ойной штраф - три
тысячи долларов... Это меня искренне огорчает... да... и ты  должна  это
понять...
   Я только что прочел в газетах  о  результате  тиража  10  июня.  Пять
очков,  составленные  из  двух  и  трех,  отсылают  нашего   знаменитого
незнакомца X. К.  Z.  в  штат  Миннесота.  Из  сорок  шестой  клетки  он
перескакивает сразу в пятьдесят первую и сейчас впереди всех!..  Но  кто
же он, наконец, этот человек, черт возьми?  Он  мне  кажется  совершенно
исключительным удачником, и я далеко не  уверен,  что  мне  удастся  его
перегнать!..
   На этом, дорогая мама, я кончаю свое длинное  письмо,  которое  может
представлять для тебя интерес только потому, что его писал твой  сын,  и
от всего сердца обнимаю тебя, подписываясь тем  именем,  которое  сейчас
является именем одной из беговых  лошадей,  состязающихся  на  ипподроме
Вильяма Гиппербона:
   Макс Реаль".
 
Глава VIII 
УДАР ДОСТОЧТИМОГО ХЮНТЕРА 
 
   Кто, казалось бы, менее всех других имел основание очутиться в  сорок
седьмой клетке, штат Пенсильвания, в  главном  его  городе  Филадельфии,
самом важном во всем Союзе после Чикаго и Нью-Йорка, так это именно  Том
Крабб, типичное животное по своей природе и боксер по профессии.
   Но "судьба постоянно делает подобного рода ошибки", говорит  народная
пословица, и потому вместо Макса  Реаля,  Гарри  Кембэла  и  Лисси  Вэг,
способных  оценить  все  великолепие  данной   метрополии,   туда   было
направлено это глупое существо вместе с его тренером  Джоном  Мильнером.
Покойный член Клуба Чудаков этого, конечно, не мог предвидеть.
   Игральные кости начали действовать с самого утра 31 мая.  Известие  о
том,  что  выброшено  двенадцать  очков,  из  шести  и   шести,   быстро
распространилось по телеграфу, соединяющему  Чикаго  с  Цинциннати.  Вот
почему второй партнер принял все меры к тому, чтобы немедленно  покинуть
древний Поркополис.
   - Да! Поркополис! - воскликнул, уезжая  оттуда,  Джон  Мильнер,  и  в
голосе его прозвучало глубокое презрение.  -  Как,  в  тот  день,  когда
знаменитый Том Крабб почтил  этот  город  своим  присутствием,  все  его
население устремилось на отвратительный  конкурс  скота!  Внимание  всей
публики было сосредоточено на выставленной свинье, и ни одного "ура"  не
раздалось на вокзале в честь чемпиона  Нового  Света!..  Ну,  только  бы
положить в  карман  толстый  портфель  Гиппербона,  и  я  сумею  за  это
отомстить!
   В  чем  именно  должна  была  заключаться  эта  месть,  Джон  Мильнер
затруднился бы объяснить. К тому же прежде всего надо  было  постараться
выиграть партию. Вот почему Том Крабб, согласно указаниям, присланным по
телеграфу в это утро, в тот же  день  сел  на  поезд,  отправлявшийся  в
Филадельфию.
   Этот путь он имел время проделать не меньше десяти раз, так как штаты
Огайо и Пенсильвания соприкасаются. Едва вы переехали восточную  границу
одного, как уже очутились на  территории  другого.  Два  главных  города
разделены расстоянием, меньшим чем шестьсот миль, и существует несколько
железнодорожных  путей,  которыми  могут  пользоваться  путешественники.
Всего двадцать часов требуется, чтобы совершить этот переезд.
   Такая удача не осчастливила командора Уррикана, ей не позавидовали бы
ни молодой художник, ни репортер газеты Трибуна,  предпочитавшие  всегда
долгие переезды.
   Но Джон Мильнер все еще продолжал сердиться, решив ни одного  дня  не
оставаться дольше в этом городе, чересчур лакомом  до  всяких  феноменов
свиной породы. Да! Как только он поставит ноги на ступеньки  вагона,  он
не преминет  с  негодованием  отряхнуть  "прах  со  своих  сандалий".  И
действительно,  никого  не  заинтересовало  присутствие  Тома  Крабба  в
Цинциннати, никто не  явился  интервьюировать  его  в  отель  предместья
Ковингтон, где он остановился. Держатели пари не устремлялись  толпой  к
дверям его номера, как это было в  Остине,  штат  Техас,  и  в  почтовой
конторе не было ни души в тот день,  когда  Том  Крабб  явился  получать
телеграмму  нотариуса  Торнброка!  Тем  не  менее  благодаря  полученным
двенадцати очкам Том Крабб очутился на три клетки впереди Макса Реаля  и
на одну клетку впереди самого "Человека в маске".
   Джон Мильнер, оскорбленный в своем  самолюбии,  обиженный  отношением
населения  Цинциннати,  взбешенный  его  равнодушием,  покинул  отель  в
тридцать семь минут первого и в сопровождении Тома  Крабба,  только  что
кончившего свою вторую еду, направился на  вокзал.  Поезд  отправился  в
назначенное время и после разветвления пути в городе Колумбусе  переехал
восточную границу, образованную течением реки Огайо.
   В  Филадельфию,  или,  иначе,  в  Город   братской   любви,   столицу
Пенсильвании, Том Крабб прибыл около десяти часов вечера 31 мая и вместе
с тренером провел первую ночь в строжайшем инкогнито.
   На другой день с утра Джон Мильнер решил  пойти  посмотреть,  "откуда
дует ветер", с благоприятной ли стороны,  и  успел  ли  он  донести  имя
знаменитого боксера до берегов Делавэра? По  обыкновению,  Джон  Мильнер
оставил Тома Крабба в гостинице, приняв все надлежащие меры,  касающиеся
его первых двух завтраков.
   На этот раз, так же как и в Цинциннати, он не записал имен ни своего,
ни Тома Крабба в  книге  путешественников.  Прежде  всего  ему  хотелось
прогуляться по городу. Так как результат последнего тиража был  известен
уже  накануне,  то  он  узнает,  интересовались  ли  жители  Филадельфии
приездом Тома Крабба.
   Когда вопрос идет о беглом осмотре  города  третьего  или  четвертого
разряда, небольшого по площади, то это  может  быть  сделано  в  течение
нескольких часов, но иначе обстоит дело, когда один  какой-нибудь  город
как бы соединил в  себе  несколько  городов,  как,  например,  в  данном
случае. Филадельфия находится в непосредственном  соседстве  с  городами
Менэйнаком, Германстауном, Кемденом и Глостером и насчитывает, в  общем,
не  менее  двухсот  тысяч  домов  и  миллион  сто  тысяч  населения.   В
направлении от северо-востока  к  юго-западу,  вдоль  течения  Делавэра,
Филадельфия раскинулась на протяжении шести лье, и занимаемая ею площадь
почти равняется Лондону. Это объясняется тем, что в большинстве  случаев
жители Филадельфии живут каждый в своем собственном доме и  колоссальные
постройки с сотнями жильцов, как в Чикаго или Нью-Йорке, там редки. Этот
город особняков по преимуществу.
   Действительно, метрополия  эта  громадна;  в  ней  масса  воздуха,  и
некоторые ее улицы шириной в сто футов. Дома ее, построенные из  кирпича
и мрамора, красуются  в  тени  густых  деревьев,  сохранившихся  еще  от
отдаленнейшей эпохи. Ее сады отличаются роскошью  и  изяществом,  как  и
скверы и парки, причем ее Фермаунт-Парк - самый обширный из парков  всех
Соединенных штатов.  Он  занимает  площадь  в  тысячу  двести  гектаров,
которую окаймляет река Шнилькил, и его овраги сохранили еще свою прежнюю
дикую красоту.
   Во всяком случае, в этот  первый  день  Джон  Мильнер  мог  осмотреть
только ту часть города, которая расположена на правом  берегу  Делавэра,
откуда он поднялся в западный  квартал,  следуя  по  течению  Шнилькила,
притока реки Делавэра, который течет с северо-запада на юго-восток.
   Вот почему в этот день Джон  Мильнер  не  попал  в  городской  центр,
откуда  расходятся  радиусами  все  главные  городские  артерии  и   где
помещается  городская  ратуша,  громадное  здание  из  белого   мрамора,
постройка которого стоила немало миллионов.
   В конце концов, Джон Мильнср приехла в Филадельфию не для того, чтобы
ее осматривать. От него не ждали,  как  от  Макса  Реаля  или  от  Гарри
Кембэла,  картин  или  статей.  Его  миссия  заключалась  в  том,  чтобы
сопровождать Тома Крабба туда, куда направил его последний тираж. Но  он
хотел одновременно сделать из этого путешествия рекламу Тому  Краббу  на
тот случай, если  бы  тому  не  удалось  выиграть  шестьдесят  миллионов
долларов и пришлось заниматься своей профессией.
   Любителей этого вида спорта нашлось  бы  немало  в  Филадельфии,  где
насчитывались целые сотни тысяч рабочих в металлургических предприятиях,
и на механических заводах, и на химических заводах, в городе,  где  было
более шести тысяч всевозможных фабрик, не говоря  уже  о  большом  числе
портовых рабочих,  которые  занимаются  отправкой  нефти,  угля,  зерна.
Торговый, оборот уступает там только торговому обороту Нью-Йорка.
   Да, Тома Крабба должны были очень ценить в этом мире, где  физические
качества доминируют над  интеллектуальными.  А  в  других  классах,  так
называемых высших, разве мало встречается  джентльменов,  которые  умеют
ценить удар кулаком по физиономии и раздробление челюстей, произведенные
по всем правилам этого "искусства"?
   В чем Джон Мильнер убедился не без искреннего удовольствия, так это в
том, что рынок на Маркет-стрит, который считается самым колоссальным  из
рынков всех пяти частей света, не был занят никаким областным  конкурсом
скота. А потому его компаньон не мог встретить здесь соперника, которого
должен  был  бы  опасаться,  как  это  было  на   отвратительном   рынке
Спринг-Грова в городе  Цинциннати,  и  синий  флаг  не  склонится  перед
величием какого-нибудь феномена-свиньи.
   К тому же Джон Мильнер с самого начала чувствовал себя  здесь  вполне
успокоенным. Газеты Филадельфии с большим шумом  объявили  об  ожидаемом
приезде в штат Пенсильвания второго партнера матча Гиппербона,  которого
ждали между 31 мая и 14 июня. В этом приняла участие агентура держателей
пари.
   Биржевые маклеры муссировали и разжигали  страсти  игроков  в  пользу
Тома  Крабба,  утверждая,  что  он  одерживал  всегда  верх  над  своими
конкурентами и что ему достаточно двух счастливых ударов, чтобы добиться
цели... и прочее и прочее.
   И когда на  следующий  день  Том  Крабб  в  обществе  своего  тренера
совершал  прогулку  по  наиболее  посещаемым  улицам  города,  какое  он
почувствовал бы удовлетворение, если бы умел читать!
   Повсюду на стенах домов были наклеены гигантские афиши, напоминавшие,
правда, те, которые наклеивались в Цинциннати в ожидании  прибытия  туда
феноменальной свиньи, но на этот раз  уже  с  именем  второго  партнера,
написанным большими буквами,  в  целый  фут  вышиной,  и  сопровождаемым
бесчисленными  восклицательными  знаками,  как  бы   исполнявшими   роль
какой-то  почетной  стражи,  не  говоря  уже  о  брошюрках,  раздаваемых
населению маклерами различных агентств.
   ТОМ КРАББ! ТОМ КРАББ!! ТОМ КРАББ!!!
   ЗНАМЕНИТЫЙ ТОМ КРАББ, ЧЕМПИОЙ НОВОГО СВЕТА!!!
   ГЛАВНЫЙ ЛЮБИМЕЦ МАТЧА ГИППЕРБОНА1!
   ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ПОБЕДИЛ ФИТСИМОНСА И КОРБЭТА! ТОМ  КРАББ,  КОТОРЫЙ
ПОБИВАЕТ РЕАЛЯ, КЕМБЭЛА, ТИТБЮРИ, ЛИССИ ВЭГ, ГОДЖА УРРИКАНА И X. К. Z.
   ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ИДЕТ  ВПЕРЕДИ  ВСЕХ1!  ТОМ  КРАББ,  КОТОРЫЙ  ВСЕГО
ТОЛЬКО В ШЕСТНАДЦАТИ КЛЕТКАХ ОТ ЦЕЛИ! ТОМ КРАББ, КОТОРЫЙ ВОЗНЕСЕТ  СИНИЙ
ФЛАГ НА ВЫСОТУ ИЛЛИНОЙСА"1
   ТОМ КРАББ В НАШИХ СТЕНАХ"' УРА' УРА"! УРА ТОМУ КРАББУ!!!
   Само собой разумеется, что другие агентства, у которых не  Том  Крабб
состоял фаворитом,  выпускали,  в  свою  очередь,  другие  афиши,  также
перегруженные восклицательными  знаками  и  восхвалявшие  заслуги  Макса
Реаля и Гарри Кембэла. Увы, остальные партнеры - Лисси Вэг,  командор  и
Герман Титбюрн, - считались как бы вне конкурса.
   Поэтому  вполне  понятно  горделивое   чувство,   испытанное   Джоном
Мильнером, когда он "прогуливал"  своего  прославленного  компаньона  по
улицам Филадельфии, по площадям, скверам, по Фермаунт-Парку и  по  рынку
Маркет-стрит!
   Какое возмездие за неудачи, имевшие место в Цинциннати!.. Какой залог
конечного успеха!
   А между тем 7-го числа, в  разгар  этой  безумной  радости,  у  Джона
Мильнера  болезненно  сжалось  сердце.  Это  было   вызвано   совершенно
неожиданным  инцидентом,  сыгравшим  роль   укола   булавки,   грозящего
выпустить газ из воздушного шара, уже готового подняться ввысь!
   Другая афиша, такая же колоссальная, была повешена соперником Крабба,
не состоявшим в числе его конкурентов по матчу Гиппербона.
   КАВЭНЭФ ПРОТИВ КРАББА!
   Кто был этот Кавэнэф? Он был хорошо известен в  Филадельфии.  Боксер,
пользующийся громкой славой, который за несколько месяцев перед тем  был
побежден Томом Краббом и до сих пор не мог еще ему  отомстить,  несмотря
на все самые настойчивые вызовы. И вот теперь во время  пребывания  Тома
Крабба в Филадельфии на афише после имени Кавэнэфа появились слова:
   ВЫЗОВ ЧЕМПИОНУ! ВЫЗОВ!! ВЫЗОВ!!!
   Конечно, у Тома Крабба было более существенное занятие, чем  отвечать
на подобную провокацию: спокойно ждать, пользуясь приятным  far  niente,
срока ближайшего тиража. Но Кавэнэф, или, вернее,  те,  которые  толкали
его на борьбу с чемпионом Нового Света, смотрели на это  дело  иначе.  И
кто знает? Не было ли это  выходкой  какой-нибудь  враждебной  агентуры,
которая желала  задержать  в  дороге  наиболее  преуспевавшего  из  всех
партнеров?
   Джон   Мильнер   должен   был   удовольствоваться   пожатием    плеч.
Сочувствующие Тому Краббу тоже советовали ему оставить  эти  вызовы  без
ответа.
   Но, с одной стороны,  Джон  Мильнер  знал  безусловное  превосходство
своего компаньона над Кавэнэфом в деле бокса, а с другой - ему приходила
в голову такая мысль: если в конце концов Том Крабб не выиграет  партии,
если его не обогатят миллионы Гиппербона и он будет  вынужден  выступать
как боксер на публичных состязаниях, то не  повредит  ли  его  репутации
этот  отказ  на  вызов,  предложенный  ему  при   таких   исключительных
обстоятельствах?
   В общем, дело кончилось тем, что после нескольких  новых,  еще  более
вызывающих афиш, целью который  было  запятнать  честь  чемпиона  Нового
Света, на следующий день на стенах Филадельфии  можно  было  прочесть  в
афишах следующее:
   ОТВЕТ НА ВЫЗОВ! КРАББ ПРОТИВ КАВЭНЭФА!!
   Можно себе представить, какой это произвело эффект!
   Как! Том Крабб принимал  вызов!  Том  Крабб,  который  шел  во  главе
"семерки", готов был рискнуть  своим  положением,  согласившись  на  эту
борьбу!.. Разве он забыл, какой партии он был участником,  забыл,  какое
количество людей держало за него пари? Да, да, он дал  свое  согласие!..
"К  тому  же,  -  говорил  себе  не  без  основания  Джон   Мильнер,   -
раздробленная челюсть или  выбитый  глаз  не  помешали  бы  Тому  Краббу
продолжать путешествие и оставаться на лучшем счету в матче Гиппербона".
   Да, реванш нужно было взять и лучше раньше, чем позже.
   Между тем произошло следующее: так как бои подобного  рода  запрещены
даже в Америке, местная полиция запретила  предполагаемую  встречу  двух
героев под угрозой  заключения  их  в  тюрьму  и  штрафа.  Правда,  быть
задержанным в этой  западной  исправительной  колонии,  где  заключенных
заставляют учиться на каком-нибудь инструменте и  играть  потом  на  нем
целыми днями (какой получался ужасающий концерт, в  котором  преобладали
унылые звуки гармоники, легко представить!), еще не составляло  чересчур
строгого наказания, но  самая  эта  задержка,  невозможность  выехать  в
назначенный срок... Они поплатились бы  запозданием,  подобно  тому  как
Герман Титбюри в штате Мэн.
   Но, быть  может,  оставалась  еще  какая-нибудь  возможность  принять
вызов, не боясь вмешательства в дело шерифа?
   Действительно, разве нельзя было встретиться в каком-нибудь  укромном
месте, не говоря никому, где именно и в какое время,  и  разрешить  этот
вопрос вне стен Филадельфии?
   Так и было сделано. Одни только секунданты двух боксерoв и  несколько
любителей, пользующихся особым почетом, оказались в  курсе  предпринятых
мер.
   Таким образом, все должно было произойти среди профессионалов,  и  по
их возвращении в город местным властям  незачем  будет  заниматься  этой
историей. Нужно сознаться, что особой осторожности проявлено не было. Но
что поделать, когда замешано самолюбие!
   По окончании предварительных переговоров (новых афиш с вызовом больше
не появлялось) разнесся слух, что встреча отложена до окончания матча, и
можно было думать, что никакого поединка не произойдет.
   А между тем 9-го числа около восьми часов утра  в  маленьком  городке
Эрондале,  лежавшем  в  тридцати   милях   от   Филадельфии,   несколько
джентльменов собрались в одном из городских  залов,  тайно  нанятом  для
этой церемонии.
   Фотографы и кинооператоры присутствовали тут же, чтобы сохранить  для
потомства все фазы этой захватывающей борьбы.
   Среди присутствующих находились  Том  Крабб  в  полной  форме  борца,
готовый дать работу своим громадным рукам, уже тянувшимся к  противнику,
и Кавэнэф, не такой высокий, как Крабб, но такой же  широкий  в  плечах,
обладавший совершенно исключительной силой. Словом, это были два  борца,
способные дойти до двадцати или тридцати раундов, то есть схваток.
   У первого ассистентом был Джон Мильнёр, у второго -  его  собственный
тренер.  Их  окружали  любители  и  профессионалы,  жадные  до   зрелища
состязания этих двух машин силой в четыре кулака.
   Но едва только руки борцов приняли требуемое положение,  как  в  зале
появился шериф этого города Винсент Брюк в сопровождении  Гуго  Хюнтера,
священника приходской церкви методистов. Он торговал большим количеством
библий,  являвшихся  одновременно  антисептическим  и   антискептическим
средством. Предупрежденные одним, из жителей города, оба  они  прибежали
на поле сражения, для того  чтобы  не  допустить  этой  антиморальной  и
унизительной встречи,  причем  один  действовал  во  имя  пенсильванских
законов, другой - во имя законов божеских.
   Никто, конечно, не удивится, узнав, что они были приняты очень  плохо
обоими чемпионами и зрителями, большими лакомками до этого вида  спорта,
успевшими уже заключить несколько пари на значительные суммы.
   Шериф и священник хотели говорить - им в этом  отказали.  Они  хотели
разнять борющихся - им оказали сопротивление. Что, в сущности, могли они
сделать вдвоем  против  таких  двух  мускулистых  и  коренастых  борцов,
достаточно сильных, по-видимому, для того, чтобы одной  рукой  заставить
их отлететь по крайней мере на двадцать футов от места поединка?
   Без сомнения, за них говорил "священный" характер их миссии. Один  из
них был представителем власти земной, другой - небесной, но  не  хватало
содействия полиции, которая обычно приходила им на помощь.
   И в тот самый момент, когда Том Крабб и Кавэнэф становились  в  позу,
один - нападающего, другой - защищающегося:
   - Остановитесь! - закричал Винсент Брюк.
   - А иначе - берегитесь! - крикнул, в свою очередь,  досточтимый  Гюго
Хюнтер.
   Но это не помогло, и несколько кулачных ударов  были  пущены  в  дело
впустую, благодаря удачным маневрам обоих боровшихся.
   И вот тогда произошла сцена,  вызвавшая  сначала  изумление,  а  зтем
восхищение всех присутствовавших в зале.
   Оба - и шериф и священник -  не  отличались  ни  высоким  ростом,  ни
крепким телосложением, оба были среднего роста, oба  худощавые.  Но  они
обладали исключительной гибкостью, ковкостью и быстротой.
   В один момент Винсент Брюк и Гуго Хюнтер очутились на боксерах.  Джон
Мильнёр пытался преградить дорогу священнику, но получил от  него  такую
пощечину, что свалился и едва не  потерял  сознания,  а  секунду  спустя
Кавэнэф получил сильнейший удар кулаком в левый глаз  от  шерифа,  в  то
время как священник наносил такой же удар по правому глазу Тома Крабба.
   Оба профессионала готовы были убить нападающих, но те, избегая атак и
делая прыжки и скачки с ловкостью настоящих обезьян, не  попали  ни  под
один из направленных на них ударов.
   И начиная с этого момента (что не должно никого удивлять, так как это
происходило среди группы знатоков) уже не боксерам, а Винсенту  Брюку  и
Гуго Хюнтеру восхищенные зрители стали аплодировать  и  кричать  громкое
"ура".
   В  конце  концов  методист  оказался  методичным   в   своей   манере
действовать по всем правилам искусства и, сдел