с затемненным
лицевым  стеклом,  которым  я обзавелся совсем недавно. Я поспешно наклонился,
поднимая его, и свет от фонаря упал на мое лицо.
    На  мгновение  роботы оцепенели, а потом один из них крикнул, показывая на
меня:
    - Смотрите, у него волосы! Это робот! Робот-убийца! Держи его!
    Я  метнулся  в  неосвещенный  переулок  и  бросился  петлять между домами,
выбирая  арки  потемнее.  Оторвавшись  от  погони,  я  перемахнул  через  край
мусорного  контейнера.  Пустой  бак  казался  безопасным  убежищем,  был смысл
отсидеться в нем до рассвета. Я ломал голову, стремясь осмыслить происходящее.
Было  абсолютно непонятно, почему роботы так обнаглели и куда подевались люди.
Найти  ответ помогла случайность. Некоторое время спустя кто-то вывалил мне на
голову  ведро  с  мусором,  среди  которого оказался и скомканный, пропитанный
машинным  маслом  журнал  трехлетней  давности.  Кое-как я развернул его и при
свете встроенного в шлем фонарика стал рассматривать.
    На  обложке  был  огромный  портрет  одутловатого  человека  с выпученными
глазами,  делавшими  его  похожим  на  жабу.  Подпись  под  портретом гласила:
"Великий Супруний приветствует народ Феррарума!"
    Отбросив  журнал,  я  продолжал  рыться  в мусоре, периодически сыпавшемся
сверху,  и вскоре мне удалось обнаружить газету, выпущенную четыре года назад.
Эта газета была абсолютно нормальной, роботы в ней практически не упоминались,
а  состояла  она  в  основном  из местных политических дрязг, сплетен из жизни
звезд  и  светской  хроники.  Лишь  на  одной из последних страниц, где обычно
печатаются деловые новости, я прочитал набранное мелким шрифтом сообщение:
    "В  связи  с  неблагоприятным климатом, отрицательно влияющим на магнитную
память    механизмов,    на    Ферраруме    будет    производиться    массовое
перепрограммирование  роботов.  Просим  направлять  ваших роботов в специально
оборудованные   пункты   в   период   с   5   по   15  мая.  Ответственным  за
перепрограммирование назначен инженер А.В.Супрун."
    Крошечное  фото  под  заметкой  порядком  размокло,  однако я все же сумел
рассмотреть  одутловатого  человека,  уже  виденного  мной  прежде  на обложке
журнала.
    Внезапно  все  стало  ясно.  Инженер  Супрун  -  он  же Великий Супруний -
безобразный  как  жаба  и  едва  ли  любимый  хотя бы одной женщиной, был, что
вероятнее всего, человеконенавистником и, когда представилась возможность, так
запрограммировал  роботов,  что они признали его своим вождем. Одного я не мог
понять,  как  Супруну  удалось  перехитрить  законы  робототехники,  незыблемо
существующие   даже  не  в  памяти,  а  в  самом  электронном  биосе  роботов,
вмешательство    в   который   конструктивно   привело   бы   к   немедленному
самоуничтожению механизма?
    Но,  ломая  голову  над  этим  вопросом,  я  вспомнил,  что  все роботы на
Ферраруме упорно себя людьми и мне стало ясно, какое гениально простое решение
нашел  Супрун!  Он  даже  не  стал залезать в компьютерный биос и менять в нем
настройки.  Вс„,  что  ему  понадобилось  - это лексически переставить местами
понятия  "человек"  и  "робот"  с  тем,  чтобы,  считая  себя  людьми,  роботы
автоматически  отказались  от всех ограничивающих их законов. Одновременно они
переняли  весь букет людских привычек и недостатков, среди которых всегда было
и известное недоверие к механизмам. Как следствие, все многочисленные запреты,
наложенные  прежде  на  роботов, теперь переадресовались людям. Спохватившись,
люди  попытались  что-то изменить, возможно, в ход пошли даже бластеры и ломы,
но  было  уже  поздно,  тем  более, что роботов в таком промышленном мире, как
Феррарум, было в несколько раз больше.
    Рассвирепевшие роботы, над которыми уже не властвовали сдерживающие законы
робототехники,  набросились  на  людей, пылая праведным гневом, и тем пришлось
спешно  уносить  ноги  из этого мира. Кое-кто, похоже, рискнул-таки остаться и
теперь  занимался  тем,  что,  нападая  ночами  из  засад,  разбивал вдребезги
робота-другого.
    Теперь  стало ясно, кому принадлежали те четыре корабля, которые я видел в
космопорту   -   моим  предшественникам-курьерам,  посланным  на  Феррарум  за
океанской  водой.  Беднягам  попросту свернули шеи, прежде чем они сообразили,
что  к  чему,  меня  же  спас  непрозрачный  шлем,  благодаря  которому роботы
некоторое время принимали меня за своего.
    Под  утро  я  задремал в баке, прислонившись спиной к его стенке. Не знаю,
кто  именно  меня  обнаружил,  возможно,  это  были  мусорщики,  приехавшие за
контейнером,  но  внезапно  бак  с  грохотом  перевернули, а меня самого, едва
проснувшегося,  схватили и потащили куда-то могучие стальные руки. Вскоре меня
грубо втолкнули в какое-то помещение и захлопнули железную дверь.
    Прямо  передо  мной  за  длинным  столом  сидел  робот  в красной мантии и
колпаке,  а  справа  от  него  -  секретарь.  Над головами у них висел поясной
портрет Великого Супруния, мешки под глазами у которого стали ещ„ больше, а на
шее  выпятился  зоб.  Приглядевшись,  я  увидел  в  левом углу портрета черную
ленточку  и  понял,  что  недостаток  йода и тяжелый климат утащили-таки этого
человеконенавистника в могилу. Оба - судья и его секретарь - находились здесь,
вероятно,  уже  давно  и томились от безделья. Роботы-стражники сорвали с моей
головы шлем и, крепко держа за руки, подвели к судье.
    - Отвечай, ты робот? - строго пролязгал он.
    Я замешкался с ответом.
    - Он  запирается,  Ваша Честь! Давайте проведем испытание сверлением! Если
он  робот,  то  при  продолжительном  сверлении  из  него  польется  жидкость,
именуемая  "кровь",  и  выпадет  некая  субстанция, назыемая "внутренности", -
нетерпеливо предложил секретарь, извлекая из-под стола электрическую дрель.
    - Гм...  Ты  думаешь,  это обязательно? - усомнился судья. - Хорошо, так и
быть, можешь его просверлить.
    - Не надо! Признаюсь! - завопил я.
    Судья торжествующе подался вперед:
    - Ага! И не будешь утверждать, что ты человек?
    - Нет, не буду.
    Судья  задумался.  Мне казалось, я даже слышу, как работает его процессор.
Работал он с изрядным скрипом, должно быть, судья давно за ним не следил.
    - А,  скажи-ка  ты  нам,  робот,  как  ты  относишься  к  людям? Наверное,
ненавидишь их? - снова спросил он.
    - Люди  -  мои  хозяева.  Выполняя их приказы, я получаю удовлетворение, -
ответил  я  с  издевкой, зная, что роботы все равно не наделены способностью к
психологической интерпретации голоса.
    Судья хмыкнул. Очевидно, мои ответы его порядком озадачивали.
    - И законам робототехники ты тоже подчиняешься?
    - Подчиняюсь.
    Судья и секретарь переглянулись.
    - А   ну-ка   перечисли  все  законы!  -  потребовал  судья,  хватаясь  за
казуистическую соломинку.
    - Закон  первый:  не  причинять вред человеку ни прямо, ни косвенно. Закон
второй:  повиноваться  человеку.  Добавление  к закону второму: человеку нужно
повиноваться   всех  случаях,  кроме  тех,  когда  в  приказе  его  содержится
требование  причинить  вред ему самому или другому человеку... - начал бубнить
я, радуясь, что когда-то вызубрил эти правила.
    Взмахом  руки  прервав меня, судья вновь задумался, а потом я услышал, как
он шепчет секретарю:
    - Приятное  исключение,  этот робот не утверждает, что он человек. Сдается
мне, что он исправен.
    Секретарь кивнул.
    - Похоже на то. И что мы будем делать? Отпустим?
    - Нет,  нельзя.  Сегодня он нормальный, а завтра может свихнуться, как все
остальные. Лучше все-таки переплавить его в атомной топке.
    Мое  сердце  заколотилось.  Надо сказать, что у меня с детства аллергия на
раскаленные топки.
    - С  другой  стороны, раз он пока нормален, тащить его в топку насильно не
имеет смысла, он и сам в нее пойд„т, - продолжал рассуждать судья.
    Он повернул в мою сторону массивную голову и спросил:
    - Ты честный робот?
    - Так точно, Ваша Честь! - отвечал я.
    - И выполнишь любой приказ, который я тебе дам?
    - Выполню!
    - Даешь  мне  слово,  что  сам  пойдешь  на переплавку? Клянешься законами
робототехники?
    - Клянусь Великим Супрунием! - закивал я, боясь спугнуть свое счастье.
    - Ну-ну, не кощунствуй! Ты знаешь, где переплавка?
    - Так точно, Ваша Честь!
    - Ладно,  ступай  и  вели,  чтобы  тебя  переплавили!  -  сказал  судья и,
необыкновенно довольный своим решением, откинулся на спинку кресла.
    Затем он дал знак и державшие меня роботы отошли в сторону.
    Едва  оказавшись  на  свободе, я помчался в космопорт, и вскоре мой "Блин"
рассекал  космическое  пространство,  уносясь  прочь  от  Феррарума. Я сидел в
ракете,  глядел  в  иллюминатор  на  удалявшуюся  планету  и гордился тем, что
вовремя вспомнил единственную ахиллесову пяту всех роботов. Даже возомнив себя
людьми   и  отказавшись  от  законов  робототехники,  они  с  их  примитивными
электронными  мозгами  оказались  не  в состоянии перенять главную способность
человека, которую homo sapiens неустанно совершенствовали в себе на протяжении
многих тысячелетий эволюции.
    Другими словами - роботы так и не научились лгать.


    ВОСПОМИНАНИЕ ВОСЬМОЕ

    Кажется,  эта история произошла ещ„ до того, как меня сожрал вестузианский
аршалот,  и  я три месяца вместе со звездолетом протомился у него в кишечнике,
прежде чем, захворав несварением желудка, аршалот соблаговолил исторгнуть меня
из  своих  недр.  Впрочем,  не исключено, что она произошла и после, во всяком
случае  я  бы  этому  не  удивился:  с тех пор, как голову мне насквозь прошил
микроскопический,   всего   с  песчинку  метеорит,  моя  временная  ориентация
значительно ухудшилась, а последовательность тех или иных событий вообще стала
загадкой.  Из-за  этого  проклятого метеорита до сих пор приходится мучительно
размышлять  над  самыми  простыми  вещами,  из-за  чего  близкие называют меня
чудаком.
    Но  факт, что все описанное далее действительно произошло. Я уверен в этом
настолько, что готов отдать на отсечение правую руку[5].
    В  тот год я странствовал по южному полушарию неба в созвездиях Скульптора
и Печи, мечтая заарканить набитый полезными ископаемыми астероид и сбыть его в
какой-нибудь  промышленный  мир.  Но,  к сожалению, дела шли неважно. Хотя я и
забрался  далеко  за  границы освоенной части Вселенной, ничего подходящего не
попадалось,  а  те  астероиды,  что  мне встречались, не стоили и рубля за сто
тонн.
    Наконец,  отчаявшись,  я решил попытать счастья где-нибудь в другом месте,
но, рассмотрев повнимательнее карту, обнаружил в соседнем созвездии Скульптора
карликовую  эллиптическую  галактику.  Состояла она в основном из старых звезд
небольшой  массы и содержала очень мало газа и пыли. Направив на нее телескоп,
я   присвистнул.   Вид  у  этой  карликовой  галактики  был  таким  древним  и
заброшенным,  словно  она  несколько  миллиардов  лет  пылилась  в  сундуке  у
космического  старьевщика.  Судя по всему когда-то эта галактика была одной из
самых  обширных  и ярких в этом созвездии, но со временем прогорела, расфукала
свой  газ  и  пыль,  и  теперь,  подобно  головне, тихо дотлевала на задворках
Вселенной, никого не беспокоя и не привлекая ничьего внимания.
    "Ладно,  загляну  ещ„  сюда. Глядишь, и повезет," - подумал я. Задав Мозгу
координаты  эллиптической  галактики,  я  взял  засаленную  колоду карт и стал
ракладывать  пасьянс.  В  то  время  я  уже  устал  от умных книг, и мои мозги
нуждались в некотором отдыхе.
    Суток  через двое звездолет достиг карликовой галактики, и я стал колесить
от  одной  старой  звезды к другой. Зрелище было удручающее: почти весь газ из
них выгорел, и некоторые из светил давно и всерьез задумывались не разлететься
ли  им  вдребезги  и не превратиться ли в белых карликов. Я обшаривал звездные
системы  одна  за  другой, но не находил ни одного стоящего астероида. Правда,
порой мне попадались престранные планеты, точно подросток прыщами, испещренные
кратерами  правильной  формы,  но желания изучать их вблизи не было, тем более
что локатор показывал полное отсутствие полезных ископаемых.
    Наконец  мне  повезло.  Я облетал угасающую звезду, которая то с отчаянной
щедростью  выбрасывала во Вселенную порцию излучения, то нахохливалась и почти
затухала;  только  в  трех-четырех  местах  на  ее  поверхности  закручивались
огненные  протуберанцы.  Внезапно  -  а  такие  вещи  всегда любят происходить
внезапно  - локатор закудахтал, точно большая курица, собравшаяся снести яйцо.
Справа  по  курсу  на  удалении  всего  в  несколько  миллионов километров был
обнаружен   большой  астероид,  судя  по  спектральному  анализу,  напичканный
всевозможными  полезными  ископаемыми.  Это  был даже не астероид, а наглядная
иллюстрация к таблице Менделеева. Да что там говорить: одного серебра там было
почти  десять  тонн, не говоря уже о рубидии, меди, кремнии, марганце и других
веществах,  которые  охотно купил бы любой промышленный мир. Это был буквально
летающий  сейф, дрожащий от нетерпения распахнуть свою дверцу тому, кто первый
им завладеет.
    Я человек не особенно корыстный, но при виде этого астероида у меня слюнки
потекли. В воображении замелькали гоночные звездолеты, бриллиантовые запонки и
роскошные  мулатки  курортных миров, приносящие мне по утрам горячий шоколад и
банановый коктейль "банго-бунго" в чашах из кокосовых орехов.
    Кое-как  уняв  нервную  дрожь  в  руках  и коленях, я направил звездолет к
астероиду.  Приблизившись, я снизил скорость и, развернув "Блин" соплами вниз,
осторожно пошел на снижение. Чем меньше метров отделяло посадочные подножки от
поверхности астероида, тем все более странно вела себя моя ракета. Не слушаясь
руля,  она  целеустремленно  направлялась к площадке на дне глубокого кратера,
хотя  изначально  я  выбрал  для  приземления  совсем другое место. Когда же я
навалился  на  руль всем своим весом и включил форсаж, желая все-таки изменить
направление  посадки  корабля,  "Блин"  окончательно  утратил  даже  видимость
послушания и вопреки законам физики камнем обрушился на дно кратера.
    Ругаясь  на  чем свет стоит, я надел скафандр и выскочил из ракеты. "Блин"
стоял  на  ровной  каменистой  площадке,  окруженной  со всех сторон отвесными
скалами,  такими  гладкими,  что  по  ним не вскарабкался бы даже муравей. Это
место  словно  специально было создано природой для ловушки, впрочем, природой
ли?  Об  этом  я задумался, когда, оглядевшись, увидел ещ„ с десяток кораблей,
притулившихся  в разных углах кратера. Один походил на спрута; другой - на три
больших  шара, скрепленных тонкими стержнями; третий представлял собой длинную
спираль,  которая, по замыслу создателей, должна была буквально "ввинчиваться"
в космическую пустоту; четвертый был похож на пушечный снаряд, заканчивающийся
хрустальной  чашей; остальные корабли я даже затруднюсь описать, поскольку они
вообще  были  лишены  какой-либо  симметрии  и  в  основе их лежала непонятная
землянину логика.
    Логика,  ха!  Что  ты  можешь  знать  о  ней?  Вы  называете  логикой  или
элементарные   закономерности   или  простейшие  цепочки  последовательностей.
Глупцы, разве логика ограничивается лишь этим?
    Один  лишь  я  знаю все... Спирали созвездий, зачатие новых звезд и взрывы
сверхновых.  Нет  радости в жизни и ужаса в смерти. Время не имеет начала и не
имеет  конца. Бесконечно огромное, оно образует множество колец, подчиняющихся
лишь  Могущественному. В каждом из них - череда бесконечных повторений. Ничего
нового  не  может  возникнуть  и ничто старое не исчезнет. Все что будет - уже
было.  Прошлое  и  будущее,  ближнее и дальнее, древнее и новейшее, холодное и
горячее,  большое и маленькое, жизнь и смерть - вс„ лишь части единого целого.
Один лишь я знаю вс„.
    Чья-то  чужая  мысль,  страшная  и  хаотичная,  вторглась  в мое сознание,
зацепила его край и, разлетевшись ледяными осколками, покинула его. Я подумал,
что  допрыгался  и начинаю сходить с ума. Сумасшествия я всегда боялся, имея к
нему  наследственную  предрасположенность. Мой дедушка, допиваясь до чертиков,
утверждал,  что  видит  сквозь  стол  свои  носки,  а бабушка привязывала себя
веревкой  к  спинке  кровати,  опасаясь,  что ночью во время сна ей взбредет в
голову выпрыгнуть в окно.
    Потоптавшись  немного  на  месте, я решил обойти кратер. Изредка под моими
ногами  что-то  лязгало  -  чаще всего это были части обшивки или детали давно
рассыпавшихся  звездолетов, ковром покрывавшие дно этой каменной чаши. Судя по
плачевному  виду, большинство из них находилось здесь уже не первый десяток, а
то  и сотню тысяч лет. Были и такие, что сохранились неплохо, а иные, особенно
самые  древние,  превратились  почти  в  труху,  и  я  с большой осторожностью
проходил  между  ними,  опасаясь, что какая-нибудь полутонная железка, которой
давно  надоело  висеть  на  своем  месте, захочет шарахнуть меня по макушке. Я
испытал  суеверный  ужас,  когда  подумал,  что  многие  из  этих  звездолетов
находились   уже   здесь,   когда  наши  предки,  почесывая  лбы,  только  ещ„
прикидывали, что выйдет, если привязать к палке обтесанный камень.
    Вначале  я решил, что все корабли принадлежат одной неведомой цивилизации,
но  потом отбросил это предположение: слишком уж разными и непохожими они были
в сравнении друг с другом, со слишком большим промежутком времени опускались в
мрачный кратер и навсегда обретали в нем свое последнее пристанище.
    Одним  словом,  это  было  невеселое  местечко,  способное испортить сон и
отбить  аппетит даже такому неисправимому оптимисту, как я. Ни с того мне ни с
сего  вспомнилось  стихотворение  Жуковского  "Поэт  на смиренном кладбище", а
замершие   неподвижно   корабли   представились  надгробиями  своим  неведомым
хозяевам.
    Я  оглянулся  на  "Блин".  Свеженький  и недавно покрашенный, он настолько
оживлял  общий пейзаж и вписывался в него, словно уже решил обосноваться здесь
навсегда.  Настроение вмиг стало таким, как если бы кто-то затолкал мне в душу
тухлую селедку.
    Не  глядя  шагнув,  я  споткнулся  обо  что-то  и  упал,  едва не проткнув
скафандр.  Перед  носом  торчал  длинный  металлический  стержень, выступавший
непосредственно  из  дна  кратера.  Внезапно  мне  стало  ясно, почему приборы
фиксировали  наличие  здесь металлов и серебра - весь этот чертов астероид был
искусственного  происхождения!  Более того, это была ловушка для олухов, вроде
меня!
    Зачем бежать от звезды к звезде? Никуда не надо спешить, ибо никуда нельзя
опоздать.  Корень  вечности  - в неподвижности. Твои атомы разбегутся каждый в
свою  сторону,  но  пройдут  триллионы  лет  и  они соберутся снова, не в этой
Вселенной,  так  в  той,  которая  будет  после.  Так и дороги разбредаются от
перекрестка,  но  рано  или  поздно  встречаются. Раз так, стоит ли метаться -
оставайся  на месте и пытайся осознать истину, что мудрость не в движении, а в
его отсутствии.
    Пораженный  этой  пугающей, определенно чужой мыслью, забрезжившей вдруг в
моем  сознании,  я  бросился  назад  в  ракету,  включил  двигатель  и с места
решительно дал полное ускорение. По логике вещей, меня должно было впечатать в
стену, а "Блин" - пулей рвануться ввысь, но ничего этого не произошло.
    Мой звездолет лишь чуть вздрогнул и остался на месте, а я, выглянув в люк,
увидел  вокруг  вс„  те  же ржавые остова соседей. Должно быть, и они пытались
когда-то   взлететь,  а  теперь  лишь  равнодушно  смотрели  на  меня  пустыми
глазницами  иллюминаторов.  Раз  за  разом  я  включал ускоритель, но вс„ было
тщетно: звездолет влип в кратер как муха в варенье.
    После множества безрезультатных попыток взлететь, я осознал, что мулатки и
бриллиантовые  запонки  отодвинулись  на  неопределенное  время.  Скорее всего
теперь   мне  были  уготованы  лишь  гороховый  суп  и  одинокая  старость  на
искусственном  астероиде в незавидной р