еденное  им
помещение.   Ослепленные,   растерянные,   они   не   Заметили   никаких
подробностей окружавшего их великолепия и решили отложить до  следующего
дня размышления, на которые их наводила эта необыкновенная обстановка.
   Утром, после ночи,  проведенной  в  тишине  комфортабельной  комнаты,
защищенной двойными рамами от уличного шума, они проснулись  при  мягком
свете электрического ночника. Светящийся циферблат дорогих стенных часов
показывал восемь.
   У изголовья кровати, в которой оба так хорошо отдохнули, они  увидели
ряд электрических кнопок, которые  ждали,  чтобы  их  коснулись  пальцы:
тогда в комнату явится горничная или  лакей.  Другие  кнопки  заказывали
ванну,   утренний   завтрак,   газету   -   в   чем   всегда   нуждались
путешественники, спешившие встать, - дневной свет.
   Эту именно кнопку и нажал искривленный палец миссис Титбюри.
   В ту же минуту плотные шторы  окон  механически  поднялись,  наружные
ставни опустились, и снопы солнечных лучей ворвались в комнату.
   Мистер и миссис  Титбюри  молча  взглянули  друг  на  друга.  Они  не
осмелились произнести ни единого слова, боясь, как бы оно не обошлось им
в несколько пиастров.
   Роскошь обстановки этой комнаты была  исключительная,  безумная;  все
здесь было самое  дорогое  -  мебель,  ковры,  шелковые,  штофные  очень
дорогие обои.
   Встав  с  постели,  чета  прошла  в  соседний   будуар,   где   царил
необыкновенный комфорт: умывальники с кранами холодной, горячей и теплой
воды, пульверизаторы, готовые наполнить воздух  своими  нежно  пахнущими
брызгами, мыла всех цветов и  запахов,  губки  исключительной  мягкости,
белоснежные полотенца.
   Одевшись, супруги Титбюри направились  в  смежные  комнаты.  Им  была
предоставлена целая квартира: столовая, в которой стол сверкал серебром;
гостиная,  обставленная  с  неслыханной  роскошью:  драгоценная  люстра,
картины больших мастеров,  художественная  бронза,  портьеры,  тисненные
золотом; дальше кабинет хозяйки, в котором стояло пианино с лежавшими на
нем  нотами,  стол  с  новыми  романами  и  альбомами  фотографий  штата
Луизиана, а  рядом  -  кабинет  хозяина,  где  красовались  целые  груды
новейших журналов,  газет,  наиболее  распространенных  в  Союзе,  самый
разнообразный выбор почтовой бумаги и конвертов и даже маленькая пишущая
машинка, готовая прийти в движение под пальцами путешественников.
   - Но ведь это точно пещера  Али-Бабы!  -  вскричала  миссис  Титбюри,
совершенно потрясенная тем, что видела.
   - И нужно полагать,  что  сорок  разбойников  здесь  тоже  где-нибудь
поблизости, - прибавил мистер Титбюри, - а вернее, даже целая сотня!
   В эту минуту  взгляд  его  упал  на  висевшую  на  стене  карточку  в
золоченой рамке с расписанием часов завтраков, обедов и ужинов для  тех,
кто предпочел бы требовать еду в свои комнаты.
   Комнаты, предназначенные для третьего партнера, были помечены номером
первым, и под этим номером стояло: "...предоставляемые  партнерам  матча
Гиппербона управлением Эксельсиор-Отеля".
   - Позвони, Герман, - могла только произнести миссис Титбюри.
   Кнопка была нажата, и джентльмен во фраке и белом галстуке появился в
дверях гостиной.
   В изысканных выражениях он передал супругам приветствие от управления
Эксельсиор-Отеля и его директора, польщенных тем, что их гостем  являлся
один из симпатичных участников великой национальной игры. Так как мистер
располагал свободным временем и решил провести "го в штате  Луизиана,  в
Новом Орлеане, в обществе своей почтенной супруги, то будут приняты  все
меры, чтобы  окружить  их  всевозможным  комфортом  и  разнообразить  их
развлечения. Что касается режима отеля, то, если  они  ничего  не  имеют
против того, чтобы следовать ему, утренний чай - в восемь часов,  первый
завтрак - в одиннадцать, ленч - в четыре, обед - в семь, вечерний чай  -
в десять часов. Кухня английская,  американская  или  французская  -  по
желанию; вина  лучших  погребов.  Ежедневно  в  распоряжение  известного
чикагского богача предоставлялся экипаж; элегантная яхта была всегда под
парами, готовая для всяких экскурсий по  реке  Миссисипи  вплоть  до  ее
устьев или для прогулок по озерам Барнье  и  Пон-Шартрен.  Им  ежедневно
предоставлялась ложа в опере, где в это время гастролировала французская
труппа, пользовавшаяся громкой известностью.
   - Сколько? - резко спросила миссис Титбюри.
   - Сто долларов.
   - В месяц?
   - В день.
   - И с каждого человека, не правда  ли?  -  прибавила  миссис  Титбюри
голосом, в котором звучали ирония и злоба.
   - Да, сударыня. Эти цены, исключительно приемлемые, были установлены,
как только мы узнали, что третий партнер  и  миссис  Титбюри  собираются
провести некоторое время в Эксельсиор-Отеле.
   Вот куда привела эту чету их несчастливая звезда! И ни в какое другое
место они отправиться не могли. Миссис Титбюри не имела даже возможности
перебраться в более скромную гостиницу...  Это  был  отель,  назначенный
волей Вильяма Дж. Гиппербона, причем особенно этому  удивляться  нечего:
ведь покойный был одним из главных его акционеров. Да, двести долларов в
день, шесть тысяч долларов за тридцать дней,  если  бы  супруги  пробыли
месяц в этой пещере Али-Бабы!
   Волной-неволей  приходилось  подчиниться.  Покинуть  Эксельсиор-Отель
значило бы быть исключенным из  партий,  правила  которой  не  допускали
никаких возражений. Это значило отказаться от всякой надежды получить  в
наследство миллионы покойного.
   И тем не менее, едва только мажордом вышел из комнаты:
   - Едем! - вскричал мистер Титбюри. - Берем наш чемодан и возвращаемся
в Чикаго!.. Я не останусь здесь ни одной минуты, зная,  что  каждый  час
стоит восемь долларов!
   - Останешься - сказала властная матрона.
   Город Круассан (Полумесяц, форму которого город имел при  основании),
как называют еще Новый Орлеан, был основан в 1717 году на  самом  изгибе
великой реки, которая  служит  его  южной  границей.  Остальные  города,
Батон-Руж,   Дональд-сонвилл   и   Шривпорт,   насчитывают   не    более
одиннадцати-двенадцати тысяч жителей.  Находясь  на  расстоянии  пятисот
семидесяти четырех лье от Нью-Йорка и в сорока пяти от устья  Миссисипи,
этот город  обслуживается  девятью  железнодорожными  путями,  и  тысяча
пятьсот пароходов делают рейсы по  его  водной  территории.  Перейдя  18
апреля 1862 года на сторону южан,  он  вынес  шестидневную  осаду  войск
армии генерала Фаррагута и был взят генералом Батлером.
   В этом громадном городе с населением в двести сорок две  тысячи  душ,
населением  различного  рассового  происхождения,   в   котором   черные
пользуются всеми  политическими  правами,  но  все  же  неравноправны  в
социальном отношении; в  этой  среде,  где  смешаны  французы,  испанцы,
англичане и анг-ло-американцы; в городе, в котором тридцать два сенатора
и девяносто семь депутатов, представленном в Конгрессе четырьмя членами;
в городе, служащем местопребыванием католического епископа, и это  среди
баптистов, методистов и представителей епископальной церкви, - в  самом,
так сказать, сердце штата Луизиана  намеревались  провести  целый  месяц
супруги  Титбюри,  таким  невероятным  способом  вырванные   из   своего
чикагского дома. Но так как преследовавшая их неудача  требовала  этого,
то лучше уж было все повидать и попользоваться всем,  что  только  можно
было получить за такую дорогую цену. Так, по  крайней  мере,  рассуждала
госпожа Титбюри.
   Вот почему за ними ежедневно приезжал великолепный экипаж  и  повсюду
их катал. Часто их сопровождали насмешливые "ура" уличной толпы, так как
все  знали  их  как  отвратительных  скряг,  не  пользовавшихся  ничьими
симпатиями ни в Грэйт-Солт-Лейк-Сити, ни в Кале, ни в Чикаго. Но что  из
того? Они этого не замечали. Ничто не могло их  заставить,  несмотря  на
столько  разочарований,  перестать  смотреть  на  себя  как  на  главных
любимцев матча Гиппербона.
   Так они катались  из  одного  предместья  в  другое,  по  всем  самым
элегантным кварталам города,  где  красовались  восхитительные  виллы  и
коттеджи, окруженные густой зеленью  апельсинных  деревьев  и  магнолий,
находившихся в это время в полном цвету.
   Так они прогуливались по насыпям шириной в пятьдесят туазов,  которые
защищают город от наводнений, по набережным, вдоль  которых  расположены
были в четыре ряда пароходы,  буксирные,  парусные  и  каботажные  суда,
откуда ежегодно отправляется до миллиона семисот тысяч кип  хлопка.  Это
никого не должно  удивлять,  так  как  торговый  оборот  Нового  Орлеана
выражается в цифре двести миллионов долларов в год.
   Они побывали также и в окрестностях Нового Орлеана: Эльджирер, Гретна
и Мак-Даругвилл,  переехав  предварительно  на  левый  берег  реки,  где
находятся все главные мастерские, фабрики и склады.
   В своем роскошном экипаже они катались по  всем  наиболее  элегантным
улицам города, застроенным  каменными  домами,  заменившими  деревянные,
уничтоженные  многочисленными  пожарами.  Чаще  же  всего  чета  Титбюри
появлялась  на  улицах  Ройяль  и  Сан-Луи,  крестообразно  перерезающих
французский квартал. И какие там очаровательные дома с зелеными ставнями
и просторными двориками, с журчащими водами бассейнов и какое  множество
редких цветов!
   Они посетили также и Капитолий, находящийся на  углу  улиц  Ройяль  и
Сан-Луи, древнее здание, превращенное во время войны Северных  штатов  с
Южными в законодательное учреждение, с палатами сенаторов  и  депутатов.
Но к отелю Сан-Шарль, одному из самых важных в городе, они  отнеслись  с
презрением, вполне  объяснимым  у  тех,  кто  проживает  в  несравненном
Эксельсиор-Отеле. Они посетили  также  красивые  здания  -  университет,
собор в готическом стиле, здание таможни, Ротонду с ее громадным  залом.
Там читатель находит лучшее собрание  книг,  праздный  путешественник  -
целый ряд художественных крытых галлерей, а биржевик - очень  оживленную
биржу, на которой  маклеры  различных  агентств  с  азартом  выкрикивают
изменчивый курс ставок матча Гип-пербона.
   На своей элегантной паровой яхте  они  совершали  прогулки  по  тихим
водам озера Пон-Шартрен и по реке Миссисипи.
   Любители  лирических  оперных  произведений  видали  их  в  опере,  в
предоставленной им ложе, где они тщетно старались уловить своими  ушами,
неспособными   воспринимать   никаких   музыкальных   звуков,   гармонию
оркестровой партии.
   Так они проводили дни, точно в каком-то  сне,  но  какое  пробуждение
ожидало их при возвращении к действительности!
   Между прочим, с ними произошло странное явление. Да, эти скряги вошли
во вкус своего нового существования: их ошеломили все  эти  ненормальные
условия жизни, они опьянели в физическом смысле  этого  слова,  сидя  за
роскошно сервированном столом, на котором они  не  хотели  оставлять  ни
единой крошки от подаваемых им блюд, с  риском  нажить  себе  болезни  и
расширение  желудка  в  приближавшиеся  годы   старости.   Они   считали
необходимым использовать полностью те двести долларов,  которые  тратили
каждый день в Эксельсиор-Отеле.
   А между тем время шло, хотя супруги  Титбюри  отдавали  себе  в  этом
только очень неясный отчет.  Их  пребывание  в  отеле  не  грозило  быть
прерванным, а  в  Чикаго  должно  было  произойти  четырнадцать  метаний
костей, прежде чем они могли получить право пуститься в  дорогу.  Каждые
сорок восемь часов результаты  этих  тиражей  громогласно  сообщались  в
Ротонде, подобно тому как это происходило в Аудиториуме.
   Как известно, тираж 8 июня отослал командора Годжа  Уррикана  в  штат
Висконсин, а тиражом 10 июня таинственный X. К. Z.  был  послан  в  штат
Миннесота.
   Ни один не был отправлен в штат Луизиана ни тиражом 12 июня,  который
производился для Макса Реаля, ни тиражом 14 июня, для Тома  Крабба,  так
что 16-го числа, в день, назначенный для Германа Титбюри  до  того,  как
неудача  отправила  его  в  девятнадцатую  клетку,  никакого  тиража  не
состоялось, а 18 июня нотариус Торнброк выбросил игральные кости на стол
в зале Аудиториума для четвертого партнера, Гарри Кембэла.
   Так неужели же супруги Титбюри были обречены вести этот  новый  образ
жизни, настолько же приятный, насколько разрушительный  для  здоровья  и
разорительный для карманa в  течение  всех  шести  недель,  которые  они
обязались провести в штате Луизиана?
   И разве не могла закончиться  партия  еще  до  того,  как  они  снова
приняли бы в ней участие? Разве один из партнеров не успел бы  добраться
за это время до шестьдесят третьей клетки?
   Будущее держало это в секрете. А тем временем дни шли за днями,  и  в
случае окончания матча  мистеру  и  миссис  Титбюри  ничего  другого  не
оставалось бы,  как  возвратиться  в  Иллинойс,  оплатив  предварительно
колоссальный счет Эксельсиор-Отеля. Во что же в общем  обошлось  им  это
безумное желание фигурировать среди "семерки" матча Гиппербона?
 
Глава X 
ДАЛЬНЕЙШИЕ СТРАНСТВОВАНИЯ ГАРРИ КЕМБЭЛА 
 
   Если супруги Титбюри и командор Уррикан имели основание жаловаться на
преследующие их  неудачи,  то  и  главный  репортер  газеты  Трибуна  до
некоторой степени тоже имел право огорчаться и  жаловаться:  при  первом
метании костей  выброшенное  число  очков  отослало  его  к  Ниагарскому
водопаду, штат Нью-Йорк, где он должен  был  уплатить  штраф,  а  оттуда
отправиться  в  Санта-Фе,  столицу  Нью-Мексико.  И  вот  теперь  -  при
последнем метании костей - ему предстояло  отправиться  сначала  в  штат
Небраска, а оттуда в штат Вашингтон,  находящийся  на  западной  окраине
территории Союза.
   Действительно, в городе Чарлстоне, штат Южная Каролина, где ему  был.
оказан такой горячий прием, Гарри  Кембэл  получил  4  июня  телеграмму,
сообщающую ему, что удвоенное число очков, выпавших на его долю (десять,
составленные из шести и четырех), препровождало его из  двадцать  второй
клетки в сорок вторую.
   Эта последняя, соответствующая штату Небраска, была выбрана  покойным
Гиппербоном для "лабиринта"  благородной  игры  в  "гусек".  И  особенно
неприятно было то, что попавший туда партнер должен был уплатить двойной
штраф, а затем вернуться обратно  в  тридцатую  клетку,  занятую  штатом
Вашингтон, хотя этот путь из Южной Каролины в Вашингтон  проходил  через
штат Небраска.
   Вполне понятно, что его сторонники, узнав об этом, были  поражены,  и
был момент, когда репортер едва не  лишился  завоеванного  им  положения
любимца матча,  которое  ему  приписывали,  -  надо  сознаться,  немного
лекомысленно, - во всех агентствах.
   Но Гарри Кембэл, настолько же ловкий, насколько и решительный,  сумел
успокоить тех, кто был заинтересован в его удаче.
   - Э, друзья мои, - вскричал он, - не приходите в отчаяние!.. Вы  ведь
знаете, что  длинное  путешествие  меня  не  пугает...  Из  Чарлстона  в
Небраску и из Небраски в Вашингтон - это можно сделать в два прыжка, а у
меня впереди целых две недели, от 4  июня  до  18,  чтобы  отмахать  эти
четыре тысячи миль!.. Железные дороги будут все время к моим услугам.  А
что касается штрафа, который мне  надо  уплатить,  то  это  относится  к
кассиру газеты Трибуна, и тем хуже, если он сделает  это  с  недовольной
гримасой!.. Неприятно  не  то,  что  надо  из  Небраски  отправляться  в
Вашингтон, а то, что из сорок  второй  клетки  придется  возвращаться  в
тридцатую. Но отодвинуться на какие-то двенадцать клеток -  об  этом,  в
сущности, тоже не стоит говорить, и я, конечно, быстро  нагоню  то,  что
случай у меня отнял!
   Как же не чувствовать абсолютного доверия к человеку, который  так  в
себе уверен! Как не рискнуть поставить на него значительные  суммы!  Как
скупиться на рукоплескания, которые он  вполне  заслуживал!..  И  такими
рукоплесканиями он был в это утро щедро награжден, подобно тому как  это
было накануне на банкете в городе  Астлей,  где  фигурировал  чудовищный
пирог,  весивший  восемь  тысяч  фунтов  и  напитавший  тысячу   пятьсот
семьдесят пять туземцев, населявших этот большой город.
   Но  Гарри  Кембзл  ошибался,  утверждая,  что  можно  отправиться  из
Чарлстона в Олимпию, столицу Вашингтона, указанную  в  депеше,  всячески
комбинируя поезда федеральной  железнодорожной  сети.  Нет,  требовалось
неуклонно держаться  той  строгой  последовательности  в  передвижениях,
которую должен был ему указать Бруман Бикгорн, секретарь редакции газеты
Трибуна. Половину же этого пути, до штата Небраска, можно было совершить
очень  быстро  теми  железнодорожными  путями,  которые  соединялись   с
Центральной Тихоокеанской железной дорогой.
   Как бы то ни было, времени терять было нельзя,  имея  в  виду  всегда
возможное запоздание, так же как  нельзя  было  позволять  себе  никаких
остановок в дороге. Нет, самым разумным было выехать из Чарлстона в этот
же вечер, что и было сделано Зеленым флагом при громких криках "ура" его
восторженных сторонников. Они  явились  к  Отходу  поезда,  стремительно
унесшегося вперед через равнины Южной Каролины.
   Эту первую часть маршрута проделали уже  многие  из  семи  партнеров.
Гарри Кембэл пересек  штат  Теннесси  и  5-го  числа  вечером  прибыл  в
Сент-Луис, штат Миссури, где Джовиту Фолей и Лисси Вэг ожидала "тюрьма".
Боясь потерять слишком много времени, если воспользоваться пароходом  по
реке вплоть до Омахи, он продолжал пользоваться железной дорогой  и  так
скомбинировал поезда, чтобы самым быстрым темпом попасть в  Канзас-Сити,
важнейший центр штата Небраска, куда и прибыл вечером 6 июня.
   Эту ночь ему надо было провести в городе Омахе, которому  Макс  Реаль
во время своего первого путешествия посвятил только несколько часов.
   Там застала  его  телеграмма,  посланная  вслед  секретарем  редакции
газеты Трибуна. В ней день за днем были  указаны  все  этапы  его  пути,
комбинированные таким образом, чтобы он  мог  явиться  в  Олимпию,  штат
Вашингтон, в полдень 18 июня. Вот окончание телеграммы:
   "Просят Гарри Кембэла  всячески  экономить  время,  которого  у  него
немного, и не забывать, что в редакции  газеты  хранятся  очень  большие
суммы, вложенные теми, кто держит пари за зеленый флаг".
   Ничего  другого  не  оставалось,  как  строго  придерживаться  данных
указаний. Репортер мог быть уверен,  что,  поступая  так,  он  явится  в
назначенный день, чтобы получить известие о четвертом тираже. Нужно было
надеяться, что все произойдет без малейшей задержки в пути, так как даже
полудневного запоздания было бы достаточно,  чтобы  погубить  результаты
всего его путешествия.
   Но будьте спокойны:  Гарри  Кембэл  решил  неуклонно  следовать  всем
указаниям. Ночь он провел в Омахе, потому  что  следующий  поезд  уходил
только  на  другой  день.  Он  достал  билет   и   вечером   приехал   в
Жюлесбург-Джанкшен,  близкий   к   границе   Колорадо,   неподалеку   от
Саут-Плат-Ривер.
   На  этот  раз,  покидая  Чарлстон,  журналист  имел  осторожность  не
объявлять о том, куда он едет, для того чтобы избежать всяких приемов  и
их неприятных последствий. Но в Жю-лесбурге  ему  не  удалось  сохранить
свое инкогнито, так как заказанная там карета ожидала уже его прибытия.
   Нужно, однако, сказать, что сторонники Гарри,  прибежавшие  встретить
его на вокзал,  сами  понимали,  что  его  ни  под  каким  видом  нельзя
задерживать, что у него  каждый  час  на  счету  и  что  эта  поездка  в
Мовэз-Терр, штат Небраска, совершается в очень неблагоприятное в  смысле
погоды время. Поэтому, встретив на перроне  вокзала  главного  репортера
газеты Трибуна, они  сами  посоветовали  ему  немедленно  отправиться  в
дальнейший путь, причем двенадцать таких англо-американцев  решили  даже
его сопровождать. Это было  только  желательно  при  переезде  по  таким
местам, где  все  еще  по  временам  встречаются  как  двуногие,  так  и
четвероногие враги.
   - Как вам угодно, господа,  -  сказал  Гарри  Кембэл,  пожимая  руки,
которые к нему протягивались, - только  при  условии,  если  вы