твердые, но не стальные бедра и
плоский живот..."
    Я  зажал  уши  ладонями  и  сделал  вид, что увлечен чтением. Будь проклят
торговец, подсунувший мне этот блудливый хлам! Может, Мозг увидит, что я занят
и  отстанет? Но не тут-то было. На некоторое время он действительно примолк, а
потом удивленно спросил:
    - Эй,  парень,  ты  чего?  Может,  что-то  не в порядке? Не волнуйся, я не
ханжа.  Тогда  тебе  должно  понравиться это: "Люк был крупным англичанином со
светлыми  волосами,  накачанными  мускулами  и не сходящей с лица ухмылкой. Он
всегда носил обтягивающие джинсы и рваную футболку. Его язык был..." Ну как, я
угадал?
    Вместо  ответа  я  запустил  в  Мозг  ботинком,  который  ударился  о  его
процессор.
    - Заткни динамик или я вырублю тебе звук! - пригрозил я.
    - Вот  ты  как?  Хорошо, я замолкаю, но ты об этом ещ„ пожалеешь! - гневно
прошипел Мозг.
    Я  же  ещ„  раз  выругал  про себя конструкторов, которые снабжают роботов
искусственными  личностями,  и  принялся  грызть  фундамент космонавигации. Об
угрозе  Мозга  я  почти  сразу забыл, хотя, как впоследствии оказалось, делать
этого не следовало.
    Прошло  около  двух недель. Я наслаждался тишиной, изучал космонавигацию и
мало-помалу  обнаруживал  вс„  больше прелестей в уединенной размеренной жизни
астронавта.   Единственным,   кто   отравлял   существование,  был  будильник,
заставлявший  меня  подскакивать среди ночи в самое неподходящее время. Трудно
сказать, чем он руководствовался - скорее всего попросту был испорчен.
    От  воя  его  сирены  у  меня  вскоре  начала  дергаться  голова, и я стал
заикаться.  Несколько  раз  я ставил на будильник капканы, но он ловко избегал
ловушки  и  прятался за переборку, откуда достать его можно было лишь разобрав
всю  ракету, а сделать это, находясь в космосе, было невозможно. Днем я не раз
ловил  себя на том, что вместо того, чтобы заниматься космонавигацией, мечтаю,
как  расправлюсь  с  будильником.  Постепенно  это  навязчивое  желание  стало
принимать у меня характер мании, и тогда я понял, что пора ставить точку.
    Я   вытащил  из-под  кровати  старый  тульский  дробовик,  доставшийся  по
наследству  от  одного  из  прадедушек,  зарядил  оба его ствола самой крупной
дробью  и, спрятав ружье под одеяло, притворился спящим. Часа через три сквозь
прищуренные  веки  я  увидел, как будильник, семеня на тонких ножках, злорадно
выполз  на  тумбочку  и  приготовился оглушить меня воем своей сирены, но тут,
прицелившись  сквозь  одеяло,  я  выпалил  сразу  из  двух  стволов. Стрелок я
скверный, но с такого расстояния промахнуться невозможно. Будильник взвизгнул,
дернулся, а потом опрокинулся на спину и засучил ножками.
    Из  его  простреленного брюха посыпались пружинки и колесики. Клянусь, это
кровожадное  зрелище доставило мне истинное наслаждение. Я бросил искореженный
трупик будильника в атомный реактор и завалился спать. Проснулся я от рыданий.
Рыдал Мозг, голос которого я слышал впервые после нашей ссоры.
    - Чудовище!  Мерзавец!  -  стенал  он.  -  Ты  убил его! Как часто в своей
маленькой  нише  за  переборкой  он шептал мне, что любит тебя и что трезвонит
среди  ночи  лишь  затем,  чтобы  ты хоть раз заметил его, сказал ему ласковое
слово.  Да  знаешь  ли ты, что в этом хрупком будильнике жила ранимая и чуткая
душа!  Он  и звучал так громко, потому что это была песнь торжествующей любви,
его  ода  тебе,  ничтожеству!  Он был моим единственным другом все эти годы, а
теперь я осиротел. О если бы ты знал, как я тебя ненавижу!
    Голос Мозга то и дело прерывался рыданиями, и я почувствовал раскаяние.
    - Прости,  но  я  не  знал,  что  этот трескучий будильник был ангелом. Не
производи  он  столько  шума,  я и пальцем бы его не тронул. Эй, Мозг, ты меня
слышишь?
    Но  Мозг  лишь  сопел  с глубокой ненавистью, как если бы решил испепелить
меня своим молчаливым презрением.
    Выбросив вс„ из головы, я вновь занялся космонавигацией. Надо сказать, что
теперь,  не отравляемая будильником жизнь моя стала куда приятнее. Я ложился и
вставал  когда  хотел  и  уже  не вздрагивал при мысли, что среди ночи на моей
тумбочке истошно завоет сирена. Однако наслаждался покоем я недолго.
    Примерно через десять дней, когда лететь до созвездия Возничего оставалось
около недели, мой "Блин" как-то странно задергался, и, выглянув в иллюминатор,
я  обнаружил,  что  отвалился  один из двух задних стабилизаторов. Вернуться и
найти  его  было  нереально:  ракета  уже  отлетела  на миллионы километров. К
счастью,  в  ящике  с  инструментами я обнаружил запасной стабилизатор и гайки
нужного   размера   (зная,   что   звездолет   мне   попался   подержанный,  я
предусмотрительно взял с собой в дорогу целый ящичек всевозможных гаек, винтов
и пружинок).
    Я остановил ракету, надел скафандр и, захватив с собой гаечный ключ, вышел
наружу. Впервые в жизни я оказался в открытом космосе, подвешенный словно паук
в  паутине  в золотом лабиринте созвездий. Одно неосторожное движение - и меня
понесло прочь от "Блина". Я забарахтался и этим только ухудшил свое положение.
Хорошо  ещ„,  я  догадался привязаться к люку веревкой и, потянув за нее, смог
снова вернуться к кораблю.
    Ремонт  был,  в сущности, пустяковым, и я управился с ним быстро, несмотря
даже  на  то,  что  дважды выпускал ключ из рук, и он начинал вращаться вокруг
ракеты  по  эллипсу.  Устранив  неисправность  и гордясь собой, я вознамерился
вернуться  в  каюту  и продолжить путешествие, но не тут-то было. Шлюзовой люк
оказался  заблокирован  изнутри, и я был лишен возможности попасть внутрь. Я в
панике  забарабанил  кулаками  по  люку,  не  понимая, что случилось, но тут в
скафандровых наушниках раздался злорадный голос Мозга:
    - Ну что попался, ничтожный? Теперь ты заплатишь за вс„!
    Поняв, что это он захлопнул люк, я вскипел от ярости и потребовал:
    - А ну открывай немедленно, кому говорю!
    - И  не подумаю! - хладнокровно отвечал Мозг. - Я долго ждал минуты, чтобы
расквитаться  с  тобой.  Не  жди, что я открою, пока ты не принесешь мне самых
искренних извинений.
    - Я  не  собираюсь перед тобой извиняться! Кто ты вообще такой? Несчастная
искусственная личность с раздутым самолюбием! Компьютерный идиот!
    Кажется,  я сболтнул лишнего, потому что голос Мозга буквально задрожал от
бешенства.
    - Вот  ты  как!  Продолжаешь  упрямиться?  Ладно, я заставлю тебя молить о
пощаде,  ползать  на  коленях, как жалкого червяка, стенать и рыдать. И тогда,
кто знает, может, и сжалюсь над тобой. Умоляй же меня! Повторяй: "Прости меня,
ничтожнейшего и глупейшего Тита! Я знаю, что не заслуживаю твоего великодушия,
поэтому молю тебя как раб, как зажатая дверью крыса!"
    - Не  жди!  Не  буду  ни  о  чем  просить,  жалкая  спятившая  железка!  -
рассвирепел я.
    - Ещ„  как  будешь,  -  заверил  меня  Мозг.  -  Ты будешь умолять меня на
коленях, вопить и пресмыкаться, а я стану упиваться твоим унижением.
    - Размечтался! Ты не заставишь меня это сделать!
    - Заставлю, - захихикал он. - Кислорода у тебя в баллоне осталось всего на
пятьдесят минут. Потом начн„шь медленно задыхаться, в глазах у тебя потемнеет,
и тогда ты не выдержишь и начнешь умолять.
    - Ты   не  посмеешь  убить  меня!  -  взвизгнул  я.  -  Существуют  законы
робототехники: ни один робот не может причинить вреда человеку.
    - А  кто сказал, что я причиняю тебе вред? - захихикал Мозг. - Я же не бью
тебя по голове трубой и не подсыпаю яд в кофе. По инструкции я обязан следить,
чтобы  люк  всегда  был  загерметизирован,  а  тебя,  хи-хи,  я  вполне мог не
заметить.  Мало ли кто там шляется по космосу? По правилам ты должен был перед
выходом из корабля известить меня об этом и сделать запись в журнале. Ты этого
не сделал, так что теперь ко мне не придерется ни один самый строгий законник.
Я всего лишь следовал инструкции о недопущении разгерметизации.
    Пришлось  обозвать себя трижды болваном. Как я мог забыть сделать запись в
журнале?   По   правде   сказать,   все   эти  записи  казались  мне  ненужным
крючкотворством,  а  теперь,  оказывается,  я  сам  дал  Мозгу  отличный повод
прикончить меня, не нарушив при этом ни одного из предписаний.
    - Ладно, будь по-твоему... - выдавил я, сделав над собой усилие. - Прости,
я был не прав. А теперь открой люк и пусти меня.
    - Как бы не так! - заупрямился Мозг. - Неужели ты думаешь, что я поверил в
тво„  неискреннее  раскаяние?  Мне  этого  мало  -  я  хочу  испытать истинное
торжество. Бейся головой, пресмыкайся, умоляй меня, рви на себе волосы!
    Но  вместо  того, чтобы рвать на себе волосы и пресмыкаться, я осыпал Мозг
ругательствами   и   стал   пинать   люк   скафандровыми  ботинками.  Казалось
несправедливым,  что  я  должен  погибнуть  в  расцвете лет по вине спятившего
механизма.
    - Давай,  давай!  Пинай  сильнее!  Так, так, ещ„ разик! - подбадривал меня
Мозг.  - Чем сильнее будешь пинать, тем скорее у тебя закончится кислород. Ну,
что  я  говорил?  Видишь,  ты  уже  сбиваешься  с  дыхания,  а  вскоре начнешь
задыхаться.
    Я  почувствовал, что Мозг прав и перестал колотить по люку. В любом случае
высадить  его  ногой  мне  бы не удалось: он был рассчитан на прямое попадание
метеорита, и после моих ударов на нем не оставалось даже вмятин.
    Дышать становилось вс„ труднее. Кислород в баллоне, по всей видимости, уже
иссякал. Я ощутил, как меня захлестывает тугая петля отчаяния. Неужели мой рок
последовал  за  мной  в  космос,  отыскав  меня  среди созвездий? И что станет
причиной  бесславной  гибели  Невезухина? Не взрыв сверхновой и не раскаленный
белый  карлик, а жалкий, свихнувшийся Мозг, мерзкий процессор с микросхемами и
памятью,  битком  набитой похабными историями! Теперь я понял, что имел в виду
старый  хозяин,  когда  предупреждал,  чтобы я не доверял роботам, и мне сразу
захотелось высказать этому типу вс„, что я о нем думаю - свинья, не мог честно
сказать, что Мозг на его ракете - спятивший дегенерат.
    - Хорошо,  пускай  будет по-твоему, - сказал я, решив на первой же планете
отправить Мозг в утиль. - Какие извинения ты хочешь услышать?
    - Я знал, что ты согласишься, - захихикал Мозг. - И уже составил небольшой
текст. Всего-то пятьдесят страниц.
    - Сколько? Я не успею произнести пятьдесят страниц за десять минут!
    - Успеешь,  если  поспешишь!  -  успокоил  меня  Мозг. - А теперь не теряй
времени  и повторяй: "Я, Тит Невезухин - кретин, болван, жалкий идиот! Я муха,
сидящая  на  куче  навоза; червяк, раздавленный сапогом; тупая башка! Я кошка,
ошпаренная  кипятком,  куцая  болонка,  мерзкий  глист!  Я - ноль, я - нелепая
биологическая конструкция, кое-как слепленная из слизи, я...
    Делать  нечего, пришлось вс„ это повторять. Страниц двадцать я оттарабанил
за  четыре  с  половиной минуты, установив своеобразный рекорд скороговорки. Я
как  раз  называл себя мозолью на пятке восточного аксакала, закисшей жижей на
дне  мусорного бака и, не помню уж точно, кажется, дохлым верблюдом, как вдруг
услышал сзади смешок и оглянулся.
    Оказывается,  пока  я препирался с Мозгом, не замечая ничего вокруг, рядом
остановилась  одноместная  ракета "Феррари", выкрашенная в модный алый цвет, с
затемненными   иллюминаторами,   фосфорически   мерцающими   рулями  и  витыми
спутниковыми  антеннами  -  ракета,  словно  только  что  сошедшая  со страниц
рекламного каталога.
    У открытого люка этой ракеты стояла красивая молодая девушка и смотрела на
меня, широко распахнув от изумления огромные зеленые глаза. Стояла она судя по
всему  давно и наверняка прослушала все двадцать страниц ругательств, которыми
я  себя  осыпал.  При  одной  мысли,  что вс„ так и было, мне сразу захотелось
провалиться под... - да только куда провалишься в космосе?
    - Что  с  вами?  Отчего вы вначале били свою ракету ногами, а потом ругали
себя? - сочувственно спросила девушка, включая радиосвязь.
    Я сообразил, что она не слышала голоса Мозга, суфлировавшего мне на других
частотах,  а  слушала лишь меня, поэтому я должен был показаться ей по меньшей
мере   сдвинутым.  Возможно,  стоило  рассказать,  что  на  корабле  взбесился
компьютер,  но  выставлять  себя  на  посмешище  не  хотелось.  Вдобавок  меня
разозлило, что, подслушивая, девушка не дала знать о своем присутствии.
    - А  вам-то  что? - невежливо ответил я. - У меня такая привычка. Я каждый
день  колочу  свою  ракету ногами и ругаю себя. Отличный способ спустить пар и
одновременно не возгордиться.
    - Вот  как...  -  ошарашенно  протянула  она. - Если так, то простите, что
отвлекла  от  столь  увлекательного  занятия.  Если вам не нужна помощь, то я,
пожалуй, полетела. Меня ждут друзья.
    - Почему  ты  замолчал?  Кто  тебе  разрешил делать паузу? - перебивая ее,
нетерпеливо  заорал  мне  в  наушники Мозг. - Живо повторяй на мной: "Я пустое
место, я таблетка от расстройства желудка, я отвратительный слизняк..."
    Но  эта  груда  металлолома  плохо  меня  знала.  Я  воспитан  в старинных
традициях, а они запрещают ругаться в присутствии дамы.
    - Не жди, что я буду и дальше чернить себя! Сам ты отвратительный слизняк!
-  закричал я и тотчас спохватился, что девушка, способная слышать лишь вторую
часть диалога, может меня неправильно понять.
    - Это  не  вам. У меня, знаете ли, привычка разговаривать с самим собой, -
объяснил я.
    В  ответ девушка неискренне улыбнулась и стала поспешно отступать к своему
звездолету.
    - Я  так  все  и  поняла. В космосе у многих появляются странные привычки.
Желаю удачи!
    - Всего  хорошего!  -  попрощался  я.  - Вряд ли вам понравится то, что вы
сейчас увидите.
    Воплощая  недавно  возникшую мысль, я вытащил из набора инструментов самый
большой  гаечный  ключ  и  взвесил  его  в  ладони. Ключ оказался тяжелым, и я
удовлетворенно кивнул.
    - Не  вздумайте  совершить какую-нибудь глупость! Предупреждаю, меня будут
искать! - взвизгнула девушка.
    - Не  беспокойтесь,  вам  ровным  счетом  ничего  не  угрожает!  А  теперь
посторонитесь, мне нужно как следует размахнуться!
    Девушка торопливо посторонилась, а я подлетел к своему иллюминатору и стал
колотить  по  нему  гаечным  ключом.  Иллюминатор, как я только что сообразил,
место  куда  более  уязвимое, чем люк, особенно на ракетах старых конструкций,
где  они  ещ„  не  бронировались.  После  пятого или шестого удара иллюминатор
треснул,   а   после  десятого  удара  от  него  откололся  порядочный  кусок.
Вдохновленный  успехом,  я замахал ключом вдвое быстрее, стараясь одновременно
удержаться за обшивку, ибо силой отталкивания меня норовило отнести в сторону.
Кислород  уже  кончался,  поэтому  приходилось спешить. Неудивительно, что про
девушку я почти забыл и вспомнил лишь тогда, когда услышал ее голос:
    - Вы  сошли  с  ума:  увечите собственный звездол„т! Если вы себя ещ„ хоть
сколько-нибудь контролируете, мой вам совет - обратитесь к психиатру!
    Оглянувшись,  я  увидел,  как  захлопнулся  люк  в  ее  ракете  и с низким
вибрирующим подрагиванием взвыли двигатели - стремясь выразить мне свое "фи!",
малышка  явно  перегазовывала.  Мгновение  спустя  красный звездолет "Феррари"
исчез. Я вздохнул: примерно так заканчивались все мои встречи с девушками...
    Размышляя  о том, что и в космосе мне продолжает катастрофически не везти,
я  высадил  иллюминатор  и  кое-как,  едва не ободрав себе бока, протиснулся в
ракету. Теперь уже Мозг был в моих руках и, понимая это, он испуганно притих.
    Заткнув   разбитый   иллюминатор   подушкой,   я   поставил   поверх   нее
герметизирующую   заплатку  из  ремкомплекта.  После  этого,  убедившись,  что
воздушный  нанос  восстановил  давление внутри ракеты, снял скафандр и повесив
его  на плечики, убрал в шкаф. Я делал вс„ нарочито медленно, зная, что Мозг в
ужасе наблюдает за мной.
    Затем  я  взял  из набора инструментов молоток и, похлопывая им по ладони,
подошел к Мозгу. Его процессор взволнованно дрожал, ожидая расправы.
    - Хочешь  жить?  -  спросил  я у него. - Если хочешь, повторяй за мной: "Я
муха, сидящая на навозной куче, я ничтожество, я склизкий червяк..."


    ВОСПОМИНАНИЕ ТРЕТЬЕ


    Кое-как  на  своем  подлатанном  звездолете  я  дотянул до Мавририи, где в
мастерской  мне  вставили  новый  иллюминатор,  а  заодно изготовили небольшой
переносной  пульт,  который  позволял  в случае необходимости отключать Мозг и
брать  управление  "Блином"  на  себя. Правда, механики долго не могли понять,
зачем  мне нужен такой пульт, но я прикинулся чудаком и в конце концов получил
желаемое.
    Мавририанские  пирамиды,  ради  которых я провел в космосе целый месяц, по
правде   сказать,  разочаровали.  Торчат  в  пустыне  три  каменных  истукана,
сложенные   из  потрескавшихся  огромных  камней,  а  рядом  толпятся  легионы
туристов. Впрочем, как потом выяснилось, туристов среди них было всего человек
пятьдесят, остальные же оказались ищущими заработка экскурсоводами, болтливыми
и  назойливыми.  Однако моей персоной ни один из них не заинтересовался: то ли
меня самого принимали за экскурсовода, то ли на моей физиономии было написано,
что у меня нет ни гроша.
    Поглазев  с  полчаса  на  пирамиды,  я  отправился  в  космопорт и покинул
Мавририю.  Намерение  посетить Новую Амазонию и ее очаровательных обитательниц
я,  по  зрелом  размышлении,  отложил.  Печальный  опыт  с представительницами
прекрасного  пола  у меня уже был и расширять его не хотелось. Время показало,
что  я  оказался  прав.  Но  это  -  тема очередного рассказа... Теперь же мне
хотелось  наведаться в созвездие Дракона, где, как я почерпнул из справочника,
в   системе   звезды   Альфа  есть  "интереснейший  мир  Ханжония,  в  котором
материальная   культура   и  государственное  мироустройство  приобрели  самые
неожиданные  и  яркие  формы,  способствующие  раскрепощению и наиболее полной
реализации личности" (цитата из справочника).
    О  том,  в  чем  именно  заключались  эти  неожиданные  и  яркие  формы, в
справочнике  не  было  ни  слова.  Клянусь, что знай я вс„ заранее, никогда не
сунулся  бы  на  Ханжонию  и  даже обогнул бы этот мир за несколько триллионов
километров.  А  вы,  уважаемые,  если когда-нибудь встретите составителя этого
каталога  -  что маловероятно, так как со дня его выхода прошло уже шестьдесят
пять  лет  -  оттузите  его  за  меня от души, не обращая внимания на седины и
почтенный возраст. Поверьте, он этого заслуживает!
    Неприятности  обрушились на меня ещ„ на пути к Альфа-Дракона. Я обнаружил,
что  мне подсунули негодный молекуляризатор. Первый месяц путешествия я вообще
не включал его: было достаточно многочисленных свертков и пакетов с провизией,
которые  собрали  мне  в  дорогу  заботливые  родители, стремящиеся, очевидно,
заглушить  терзания  своей  совести,  вызванные тем, что они произвели меня на
свет.   Когда  же,  наконец,  с  домашней  пищей  было  покончено,  я  включил
молекуляризатор,  засыпал  в  него, как было сказано в инструкции, сто граммов
пыли,  вылил три стакана воды и набрал на дисплее: "Куропатка жареная с белыми
грибами под винным соусом."
    Вооружившись   вилкой   и   ножом,  я  уселся  перед  молекуляризатором  и
заблаговременно   приготовился   к   дегустации.   когда  я  представлял,  как
прожаренное крылышко куропатки будет похрустывать у меня на зубах, мой желудок
сжимался  от  гурманского предвкушения. И тут, на две секунды позже указанного
срока,  дверца  молекуляризатора  открылась, и из нее выехала тарелка с манной
кашей. При ее виде у меня на коже сразу стала появляться красная сыпь, а глаза
зачесались - манную кашу я ненавижу с детства.
    Вначале  я решил, что неправильно задал молекуляризатору команду. Я набрал
куропатку  на  дисплее  во  второй  раз  и  для  верности дважды нажал клавишу
подтверждения,  но в результате опять получил манную кашу. Тогда, предположив,
что  вследствие ошибки программир