наш корабль, а потом и сами
околеют,  потому  что  им  нечего  будет  есть  и  закончится  воздух. Заметь,
последняя  лампочка  уже  погасла,  а ее провод наверняка пошел на их воняющие
бензином  машины и одноразовые бритвы. Сделай же милость, Тит, возьми дихлофос
и  облегчи  им  агонию! Зачем им страдать - пускай они умрут без мучений. Будь
мужчиной,  докажи, что ты остался тем мужественным капитаном, которым я всегда
гордился.
    Этой  наглой  ложью  Мозг  явно перегнул палку и это позволило мне вовремя
отрезветь  и  взять  себя  в руки. Спокойно, Тит, спокойно! Ищи выход и ты его
найдешь!
    20  июля.  Выход  найден.  Решение  пришло  под утро после бессонной ночи,
которую  я провел на столе, слушая, как микросы высверливают борта звездолета.
Они  поступают  так  не потому, что хотят уничтожить себя или меня (в меня они
по-прежнему  не  верят  и о моем существовании не подозревают), а лишь потому,
что у них совершенно не осталось сырья и они перерабатывают все, что могут.
    Выход  вот  какой.  Уничтожать  цивилизацию микросов я не имею права, но и
оставаться  с  ними  рядом  больше не в состоянии. Мое терпение на исходе, и я
способен  сорваться  и  натворить  глупостей.  Поэтому  завтра  утром я надену
скафандр  и  выйду в космос, оставив микросам ракету. Кислорода в балоне всего
на  несколько  часов,  но  это  уже не имеет значения. Главное, я уступлю свое
жизненное  пространство этому народу, а что будет с микросами дальше - загонят
ли  они  себя в угол или найдут выход - все будет зависеть только от них. Я же
умываю  руки. Мозг я взять с собой не смогу и оставлю его с микросами. Пускай,
если  сможет,  наслаждается  зрелищем  того, до чего бедная цивилизация дошла,
следуя его советам.
    Тетрадь с историей микросов и бортовой журнал я оставлю на столе. Надеюсь,
что  когда-нибудь микросы, если, конечно, выживут, найдут способ прочесть их и
поймут,  что  Бог,  в  которого  они не верили, все же существовал, хотя и был
смертным...
    Итак, решено, завтра утром...
    21  июля.  Уже вечер, а я все ещ„ у себя в каюте. Лампы под потолком горят
непривычно  ярко.  Недавно  я  починил  проводку,  использовав несколько веток
железной  дороги.  Все  равно  она  микросам  больше не нужна. Вокруг стоят их
пустые  города,  и  нигде  нет  ни  души.  Иногда  я специально навожу на дома
микроскоп,  надеясь,  что  остался  хоть  кто-то, но нет, все абсолютно пусто,
только  хлопают незапертые двери и скрипят крошечные ворота. Даже Мозг молчит,
неспособный осмыслить того, что произошло.
    "Это  ты  их  научил!"  - крикнул я ему, когда все началось. "Клянусь, они
сами!  Я  даже  не  знал, что микросы на такое способны," - ошарашенно отвечал
Мозг, и сам не знаю почему, я ему поверил.
    Сегодня  на  рассвете, уже надевая скафандр, чтобы выйти в космос, я вдруг
заметил,  что  у  микросов  царит  непривычное  оживление. Они расчищали между
городами большие площадки и затевали на них оживленное строительство. Примерно
через  полчаса стало ясно, что это гигантские космоверфи, на каждой из которых
ежеминутно  изготовлялось  до  тридцати-сорока космических баз. Одновременно в
бортах  ракеты были просверлены двойные шлюзы, через которые вновь построенные
базы  одна  за другой стартовали в космос. По моим подсчетам на каждом корабле
помещалось примерно десять тысяч микросов.
    Строительство  баз  происходило  непрерывно, такими же непрерывными были и
вылеты. Ежесекундно я слышал негромкие хлопки шлюзов, выпускающие в космос все
новые базы.
    Для  того,  чтобы  все микросы, включая стариков и новорожденных, покинули
мою  ракету,  потребовалось  около  четырех земных часов. Вначале я думал, что
базы  микросов  вскоре  станут возвращаться, но потом обнаружил, что сделанные
ими  шлюзы  односторонние  и,  следовательно,  не  рассчитаны  на возвращение.
Значит,  микросы намеренно отрезали себе возможность повернуть назад. Теперь у
них  лишь одна дорога - в звездные дали. Их крошечные кораблики уже рассеялись
по Вселенной.
    Как  много нужно мужества, чтобы вот так, всем до единого, сняться с места
и  уйти в космос! Сколько же должно пройти времени, прежде чем хоть один из их
корабликов  найдет  себе  новый  дом?  Тысяча  лет,  две?  А сколько поколений
сменится  за  этот  срок? Уверен, что бескрайние космические просторы сотрут с
цивилизации  микросов  все то, что было в ней чуждого и наносного и, прибыв на
новое  место,  они  начнут писать свою историю заново, с чистой страницы. И на
этот раз уже не ошибутся. Хотя кто знает?
    На этом я заканчиваю известную мне часть истории микронарода.


    Примерно  через  неделю  после  отлета  микросов, было получено разрешение
продолжать   полет:  опасность,  вызванная  взрывом  сверхновой,  миновала.  Я
запустил  двигатель  -  самое  удивительное,  что  он работал! - и вырвался из
клешней  Скорпиона.  Когда  "Блин" прибыл в созвездие Стрельца, оказалось, что
мой  нетерпеливый  приятель  не только справил свадьбу, но и успел развестись,
так что свидетель ему уже не требовался.
    Посетовав  вместе  с  ним  на  женское  непостоянство, мы выпили несколько
бутылок водки, которую я вез ему в подарок, и расстались. Несколько лет спустя
он  приглашал  меня  на  свою  шестую, а потом и на седьмую свадьбу, но я в то
время  находился  в  противоположном  конце  Вселенной  и  потому  ограничился
поздравительными лазерограммами.
    С  тех  пор  прошло  уже  много десятилетий. После очередного ремонта моей
ракеты  города  микросов  прекратили  свое  существование, а их хрупкие машины
рассыпались ещ„ раньше.
    Единственное,  что  сохранилось  у  меня  как  память  об их цивилизации -
крошечная  мраморная  статуя  юной  девушки,  которая стоит на берегу океана и
смотрит в даль - один из трех гениальных монументов Саввуна Подстолийского.


    ВОСПОМИНАНИЕ СЕДЬМОЕ

    В  жизни  часто  случалось  так,  что  я  оставался  без  копейки,  а  моя
задолженность   Галактическому   банку  возрастала  настолько,  что  кредитные
автоматы   начинали   вибрировать   от  возмущения,  едва  я  вставлял  в  них
идентификационную  карту.  Но  это была ещ„ первая, относительно легкая стадия
безденежья;  вторая  же  начиналась  тогда,  когда  я  брал  спицу  и  начинал
выковыривать  из-под  радиатора  атомного двигателя монету достоинством в один
рубль, которая когда-то давно (я это точно помнил) закатилась туда.
    И  вот  именно  в  тот  момент,  когда  этот рубль, будучи почти извлечен,
цеплялся  за  соты  радиатора  и закатывался ещ„ глубже, я понимал, что пришла
пора  искать  себе работу, заключавшуюся обычно в перевозке небольших грузов в
дальние секторы Вселенной. Порой бывало ужасно тоскливо трястись по три месяца
в  ракете  только  для  того, чтобы передать семена репы фермерам с Космеи или
сценический  реквизит  в  театр Ортезии, которая находилась в другом медвежьем
углу Вселенной.
    Однажды   безденежье  застигло  меня  врасплох  на  Эхинацее  -  маленьком
захолустном  мирке  в  созвездии  Волопаса. Думаю, я бы ещ„ протянул некоторое
время  без  новых  финансовых  вливаний,  так как запас продуктов был неплох и
накопилось   немало  мусора  на  топливо,  но  на  "Блине"  начала  пошаливать
электрика. Когда я, к примеру, включал вентилятор, одновременно врубалась печь
и  задвигалась электрокровать, а когда нажимал на тормоз, то начинала завывать
сирена  метеоритного  предупреждения.  Хочешь  не хочешь, электрику нужно было
чинить, а для этого требовались деньги, причем срочно.
    Я отправился на биржу труда и оставил там свои координаты, указав, что ищу
работу,  связанную  с  дальними  разъездами.  Я  был  уверен,  что предложений
придется   ждать   долго   и,  безвылазно  торча  в  космопорту,  пялиться  на
стометровую,  естественного  происхождения,  базальтовую скалу в форме кукиша,
составлявшую единственную достопримечательность Эхинацеи, но уже через час мой
лазеропередатчик  внезапно  сработал.  В  сообщении  просили  срочно  зайти  в
институт межпланетных исследований на кафедру галактической океанологии.
    На  кафедре  меня  встретил необыкновенно жизнерадостный толстяк с розовой
лысиной, опушенной мягкими волосами. Когда я вошел, толстяк кинулся навстречу,
необыкновенно  долго  мял  мне  руку,  а  потом, отступив на шаг назад, громко
воскликнул:
    - Не узнаю! Вы, собственно, кто такой?
    - Я по поводу разъездов... получил от вас лазерограмму.
    - А!  Тот  самый Тэ-Лэ Невезухин, которому нужна работа? Считайте, что она
уже  ваша! - обрадовался толстяк и снова набросился на мою руку, видно считая,
что в прошлый раз он тряс мне ее по ошибке.
    Я поинтересовался, в чем заключается работа.
    - О, сущая безделица! Вы должны отправиться на планету Феррарум, набрать в
эту  баночку воды из океана, и доставить ее нам на кафедру. Вот, собственно, и
вс„! И за этот пустяк - две тысячи.
    "Так  много!"  - едва не воскликнул я, но, спохватившись, спросил, могу ли
получить задаток.
    - О,  разумеется,  Тэ-Лэ,  разумеется!  Мы оплачиваем все расходы. Вам как
лучше?
    - Наличными,  если  можно,  -  быстро  сказал  я,  сообразив,  что  деньги
положенные на карту, будут немедленно зачтены в счет долга, и я опять останусь
на бобах.
    Толстяк  открыл ящик стола, насвистывая, отсчитал мне тысячу рублей и, уже
протягивая деньги, сказал с внезапной озабоченностью:
    - Только вы нас, пожалуйста, Тэ-Лэ, не подведите. А то, знаете, мы на этот
Феррарум пятого курьера посылаем.
    - А где первые четыре? Потеряли фирменные баночки?
    Не  оценив  шутки,  толстяк  уверил меня, что баночек курьеры не теряли, а
попросту сгинули, и что лично он считает такое поведение крайне непорядочным.
    - Не  волнуйтесь.  Я  буду  беречь  вашу  баночку  так,  как если бы в ней
находились  мои  собственные  анализы,  -  пообещал  я  и  после трехминутного
прощального рукопожатия вырвался наконец на свежий воздух.
    Первым  делом  я  направил свои стопы в ремонтную мастерскую, а затем, уже
выведя  "Блин"  на  орбиту, открыл космический справочник, чтобы выяснить, где
расположен  Феррарум.  Это  оказался  глухой  угол,  затерянный в Хвосте Змеи.
Чистого  времени  полета  было  по моим расчетам месяца полтора. Признаться, я
ожидал  худшего, поэтому даже обрадовался. Полтора же месяца в космосе я решил
потратить  на то, чтобы изучить греческий и латинский языки, а заодно, отдыхая
в   перерывах,  разгадать  новый  сборник  кроссводов  до  тридцатой  страницы
включительно.
    Я  задал  Мозгу  координаты  Феррарума,  а  сам завалился на диван, открыл
кроссворд  и  стал вспоминать, как называется дойное рогатое животное из шести
букв, имеющее самца всего из трех букв...
    Полет  к  Ферраруму  прошел  без поломок и приключений. Когда шесть недель
спустя  моя  ракета  заходила  на посадку в его космопорту, я уже почти выучил
спряжения неправильных греческих глаголов и сносно понимал по латыни.
    С  орбиты  Феррарум  выглядел  неважно.  Это  была  небольшая красноватого
оттенка планета с разреженной атмосферой, вращающаяся вокруг своей оси с такой
стремительностью,  что  было  удивительно, как она ещ„ не потеряла океан цвета
куриного бульона.
    Посадив  ракету  среди  огромных ржавевших баз, я натянул скафандр и вышел
наружу.   Вид  у  космопорта  был  заброшенный.  Было  ясно,  что  им  нечасто
пользовались, иначе на стартовых полосах не валялись бы листы жести, сорванные
ураганом  с  крыши  соседнего  ангара.  Впрочем, я был не совсем прав: рядом с
административным   зданием   ровно,   как   по  линеечке,  выстроились  четыре
одноместных звездолета.
    Вспомнив,  что  нужно  отметиться  в  таможне,  я направился туда. К моему
удивлению, в помещении царил разгром, какой бывает при поспешных сборах: сейфы
распахнуты,  шторы  сорваны, а на полу валялись ворохи брошеных бумаг. Постояв
некоторое  время  в  задумчивости,  я  пожал плечами и вышел. Уже на крыльце я
заметил  скомканный  клочок  газеты  и  поднял  его.  Клочок  был так неудачно
оторван, что можно было прочесть лишь часть слова: "...ятили".
    Я  захватил  из  ракеты  банку  и через город пошел к океану, шум которого
слышался  в  отдалении.  Улицы  выглядели пустынными. Навстречу попались всего
две-три  фигуры,  которые, увидев меня издали, пугливо нырнули в подворотню. Я
решил,  что  дело  тут  в  обжигающем  дневном  солнце, от которого все жители
прячутся по домам, а те, кого я спугнул - мелкие воришки, пользующиеся сиестой
в своих целях.
    Не  было  никого и на пляже, лишь два робота устанавливали жестяные щиты с
надписями:  "С честью пронесем доброе имя людей!" и "Слава великому Супрунию!"
В  стороне  андроид  выдирал из газона траву и сажал на ее место искусственую.
Мне  эта несуразность показалась забавной, тем более, что неподалеку на столбе
висел   другой   щит,   на  котором  значилось:  "Не  покупайте  синтетическую
растительность! Живые растения - живым людям!"
    Я  зачерпнул  в банку мутной воды из океана и решил прогуляться по городу.
Ближайшие  полтора  месяца  вновь  предстояло  провести  в  ракете,  а я успел
соскучиться по человеческим лицам и твердой почве под ногами. Ничуть не меньше
я  истосковался по хорошим прожаренным бифштексам, блинам и свежей, шкворчащей
на  сковородке яичнице. "Конечно, Феррарум не лучший из миров, но даже и здесь
наверняка есть, где перекусить," - подумал я.
    Заметив  недалеко  от  побережья  мерцающую вывеску "ПИВНАЯ", я направился
туда,  дабы  утолить  жажду.  Полутемное  помещение  почти  пустовало, лишь за
дальним  столиком  темнели  две  каких-то  фигуры  -  судя по позам, дремавшие
пьяницы.  За  стойкой  торчал  старый  скрипучий  робот, протиравший салфеткой
стаканы. Надпись за его спиной гласила: "Обслуживаются только люди!"
    Я  попросил  подать  меню.  Робот  недовольно  скрипнул  и кивнул на кусок
картона,   на   котором   было   написано:  "Пиво  "Жигулевское",  "Клинское",
"Туманность Андромеды", "Балтика". Свежее. 1 кружка - 50 космокопеек".
    Поразмыслив,  я  заказал  "Балтику  No  9",  и  робот  нацедил  мне его из
деревянной  бочки. Я поднес бокал ко рту и... меня едва не стошнило от резкого
запаха.  Попробовав  жидкость  на язык, я убедился, что это чистейшее машинное
масло, и возмущенно воскликнул:
    - Что вы мне налили? Это же смазка!
    - Ах ты, хмырь навозный! А ну повтори! - вскинулся бармен.
    - Это смазка!
    - Смазка? Клянусь Супрунием, никто не смеет оскорблять мое заведение! Да я
тебе все кости переломаю! - взревел робот.
    Он  выхватил  из-под  стойки  железную трубу и попытался огреть меня, но я
швырнул в него кружкой и опрометью кинулся к выходу. Сердце бешено колотилось.
    "Этот   старый   робот   сбрендил,  если  бросается  на  людей  с  трубой!
Поразительно, что городские власти ещ„ не приняли мер. Ждут, чтобы он проломил
кому-нибудь  голову?" - подумал я с возмущением, с трудом восстановив душевное
равновесие.
    Я протиснулся в узкую щель между домами и оказался на оживленной улице. На
Феррарии,  где  благодаря  стремительному  вращению планеты сутки сменяли друг
друга  с  непривычной  для  землянина  быстротой,  был уже вечер. Мимо круглых
разноцветных  фонарей  чинно прогуливались парочки роботов. Ярко сияли вывески
кафе и закусочных.
    Мечтая  об  ужине,  я  сунулся  было  на порог кафе с подсвеченным изнутри
шахматным  полом,  но  ошарашенно  замер  у  входа. За столиками в смокингах и
вечерних  платьях сидели роботы и роботессы и, непринужденно беседуя, заливали
себе  в  глотки  литры  бензина  и  машинного  масла.  Под звуки механического
оркестра  на  небольшой  сцене бешено отплясывал пластиковый андороид, судя по
всему  перебравший  смазки.  Другой андроид, окончательно окосев, барабанил по
клавишам пианино кулаками.
    Ко  мне  подошла  официантка-роботесса  в  белом  кружевном  переднике. Ее
динамик был ярко обведен помадой, а на шее висело золотое сердечко на цепочке.
На  подносе,  который  она  держала перед собой, в фарфоровой тарелке дымилось
нечто отвратительное, напоминавшее кусок дымящейся резины.
    - Не  хотите  сесть  за столик? Что вам подать? Отбивную? Омлет? Оладьи? -
спросила она меня.
    - Нет, ничего, - поспешно отказался я и вышел из кафе.
    Голова  кружилась,  ощущение  нереальности  происходящего  овладело  мною.
Увидев  автомат,  продающий  газеты,  я  бросил в него монету и, когда из щели
выполз толстый еженедельник, стал читать заголовки:
    "Роботы вконец обнаглели - законы робототехники для них ничего не значат."
    "Очаги сопротивления роботов подавлены."
    "Три робота, напав из-за угла, развинтили бедную старушку."
    "Новый ресторан "У Ибрагима": хорошим людям добро пожаловать!"
    ""Человек  -  это звучит гордо. Робот - это звучит тошнотворно,"" - с этих
слов  известный  писатель  Р.Железняцкий  начал  свое выступление в концертном
зале."
    Удивленный  однотипностью  заголовков,  я  стал  читать  статью  со вполне
нейтральным  названием: "Мечта матери", но и здесь натолкнулся на то же самое:
"Я спокойно вздохну только тогда, когда последний робот будет помещен в клетку
с электрическими прутьями, и, водя своих детей в зоопарк, чтобы они посмотрели
на этого урода, я буду рассказывать им о великом Супрунии."
    Открыв  же  еженедельник  на  последней  странице,  где  обычно печатаются
любовные  истории  для  домохозяек,  я  прочитал  следующее:  "Жан-Поль сдавил
трепетно вибрирующую Артемиду в своих объятиях и поцеловал ее: их рты страстно
звякнули."
    - Зациклились  тут все на роботах, что ли? Видно у них это больной вопрос!
- воскликнул я в сердцах, отшвыривая газету.
    - Полностью  с вами согласна, молодой человек. Больнее вопроса нет. Роботы
-  бич  планеты,  мерзкие, аморальные твари! Супруний открыл нам на них глаза,
объяснив  ясно  и доступно, что они собой представляют. Нарушить закон для них
ничего не стоит! - послышался скрипучий голос позади.
    Я оглянулся и увидел старую роботессу, настолько дряхлую, что вся она была
подвязана  веревочками и скреплена пружинками. Роботесса опиралась на палку, а
на носу у нее была водружена оправа очков с выдавленными стеклами.
    Вид  у старухи был вполне миролюбивый, не такой, как у бармена, и я наивно
задал ей вопрос, который меня давно занимал: почему на планете не видно людей?
очевидно,  дело  тут  в  радиации  или солнечной активности, и они все сидят в
убежищах?
    Старуха поправила на носу очки и удивленно уставилась на меня.
    - Странный  вы,  молодой человек. Как вам не стыдно говорить такое? Людей,
видите  ли,  у нас нет! Да вон их сколько, один другого лучше! А роботы дрянь!
Сама бы им всем головы поотрывала, своими руками!
    Я  хотя  и  усомнился в том, что руки у старухи достаточно сильные, чтобы,
выполнив  угрозу,  оторвать  голову  хотя  бы  одному  матерому роботу, однако
удивился столь высокой критичности по отношению к собственному племени.
    - Ну  что  вы!  -  сказал  я  умиротворяюще. - Разве все роботы могут быть
такими уж плохими? Все-таки что не говори, а это изобретение полезное. Вот вы,
например, сразу видно, что хороший робот.
    Но  вместо  того,  чтобы  почувствовать  себя  польщенной,  старуха издала
высокий   визжащий  звук,  огрела  меня  клюкой  и,  цепко  схватив  за  руку,
задребезжала на всю улицу:
    - Хам,  мерзавец! Чтоб у тебя датчики полопались! Обозвать меня, почтенную
женщину, роботом! Хватайте его, люди добрые!
    Видя,  что  старуха  заносит клюку, чтобы ударить меня по лицу, я изо всей
силы  толкнул  ее,  вырвался  и помчался по улице. Убегая, я краем глаза успел
заметить, что старуха упала и рассыпалась на части.
    - Женщину убили! Хватай его! Вон он, бежит! - понеслись мне вслед крики.
    Со  всех  сторон, выскакивая из кафе и закусочных, мчались роботы. Один из
них  схватил  меня  за плечо, но я вырвался, пнув его ногой в коленный шарнир.
При этом с моей головы соскочил скафандровый шлем, отличный шлем