быстро сверкающее лезвие метнулось к моему лицу.
     - Слишком старая, - загадочно молвил Хранитель и напал на меня со скоростью, достойной воина-поэта. Я бросил Печать и повысил собственную скорость. Когда мои внутренние часы затикали как бешеные, а время замедлило ход, я начал скраировать.
     - Мэллори! - снова вскрикнула мать.
     Я увидел, как будет действовать Хранитель, еще до того, как он опустил нож на уровень моего живота, и увидел еще, как мать бросилась между нами. Я увидел, как нож Хранителя пронзил шерстяную ткань у нее под грудью и вошел по самую рукоять. Увидев это будущее, я метнулся вперед, чтобы помешать ему осуществиться. Но я все-таки был не настоящим скраером, и моему зрению недоставало совершенства. По сей день недостает. Я попытался оттолкнуть мать в сторону, но не все при этом предусмотрел. Я едва не споткнулся о Печать, косо лежавшую на ковре, и поэтому толкнул мать не вбок, а немного вперед. Прямо на нож Хранителя. Когда клинок вошел ей в грудь, она улыбнулась - возможно, это была гримаса боли - и воткнула Хранителю в шею блестящую иглу воина-поэта. Повсюду слышались крики, в выбитые окна лился морозный воздух. Соли, из окровавленного, изрезанного рта которого вырывались клубы пара, бросился к Хранителю. Мать повалилась на меня, и я уложил ее на мягкий ковер. Хранитель чуть не придавил нас. Отравленная игла парализовала его, и он, как ледяная статуя, рухнул среди битого стекла.
     - Смотрите! - крикнул кто-то, но я не мог ни на что смотреть: мать истекала кровью у меня на коленях. Ее горячая кровь промочила шерсть моей длинной туники. Широко раскрытыми глазами она смотрела на меня. Я видел, что в ней нет страха смерти. Возможно, программы воинапоэта так овладели ею, что она даже приветствовала смерть. Я говорил себе, что она спасла меня не из любви, а потому, что была запрограммирована стеречь свой момент возможного, и я должен благодарить ее не больше, чем послушного робота. И все же я испытывал великую благодарность, а жизнь все уходила из нее, и ее мучительный кашель надрывал мне сердце. Наверное, все сыновья запрограммированы так. Яркая артериальная кровь хлынула у нее изо рта, и мне хотелось верить, что она умирает моей матерью, а не воином-поэтом. Я искал искры человечности, которая, как я верил, горит в каждом из нас, вечного пламени, точки чистого света.
     - Хранитель мертв, - сказал Соли. Стоя над нами и держась за окровавленную руку - стекло порезало ему пальцы. - Нервно-паралитический яд воинов-поэтов, не так ли? Твоя мать знала в этом толк. - И он добавил: - Если мы поторопимся, то, может быть, еще успеем доставить ее к криологу, пока мозг не умер.
     Его слова потрясли меня. Я не думал, что он способен на прощение или сострадание, и понял, что совсем не знаю его. Я приложил руку к сердцу матери и закрыл ей глаза.
     - Нет, - сказал я, - не надо криологов. Она умерла - умерла в свое время.
     Встав и повернувшись к окну, я увидел страшное зрелище. Почти все академики корчились на полу, покрытые ранами. Николос Старший тер глаза, безрассудно втирая стекло еще глубже. Бургосу Харше осколки утыкали все лицо. Он с криками извивался на полу, а Махавита Нетис, чье твердое смуглое лицо тоже сильно кровоточило, склонился над ним, пытаясь извлечь наиболее крупные. Да, это было страшно, но до определенной степени.
     - Смотрите! - крикнул кто-то, указывая за окно. - Смотрите! - Я посмотрел, и вот тогда меня обуял ужас. Над Крышечными Полями поднималось грибовидное облако. Я никогда не видел настоящих грибов, но, как и каждый человек, очень хорошо знал, что означает такое облако.
     Оно было почти черным на синем вечернем небе и продолжало расти - грибовидная гора в кругу настоящих гор по краям Города.
     - Атомная бомба, не так ли? - сказал, подойдя ко мне, Соли. Он видел то же, что и я: все башни Полей и многие здания в южной части Города были разрушены, снесены до основания. - Почему же мы остались живы? Почему не рухнул весь Город? Не может быть - кто поверит, что это атомный взрыв?
     Но это был действительно атомный взрыв. Я почему-то знал это, и Соли тоже должен был знать. На это указывала сила взрыва и светящееся облако. Точнее, бомба была водородная, как сообщили мне позднее технари и механики, исследовавшие воронку на том месте, где прежде были Пещеры Легких Кораблей. Небольшая водородная бомба с лазерным взрывателем, очень старая, из которой за тысячи лет хранения вытекло больше половины дейтерия. Силы взрыва едва хватило на уничтожение Пещер. Мы, как и Город, остались живы только потому, что это была стараяпрестарая бомба, да и взорвалась она глубоко под землей. Но я еще не знал этого, глядя на грибовидное облако, встающее над южной частью Города. Я вспоминал слова Хранителя "слишком старая" и знал одно: он хотел уничтожить нас всех с помощью атомной бомбы.
     - Зачем? - произнес Соли. - Неужели он так ожесточился?
     Я стал помогать Махавите извлекать осколки из лица Бургоса, но мало преуспел и перешел к Хранителю Времени. Академики - к счастью, тяжелые ранения получили немногие - собрались вокруг меня. Я потрогал лицо Хранителя, сведенное гримасой от яда, и передал им то, что сказала мне Калинда:
     - Он стар, и Хорти Хостхох - не настоящее его имя. Он был Хранителем Времени очень, очень долго.
     - Несколько сот лет, - вставил Соли.
     - Тысяч лет. По словам Тверди, он - тот самый Хранитель Времени, который основал Орден. Он был Хранителем в течение 2934 лет.
     - Ровен Мадеус? - ахнул Соли. - Ты говоришь, это он? Главных Горологов было всего восемнадцать - их имена все знают наизусть. Ты хочешь сказать, все это - ложь?
     - Вот именно. Хранитель сам состряпал историю нашего Ордена. Для этого ему были необходимы клоны. Семнадцать раз он подстраивал так, что его клон умирал вместо него. Семнадцать раз он обращался к резчику, чтобы восстановить молодой облик, и начинал свою карьеру сызнова. Но восемнадцатого раза не будет. - Ледяной ветер, ворвавшись в комнату, принес траурный звон колоколов Старого Города. Я не слышал, как они звонят с детства, когда Город засыпало бураном и погибло более тысячи человек, большей частью бедные хариджаны. Я вспомнил торжественные слова Тверди и сказал: - Он сам писал историю. Я думаю, он даже старше, чем Орден. Ровен Мадеус - лишь одно из его имен.
     - Это невозможно, - сказал Соли.
     Я набрал побольше воздуха, исполненный ужаса и надежды, взволнованный до предела.
     - Соли, я думаю, что он происходит из рода Томаса Рана, мнемоника. Он бессмертен - был бессмертен. И звали его Келькемеш. - Я выпрямился и крикнул почти в голос: - Вы что, не понимаете? Поиск, наша экспедиция - все это было напрасно. Хранитель Времени, Келькемеш - вот кто самый старый из людей. Мы прочесали полгалактики с нашими вопросами, а ответ был у нас под боком.
     Но оказалось, что ответ - секрет жизни, который я искал так долго - находится не совсем под боком. В последующие кошмарные дни, когда из-под развалин выкапывали тысячи трупов, готовя их к погребению, Главный Генетик Нассар ви Джонс занимался телом Хранителя. Нассар в прошлом страдал такой тяжелой формой лучевой болезни, что резчикам и расщепителям пришлось пустить в ход все свое мастерство, чтобы сохранить ему жизнь, превратив его при этом в скрюченного - но очень талантливого - уродца.
     - Ищите в его ДНК печать Эльдрии, - сказал я ему, - как раньше искали в алалойской плазме.
     На одиннадцатый день он выступил со своим ошеломляющим заявлением:
     - ДНК Хранителя Времени ничем не отличается от моей - как и от ДНК любого человека. - (Он подразумевал человека, не болевшего лучевой болезнью.) - И этот Хранитель - не настоящий Хранитель.
     - Он был клоном, - объяснил Нассар Коллегии Главных Специалистов, когда мы собрались на внеочередную сессию. Он посмотрел на меня своими разными глазами - голубой был больше полузакрытого карего - и покачал бесформенной головой. - Двойник, подделка... робот, если хотите. Его каналы - извините, Главный Пилот, нейроканалы - носят отпечаток новых, искусственных программ.
     Еще один клон! Двойник, чьи слишком мирные глаза не могли быть глазами Хранителя - как я сразу не сообразил?. Он, конечно, довел этот клон до нужного возраста и вложил в него достаточно своих привычек, манеры говорить и памяти, чтобы нас провести. Запрограммировал его на убийство. Выходит, не все роботы Хранителя были уничтожены. Этот последний - эта хмурая, дышащая пародия на человека - прожил достаточно долго, чтобы убить мою мать, и почти что осуществил задуманное Хранителем мщение.
     - Где же тогда настоящий?
     - Кто знает!
     Я стукнул кулаком по столу.
     - Если это клон, его ДНК должна быть идентична ДНК Хранителя.
     - Нет, Главный Пилот, - сказал Нассар, подтверждая мои опасения, - если послание Эльдрии действительно отпечатано в его хромосомах и если он знал об этом и хотел сохранить секрет, он мог обратиться к мастер-расщепителю и убрать из ДНК клона всякое упоминание об Эдде.
     - Будь он проклят!
     - Вам следует знать еще кое-что - и кому, как не Главному Генетику, сообщить вам об этом. Я не верю в вашу Старшую Эдду. Мало кто верит. Хранитель сделал этот клон, чтобы скрыть несуществующий секрет. Забудьте о Хранителе, лорд Рингесс, Вы никогда больше его не увидите.
     Но я не мог забыть о Хранителе. Пока Коллегия решала вопрос о строительстве новых Пещер для новых кораблей (взрыв уничтожил все легкие корабли, челноки и ветрорезы Города), я думал о нем. Не может быть, чтобы Твердь солгала мне. Зачем ей было лгать? Послание Эльдрии скрыто внутри Хранителя, где был он ни был. Если он бежал в космос на легком корабле, секрет отправился к звездам вместе с ним. Если он прячется в Городе, в каком-нибудь приюте для хибакуся, секрет прячется там же.
     В тот же день мы похоронили шесть тысяч двести шесть человек на Холме Скорби у подножия Уркеля. Казалось, почти весь Город, не убоявшись мороза, пришел на церемонию. С южной стороны могилы теснились хариджаны, инопланетяне и пришельцы, пришедшие почтить своих мертвых. (Но большинство погибших, конечно, составляли горологи, цефики, технари и кадеты разных профессий, обслуживавшие легкие корабли. Было и несколько пилотов.) Наискосок от них, на узкой платформе, сооруженной роботами на склоне Холма, стояли мужчины и женщины Ордена. Мы выстроились по профессиям, ряд за рядом, на мерзлой черной земле. Немногочисленные пилоты стояли ближе всех к могиле. Мы - Зонцерваль, Сальмалин, Ли Тош и другие, пережившие битву при Пердидо Люс - представляли собой тонкую черную линию, к которой примыкали сзади эсхатологи в своих голубых мехах, а за ними шли ряды механиков. Я, как Главный Пилот, и Соли, как бывший Главный, стояли у самого края. Именно там, когда ледяная вода хлынула в яму, заливая плотно уложенные тела, я узнал о судьбе Хранителя Времени.
     - Он бежал из Города, - сказал Соли, откинув капюшон своей черной шубы, чтобы я лучше мог его слышать - дул сильный ветер. Ястребиный нос, массивные брови и горящие глаза придавали ему крайне грозный, гневный и мстительный вид. - В ночь перед взрывом он украл собачью упряжку и нарты - об этом мне рассказал владелец. И умчался по морю, словно вор. Зачем, пилот? Смерти он ищет, что ли? Или надеется, что будет жить у деваки или другого племени?
     Или просто хочет одиночества и забвения? Пока не пройдет сто или тысяча лет - тогда он вернется и снова станет Главным Горологом.
     Я, потупив голову, смотрел в кубическую яму, ища мать - мне сказали, что она находится где-то в верхнем слое тел. Но вода замерзала быстро, и я не мог ее найти.
     - Если он вернется через сто лет, - сказал я, - то Город, вполне вероятно, будет мертв. - Я указал на небо в направлении Абелианского звездного скопления, где недавно взорвалась Меррипен. - Сверхновая скоро завершит то, что не сумела сделать бомба Хранителя.
     Соли, кивнув, промолвил:
     - Твою мать следовало бы похоронить в канторском мавзолее. Ведь она была кантором.
     - Нет, она была хибакуся, неспособная помочь сама себе. Пусть покоится среди таких же, как и она, жертв.
     - Но ведь ее убил Хранитель? Ты, должно быть, хочешь его смерти.
     - Надеюсь, что он жив, - сказал я, впервые в жизни проявив сострадание. - Пока он живет, живет и секрет.
     Соли склонил голову и неожиданно сказал:
     - Это Хранитель убил наше радио. Теперь это ясно. Он ведь хотел, чтобы наша экспедиция провали