Жюль ВЕРН 
   ЗАВЕЩАНИЕ ЧУДАКА 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 
 
Глава 1 
ВЕСЬ ГОРОД В РАДОСТИ 
 
   Иностранец, приехавший утром 3 апреля 1897 года в главный город штата
Иллинойс,  имел  бы  полное  основание  считать  себя  избранником  бога
путешествующих.  В  этот  день  его  записная  книжка   обогатилась   бы
любопытными заметками, материалом,  вполне  пригодным  для  сенсационных
газетных статей. Несомненно, если бы он продлил евое пребывание в Чикаго
сначала на несколько недель, а потом на несколько месяцев, то пережил бы
свою долю волнений  и  беспокойств,  переходя  от  надежды  к  отчаянию,
участвуя в том лихорадочном возбуждении, которое  привело  этот  большой
город в состояние ошеломленности, пожалуй даже одержимости.
   С восьми часов утра все возраставшая  громадная  толпа  двигалась  по
направлению  к  двадцать  второму  кварталу,  одному  из  самых  богатых
кварталов города.
   Как  известно,   улицы   современных   городов   Соединенных   штатов
расположены по направлениям широты и долготы, что  придает  им  четкость
линий шахматной доски.
   - Да что же это  такое?!  -  воскликнул  один  из  агентов  городской
полиции, стоявший на посту на углу Бетховен-стрит и Норд-Уэллс-стрит.  -
Не собирается ли все городское население запрудить сегодня весь квартал?
   Этот рослый полицейский, ирландец родом, хороший малый в общем, как и
большинство его товарищей по корпорации, тратил большую часть  жалованья
в тысячу  долларов  на  удовлетворение  столь  естественной  невыносимой
жажды, от которой страдают все уроженцы зеленой Ирландии.
   - Сегодня доходный денек для карманных воров, - прибавил один из  его
товарищей, тоже  типичный  ирландец,  тоже  рослый,  страдающий  той  же
неутолимой жаждой.
   - Пусть каждый сам смотрит за  своими  карманами,  -  ответил  первый
полицейский, - если не хочет найти их  пустыми,  вернувшись  домой.  Нас
одних на всех не хватит...
   - Сегодня хватит с нас того, что придется переводить под руку дам  на
перекрестках!
   - Держу пари, что будет сотня раздавленных! - добавил его товарищ.
   К счастью, в Америке существует  прекрасная  привычка  защищать  себя
самому, вместо того чтобы ждать от администрации помощи, которую та и не
в состоянии оказать.
   А между тем какое громадное скопление народа грозило  этому  двадцать
второму кварталу, если бы сюда явилась хотя бы половина всего  населения
Чикаго! Столица насчитывала в то время не менее одного миллиона  семисот
тысяч  жителей,  из  которых  почти  пятую  часть  составляли   уроженцы
Соединенных штатов; немцев было около пятисот тысяч и почти  столько  же
ирландцев. Среди остальных - англичан и шотландцев было пятьдесят тысяч,
жителей Канады - сорок тысяч, Скандинавии - сто тысяч, столько же  чехов
и поляков, евреев - пятнадцать тысяч и французов - десять, самое меньшее
число во всем этом огромном количестве.
   Впрочем,  по  словам  французского  ученого-географа  путешественника
Элизе Реклю, Чикаго еще не занимал всей городской территории, отведенной
ему на берегу Мичигана на площади в четыреста семьдесят один  квадратный
километр, почти равной департаменту Сены.
   Бьую очевидно, что в этот день любопытные спешили из всех трех частей
города,  которые  река  Чикаго  образует   своими   двумя   рукавами   -
северо-западным   и    юго-западным,    Норт-Сайдом    и    Саут-Сайдом.
Путешественники  называют  первую  и  из  этих  частей   "Сен-Жерменским
предместьем", а вторую - "предместьем Сент-Оноре" главного города  штата
Иллинойс. Правда, не было также недостатка в  наплыве  любопытных  и  из
западного угла, сжатого между двумя рукавами реки.
   Жители  этой  менее  элегантной  части  города,   в   свою   очередь,
присоединились к этой многолюдной толпе любопытных. Многие из них жили в
своих невзрачных домишках  вблизи  Мадисон-стрит  и  Кларк-стрит,  кишмя
кишевших чехами, поляками, немцами, итальянцами и  китайцами,  бежавшими
из пределов своей страны.
   Весь этот люд направлялся к двадцать второму кварталу  беспорядочной,
шумной толпой, и восьмидесяти его  улиц  не  хватало,  чтобы  пропустить
такое множество народу.
   В этом людском  потоке  были  смешаны  почти  все  классы  населения:
должностные лица  Федерал-Бильдинга  и  Пост-Оффиса,  судьи  Корт-Хауза,
высшие представители управления графств, городские советники  Сити-Холла
и  весь  персонал  колоссальной   гостиницы   Аудиториума,   в   которой
насчитывается  несколько  тысяч  комнат;   далее,   приказчики   больших
магазинов мод и базаров господ  Маршалл  Фильд,  Леман  и  В.В.  Кембэл;
рабочие  заводов  топленого  свиного  сала  и  маргарина,  изготовлявших
прекрасного качества масло по десять центов или по десять  су  за  фунт;
рабочие вагонных мастерских знаменитого конструктора Пульмана, явившиеся
с дальних окраин Юга; служащие универсального торгового дома "Монтгомери
Уорд и К"; три тысячи рабочих М. Мак  Кормика,  изобретателя  знаменитой
жатвенной машины-вязалки; рабочие мастерских, доменных печей и прокатных
цехов; рабочие завода,  вырабатывающего  бессемеровскую  сталь;  рабочие
мастерских М.Ж. Мак Грегор Адамса, обрабатывающих никель,  олово,  цинк,
медь и лучшие  сорта  золота  и  серебра;  рабочие  фабрики  обуви,  где
производство  доведено  до  такого  совершенства,  что  на  изготовление
ботинка достаточно полутора минут, и тысяча восемьсот рабочих  торгового
дома "Елджин", выпускающего ежедневно из  своих  мастерских  две  тысячи
часов.
   К этому уже  и  без  того  длинному  списку  прибавьте  еще  персонал
служащих на элеваторах Чикаго, первого в мире города по торговле зерном;
служащих железных дорог, перевозящих ежедневно через город  по  двадцати
семи железнодорожным путям в тысяче трехстах вагонах сто семьдесят  пять
тысяч пассажиров, а также персонал паровых и электрических  автомобилей,
фуникулерных и других вагонов  и  экипажей,  ежедневно  перевозящих  два
миллиона пассажиров. И, наконец, моряков и  матросов  громадного  порта,
торговый оборот которого ежедневно требует шести-десяти кораблей.
   Нужно было быть слепым, чтобы  не  заметить  среди  всей  этой  толпы
директоров,  редакторов,  сотрудников  и   репортеров   пятисот   сорока
ежедневных и еженедельных газет и журналов чикагской прессы. Нужно  было
быть глухим, чтобы не слышать криков биржевиков и  спекулянтов,  которые
вели себя здесь так, точно они находились в департаменте торговли или на
Уит-Пит, хлебной бирже. А среди  всей  этой  шумной  толпы  двигались  и
волновались служащие банков, национальных или государственных, и т.д.
   Как  забыть  в  этой  массовой  демонстрации  учеников  колледжей   и
университетов:  Северо-западного  университета,  соединенного   Колледжа
права, Чикагской школы ручного труда и стольких других! Забыть  артистов
двадцати  трех  театров  и  казино,  артистов  Большой   оперы,   театра
Джекобс-Клэрк-стрит,  театров  Аудиториум  и  Лицеум.  Забыть   персонал
двадцати девяти главных отелей, слуг всех  этих  ресторанов,  достаточно
просторных для того, чтобы принимать по двадцати  пяти  тысяч  гостей  в
час. Забыть, наконец, мясников главного  Сток-Ярда  Чикаго,  которые  по
счетам фирм Армур, Свит, Нельсон,  Моррис  и  многих  других  закалывают
миллионы быков и свиней по два доллара за голову. И можно ли  удивляться
тому, что Царица Запада занимает  второе  место  после  Нью-Йорка  среди
индустриальных и торговых городов Соединенных штатов, раз нам  известно,
что ее торговые обороты выражаются цифрой в тридцать миллиардов в год!
   Децентрализация в Чикаго, как и во всех больших американских городах,
полная, и если можно играть этим словом, то хочется спросить: в  чем  же
заключалась та притягательная сила, которая заставила  население  Чикаго
так "сцентрализоваться" в этот день вокруг Ла-Салль-стрит?
   Не к городской ли ратуше устремлялись все эти шумные массы населения?
Не шло ли дело об исключительной по  своей  увлекательности  спекуляции,
которую здесь называют "бум", продаже с  публичных  торгов  какой-нибудь
земельной  собственности,   спекуляции,   возбуждающе   действующей   на
воображение каждого?  Или,  может  быть,  дело  касалось  одной  из  тех
предвыборных кампаний, которые так волнуют толпу? Какого-нибудь митинга,
на котором республиканцы, консерваторы и либералы-демократы готовились к
ожесточенной борьбе? Или, быть может, ожидалось открытие новой Всемирной
колумбийской  выставки  и  под  тенью  деревьев  Линкольн-Парка,   вдоль
Мидуэй-Плезанс, должны были возобновиться пышные торжества 1893 года?
   Нет, готовившееся торжество было совсем  другого  рода  и  носило  бы
очень печальный характер, если бы  его  организаторы  не  были  обязаны,
согласно воле лица, которого все это касалось, выполнить возложенную  на
них задачу среди всеобщего шумного ликования.
   В  этот  час  Ла-Салль-стрит  была  совершенно  очищена  от   публики
благодаря большому количеству полицейских, поставленных на ее концах,  и
процессия могла теперь беспрепятственно катить по ней свои шумные волны.
   Если   Ла-Салль-стрит   не   пользуется   такой   симпатией   богатых
американцев,  какой  пользуются  авеню  Прерий,  Калюмет,  Мичиган;  где
высятся богатейшие в Чикаго дома, то она тем не менее одна  из  наиболее
посещаемых улиц в городе. Названа она по имени француза  Роберта-Кавалье
де-Ла-Салль, одного из первых  путешественников,  который  в  1679  году
явился исследовать эту страну озер и чье имя  справедливо  пользуется  в
Соединенных штатах такой популярностью.
   Зритель, которому удалось бы пройти через двойную  цепь  полицейских,
увидел бы почти в самом центре Ла-Салль-стрит, на углу Гёте-стрит, перед
одним из  великолепнейших  особняков  колесницу,  запряженную  шестеркой
лошадей.  Находившиеся  впереди  и  позади  этой   колесницы   участники
процессии были размещены в строгом порядке и ждали только сигнала, чтобы
тронуться в  путь.  Во  главе  процессии  находились  несколько  отрядов
милиции в поной парадной форме со своими  офицерами,  струнный  оркестр,
состоящий из сотни музыкантов, и такой же многочисленный  хор  певческой
капеллы,  который  должен  был  присоединить  свое   пение   к   музыке,
исполняемой оркестром.
   Вся колесница была  затянута  ярко-пунцовой  материей  с  золотыми  и
серебряными  полосами,  на  которой  сверкали   осыпанные   бриллиантами
инициалы: "В. Дж. Г.". Повсюду виднелись цветы  -  не  букеты,  а  целые
охапки цветов, но их изобилие здесь, в этой Столице Садов, так  называют
также Чикаго, никого не удивляло. Сверху колесницы, которая могла  бы  с
честью  фигурировать  на  каком-нибудь  пышном  национальном  празднике,
спускались до самой земли благоухающие гирлянды. Их  поддерживали  шесть
человек, трое с правой стороны, трое - с левой.
   Позади колесницы, в нескольких шагах от  нее  виднелась  группа  лиц,
человек около двадцати, среди которых  находились:  Джемс  Т.  Дэвидсон,
Гордон С. Аллен, Гарри Б. Андрьюс, Джон Аи. Дикинсон, Томас Р.  Карлейль
и другие члены Клуба  Чудаков  на  Мохаук-стрит,  в  котором  Джордж  Б.
Хиггинботам  был  председателем,  а  также  члены  других   четырнадцати
городских клубов.
   Как известно, штаб-квартира  миссурийской  дивизии  и  резиденция  ее
начальника находятся в Чикаго, и само  собою  разумеется,  что  как  сам
начальник ее, генерал Джемс Моррис, так и весь его штаб и чиновники  его
канцелярий, размещенные в Пульман-Бильдинге, в полном составе  следовали
за упомянутой группой. А за ними шли: губернатор штата  Джон  Гамильтон,
потом мэр города со своими товарищами  по  должности,  члены  городского
совета, комиссары графства,  прибывшие  специально  для  такого  дня  из
Спрингфильда,  официальной   столицы   штата,   где   находятся   многие
правительственные  учреждения,  а  также  судьи  Федерального  суда.  Их
назначение на эту должность, в отличие от большинства  правительственных
чиновников, зависит не от выборов, а от президента Союза.
   В  конце  процессии  толпились  коммерсанты,  инженеры,   профессора,
адвокаты, доктора, дантисты, следователи, местные начальники полиции.
   С целью защитить процессию  от  такого  наплыва  любопытных,  генерал
Джемс Моррис призвал сюда сильные отряды кавалерии с саблями  наголо,  с
развевающимися на свежем ветре знаменами.
   Это длинное описание необычной церемонии должно  быть  дополнено  еще
одной подробностью: у всех без исключения присутствующих  красовалось  в
петличке по цветку гардении, который им вручал мажордом, одетый в черный
фрак, стоявший у парадных дверей великолепного особняка.
   Весь дом имел праздничный вид, и свет его бесчисленных канделябров  и
электрических ламп спорил  с  ярким  светом  лучей  апрельского  солнца.
Настежь открытые окна выставляли напоказ дорогие матерчатые разноцветные
обои, покрывавшие стены. Лакеи в праздничных ливреях стояли на мраморных
ступеньках  парадной  лестницы;  гостиные  и  залы   были   готовы   для
торжественного приема гостей. В многочисленных столовых  накрытые  столы
сверкали серебром массивных ваз, всюду виднелись изумительные фарфоровые
сервизы любимые чикагскими миллионерами, а хрустальные  бокалы  и  кубки
были полны вина и шампанского лучших марок.
   Наконец на башне городской ратуши часы пробили девять, с  отдаленного
конца  Ла-Салль-стрит  прогремели  фанфары,  и   в   воздухе   раздалось
троекратное "ура". По знаку помощника  начальника  полиции  развернулись
знамена, и процессия тронулась в путь.
   Сначала послышались увлекательные звуки "Колумбус-марша", написанного
кембриджским  профессором  Джоном  К.  Пэном,  исполняемого   оркестром.
Медленными, размеренными шагами участники процессии направились вверх по
Ла-Салль-стрит, и тотчас же вслед за ними двинулась и колесница, которую
везла  шестерка  лошадей,  покрытых  роскошными   попонами,   украшенных
плюмажами и  эгретками.  Гирлянды  цветов  поддерживались  руками  шести
привилегированных участников процессии,  выбор  которых  был,  казалось,
делом простой случайности.
   Вслед за колесницей в безукоризненном порядке двинулись члены клубов,
представители властей, как военной, так и гражданской, отряды кавалерии,
а за ними широкие массы публики.
   Излишне говорить, что все двери, окна, балконы, подъезды, даже  крыши
домов на Ла-Салль-стрит  были  полны  зрителей  всех  возрастов,  причем
большинство их заняло места еще накануне.
   Когда первые ряды  процессии  достигли  конца  авеню,  они  повернули
налево и направились вдоль Линкольн-Парка. Какой невероятный  муравейник
людей толпился теперь на двухстах пятидесяти акрах этого очаровательного
местечка, окаймленного на западе сверкающими водами  Мичигана,  парка  с
его   тенистыми   аллеями,   рощами,   лужайками,    покрытыми    пышной
растительностью, с маленьким озером  Винстон,  с  памятниками  Гранту  и
Линкольну, с площадью для парадов и с зоологическим садом! Из сада в эту
минуту доносился вой хищных зверей  и  обезьян,  желавших,  по-видимому,
порезвиться и принять участие во  всеобщем  торжестве.  Обычно  в  будни
Линкольн-Парк  представлял  собой  пустыню,  и  попавший  сюда  случайно
иностранец мог подумать, что этот день был  воскресеньем.  Но  нет!  Это
была пятница, обычно неприятная, унылая пятница 3 апреля.
   Об это никто не думал в толпе любопытных, обменивавшихся  замечаниями
об  участниках  процессии  и  сожалеющих,  без  сомнения,  что  сами  не
принимали в ней участия.
   - Да, - говорил один из них, - эта процессия так же великолепна,  как
та, которая была при открытии нашей выставки.
   - Верно, - отозвался другой, -  во  всяком  случае,  она  стоит  той,
которую мы видели двадцать четвертого октября в Мидуэй-Плезанс.
   -  А  эти  шестеро,  которые  маршируют  около  самой  колесницы!   -
воскликнул один из чикагских матросов.
   - Некоторые вернутся с полными карманами, - прибавил кто-то в  группе
рабочих завода Кормика.
   - Можно сказать, счастливый билет они вытянули, -  вмешался  владелец
ближайшей пивной, человек громадного роста, у которого  пиво,  казалось,
сочилось из всех пор тела. - Я бы отдал все,  что  у  меня  есть  самого
ценного, чтобы быть на их месте!..
   - И вы, во всяком случае, не прогадали  бы!  -  ответил  широкоплечий
мясник со Сток-Ярда.
   -  День,  который  принесет  им  целые  груды  кредитных  билетов!  -
послышался чей-то голос.
   - Да... богатство им обеспечено!
   - И какое богатство!
   - Десять миллионов долларов каждому!
   - Вы хотите сказать - двадцать миллионов?
   - Ближе, кажется, к пятидесяти, чем к двадцати!
   В том возбуждении, в котором они находились, эти  люди  очень  быстро
договорились  до  миллиарда  -   цифра,   между   прочим,   чаще   всего
употребляемая в разговорах, ведущихся в Соединенных штатах.
   Но,  разумеется,  все  эти  предположения  основывались   только   на
гипотезах.
   Ну, а что же дальше?..  Неужели  эта  процессия  решила  обойти  весь
город?
   Если в программу входила такая "прогулка", то на нее не хватило бы  и
целого дня!..
   Как бы то ни было, все с теми же шумными  проявлениями  радости,  под
звуки громкой музыки, оркестра и пения  хора  певческой  капеллы,  среди
оглушительных "гип! гип!"  и  "ура"  толпы  длинная  колонна,  никем  не
останавливаемая, дошла до входа в Линкольн-Парк  у  которого  начинается
Фуллертон-авеню. Оттуда она повернула налево и двигалась  на  протяжении
двух с половиной миль в западном направлении вплоть до северного  рукава
реки  Чикаго.  Между  тротуарами,  черными  от  толпы,  оставалось   еще
достаточно места для того, чтобы процессия могла  свободно  продвигаться
вперед.
   Перейдя мост, она дошла до Бранд-стрит, до той великолепной городской
артерии, которая носит название бульвара Гумбольдта,  и,  сделав,  таким
образом, около одиннадцати миль в западном направлении, повернула на  юг
и от начала Логан-сквера продолжала свой путь, двигаясь все время  между
живой изгородью любопытных.
   Начиная с этого  пункта,  колесница  беспрепятственно  докатилась  до
Пальмер-сквера  и  остановилась  перед  входом  в  парк,   носящий   имя
знаменитого прусского ученого.
   Был полдень, и получасовой отдых в Гумбольдт-Парке был необходим, так
как прогулка предстояла еще длинная.  Здесь  толпа  могла  отдохнуть  на
зеленых лужайках,  среди  которых  текли,  освежая  их,  быстрые  ручьи;
площадь парка составляла более двухсот акров.
   Как только колесница остановилась, оркестр и хоры заиграли  и  запели
"Star Spangled Banner" , вызвавший такую бурю аплодисментов, точно  дело
происходило в мюзик-холле какого-нибудь казино.
   Самого западного пункта, находившегося  в  Гарфильд-Парке,  процессия
достигла в два часа дня. Как видите, в столице штата Иллинойс  в  парках
нет недостатка! Из них не меньше пятнадцати главных, причем Джексон-Парк
занимает пятьсот девяносто акров, а в общей  сложности  парками  покрыты
две тысячи акров земли - лужаек, рощ, лесных зарослей и кустарников.
   Завернув за угол, образуемый бульваром Дуглас,  процессия  продолжала
двигаться в прежнем направлении, чтобы дойти до  Дуглас-Парка  и  оттуда
дальше, по Саут-Вест-стрит; потом она перешла  через  южный  рукав  реки
Чикаго, а затем реку Мичиган и канал, который тянется к востоку от  нее,
после чего  ей  оставалось  только  спуститься  на  юг,  двигаясь  вдоль
Вест-авеню, и, пройдя еще три мили, дойти до Гайд-Парка.
   Пробило три часа. Пора  было  сделать  новую  остановку,  прежде  чем
возвращаться в восточную часть  города.  Теперь  оркестр  пришел  уже  в
полное  неистовство,  исполняя  с  необыкновенным  воодушевлением  самые
веселые и самые безумные де-катр и аллегро, заимствованные из репертуара
Лекока, Вернея, Одрана и Оффенбаха. Кажется совершенно невероятным,  что
присутствующие не были  вовлечены  в  танцы  этим  увлекательным  ритмом
публичных  балов.  Во  Франции,  наверное,  никто   не   смог   бы