ли.
     Данло вспомнил, как лежал на спине под звездами, пока Трехпалый Соли кромсал его, и ответил:
     - Да... очень.
     - Алалои все украшают себя таким образом?
     - Только мужчины.
     - Как странно. Это для того, чтобы доставить женщине больше удовольствия?
     - Нет, причина не в этом.
     - В чем же тогда?
     Он погладил ее волосы.
     - Я не хочу секретничать, но не могу тебе этого сказать. Мне нельзя. - Обрезание и татуировка мужского члена описывается в двадцать девятом стихе Песни Жизни, который запрещено открывать кому бы то ни было. Данло, казалось, давно уже от- рекся от верований своего детства, но глубинная его часть приказывала ему хранить молчание.
     - А может быть, они хотят понизить свою чувствительность?
     - То есть как?
     - Я знала нескольких мужчин, сделавших себе обрезание, -в основном червячников. Кожа на головке потом высыхает, и это снижает чувствительность - так они по крайней мере думают.
     Данло стиснул челюсти.
     - Но зачем кому-то надо делать себе обрезание... из-за этого?
     - Чтобы продлить любовный акт. Чтобы и женщина успела испытать оргазм тоже.
     - Но таким способом ничего продлить нельзя. Я, как видишь, обрезан, и все взрослые алалои тоже. Все знают, что мужчина достигает оргазма раньше женщины.
     - Оставляя ее неудовлетворенной?
     Данло, глядя, как пляшут блики огня на ее нагом теле, провел пальцами по ее бедру.
     - Нас еще мальчиками учат, как ласкать женщину, чтобы она испытала экстаз. Если бы мое мгновение настало раньше твоего, я не оставил бы тебя неудовлетворенной.
     Она улыбнулась и поцеловала его в пупок.
     - Есть разные степени удовлетворения.
     - Может быть - но вселенная устроена так, а не иначе, правда? Мужчины так устроены. Все самцы. Ты видела когданибудь, как шегшей кроет самку?
     - Нет, не пришлось.
     - Весь акт продолжается около десяти секунд. Десять секунд трения и рева - вот и все. Ты хотела бы изменить то, что установлено природой?
     - А ты - нет? - Она улыбнулась так, словно прочла его мысли, и они оба рассмеялись.
     - Я часто думал об этом. Почему мужская и женская страсть так не совпадают? И если и он, и она - дети природы, разве это не доказывает, что вся вселенная - шайда?
     - Шайда - это противоположность халлы?
     - Не совсем. Шайда - это... левая рука халлы.
     - Понимаю. Ты признаешь только то, что естественно. - Она села, выпрямив спину и поджав под себя ноги, и сжала своей левой рукой его правую.
     Немного погодя он спросил:
     - Ты думаешь, мужчине нужно задержать свой оргазм, чтобы добиться синхронности с женщиной?
     Она с улыбкой потрогала шрам у него на лбу.
     - Некоторые мужчины считают, что такая задержка только усиливает экстаз. А потом один экстаз умножается на другой -возможности между мужчиной и женщиной бесконечны, так говорят.
     - Не знаю, как это может быть еще сильнее.
     - Моя страсть не всегда поспевает за твоей - да я и не хотела бы догонять, даже если могла бы.
     - Но как это возможно - сдержать такую силищу? Когда момент настает, это все равно что помешать звезде взорваться.
     - Показать тебе как?
     - А ты можешь?
     - И с большим удовольствием.
     Она снова стала целовать его - губы, глаза, все тело от шеи до колен, а он целовал ее. После долгих поцелуев и ласк он лег на нее, как раньше, но она уперлась ладонями ему в грудь и уложила его на спину. Став над ним на колени, она стиснула его грудь, опустилась на него и стала двигаться вверх и вниз. Этим она не помогла ему замедлить оргазм -просто Тамара, как куртизанка, подчинялась правилам Общества, предписывающим постоянную смену (и равенство) поз. Ей было бы даже проще показать Данло нужную технику, лежа снизу, но она не собиралась нарушать правила ради своего удобства. Она скользила туда-сюда все быстрее, нажимая на него своим лоном.
     Данло пытался управлять их общим ритмом. Он весь вспотел, часто дышал, и ему казалось, что он сейчас лопнет. Ему не терпелось достичь своего момента, и он был на грани, но Тамара внезапно надавила пальцами на туго натянутую кожу у него под мошонкой. Она показала ему, на какие точки нажимать, показывала, как нужно дышать, остудив его бурлящую кровь и умерив слепое желание. Трижды она делала это и каждый раз доводила его пыл до накала, которого он никогда не испытывал прежде. Наконец она сжалилась над ним и привела в действие другие точки, тут же вызвавшие у него оргазм. Дремлющая энергия, туго свернувшаяся у основания его позвоночника, стремительно развернулась, наполнив его чресла чудодейственной силой. Он видел, что та же сила наполняет и Тамару, зажигая огонь в ее блестящих глазах. Что-то огромное прошло между ними из глаз в глаза, из руки в руку, из клетки в клетку. Она закрыла глаза и стала раскачиваться, по-прежнему сжимая его своими коленями, своим лоном, своими искусными пальцами. Он был юн и полон соков, которые выжимало из него ее нежное сжатие.
     Жизнь бурлила в нем, как огненная река, - в животе, у сердца, позади глаз. Пока он мог ее видеть, он смотрел, как Тамара, запрокинув голову и зажмурившись, ловит ртом воздух. Ее лицо при свете камина казалось маской блаженства. Тогда он тоже зажмурился, и давление у него в паху сделалось таким сильным, что он закричал, вцепившись в ее бедра. Разряд энергии, как молния, пробил его от паха до темени, и в этот миг чистейшей, слепящей радости между ними совершилось что-то необычайное. Жизнь хлестала из него в нее быстрыми толчками, пока Тамара не упала на него, задыхаясь, целуя его в шею, прильнув головой к его виску. Он лежал под ней в полном изнеможении, совершенно опустошенный и в то же время полный, как никогда, сознающий все, что происходит вокруг. Он слышал голоса в дальней части дома и ветер за алмазными окнами; он чувствовал, как распускаются огнецветы у Бардо в саду, и запах семян трийи, и сладкий аромат секса. Дыхание Тамары щекотало ему ухо, ее сердце билось рядом с его - никогда еще он не ощущал себя таким сильным, таким цельным, таким живым.
     Через какое-то время они оба повернулись на бок, постепенно приходя в нормальное, всегдашнее сознание, а потом и дар речи обрели. Тамара запустила пальцы в волосы Данло, потрогав белое перо.
     - Такие, как ты, мне еще не встречались.
     - А я до тебя ничего не смыслил. Сколько всего мы еще не знаем, да? - Она кивнула и засмеялась.
     - Есть мужчины, которые общаются с куртизанками много лет, прежде чем змей воспрянет.
     - Змей?
     - Ты разве не знал, что мы называем свое искусство "Путь Змея"?
     Он взял ее за руку и нащупал кольцо на среднем пальце -толстую золотую змею с двумя рубинами вместо глаз. Змея впилась в собственный хвост, словно собравшись проглотить саму себя. Золотые зубы, вошедшие в золотое тело, образовывали правильный круг.
     - Я заметил, что ты носишь кольцо в виде змеи. Это ведь древний символ, да?
     - Значит, тебе и про змея известно?
     - Не совсем. Просто я изучал разные религии и понимаю значение некоторых символов. Змея, глотающая собственный хвост, - символ самой природы, да? И бессмертия всего сущего. Жизнь пожирает другую жизнь, то есть саму себя, однако продолжается. Великий круг жизни и сознания, постоянно сбрасывающих смерть, как старую кожу, и возрождающихся заново.
     Тамара перевела взгляд с кольца на него.
     - Твое истолкование мне нравится больше того, которому меня учили. Оно проще и глубже.
     Данло с улыбкой склонил голову.
     - Для тебя этот символ означает нечто другое, да?
     - Ты когда-нибудь слышал о змее по имени Кундалини?
     - Нет, такое имя мне неизвестно.
     - Но о тантрической йоге ты слышал?
     Он покачала головой.
     - Нас обучают многим видам йоги, но тантрической - нет.
     - Тантра - очень древнее название. Это йога секса и жизненной энергии. Многие ее технические приемы вошли в другие йоги.
     - И куртизанки специализируются в ней?
     - Не совсем так. Наше искусство прошло долгий путь развития и во многом отличается от тантры, как в практике, так и в теории.
     - Что же такое Кундалини - теория или символ?
     - И то и другое. Согласно древней теории, энергия Кундалини свернута у основания позвоночника подобно большому змею. Есть разные виды техники для...
     - Я испытал нечто похожее! - заявил Данло. - У основания позвоночника, точно - только это был скорее разряд молнии, чем змей.
     - Да, он похож на молнию, если его разбудить. Пробужденная энергия, разворачиваясь, пронзает позвоночник, как молния, и проходит через все чакры. Чакра есть за пупком, и в области сердца, и...
     - Это энергетические центры, да?
     - А ты откуда знаешь?
     Он сел, глядя в огонь и думая о своем испытании на площади Лави, когда жар лотсары, загоревшись у него за пупком, спас его от замерзания. Данло рассказал об этом Тамаре, заметив:
     - У алалоев тоже есть свои теории.
     - Я думала, твой народ слишком занят борьбой за выживание, чтобы заниматься пробуждением своих чакр.
     - Это самое и делает Кундалини? И куртизанки?
     - Я говорила о древней теории, - засмеялась она. - Согласно ей, Кундалини прожигает себе путь через все семь чакр. Это в идеале - но порой дорогу ему преграждают старые раны, телесные или душевные, и энергия блокируется.
     - Как свет в каменном сосуде?
     - Можно и так сказать.
     - И тогда потока нет. Нет освобождения, нет... связи.
     - У большинства людей так и получается. Но у некоторых Кундалини прожигает чакры одну за другой. И проходит через лотос с тысячью лепестков до самого темени.
     Он повернулся спиной к огню, подогнув ноги, а Тамара приложила ладонь к его копчику, где тот соприкасался с мягким мехом, и волнообразно повела рукой вверх вдоль позвоночника и затылка. Ее пальцы проникли ему в волосы, пронизав сладким трепетом кожу на голове.
     - А потом? - спросил он.
     - Потом устанавливается связь. Кундалини взвивается в небо, осуществляя древнюю связь между ним и разумом.
     Он поцеловал сгиб ее локтя.
     - Ты говоришь, это старая теория?
     - Да, очень старая.
     - И куртизанки больше ее не придерживаются?
     - В большинстве своем нет, хотя мы сохранили Кундалини как символ жизненной энергии. Кундалини, пробудившись, пронизывает каждый нерв и каждую клетку, и они тоже пробуждаются.
     Своим мелодичным голосом Тамара вкратце изложила ему современную теорию куртизанок. Каждая клетка организма, объяснила она, обладает собственным сознанием, заложенным в электронных передаточных цепях, белковом синтезе и ДНК. Когда клетки пробуждаются полностью, осознавая заключенные в них секреты, то никогда не включавшиеся прежде участки ДНК -та ДНК, которую иногда называют "спящим богом" - оживают, чтобы исполнить свое истинное предназначение. Только так возможна настоящая эволюция человечества. Сознательная эволюция к новой симметрии тела и духа, о которой лишь немногие смеют мечтать. Она начнется - в далеком будущем или завтра, - и тогда мужчина и женщина соединятся, чтобы дать жизнь первому настоящему человеку.
     - Замечательная теория, - сказал Данло. - Вот только верна ли она?
     - Никто не знает по-настоящему, что побуждает ДНК включаться и эволюционировать. Некоторые ваши эсхатологи толкуют о формополях и супергенах, что почти так же старо, как тантра. Ты не поверишь, но некоторые мастера по-прежнему считают генотипическую изменчивость движущей силой эволюции. Лучшую теорию, на мой взгляд, предложила рианская школа. Ты слышал о Киприане Риа?
     - Нет. Кто это?
     - Сто лет назад она была Главным Эсхатблогом. Она заявила о существовании поля сознания, изоморфного генетическим полям, будто бы открытым биологами. Но это, конечно, только теория. Ваш Орден уже пять тысяч лет пытается понять природу сознания и материи.
     Тамара назвала еще несколько эсхатологических школ, подкрепляя свои аргументы примерами из других дисциплин - таких как цефическая теория о круговой редукции сознания.
     - Все, что было до сих пор известно о материи и сознании, следует пересмотреть в свете открытия, сделанного твоим отцом.
     - Ты говоришь о Старшей Эдце?
     Она кивнула.
     - Говорят, что твой отец открыл математику сознания.
     - И эта математика, это сознание... заключены в памяти?
     - В клеточной памяти. Пробудив свои клетки, мы обрели бы эту память вновь.
     - Вот почему куртизанки так интересуются мнемоническими сеансами Бардо?
     - Некоторые да.
     - А ты?
     Она пристально посмотрела ему в глаза ответила:
     - Я хочу пробуждения человеческой натуры. Всей - и тела, и разума. И если это пробуждение затрагивает клеточную память, то меня этот мнемонический процесс чрезвычайно интересует.
     - Ты очень много знаешь о самых разных вещах. Тебе бы холистом быть. Не знал, что куртизанки обладают такой эрудицией.
     Тамара расчесала пальцами свои светлые волосы, вся засветившись от его комплимента. Куртизанки любили получать похвалы, как некоторые любят шоколад. Она была откровенно, беззастенчиво тщеславна и гордилась не своей красотой, которую принимала как должное, но своим мастерством куртизанки, а больше всего - своим умом и памятью.
     Многие куртизанки имели поверхностное представление о разных дисциплинах Ордена, что помогло им вести умные беседы с мастерами и главными специалистами, но мало кто мог похвалиться столь глубокими знаниями, как Тамара Десятая Ашторет.
     - А я не знала, что пилот может обладать таким талантом в любви.
     - Я тоже, - засмеялся он.
     - Кундалини редко пробуждается с такой легкостью, с помощью самой простой техники.
     - Ты называешь то, что происходило этой ночью, "простой техникой"?
     Она стала перед ним на колени, лучась счастьем и юмором.
     - Мы даже азы с тобой не прошли. Мы не слушали, как бьется сердце другого, не синхронизировали дыхание, не...
     - Давай подышим вместе. - Он взял ее руку, холодную от льющегося в окно ночного воздуха. Его лицо, руки и все другое, обращенное к окну, тоже остыло, но спину согревал огонь, и жар по-прежнему струился вверх по позвоночнику.
     - Поздно уже. - У нее было превосходное чувство времени, куда лучше, чем у него. - Сейчас, наверное, где-то около полуночи.
     - Значит, до рассвета еще три часа. Подышим вместе до утренней зари.
     - Я думала, ты пришел на мнемоническую церемонию.
     - Нет, я пришел, чтобы встретиться с тобой - просто не знал этого заранее.
     - Ах ты, красавец мой - у нас будут и другие ночи.
     - А как же твои контракты?
     - Контракты всегда можно расторгнуть.
     - Правда?
     Она засмеялась и поцеловала его руки.
     - Вступая в Общество, мы не отказываемся от свободы распоряжаться собой.
     Он посидел еще немного, глядя на нее, и сказал:
     - Но на церемонию мы пойдем вместе?
     - Хорошо, пойдем.
     - Мне, пожалуй, следует поздороваться с Бардо - и поблагодарить его за то, что предоставил нам эту комнату.
     Они оделись медленно и лениво, как будто тяжесть времени, давящая на других, для них не существовала. Потом поцеловались, засмеялись и отправились обратно на вечер.

Глава XVII ПУТЬ ЦЕФИКА

     И были люди механическими игрушками, бесцветными, механике творения игрушек подчиненными, из леденца сотворенными.
     Нелепыми были люди в абсурдности, с какою предавались они ритуалам, кои я знал наизусть, и коих абсурдность осознавал в цикличности, неконструктивности и суеверности их. Но исповедовали они ритуалы, но предавались им в сознании правоты своей, "живущие мертвецы", радостные, не сумевшие признать во мне - Того, чьей милостью длится их существование.
     Из архивов цефиков (автор неизвестен)

     Они вернулись в солярий, все так же держась за руки. В комнате, набитой битком, стало еще более душно, и лиловато-серый дым забивал горло и ел глаза. Шум стоял ужасный.
     Жестокого вида червячник с глазами из драгоценных камней садистски терзал струны арфы, и все пытались перекричать друг друга. Данло дважды толкнули и чуть не облили вином.
     Впрочем, гости были настроены дружески и празднично. Данло, ведя Тамару за руку, переступил через упавшую женщину, которая, как видно, праздновала слишком усердно. Он вертел головой, отыскивая в этом море лиц Бардо.
     - Данло! - загремел кто-то. - Тамара Десятая, идите сюда!
     Бардо стоял посреди комнаты в окружении восьми или девяти женщин, с тарелкой перечных орехов в руке, и из его карих глаз катились слезы. Отказавшись от пива, он пристрастился к острой пище, от которой во рту жгло и глаза наполнялись влагой. Он стал еще громадное, чем запомнилось Данло, и бурлил энергией, как будто его живот, глотка и губы преобразились в мясистый трубопровод для звездной плазмы. Его раскатистый бас привлекал внимание всех окружающих, а речь подкреплялась выразительными жестами. Каждый его палец был украшен кольцом с драгоценным камнем, радужный наряд усеян изумрудами, рубинами и опалами. На шее он открыто носил сверкающий ярконский огневит. Этот показной блеск мог бы умалить более мелкую личность, но истинная суть Бардо не уступала сиянием дорогому камню, и стиль его одежды только обрамлял эту суть, делая его еще более крупным.
     Бардо поставил тарелку на столик с лакированными вещицами и протянул руки навстречу Данло.
     - Паренек! - Он заключил Данло в объятия и похлопал его по спине. - Паренек, да ты здорово вырос.
     В самом деле, Данло почти сровнялся с ним ростом, хотя мускулов и жира у Бардо достало бы на двоих. Данло посмотрел ему в глаза, улыбнулся и тоже обнял Бардо - не чинясь, поалалойски, как если бы они принадлежали к одному племени.
     - Вы прекрасно выглядите, - сказал он.
     - Я чувствую себя прекрасно, как никогда. Порой мне кажется, что лучше уже и быть не может, однако я стараюсь -скоро сам увидишь. - Бардо повернулся к Тамаре и поклонился ей низко, как только позволил живот. - Польщен, что прекраснейшая из куртизанок вновь посетила мой дом. - В его широкой, откровенно радостной улыбке сквозило желание. - Насколько я слышал, с Данло вы уже познакомились.
     В этот момент позади Бардо мелькнуло что-то оранжевое, и появился Хануман. Пригубив бокал с водой, он перевел взгляд с Данло на Тамару. Держался он легко и непринужденно, однако его взгляд, казалось, стремился выпить из них информацию, которая только цефику могла пригодиться.
     - Хануман ли Тош! - воскликнул Бардо. - Я не видел, что ты тут стоишь - почему ты раньше не объявился?
     Хануман с улыбкой поклонился ему, ограничившись словами:
     - Здравствуйте, Бардо.
     - Немногословен, как цефик - вижу, вижу. Однако ты тоже молодец. Я надеялся, что ты станешь пилотом, но наряд цефика тебе к лицу. Знаешь ли ты, что твои мастера поговаривают, будто тебе когда-нибудь суждено стать Главным Цефиком?
     Хануман послал Бардо быстрый пронизывающий взгляд, говоривший о старой напряженности и новом понимании. Данло заметил, как потемнели его глаза и участилось дыхание, заметил признаки некого зловещего родства между ним и Бардо. Но в то время он не мог еще разгадать, в чем состоит это родство. Хануман между тем произнес очень четко и раздельно:
     - Я еще даже цефиком не стал, не говоря уже о мастере. В нашей профессии подготовка мастеров требует самого долгого срока. Вам должно быть известно, что не бывало еще кадета, который стал бы мастером-цефиком менее чем через пятнадцать лет.
     - Да, пятнадцать лет - это долго. - Бардо оглядел собравшихся вокруг. - Особенно в наше время. Пятнадцать лет назад Мэллори Рингесс был еще человеком, а я - пьяным дураком.
     Пока он говорил, какая-то крошечная женщина с красными глазами и лиловато-смуглой, как у него, кожей протиснулась к нему и сказала:
     - Дураком ты никогда не был. Разве Мэллори Рингесс избрал бы тебя своим другом, будь ты глуп?
     - Познакомьтесь, - сказал Бардо, - это моя кузина, принцесса Сурья Сурата Дал из Летнего Мира. А это мои друзья. Прежде всего - Тамара Десятая Ашторет, гетера Общества Куртизанок.
     Сурья поклонилась Тамаре отрывисто и холодно, как бы не одобряя ее профес