-нибудь в укромном месте.
    - А   все-таки,   согласитесь,  молодец  этот  абориген.  Здорово  он  вас
переиграл.  Подумайте,  что  ему терять? Хижину? Ее может построить за два дня
любой идиот. Жену, детей? К ним здесь относятся наплевательски, вдобавок они и
так,  по  сути, остались у него. Вы даже - ха-ха! - супружеские обязанности не
сможете  выполнять.  Здесь  есть хитрый обычай (специально придумали для этого
случая, бестии!), по которому хозяин (то есть теперь уже вы) не может и близко
подойти  к  своей  жене, потому что гость якобы живет без жены и ему это будет
обидно.  Гость же, напротив, когда захочет, может вламываться к жене хозяина и
целовать е„, потому что ему, как гостю, вс„ позволено.
    - Послушайте,  все  что вы говорите, очень интересно, - прервал я его. - А
теперь  скажите:  как  земной  консул  вы  для  меня  что-нибудь сделаете? Мне
хотелось бы вернуть свою ракету, пока она ещ„ не продана.
    Консул развел руками.
    - А что я могу? Думаете, вы один здесь такой? У меня нет даже лазерографа,
чтобы  сообщить  о вас на Землю. Нашего военного флота в ближних секторах нет,
да  он  сюда  и  не  полетел бы ради нескольких бедолаг. К тому же, открою вам
секрет,  в  списке  министерства освоенных миров, Па-ра-ту имеет классификацию
Б-2,  что  означает бесперспективный мир. Одним словом, на Земле давно махнули
на  эту  планету  рукой,  и  тамошним  чинушам  абсолютно все равно, что здесь
происходит.
    - Ушам  своим  не  верю!  -  закричал  я,  взбешенный его рассуждениями. -
Неужели  вы,  как  страус,  спрячете  голову в песок, и бросите меня в беде? У
землянина  отняли  ракету,  одежду, фактически сделали рабом, а вам совершенно
все равно? Но я же ваш соотечественник!
    - А  это ещ„ неизвестно. У вас нет даже документов, ничего удостоверяющего
личность,  -  заявил  консул. - Как я могу быть уверен, что вы - это вы? Вдруг
передо  мной  очередной  хитрый  абориген,  решивший  завладеть чужой ракетой?
Ну-ну,  не  злитесь,  батенька... Не надо сжимать кулаки. Я-то вам верю, это я
так,  с  официальной точки зрения сказал. Вот что мы с вами сделаем. Приходите
ко мне годика через три. Возможно, когда срок местного гостеприимства истечет,
я  без  опасности  вызвать  дипломатический  прецедент  смогу  устроить вас на
какой-нибудь грузовой звездолет.
    - А моя ракета? - с надеждой спросил я.
    Консул отвернулся, избегая смотреть мне в глаза.
    - Вопрос  явно  не  по адресу. Я не Господь Бог. Поверьте, мне и так очень
непросто  живется  на  этой  планете.  Я уже двадцать пять лет подаю рапорты о
переводе  в  какой-нибудь  другой мир, но, увы, все они остаются без ответа, -
сказал он несчастным голосом.
    Я ударил кулаком по столу.
    - Чудесно! Просто чудесно! Выходит, моей родной планете и ее правительству
плевать  жив  я  или  умер,  ограблен  или  нет? Я для вас пустое место, ноль,
который не стоит даже того, чтобы ради него почесаться!
    - Увы,  друг мой, увы. Вы выразились, пожалуй, слишком резко, но я не могу
не признать, что в общих чертах верно обрисовали ситуацию, - кивнул консул.
    Я  направился к двери и лишь на пороге, обернувшись, спросил, есть ли шанс
получить убежище, если меня захотят бросить в урановые рудники.
    Консул исторг из своей бочкообразной груди унылый вздох.
    - О  каком  убежище  может  идти речь, когда туземцы не имеют ни малейшего
представления   о  дипломатической  неприкосновенности?  Да  оставь  я  только
ночевать вас здесь, завтра туземцы заявят, что вы - новый консул, а я этот ваш
чертов  Ло-до. Я вам даже воды не могу предложить, потому что вы тут же будете
считаться моим гостем.
    - Не  волнуйтесь,  даже  если  я  буду  погибать  от  жажды, то не попрошу
напиться у такого червя, как вы, - мой голос хотя и дрожал от негодования, был
полон скрытого достоинства.
    Пыхтя  от  жары,  консул  продолжал  как  ни  в чем не бывало обмахиваться
веером.  Подумав,  что  едва  ли  в  мире  существует  оскорбление,  способное
прошибить  его  толстую  шкуру,  я  спустился  с  крыльца  и отправился вглубь
джунглей.  Я  скорее  был  согласен  погибнуть от укуса гремучей змеи или быть
задранным ягуаром, чем вернуться в тростниковую хижину к Ло-до, где меня ждала
рабская циновка.
    Углубившись  в  джунгли,  я присел отдохнуть на поваленный ствол, но вдруг
позади  меня  громко  хрустнула ветка. Кто-то двигался по тропинке. Решив, что
это  Ло-до,  я  быстро  свернул  с  дороги  и нырнул за толстый ствол хлебного
дерева.
    На  тропинке появились четыре дюжих туземца, тащившие на плечах бамбуковые
носилки,  в  которых  лежал горбоносый абориген в убранстве из птичьих перьев.
Даже  не  посмотрев в сторону дерева, за которым я прятался, носильщики прошли
мимо.  Я догадался, что встретил кортеж вождя, того самого, о котором упоминал
в  разговоре  со мной консул. Судя по свекольному цвету лица и запрокинувшейся
голове,  вождь  возвращался с пирушки, на которой по своему обыкновению воздал
дань  божеству,  имеющему столь сильную власть над всеми гуманоидами - Бахусу.
Пропустив носильщиков с вождем вперед, я незаметно отправился следом за ними и
вскоре увидел большую тростниковую хижину на высоких сваях, обнесенную оградой
из заостренных кольев.
    Вождя  внесли внутрь ограждения, и деревянные ворота со скрипом закрылись.
Я  же  забрался  на  пальму  и,  скрытый ее кроной, бросил взгляд за ограду. Я
увидел,  как  носильщики передают вождя его женам, которые, привычно подхватив
обвисшее  тело,  затаскивают  своего  выпившего  властелина  внутрь  дома. Все
туземцы-мужчины  остались  снаружи,  и  никто из них не посмел даже ступить на
порог  хижины.  Окрытие,  что  на  этот  счет  существует  строгое  табу, меня
обрадовало.
    Просидев  на  пальме  до ночи и, дождавшись часа, когда носильщики и воины
отправились  спать под бамбуковый навес во дворе, я перемахнул через частокол,
незамеченным  добрался до хижины вождя и перелез через подоконник. Легкости, с
которой  я  это  проделал, весьма способствовало то, что окно было расположено
низко и представляло собой обычный прямоугольный вырез в тростниковой стене.
    В  хижине было темно, так темно, что я смог разглядеть лишь земляной пол с
постеленной  на  нем соломой. Пахло прокисшей похлебкой, потом и самогоном. Из
дальнего  угла  доносился  густой  храп. На четвереньках я осторожно пробрался
между  спящими  вповалку женщинами и всмотрелся в лицо храпящего человека. Да,
это  действительно  был  вождь.  Он лежал на боку, широко открыв рот, и по его
подбородку стекала слюна.
    Мстительно  усмехнувшись,  я нашел незанятую циновку, расстелил ее рядом с
вождем,  растянулся  на  ней  и сразу заснул. Утром, едва забрезжил рассвет, я
проснулся  от  визга.  Визжала  одна  из  женщин, в ужасе уставившись на меня.
Вождь,  разбуженный  тем  же воплем, приподнялся на своей циновке и, ничего не
понимая, осоловело озирался.
    Услышав  крик,  в  хижину ворвались воины и замерли в замешательстве на ее
пороге,  не зная, как им со мной поступить. Один из них замахнулся копьем, но,
не  решаясь метнуть его, так и застыл. Я встал, спокойно взял со стола тыкву с
водой, с утрированным удовольствием сделал несколько глотков и, поставив тыкву
на стол, вытер губы. Потом подошел к вождю, снял с его головы убор с перьями и
надел   его   на   свою  макушку.  Вождь,  не  совсем  ещ„  протрезвевший,  не
сопротивлялся.  Визжавшая  женщина  наконец  замолчала и теперь лишь судорожно
дышала.
    Показав на свой убор, я громко сказал воинам:
    - Что  вы на меня уставились? Ночью наши души поменялись местами, и теперь
я  -  вождь, а эта пьянь - туземец Ло-до. Заберите его с собой и вон отсюда! Я
не разрешал вам пялиться на моих жен!
    Воины  растерянно  переглянулись,  не решаясь нарушить непреложный обычай.
Они своими глазами видели, как я лежал на циновке в хижине вождя и пил воду из
его тыквы - значит, я был его гостем, и ночью наши души вполне могли совершить
переселение.
    После минутного колебания, не слушая женского визга, ибо общеизвестно, что
женская душа неразумна, - они подхватили вождя под локти и бережно вынесли его
из хижины. Вырываясь, вождь что-то кричал, с каждой секундой все более гневно,
но воины держали его крепко.
    Они  вынесли  вождя  во  двор, а я остался в хижине среди его жен. Из окна
было  хорошо  видно,  как  вождь,  наконец  вырвавшись  из рук воинов, пинками
расшвырял их, схватил мачете и побежал к своей хижине. Я стоял у окна, обнимая
за плечи одну из только что пойманных жен. Уже почти добежав до крыльца, вождь
увидел  меня  и  остановился.  Мало-помалу  его испитая физиономия приобретала
осмысленное выражение.
    Я  отлично  представлял,  что  происходит  сейчас  у  него  в голове. Этот
горбоносый  Ю-ла-у  (к  тому  времени  из восклицаний жен я уже узнал его имя)
определенно  не  пропил  ума, хотя и любил хлебнуть лишнего. Ему потребовалось
совсем  немного  времени,  чтобы  сообразить,  что,  прикончив  меня,  он лишь
повредит  себе.  Мало  того,  что  убив  гостя,  он  нарушит одну из основных,
непреложных  традиций, но и даст злым языкам возможность утверждать, что он не
вождь, а изменник Ло-до, убивший настоящего вождя.
    Постояв  некоторое  время  у  окна,  вождь  в  гневе  отбросил  мачете  и,
повернувшись  ко  мне  спиной,  решительно направился под навес. Позвав к себе
одного из воинов, Ю-ла-у что-то приказал ему, и вскоре воин вернулся со жрецом
- редким пройдохой, если я что-то понимаю в лицах. Расположившись под навесом,
вождь и жрец стали совещаться, изредка кивая на хижину.
    Совещались  они  долго, почти до середины дня. Пока шел совет, воины несли
стражу  у  ограды и окон хижины, не то оберегая меня, не то держа под домашним
арестом.  Я  же,  чтобы  не  скучать,  занимался  внедрением  среди жен Ю-ла-у
железной  дисциплины,  и  под  конец  так  в  этом преуспел, что эти умащенные
кокосовым маслом клуши ходили у меня по струнке.
    В  послеобеденный  час,  когда  я  отдыхал,  лежа  на  циновке, а две жены
помоложе  обмахивали  меня  опахалами,  в  окне  кто-то негромко кашлянул. Я с
неудовольствием   обернулся   и  увидел  просунувшуюся  в  хижину  толстощекую
физиономию жреца.
    - Чужеземец, можно поговорить с тобой? - окликнул он меня.
    Изобразив  гнев,  я  вскочил  и  замахнулся  трехногим  столиком, стоявшим
посреди хижины. Голова жреца исчезла, но сразу появилась в другом окне.
    - Как  ты  смеешь  называть  меня  чужеземцем?  Я  вождь Ю-ла-у, а тело, в
котором я нахожусь, не имеет значения! - крикнул я.
    Толстощекий жрец виновато моргнул.
    - Прости  меня,  Ю-ла-у! Я не сомневаюсь в том, что ты вождь. Я лишь хотел
попросить  тебя на минуту представить, что ты чужеземец. Захотел бы ты в таком
случае вернуться на свой звездный корабль и улететь?
    - Зачем  мне  представлять  себе  это? Разве мне плохо на родной планете в
объятиях  юных  жен? Отвечай, мешок со смрадом, жирная черепаха, тухлый кокос,
как  тебе  вообще взбрела в голову эта предательская мысль? - продолжал кипеть
я.
    Пока  я метал громы и молнии, жрец смотрел на меня без злости, с интересом
и пониманием. Призвав на его голову всяческие беды, я сказал уже спокойнее:
    - Чисто  из  любопытства,  как  уважаемый  жрец мыслит себе, что я, вождь,
вдруг  ни  с того ни с сего сяду в звездный корабль и улечу? Не огорчит ли это
моих любимых жен и не расстроит ли верных подданных?
    Глазки  жреца  понимающе заблестели. Мне редко приходилось встречать столь
умного гуманоида, который схватывал бы все с полуслова.
    - Вы  верно  подметили, вождь. Это было бы огромным ударом для ваших жен и
подданных,  если  бы вы вдруг ни с того ни с сего покинули планету, на которой
занимаете столь высокое положение. Но есть расклад, который всех устроит.
    - Какой? - спросил я.
    - Вообразите,  что Ло-до, - тут жрец показал на вождя, стоявшего у ворот и
с беспокойством посматривающего в нашу сторону, - приглашает в гости чужеземца
Ти-та,  гостящего ныне в поселке. Все трое - вождь, Ло-до и чужеземец проводят
ночь  в  одной  хижине.  Пока  они спят, их души меняются местами - душа вождя
возвращается  в  тело  вождя,  душа Ло-до - в тело Ло-до, а душа чужеземца - в
тело  чужеземца.  А  завтра утром, после того, как переселение душ завершится,
чужеземец  отправится  в  космопорт и безо всяких проволочек покинет планету -
при  этом  ему,  разумеется,  будут  возвращены  все  его вещи. Ну как вам мое
предложение, вождь?
    Я промычал что-то, испытывая большое сомнение, потом спросил:
    - А  ты  уверен,  что  души  поменяются  местами  именно в указанной тобой
последовательности?
    - Несомненно,  -  тоном  абсолютной уверенности заверил меня жрец. - Души,
как  учат  наши  обычаи,  очень скучают по своим старым телам и возвращаются в
них, как только представляется возможность.
    Я  хмыкнул.  Предложение было очень заманчивым, да только я не был уверен,
что жрецу можно доверять.
    - Мудрого Ю-ла-у что-то смущает? - проницательно спросил жрец.
    - Да, ты прав. Не произойдет ли так, что душа вождя вернется в его тело, а
души чужеземца и Ло-до останутся в тех же телах, что и сейчас?
    Полный искреннего негодования, мой собеседник прижал обе руки к груди.
    - Клянусь  богом  Ма-та-ту,  которому  я служу, чужеземец сможет улететь с
планеты  беспрепятственно!  На  нашей  планете  уважают  тех,  кто  сумел  нас
провести.
    Я внимательно посмотрел на жреца, и мне показалось, что он говорит правду.
Вождю  невыгодно  задерживать  меня на планете, раздувая тем самым опасные для
него слухи.
    Несколько минут я молчал, взвешивая все за и против. Жрец терпеливо ждал.
    - Это хороший план, - сказал я наконец. - Есть только одна загвоздка.
    - Какая же? По-моему, у данного плана нет недостатков, - удивился жрец.
    - Нет,  есть.  Захочет  ли  чужеземец,  тот  который  в бывшем теле Ло-до,
ночевать  в  одной  хижине  с вожд„м и расставаться с ракетой, которую он себе
присвоил?
    На  толстых  губах жреца на миг мелькнула многозначительная улыбка, тотчас
растворившаяся в его хомячьих щеках.
    - Пусть  величайший из вождей не волнуется: чужеземца мы уже уговорили. Он
охотно согласился стать вашим гостем на эту ночь.
    - Что-то я сомневаюсь в этом.
    - Ю-ла-у сам это увидит, - заверил меня жрец.
    Он  обернулся,  крикнул  что-то,  и  воины  вытащили  из-под  навеса моего
взъерошенного приятеля, под глазом у которого красовался большой фонарь, а нос
имел  явный отпечаток кулака. Когда его подтащили к хижине, Ло-до с ненавистью
взглянул  на  меня  незаплывшим  глазом  и  разразился  проклятиями,  но после
хорошего  тычка  в  бок пробормотал, что благодарит за оказанную честь и будет
счастлив провести ночь в хижине у вождя.
    Я благосклонно кивнул ему и спросил:
    - Как  уважаемому чужеземцу нравится у нас на планете? Всем ли он доволен?
Нет ли у него жалоб на своего хозяина?
    Тревожно  косясь на подошедшего сбоку вождя, мой лживый друг просопел, что
на Па-ра-ту ему очень нравится, а Ло-до необыкновенно гостеприимен.
    - Если  тебе  вс„  нравится,  тогда  почему  на твоем лице нет улыбки? Или
приглашение ко мне не честь для тебя? - нахмурился я.
    Ло-до мелко задрожал.
    - Вождь ошибается. Я счастлив, - пробормотал он.
    - Если  ты  счастлив,  тогда  смейся  и  пой  песни! И не смей умолкать до
вечера,  чтобы  никто  из  живущих  поблизости  не подумал, что вождь не умеет
принимать гостей! - рявкнул я.
    Мой  приятель  вопросительно  взглянул  на  Ю-ла-у,  а тот, выпучив глаза,
рявкнул:
    - Слышал,  что  тебе  было  сказано?  Будешь  плохо  радоваться  - скормлю
крокодилам! Увести его!
    Воины  схватили  Ло-до  и  потащили  к  навесу. Почти сразу до нас донесся
натужный  хохот  и  песни,  порой  прерываемые  ойканьем  -  это радовался мой
вероломный друг, изредка для большего веселья подбадриваемый пинками.
    Я  же  пригласил  вождя и жреца в свою хижину, и мы с ними отлично провели
день,  попивая  самогон.  Одна  из  жен  вождя  профессионально  гнала  его на
реквизированном у консула аппарате.
    Ю-ла-у  оказался  неплохим  парнем,  хотя,  на  мой  взгляд, с первобытным
чувством  юмора.  Напившись,  он  велел привести в хижину Ло-до, успевшего уже
охрипнуть  от радостного пения, и, угрожая посадить его на кол, заставил моего
вероломного  друга  прыгать  от  счастья  до  тех  пор, пока бедняга мешком не
свалился  на земляной пол. Мы с вождем и жрецом неплохо повеселились, глядя на
перекошенную  страхом  физиономию  Ло-до,  который, даже лежа на полу, пытался
петь и танцевать.
    Перебрав  самогона,  мы  с  вождем и не заметили, как отключились, а утром
жрец  поздравил нас с тем, что наши души завершили переселение: душа вождя - в
тело  вождя,  душа  Ло-до - в тело Ло-до, и душа чужеземца - в тело чужеземца.
Душа же жреца, несмотря на то, что он провел ночь рядом с одной из жен Ю-ла-у,
тем не менее не переселилась в нее, а осталась в его собственном теле.
    Ю-ла-у  сдержал свое слово - слово вождя и собутыльника. Мне вернули вещи,
включая  часы  и изодранный костюм, и в носилках со всеми удобствами доставили
на космодром. На прощанье Ю-ла-у расщедрился и дал мне с собой в дорогу бутыль
отменного первача и копченый свиной окорок. Я же, не пожелав остаться в долгу,
отблагодарил  вождя  пачкой  сигарет  и  настенным  эротическим  календарем за
позапрошлый  год,  вызвавшим восторг у Ю-ла-у и бешеную ревность у четырех его
жен.
    Взлетая,  я  не  отказал  себе  в  удовольствии заложить небольшую петлю и
снести  крышу  в консульстве, жалея, что не могу при этом видеть лица консула.
Конечно,  мстить, да к тому же ещ„ соотечественнику, занятие неблагородное, но
я допускаю, что бывают случаи, когда месть оправданна.


    ВОСПОМИНАНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ


    Почти  каждый  астронавт  преклонных  лет, принимаясь за мемуары (ибо чего
только   не  стерпит  бумага),  хотя  бы  где-нибудь,  хотя  бы  вскользь,  но
обязательно  упомянет  межгалактический  омут. То он намекнет, что пролетел от
него  на расстоянии вытянутой руки и чудом избежал гибели, то расскажет, что в
омуте сгинул его лучший друг, а то, не удержавшись, проврется, что, мол, и сам
бывал в омуте и лишь по невероятной случайности избежал гибели.
    В  качестве исключения в мемуарах попадаются и достаточно верные описания,
хотя,  конечно,  подавляющее  большинство - полная ахинея, ибо никто другой во
Вселенной, кроме меня, Тита Лукьича Невезухина, не знает и не может знать, что
на самом деле представляет собой межгалактический омут.
    Я  единственный  в  истории  человек, угодивший в него и выбравшийся назад
почти  живым  и  почти  нормальным,  как  шутили  потом многие, не верившие ни
единому  моему  слову.  Чем  больше  я  горячился  и клялся, тем больше мне не
верили, и в конце концов я перестал доказывать правдивость своей истории. Если
вам угодно, можете воспринять все описанное ниже как космическую байку, но это
возможно  лишь  в  том  случае,  если  ваше робкое сознание не осмеливается на
большее,   ибо  общеизвестно,  что  истинные  границы  нашей  интеллигентности
определяются  способностью  верить  на  слово.  Короче  говоря, имеющий уши да
услышит, а не имеющему ушей не поможет даже слуховой аппарат.
    Природе межгалактических омутов посвящены сотни научных исследований. Одни
ученые   мужи  считают  их  скрещивающимися  потоками  микрочастиц;  другие  -
вихревыми  образованиями  разумных  атомов,  имеющих  общую целевую структуру;
третьи  называют  омуты  заградительными  барьерами,  якобы  поставленными для
человечества,  чтобы  оно  не  совало свой любопытный нос куда не следует. Но,
ломая  копья  по  всем  остальным  пунктам,  в  одном все исследователи охотно
соглашаются   друг  с  другом  -  природа  межгалактических  омутов  настолько
труднопостижима,  что  в  сравнении  с ней блекнут даже спиральные галактики и
нейтронные звезды.
    Межгалактич