осла.
Нечего прибавлять, что ни доктор, ни аптекари не принимали в  этом  деле
никакого участия, но возможно, что больной остался  от  этого  только  в
выигрыше.
   В общем, чета запоздала всего только на четыре дня, и 23-го  начались
приготовления  к  дальнейшему  путешествию.  Пришлось  вынуть  из  кассы
кредитные билеты на сумму в несколько тысяч долларов, и 24-го утром  муж
и жена снова отправились в путь, имея в  своем  распоряжении  достаточно
времени, чтобы в назначенный срок прибыть в столицу мормонов.
   Из Чикаго железная дорога идет прямо в Омаху,  оттуда  -  в  Огден  и
дальше, вплоть до Сан-Франциско.
   В конце концов чета Титбюри должна была быть счастлива тем, что ее не
отослали куда-нибудь в Калифорнию: их путь удлинился бы тогда  на  целую
тысячу миль.
   28 мая после полудня они прибыли  в  Огден,  важную  станцию,  откуда
добавочная железнодорожная ветвь ведет в Грэйт-Солт-Лейк-Сити.
   Там произошла встреча, спешу  пояснить,  не  двух  поездов,  но  двух
партнеров матча Гиппербона, встреча, которая повлекла  за  собой  весьма
странные последствия.
   В этот самый день в полдень Макс Реаль, возвращаясь из  Национального
парка,  остановился  в  Огдене,  откуда  на  следующий  день,  29   мая,
намеревался поехать  в  Шайенн,  чтобы  узнать  о  результатах  третьего
метания игральных костей. И вот, прогуливаясь по платформе  вокзала,  он
неожиданно наткнулся на Германа Титбюри, того самого Титбюри, в обществе
которого он следовал за погребальной колесницей  Вильяма  Гиппербона,  а
потом сидел в зале Аудиториума во время чтения завещания  эксцентричного
покойника.
   На этот раз чета Титбюри не ришилась путешествовать  под  вымышленной
фамилией.  Супруги  не  хотели  вновь  подвергаться  тем  неприятностям,
которые потерпели в Кале, и если бы мистер Титбюри нашел возможность  не
называть себя во время пути, то,  разумеется,  по  приезде  в  гостиницу
города Грэйт-Солт-Лейк-Сити он не замедлит расписаться  своим  настоящим
именем. Незачем, не правда ли, разглашать во время пути об ожидавшем его
наследстве в триста миллионов франков! Достаточно будет сказать об  этом
в  самой  столице  штата  Юта,   а   если   бы   там   попробовали   его
эксплуатировать, он сумеет себя защитить.
   Поэтому можно представить себе, как он был неприятно изумлен, когда в
присутствии нескольких пассажиров, вышедших  вместе  с  ним  из  вагона,
кто-то назвал его по имени.
   - Если я не ошибаюсь, с господином Германом Титбюри из  Чикаго,  моим
конкурентом в матче Гиппербона, я имею удовольствие сейчас говорить?
   Чета вздрогнула от неожиданности. Видимо недовольный  этим  вопросом,
обращавшим на них внимание публики, мистер Титбюри  обернулся  и  сделал
вид, что совершенно не помнит этого молодого  человека,  хотя  прекрасно
его узнал.
   - Вероятно вы ошиблись, - ответил он, - я не тот,  за  кого  вы  меня
принимаете.
   - Извините, - возразил молодой художник, - я  не  мог  ошибиться!  Мы
были вместе на знаменитых похоронах... в Чикаго...  Макс  Реаль,  первый
партнер...
   - Макс Реаль?.. - переспросила миссис Титбюри таким тоном, точно  она
слышала это имя впервые.
   Тогда Макс Реаль, которого это начинало раздражать, сказал:
   - Что же, в конце концов, все это значит? Разве вы не Герман  Титбюри
из Чикаго?
   - Но, - ответил тот, - по какому праву вы позволяете себе  спрашивать
меня?
   - А, так вы вот как это принимаете? - воскликнул Макс Реаль,  надевая
шляпу. - Вы не желаете быть больше мистером Титбюри, одним из "семерых",
который сначала был послан в штат Мэн, а потом в Юта... Ну что  ж!  Дело
ваше!.. Что касается меня, то я Макс Реаль и возвращаюсь из Канзаса,  из
Вайоминга. А теперь - добрый вечер.
   И так как поезд  в  Шайенн  отправлялся  через  одну-две  минуты,  он
бросился в один из вагонов, сопровождаемый  Томми,  оставив  на  перроне
изумленную чету, посылавшую проклятия этим ни на что  не  годным  людям,
художникам.
   В эту минуту какой-то человек, не без интереса  следивший  издали  за
этой маленькой сценой, подошел к мистеру и миссис Титбюри. Он был одет с
некоторой изысканностью, на вид ему можно было дать  лет  около  сорока;
лицо - приятное, открытое, могущее внушить  полное  доверие  даже  самым
подозрительным людям.
   - Вот невежа, который заслужил хорошего урока  за  свою  дерзость,  -
проговорил он с легким поклоном по адресу миссис Титбюри, -  и  если  бы
только я не боялся вмешаться в дела, которые меня не касаются...
   - Очень вам благодарен, -  ответил  Титбюри,  польщенный,  что  такой
элегантный господин выражал желание за него заступиться.
   - Но, - продолжал этот изящный незнакомец, - разве это  действительно
Макс Реаль, ваш партнер?
   - Да... мне кажется... действительно... - ответил мистер  Титбюри.  -
Хотя я его почти не знаю...
   - В таком случае, - прибавил незнакомец. - я ему  желаю  всевозможных
неприятностей за то, что он позволил себе говорить таким тоном с людьми,
заслуживающими всякого  уважения,  а  вам  желаю  победить  его  в  этой
партии... Его, а также и всех других, само собой разумеется!
   Нужно было быть настроенным очень враждебно ко всем людям,  чтобы  не
отнестись сочувственно к человеку, выказывавшему такую  любезность  и  в
такой мере интересовавшемуся успехом мистера и миссис Титбюри.
   Кто   же   был   этот   незнакомец?   Мистер   Роберт    Инглис    из
Грэйт-Солт-Лейк-Сити, собиравшийся в  тот  же  день  туда  возвратиться,
коммивояжер одного торгового предприятия,  который  прекрасно  знал  всю
округу, изъездив ее вдоль  и  поперек  в  течение  нескольких  лет.  Вот
почему, объявив свое имя и свою профессию, он  галантно  предложил  чете
Титбюри свои услуги в качестве проводника, обещая найти гостиницу по  их
вкусу.
   Разве можно было отказаться от  такого  предложения  мистера  Роберта
Инглиса, который им к тому же заявил, что он  ассигновал  большую  сумму
денег, держа пари за успех третьего партнера! А потому,  взяв  небольшой
багаж четы Титбюри, мистер Инглис последовал за ней в  один  из  вагонов
поезда, который уходил через несколько минут из Огдена.  Мистер  Титбюри
был особенно тронут тем, что мистер  Роберт  Инглис  выражал  готовность
расправиться с Максом Реалем так, как тот, по  его  мнению,  заслуживал.
Вообще, он мог только поздравить себя  с  тем,  что  судьба  послала  им
такого любезного товарища по путешествию, готового служить проводником в
столицу штата Юта.
   Таким образом, все складывалось  как  нельзя  лучше.  Путешественники
сели в вагон, и можно с уверенностью сказать, что никогда еще  время  не
летело для них так  быстро,  как  в  течение  этого  переезда  длиной  в
пятьдесят с чем-то миль.
   В беседе мистер Инглис оказался настолько же интерес ным, насколько и
неистощимым.  Что,  по-видимому,  особенно  понравилось   очаровательной
миссис Титбюри, так это то, что их новый знакомый оказался сорок третьим
по счету ребенком в семье мормонов, само собой разумеется, родившимся до
того, как  полигамия  была  запрещена  декретом  президента  Соединенных
штатов.
   Это не должно никого удивлять, так как апостол Герберт Кимлеб, первый
советник церкви, умирая, оставил тринадцать жен и пятьдесят трех  детей.
Нужно надеяться, что репортер  Трибуны  Гарри  Кембэл,  если  бы  судьба
перенесла его в штат Юта, никогда не  стал  бы  брать  пример  с  своего
однофамильца. К тому же эти два имени пишутся  не  совсем  одинаково,  а
главное то, что  в  Грэйт-Солт-Лейк-Сити  полигамия  в  настоящее  время
окончательно запрещена.
   Если этот разговор нравился Титбюри, то  именно  потому,  что  нельзя
было себе представить  собеседника  более  очаровательного,  чем  мистер
Инглис. Он рассказал об Иосифе Смите, который в 1830  году  почувствовал
себя пророком  и  нашел  золотые  таблички,  на  которых  были  написаны
божественные законы мормонизма, но вскоре затем был умерщвлен. Инглис  в
трогательных дифирамбах рассказал о Бригаме Юнге, папе и  главе  церкви,
который, не считаясь ни с усталостью, ни с опасностями,  перевел  членов
общины в местность, смежную с  Грэйт-Солт-Лейк-Сити,  где  в  1847  году
основал Новый Иерусалим.
   Но преследование "верных" становилось все интенсивнее  и  в  "святом"
городе, так как федеральное правительство прекрасно поняло  (это  Роберт
Инглис скрыл), что штат Юта стремится  главным  образом  к  тому,  чтобы
сделаться независимым, а не к  тому,  чтобы  культивировать  религиозные
убеждения секты. Вот почему в 1851 году генерал Грант  заключил  папу  и
апостолов в тюрьму.
   - О, друзья мои! - вскричал Роберт Инглис, и  в  голосе  его  звучали
такие растроганные  нотки,  что  они  вызвали  слезы  на  глазах  миссис
Титбюри. - Если бы вы знали Бригама Юнга, нашего всеми почитаемого папу,
если бы видели его волосы, зачесанные  хохолком,  его  седеющую  бороду,
обрамляющую щеки и подбородок, его глаза, похожие на глаза рыси, если бы
вы знали Джорджа Смита, двоюродного брата пророка,  написавшего  историю
церкви, и Даниэля Уэлса,  второго  советника,  и  Элизу  Сноу,  одну  из
духовных жен папы...
   - Она была хорошенькая? - спросила миссис Титбюри.
   - Страшно безобразная. Но что значит красота для женщины?! -  ответил
Роберт Инглис, и та, которой он говорил, слегка улыбнулась одобрительной
улыбкой.
   - А каких лет теперь Бригам Юнг? - спросил мистер Титбюри.
   - Никаких, потому что он уже умер, но если бы он жил, ему было бы сто
два года.
   - А вы, мистер Инглис?  -  спросила  после  маленькой  паузы  госпожа
Титбюри. - А вы сами - женаты?
   - Я, дорогая госпожа  Титбюри?  Но  для  чего  теперь  жениться,  раз
полигамия  запрещена;  Справляться  с  одной  женой   труднее,   чем   с
пятьюдесятью.
   И мистер Инглис засмеялся так заразительно, что чета Титбюри не могла
не присоединиться к его веселью.
   Территория Огденской ветки очень плоская и бесплодная; почва ее -  из
песка и глины, смешанных с  солончаками,  покрывающими  его  поверхность
беловатым налетом, как это можно видеть в обширной пустыне  на  западном
побережье озера. Там  растет  только  тимьян,  шалфей,  розмарин,  дикий
вереск и громадное количество подсолнухов с желтыми цветами. На  востоке
поднимаются далекие окутанные туманом вершины горной цепи Уасэг.
   В    половине    восьмого    поезд    остановился     у     платформы
Грэйт-Солт-Лейк-Сити.
   "Великолепный город!" сказал Роберт Инглис. И, конечно, спутник  четы
Титбюри не позволит своим новым  друзьям  уехать  прежде,  чем  они  его
хорошо не осмотрят, город с пятидесятитысячным  населением  (пять  тысяч
он, между прочим,  прибавил).  Великолепный  город,  -  повторил  он,  -
обрамленный на востоке великолепными горами и  соединенный  великолепным
Иорданом   с   великолепным   Соленым   озером;   город,    отличающийся
необыкновенно здоровым климатом,  с  домами  и  коттеджами,  окруженными
массой  зелени,  огородами,  плодовыми  садами,  засаженными   яблонями,
сливовыми, абрикосовыми и персиковыми деревьями, дающими лучшие во  всем
мире плоды! А по обеим сторонам  улиц  великолепные  магазины,  каменные
здания,  такие  великолепные!  Все  его  памятники  представляют   собой
великолепные   образцы   мормонской   архитектуры.   Великолепный    дом
президента, в котором проживал когда-то  сам  Бригам  Юнг,  великолепный
табернакль , чудо архитектурного искусства, строение, где могли свободно
помещаться восемь тысяч "верных". А в былые  времена  какие  происходили
великолепные церемонии, во время которых папа и его  апостолы  восседали
на великолепной эстраде, окруженными святыми -  мужчинами,  женщинами  и
детьми! В общем, все сплошь великолепие.
   Нужно сознаться, что из любви к своему родному городу  мистер  Инглис
допускал   в   своем    рассказе    некоторые    преувеличения.    Город
Грэйт-Солт-Лейк-Сити не заслуживает таких похвал. Он слишком  велик  для
своих жителей, и если он обладает некоторыми  природными  красотами,  то
художественные красоты в нем совершенно отсутствуют.
   Что же касается знаменитого табернакля, то,  по  правде  сказать,  он
производит впечатление крышки громадного парового котла,  положенной  на
землю.
   Во всяком случае,  не  могло  быть  речи  о  том,  чтобы  осматривать
Грэйт-Солт-Лейк-Сити в этот самый вечер. Необходимо  было  прежде  всего
выбрать гостиницу, и так как господин  Титбюрй  не  желал  и  слышать  о
каких-нибудь высоких ценах, то его проводник предложил  ему  поместиться
вне самого города, в Чип-Отеле, или, иначе говоря, в Дешевой гостинице.
   При этом названии и муж и жена почувствовали себя вполне успокоенными
и довольными. Потом, оставив чемодан на вокзале, с тем что они придут за
ним, если Чип-Отель им понравится, они последовали за мистером Инглисом,
выразившим желание нести сумку и плед "прелестной и почтенной дамы".
   Спустившись в нижние кварталы города, где супруги  Титбюрй  не  могли
ничего видеть, так как была уже почти ночь, и дойдя  до  правого  берега
реки, которую мистер Инглис назвал Крессент-Ривер, они прошли около трех
миль.
   Возможно, что чета Титбюрй нашла этот путь немного  длинным,  но  при
мысли, что гостиница окажется тем  дешевле,  чем  дальше  она  будет  от
города, они, конечно, не жаловались.
   Наконец около половины девятого,  когда  их  окутала  уже  абсолютная
темнота, так как небо  было  все  в  тучах,  путешественники  подошли  к
крыльцу дома, о внешности которого они в темноте не могли судить.
   Спустя  несколько  минут  хозяин  гостиницы,  надо  сознаться,  малый
довольно-таки  жуткого  вида,  провел  их  в  комнату  нижнего  этажа  с
выбеленными известкой стенами; мебель ее составляли кровать, стол и  два
стула.Они нашли это вполне достаточным и поблагодарили мистера  Инглиса,
который простился с ними, обещав прийти на следующий день утром.
   Очень  утомленные,  мистер  и  миссис  Титбюрй,  поужинав   остатками
провизии, которые они нашли в своей дорожной сумке, легки спать.  Вскоре
они крепко заснули, и оба видели  во  сне,  что  предсказание  милейшего
мистера Инглиса  сбылось  и  что  следующее  метание  костей  давало  им
возможность обогнать на несколько клеток своих соперников.
   Они  проснулись  в  восемь  часов  утра  и  чувствовали  себя  вполне
отдохнувшими; оделись не спеша, так как им нечего было делать в ожидании
прихода своего проводника, чтобы в его обществе осмотреть город. Это  не
означало, конечно, что они были любознательны по природе, о нет! Но  как
отказаться от  любезного  предложения  Роберта  Инглиса,  который  хотел
показать им все чудеса великого мормонского города!
   Было уже девять часов. Никто не являлся.  Мистер  и  миссис  Титбюри,
совсем одетые, готовые отправиться на прогулку, стояли у окна и смотрели
на большую дорогу, которая шла мимо Чип-Отеля.
   Дорога эта, как им объяснил накануне их любезный чичероне , в прежние
времена была дорогой эмигрантов. Она шла по берегу Крессент-Ривер, и  по
ней   тянулись   когда-то   целые   фургоны,    наполненные    товарами,
предназначенными для лагерей первых пионеров (переселенцев). Эти фургоны
были запряжены волами, которыми правил специальный погонщик, и, для того
чтобы проехать расстояние от Нью-Йорка  до  западной  территории  Союза,
требовалось несколько месяцев.
   Чип-Отель находился, очевидно, в очень  уединенном  месте,  так  как,
высовываясь из окна, мистер Титбюри не видел ни одного дома ни на  этом,
ни на противоположном берегу реки. Ничего, кроме темной зелени  сосновых
лесов, покрывавших склоны высокой горы.
   В десять часов все еще никого не было. Мистер и миссис Титбюри начали
волноваться, притом они уже испытывали голод.
   - Пойдем куда-нибудь, - сказала жена.
   - Хорошо, пойдем, - сказал он.
   Они  открыли  дверь  своей  комнаты  и  очутились  в   большом   зале
деревенского кабачка, дверь которого выходила на дорогу.
   На пороге виднелись двое  плохо  одетых  мужчин.  Вид  их  не  внушал
доверия. Их глаза были затуманены джином,  и  казалось,  они  стояли  на
страже у слегка приотворенной двери.
   - Выход запрещен!
   Это восклицание,  сделанное  грубым  тоном,  относилось  к  господину
Титбюри.
   - Как?! Нельзя выйти?
   - Нельзя... не заплатив.
   - Не заплатив?!
   Из всех слов английского языка это было то, которое звучало  особенно
неприятно для мистера Титбюри.
   - Заплатить?! - повторил он. - Заплатить, чтобы иметь  право  выйти?!
Вы шутите!..
   Миссис Титбюри, охваченная в первую минуту невольным  страхом,  иначе
взглянула на положение и спросила:
   - Сколько?
   - Три тысячи долларов!
   Этот голос... Она  его  узнала...  Это  был  голос  Роберта  Инглиса,
который в этот момент появился на пороге гостиницы.
   Но господин Титбюри, менее проницательный,  чем  его  жена,  все  еще
хотел обратить это дело в шутку.
   - Э, - воскликнул он, - а вот и наш друг!
   - Собственной своей персоной, - ответил тот.
   - И все в таком же хорошем настроении?
   - Все в таком же.
   - Не правда ли, очень забавно это требование трех тысяч долларов!
   - Что поделать, мой милейший мистер Титбюри, - ответил мистер Инглис,
- такова цена одной ночи в Чип-Отеле.
   - Вы это серьезно? - просила миссис Титбюри бледнея.
   - Очень серьезно, миссис Титбюри.
   Ее супруг в порыве гнева попытался было проскочить в дверь.
   Две сильные руки тяжело опустились на его плечи и приковали к месту.
   Этот Роберт Инглис был просто-напросто одним из тех негодяев, которых
так много встречается  в  отдаленных  местностях  Союза,  где  они  ждут
подходящих весьма нередких удобных случаев. Уже не  один  путешественник
был обобран этим якобы  сорок  третьим  ребенком  мормонской  семьи  при
содействии таких участников, как эти два индивидуума, стоявшие у  дверей
Чип-Отеля. Попав на след подходящей для Него жертвы, он  предложил  свои
услуги супругам Титбюри и, удачно выведав от них в  разговоре,  что  они
везут с собой три тысячи долларов - весьма неосторожное признание,  надо
сознаться, - завел их в этот уединенный кабачок,  где  они  были  теперь
всецело в его власти.
   Мистер Титбюри это понял, но слишком поздно.
   - Послушайте, - сказал он, - я требую, чтобы вы нас немедленно отсюда
выпустили! У меня в городе дела...
   - Не ранее второго июня, когда вы должны будете получить  телеграмму,
а сейчас только двадцать девятое мая.
   - И вы предполагаете задержать нас здесь еще  в  течение  целых  пяти
дней?
   - Возможно даже долее, возможно даже  значительно  долее,  -  ответил
любезный джентльмен, -  если  только  вы  не  уплатите  мне  три  тысячи
долларов кредитными билетами одного из банков Чикаго.
   - Негодяй!
   - Я говорю с вами вежливо, - заметил мистер Инглис,  -  будьте  добры
говорить также и самною, мистер Голубой флаг!
   - Но эти деньги... это все, что я имею.
   - Такому богачу, как Герман Титбюри, будет очень  легко  выписать  из
Чикаго столько,  сколько  ему  понадобится...  Касса  его  в  прекрасном
состоянии!.. Заметьте, дорогие, что эти три тысячи  долларов  вы  имеете
сейчас при себе и что я легко мог бы вынуть их из  вашего  кармана.  Но,
клянусь Ионафаном, мы не воры. Таковы цены  Чип-Отеля,  и  вам  придется
этому подчиниться.
   - Никогда!
   - Как угодно.
   После этих слов дверь снова заперли, и супруги оказались заключенными
в низкой комнате гостиницы.
   Какие проклятия посылали они этому ужасному путешествию, связанному с
ним утомлению, не говоря уже об  опасности,  которой  они  подвергались!
После   штрафа,   уплаченного   в   Кале,   теперь   этот    грабеж    в
Грэйт-Солт-Лейк-Сити! И какое несчастье, что они встретили этого бандита
Инглиса!
   - Нашими бедами мы обязаны негодяю Реалю! - вскричал мистер  Титбюри.
- Мы не хотели называть себя до  приезда  в  этот  город,  а  эта  дрянь
кричала наше имя на весь вокзал Огдена, где было столько народу! И нужно
было, чтобы такой бандит оказался там же и услышал все! Но  что  же  нам
теперь делать?
   - Пожертвовать