н, - ты  советовался  с  Порнярском?  Думаю,  ты
кое-чем ему обязан и не можешь уехать, не поговорив с ним.
   Должен признаться,  я  совершенно  забыл  о  Порнярске.  Аватара  никогда
особенно не  интересовался  и  не  участвовал  в  наших  чисто  человеческих
совещаниях по проблемам поселка, и в результате, когда предстояло  принимать
какие-либо решения, я совершенно забывал о нем. Эллен была совершенно права.
Лишившись помощи Порнярска, я вообще ничего не  смогу  поделать  со  штормом
времени. Если я просто уеду с Полой и он решит, что я плюнул на шторм...
   - Я еще не советовался с ним, - признался я. - Но,  конечно,  не  премину
сделать это. Думаю, прямо сейчас и поговорю. Он у себя в лаборатории?
   - Скорее всего, - кивнул Билл.
   - Он там, - подтвердила Эллен. - Я только что его видела.
   Ее слова обратили на себя мое внимание. Насколько я помнил, Эллен никогда
не  обращала  внимания  на  Порнярска.  Я  вернулся  во  дворец  и  длинными
коридорами отправился в лабораторию.  Проходя  мимо  маленького  внутреннего
дворика, где хранилось тело Санди, я под влиянием порыва остановился и решил
взглянуть на него.
   Я не был здесь уже несколько месяцев. Долгое время мне было  больно  даже
вспоминать о леопарде, хотя теперь наконец причина  боли  стала  понятна,  а
сама боль практически ушла, но привычка избегать его все еще была сильна. Но
сейчас у меня вдруг возникло ощущение, будто  я  непременно  должен  сказать
полоумному коту, как будто он по-прежнему был жив  и,  если  меня  долго  не
будет, может забеспокоиться, что я уезжаю. Во дворике  под  открытым  небом,
куда я вышел, царила почти полная темнота, и освещал его только свет  звезд.
Весенний вечер был прохладен, и я невольно поежился. Я прикрыл дверь,  через
которую вышел сюда, и включил освещение.  Дворик  внезапно  залил  свет,  да
такой яркий, что стало больно глазам. Справа от  себя  я  увидел  прозрачный
саркофаг, в котором лежал Санди.
   Он напоминал прямоугольный аквариум высотой фута в три, установленный  на
деревянном постаменте, размерами напоминающем кофейный столик. Саркофаг  был
заполнен тем же  похожим  на  жидкость  веществом,  которым  была  заполнена
имитирующая вселенную установка Порнярска и которое, как  я  понял  со  слов
аватары,  на  самом  деле  являлось  чем-то  вроде   измененного   состояния
пространства - если только вообще можно себе представить,  что  ничто  может
пребывать в разных состояниях. Как бы то ни было, по словам  Порнярска,  оно
предохраняло тело Санди от течения времени,  любого  времени.  В  результате
тело леопарда и сейчас находилось абсолютно в  том  же  состоянии,  в  каком
пребывало через два часа после его гибели, когда Порнярск поспешно  поместил
его в быстро сооруженную им модификацию экстратемпорального контейнера.
   Конечно же, два часа - это слишком  много,  если  надеяться  на  какое-то
биологическое воскрешение. Даже если бы и было возможно заживить его раны  и
возобновить жизненные процессы в его нынешнем  мертвом  теле,  возвращать  к
жизни было бы просто нечего. Лишенные кислорода  клетки  его  мозга  погибли
через считанные минуты после смерти, и хранившаяся  в  них  информация  была
безвозвратно потеряна.
   Но Порнярск рассчитывал на нечто совсем иное. По его мнению, если  бы  мы
научились хоть немного управлять штормом времени, мы могли бы либо  получить
необходимые знания непосредственно, либо вступить  в  контакт  с  теми,  кто
живет на темпоральных линиях будущего и знает, как  это  сделать.  Тогда  мы
сможем вернуть тело Санди в момент, на несколько секунд  предшествующий  его
гибели. Конечно, надежды эти были более  чем  надуманными,  да  я,  впрочем,
никогда их всерьез особенно и не воспринимал. Но раз Порнярск верил в  такую
возможность, я готов был следовать за ним, куда бы нас это ни привело.
   Видимо, думал я, стоя у саркофага и  глядя  на  неподвижное  тело  Санди,
глаза которого были закрыты, а раны скрыты повязками, в душе я все же  питаю
какую-то тайную подсознательную надежду на благополучный  исход.  И  надежда
эта была мне просто необходима. Санди по-прежнему торчал в  моем  мозгу  как
острая льдинка, которая никак не хотела таять. Для меня он был незаконченным
делом. Ведь он умер прежде, чем я успел дать ему понять, как я ценю то,  что
получил от него. И хотя я получил этот подарок от  бессловесного  животного,
это ничуть не умаляло  его  ценности  и  не  снимало  моих  обязательств  по
отношению к нему. Всем остальным - Эллен, отчасти Мэри и Биллу, а  возможно,
даже и самому Порнярску - у меня еще оставалось время  заплатить,  поскольку
все они были живы и находились рядом. Но вот неоплаченный счет Санди за  его
беззаветную любовь и гибель,  ставшую  результатом  того,  что  он  бросился
защищать меня, все еще висел на моей душе, пришпиленный кинжалом моей  столь
поздно проснувшейся совести.
   Я чувствовал себя в долгу перед ним не из-за того, как  он  погиб.  Самое
главное то, что ему удалось разбить твердую скорлупу, в которой были заперты
мои эмоции, и теперь я жил, ощущая все, что меня окружает,  вне  зависимости
от своего желания. Иногда это причиняло боль, но в то же  время  и  являлось
частью жизни. Независимо от  того,  как  пойдут  дела  с  Полой,  я  никогда
насовсем не откажусь от работы с проблемой шторма времени  -  хотя  бы  ради
надежды снова  когда-нибудь  увидеть  Санди  живым  и  получить  возможность
выразить ему свои чувства.
   Я выключил свет. В неожиданно наступившей темноте и  при  свете  звезд  я
почувствовал, что дрожу крупной мучительной  дрожью.  Оказывается,  стоя  во
дворе прохладным весенним вечером в одной футболке с короткими  рукавами,  я
промерз до костей. Я вернулся в теплые объятия дворца, прошел через  холл  и
оказался у двери в лабораторию Порнярска.
   Когда я вошел, он был там вместе со Стариком, тихо сидевшим на  корточках
у стены и наблюдавшим за аватарой, который стоял  возле  своей  установки  и
глядел в нее. Когда я вошел, они оба взглянули на меня.
   - Решил зайти, - сказал я, и эти самые  обычные  слова,  произнесенные  в
лаборатории, где никогда не прекращалась работа, вдруг показались мне ужасно
глупыми, особенно учитывая то, что обращены они были к  пришельцу-аватаре  и
экспериментальному получеловеку-полуживотному. Я  решил,  что  нужно  срочно
добавить что-нибудь еще, дабы замаскировать первую дурацкую фразу. - Ну как,
выяснил что-нибудь новенькое?
   - Я не совершил каких-либо серьезных  прорывов  в  области  познания  или
восприятия, - ответил Порнярск  так,  словно  я  разговаривал  с  ним  всего
какой-нибудь час или два, а не несколько месяцев назад.
   - Думаешь, удастся? - спросил я.
   - На этот счет у меня есть определенные сомнения, -  ответил  он.  -  Мои
возможности ограничены тем, чем я являюсь, равно как и он, - Порнярск указал
на Старика, который на  секунду  перевел  взгляд  на  него,  а  потом  снова
уставился на меня, - ограничен тем, чем является он.  Сам  Порнярск  мог  бы
добиться несравненно больших результатов. Или даже ты.
   - Нет никакой надежды завлечь сюда Порнярска? - спросил  я,  наверное,  в
сотый уже раз, потому что не мог удержаться, надеясь, что на сей  раз  ответ
окажется иным.
   - Уверен. Конечно, существует возможность, что и здесь  удастся  добиться
каких-либо результатов. Но в  то  же  время  практически  определенно  будет
достигнуто нечто возможное, не столь большое, но тем не менее весьма  важное
там, где Порнярск находится сейчас. И он ни в коем случае не  променяет  эту
определенность на возможность.
   - И ты даже не можешь объяснить, где он находится?
   - Нет, - сказал аватара. - Во всяком случае, в понятных тебе терминах.
   - Что, если ситуация изменится? Тогда сможешь?
   - Если  что-либо  изменится,  то  все  возможно.  -  Да,  -  кивнул  я  и
почувствовал, что  позади  длинный,  наполненный  событиями  день.  Я  бы  с
удовольствием присел, если бы рядом был стул. Но поскольку ни  Порнярск,  ни
Старик   стульями   не   пользовались,   ближайший   сейчас   находился   на
противоположном конце комнаты и не стоило  идти  туда  и  приносить  его.  -
Боюсь, и мне  пока  ничего  не  удалось  достичь,  -  признался  я  и,  едва
договорив, вспомнил, что это не совсем  так.  Я  засомневался,  вспоминая  о
происшедшем несколько дней назад, когда на  кормушку  прилетел  подкормиться
кардинал, и о том, что последовало за  этим.  Интересно,  придаст  ли  этому
какое-нибудь значение аватара. - Впрочем, нет, кое-что было.
   Он ждал. Старик тоже ждал. Если бы они оба были просто двумя  людьми,  по
крайней мере один из  них  наверняка  спросил  бы  меня,  что  означает  это
кое-что.
   - Все это время я довольно много читал... - через несколько секунд  снова
заговорил я и принялся рассказывать Порнярску о том, как  Старик  помог  мне
выбраться из умственного тумана, в котором  я  находился  с  момента  гибели
Санди, и как я пустился в свои поиски, жадно поглощая все, что находил между
книжными корешками. До этого я никогда ему об этом не рассказывал, и сейчас,
слыша, как слова срываются с моих губ, я сам недоумевал, почему я  этого  не
сделал раньше.
   Порнярск молча слушал меня, и Старик тоже слушал. Сколько  из  сказанного
мной понимал Старик, я не знал. Но из того, о чем говорили между  собой  мы,
люди, он определенно понимал довольно много, очевидно, будучи  ограничен  не
столько скудностью словаря, сколько недостаточными возможностями  восприятия
абстрактных понятий.
   Он явно сознавал, что часть времени я говорю о  нем,  и  почти  наверняка
понимал, о чем идет речь, когда я рассказывал о том моменте на склоне  горы,
о своей решимости убить его и о том, как меня остановило  прикосновение  его
руки.
   Порнярск дал мне рассказать все до конца,  до  того  места,  где  я  стал
описывать золотистый свет и то, как помогал Оррину Элшеру разгружать  пикап.
Рассказав все до конца, я ждал, что он что-нибудь скажет, но он  по-прежнему
молчал.
   - Ну, - не выдержал я. - Что ты обо всем этом  думаешь?  Я  действительно
прорвался к чему-то или нет?
   - Не располагаю возможностью ответить на вопрос,  -  сказал  Порнярск.  -
Любое открытие может представлять ценность. Я не знаю, представляет  ли  это
какую-нибудь ценность для нас в плане того, чем мы  занимаемся,  поможет  ли
это нам приблизиться к пониманию, как контролировать шторм  времени.  Но,  в
принципе, могу сказать тебе, что все, расширяющее границы знаний,  рано  или
поздно окажется полезным.
   Я был сильно огорчен его словами.  Для  меня  тот  эпизод  с  кардиналом,
золотистым светом и встречей с Элшером явился великим откровением, и то, что
аватара отнесся к нему столь прохладно, оставило у меня  в  душе  неприятный
осадок. Я едва не рявкнул на него, но потом вдруг понял, что испытываю  одно
из самых сомнительных чувств - гнев.
   Итак - почему я рассердился? Я задал себе этот вопрос, и ответ пришел мне
в голову очень быстро, причем  совершенно  недвусмысленный.  Я  рассердился,
поскольку ожидал, что меня ободряюще похлопают по  спине.  Подсознательно  я
все это время готовился к небольшому спокойному разговору  с  Порнярском  по
поводу того, что я сумел совершить этот  серьезный  прорыв  вперед,  работая
совершенно самостоятельно, поэтому мой отъезд с Полой никак не будет потерей
времени, поскольку  и  будучи  в  отъезде  я  смогу  продолжать  работать  и
продвигаться вперед. А Порнярск походя нарушил все мои планы,  не  выказывая
ожидаемого восторга и восхищения моими достижениями и  оставляя  меня  таким
образом без необходимого трамплина.
   Что ж, ладно. Значит, мне предстоит начинать все сызнова, только  на  сей
раз совершенно честно.
   - Ситуация складывается следующим образом: скорее всего мне  придется  на
время уехать. На какой именно срок - не знаю.
   - Уехать? - спросил Порнярск.
   Я рассказал ему о Поле.
   - Понимаешь? - спросил я, закончив  рассказ.  -  Единственный  безопасный
выход для живущих здесь людей, и если уж  на  то  пошло,  то  и  возможность
сохранить все то, что находится в этой лаборатории, и продолжать  работу  со
штормом времени - отправиться с ней, хотя бы на некоторое время.  Ненадолго.
Я скоро вернусь. И хочу, чтобы ты это знал.
   - Я могу понять твои намерения, - сказал Порнярск. - Могу ли  я  спросить
тебя, хорошо ли ты взвесил ценность того, что  ты  собираешься  защитить,  и
сравнима ли она с ценностью того, чего ты  со  временем  мог  бы  достичь  в
борьбе со штормом времени? Ведь помимо всего прочего с тобой может произойти
и просто несчастный случай.
   - Но несчастный случай может уничтожить меня и здесь.
   - Согласись, что здесь - куда как менее  вероятно.  А  с  этой  Полой  ты
оказываешься в области более высокого физического риска.
   - Скорее всего, ты прав. Впрочем, почти наверняка это  так  и  есть.  Ты,
конечно же, прав.
   - Тогда, возможно, тебе не следует уезжать.
   - Помоги мне Бог, Порнярск! - воскликнул я. - Я должен ехать! Как  ты  не
понимаешь. Мы не можем начать с ней войну и уцелеть. А нам прежде всего надо
выжить, а уже потом продолжить работу со штормом времени, поскольку  другого
пути у нас просто нет.
   - А ты уверен, что мы не сможем выжить, если ты останешься?
   - Абсолютно уверен.
   Он встал, и  с  секунду  его  тяжелая  массивная  маска  лица  пристально
смотрела на меня.
   - Сделай, пожалуйста, одну вещь, - попросил он. - Ты уже  довольно  давно
не смотрел в контейнер. Посмотри  в  него  сейчас  и  скажи  мне,  будет  ли
увиденное сейчас отличаться от того, что ты видел в первый раз.
   - Конечно...
   Я   подошел   к   установке   и   заглянул   в   прозрачный    контейнер.
Сосредоточившись, я снова увидел  мириады  перемещающихся  в  нем  крошечных
огоньков. Глядя на них, я испытывал какое-то странное разочарование  и  лишь
через секунду или  две  понял  его  причину.  Я  подсознательно  купился  на
собственную  же  историю  насчет  совершенного  мной  прорыва  в   понимании
взаимосвязанности всего сущего, о  том  моменте  с  кардиналом.  Я  искренне
ожидал, что, когда снова загляну в  контейнер,  увижу  гораздо  больше,  чем
раньше, и сейчас был разочарован.
   Теперь, когда я осознал  причину  своего  разочарования,  оно  перешло  в
мучительную  душевную  боль.  Непонятно  почему.  Я  совершенно   не   хотел
обнаруживать что-либо, могущее  воспрепятствовать  моему  отъезду  с  Полой.
Напротив, я хотел получить подтверждение необходимости поездки, и именно его
я и получил. Но в то же время я понимал, что на самом  деле  хочу  вовсе  не
этого - мое сердце жаждало совсем другого.
   Я порылся в памяти, пытаясь восстановить момент с кардиналом и заливающим
все вокруг золотистым светом. Но у меня  ничего  не  получалось.  Я  не  мог
восстановить  его.  Во  мне  начала  закипать  горечь.  Мой  разум  принялся
колотиться о железные  прутья  собственного  бессилия.  То,  к  чему  я  так
стремился, уходило от меня все дальше и дальше.
   Возможно, я что-то сказал.  Возможно,  проворчал  что-то,  выругался  или
издал еще какой-то звук. Точно не помню. Но  тут  кто-то  внезапно  коснулся
моей левой руки. Мой разум мгновенно очистился. Я оглянулся и увидел рядом с
собой Старика. Он держал меня за пальцы и смотрел на меня.
   В голове у  меня  прояснилось.  Внезапно  и  Санди,  и  кардинал,  и  все
остальное снова слилось воедино.  Горечь  и  гнев  на  самого  себя  куда-то
испарились, и я вспомнил, что смог нащупать это связавшее меня со всем сущим
нечто, именно стараясь не охватить все это внешне, а,  наоборот,  впитать  в
себя и сделать частью своего естества. Тут я сдался,  распахнул  свой  разум
настежь и еще раз заглянул в контейнер.
   Там, как и раньше, мелькали огоньки. Но теперь, глядя  на  них,  я  начал
улавливать  ритм  их  движений  и  подмечать  закономерности.  Их   движения
вызывались некими силами,  и  теперь  я  мог  следить  за  этими  силами  по
расположению огоньков. Чем отчетливее я их видел, тем больше становилось  их
число  и  усложнялось  взаимодействие,  и  наконец  все  большие  и  большие
скопления огоньков также начали взаимосвязанное движение. На сей раз  вокруг
меня не было золотистого света, но была какая-то сила  -  не  напряжение,  а
именно сила, которая нарастала, как становящаяся все громче музыка,  до  тех
пор пока не достигла какого-то пика, и тут я прорвался. Я мгновенно оказался
там, где хотел.

***

   Я больше не стоял, глядя в  обзорное  устройство.  Я  плавал  в  реальной
вселенной. Я был одной бескрайней точкой зрения - настолько необъятной,  что
мог охватить  взглядом  всю  вселенную  сразу,  но  в  то  же  время  мог  и
сосредоточиться на отдельных звездах, отдельных планетах. Сейчас передо мной
была не картинка, а реальность,  и  впервые  я  воспринимал  ее  как  единое
работающее целое. От частицы до атома, до звезды,  до  галактики,  до  целой
вселенной - я видел все части, работающие сообща,  как  один  большой  живой
организм, реагирующий на давление энтропии...
   - Боже мой! - воскликнул я и услышал собственный голос лишь  через  кости
черепа, он казался очень слабым и далеким, потому  что  я  еще  пребывал  во
вселенной. - Боже мой, она рушится! Она сжимается!
   Поскольку так оно и было. То, на что я смотрел, было картиной  вселенной,
которая равномерно расширялась, ее галактики  разбегались  во  все  стороны,
создавая плавно уменьшающуюся энтропию. Теперь же расширение  зашло  слишком
далеко. Ткань  вселенной  чрезмерно  растянулась,  стала  слишком  тонкой  и
кое-где начала рваться. Тут и там галактики  начинали  спадаться  обратно  к
центру, сближаясь друг  с  другом,  и  там,  где  это  происходило,  процесс
энтропии повернул вспять.  Эти  районы  возрастающей  энтропии  граничили  и
соответственно  вступали  в  коллизию  с  теми  по-прежнему   расширяющимися
участками, где энтропия продолжала уменьшаться.
   Результатом являлось все  усиливающееся  напряжение,  хаос  вступивших  в
противоречие  законов  природы,   распространяющийся   подобно   прорезающим
кристалл  трещинам,  распространяющимся  по  всему  пространству  вселенной,
подгоняемыми приливными волнами движения  космических  тел.  Это  напряжение
концентрировалось и порождало все  новые  и  новые  трещины  пространства  в
точках с наибольшей массой, и прежде всего в центрах галактик. В тех местах,
где проходили эти линии трещин, изменялось состояние времени, и оно начинало
двигаться вперед или назад, туда или обратно.
   Первая трещина пробежала через нашу галактику четыре миллиарда лет назад.
Мое сознание развернуло время вспять, к тому моменту, и я  увидел,  как  это
случилось.  Нарастание  энтропической  коллизии  около   центра   галактики.
Массивная звезда, которая стала новой, но, в отличие от обычной  новой,  она
не взорвалась, а стала спадаться внутрь себя.
   Происходил коллапс огромной массы. Коллапс  пространства  и  времени,  за
которым последовал шквал  распространяющихся  во  все  стороны  провалов  во
времени, и наконец шторм времени достиг самых отдаленных рукавов Галактики и
затронул нашу Солнечную систему.
   Таким  образом,  пошло  вразнос  буквально  все.  Распадалась  не  только
Галактика, но и сама вселенная. Не было  на  что  опереться,  не  оставалось
места, на котором бы можно было закрепиться до тех пор, пока не  удалось  бы
остановить этот процесс  и  восполнить  ущерб.  Уж  слишком  непомерны  были
масштабы происходящего. Это было всеобъемлюще, и притом буквально все в этом
процессе  было  взаимосвязано  -  от  частиц,  составляющих  мое  тело,   до
всеохватывающей вселенной. Ни я,  ни  кто-либо  еще  просто  не  располагали
возможностями остановить такое. Тут  ничем  не  мог  помочь  ни  я,  ни  все
человечество, ни все разумные обитатели вселенной  сообща.  По  сравнению  с
этим мы были меньше пылинок, угодивших в торнадо, мы не могли  даже  мечтать
обуздать то, что бушевало вокруг нас и  могло  уничтожить  нас  в  мгно