их внимание переключилось  с  меня  на
собак, и схватил наконец свое ружье.
   - Стоять! - заорал я, вскинул ружье и направил его Теку в  живот.  Собаки
ждали команды напасть.
   - Стойте! Делайте, как он говорит! - рявкнул Тек - если только  это  было
полное имя молодого вожака. Сам же он застыл в полной неподвижности.
   Его люди замерли.
   - Так-то лучше, - продолжал он уже более спокойно. Он еще раз взглянул на
Мэри, на меня и улыбнулся, но  я  заметил,  что  на  его  лице  поблескивает
испарина. Получить в живот пулю 30.06 - перспектива  не  из  приятных,  а  я
стоял так близко, что, даже будучи неважным стрелком, не промахнулся  бы.  -
Намного лучше. Думаю, вы не хотите понапрасну терять этих  прекрасных  псов,
верно, мэм? Сейчас мы просто уйдем отсюда и дадим вам возможность идти своей
дорогой, поскольку вы, кажется, хотите именно этого. Если  уж  мы  не  можем
стать друзьями, - теперь он улыбался только Мэри, - значит, не судьба.  Хотя
и жаль. Было бы  очень  приятно  познакомиться  с  вами  поближе.  Итак,  мы
начинаем отходить...
   И  он  начал  отступать.  Остальные  последовали  его   примеру.   Собаки
немедленно двинулись за  ними,  шаг  за  шагом,  как  будто  каждую  из  них
связывала с человеком, за которым она следила, невидимая нить.
   - Стоять! - скомандовала Мэри. Собаки остановились, а мужчины  продолжали
отступать, опустив  ружья  стволами  вниз.  Я  же  продолжал  держать  ружье
наизготовку.
   Мужчины достигли края леса и скользнули в  тень  деревьев  -  все,  кроме
Тека, который ненадолго задержался.
   - Давай-давай, - сказала Мэри.
   - Ухожу. Надеюсь, еще увидимся, - откликнулся Тек.
   - Только если мы не увидим вас первыми! - мрачно отозвалась Мэри.
   Тек помахал ей на прощание. Он постоял еще секунду и в упор  взглянул  на
меня. Потом сделал движение рукой,  как  бы  притрагиваясь  к  отсутствующей
шляпе.
   - Вы просто счастливчик! - сказал он  мне.  -  И  если  кто-нибудь  будет
убеждать вас в обратном - не верьте!
   В его голосе не было насмешки. Да и не должно было быть. Смысл  его  слов
был совершенно прозрачен. Я в расчет не принимался - его заставили отступить
Мэри и ее собаки. На секунду меня охватила ярость - я едва  не  выскочил  из
воды и не бросился вслед за ним, чтобы в глаза обозвать его лжецом,  но  тут
же мой глубоко запрятанный рефлекс искать ответы на все вопросы накинулся на
его истинные намерения так же,  как  Санди  кидался  на  удирающую  от  него
мышь-полевку. Ведь Тек и пытался заставить  меня  броситься  вслед  за  ним.
Собаки на расстоянии опасности не представляли, если сзади их не  прикрывало
мое ружье. Если бы я выскочил вперед, они могли бы сначала пристрелить меня,
затем перебить собак с разделяющего их теперь вполне безопасного расстояния.
   Поэтому по здравом размышлении я не бросился на обидчика. Вместо этого  я
рассмеялся. Я смеялся громко, надеясь,  что  он  услышит  меня,  но  он  уже
растворился в тени деревьев, и я  не  знал,  находится  он  еще  в  пределах
слышимости или нет.
   После этого я вышел из воды, хотя и медленно, и передал ружье Мэри.
   - Следи за лесом, - велел я.
   А сам развернулся и принялся вытягивать плот на  берег,  чтобы  во  время
разгрузки его не унесло течением. Затем я снова забрал ружье у Мэри,  и  она
принялась растирать мое онемевшее от холода тело, а потом  растерлась  сама.
Никаких признаков близкого присутствия Тека и его людей за все это время  мы
не заметили. Мэри отправила пару собак караулить опушку леса, и мы вернулись
к разгрузке плота.
   Покончив с этим, я развел костер, чтобы  мы  могли  погреться.  И  только
после того, как костер хорошо разгорелся и Мэри принялась разогревать суп, я
наконец догадался взглянуть на противоположный берег и уточнить - не  видели
ли девочка и Санди нашу стычку с Теком и его людьми. Но,  бросив  взгляд  на
другую сторону реки, я понял, что во  время  переправы  нас  снесло  слишком
далеко вниз по течению и что пляж, где я оставил девочку и леопарда, остался
за излучиной. Я набросился на суп, с благодарностью ощущая его разливающееся
внутри меня тепло и в то же время чувствуя какую-то пустоту внутри.
   Одевшись, мы с Мэри прихватили несколько собак и отправились на разведку,
чтобы проверить, действительно ли Тек и его приятели ушли.  Выяснилось,  что
лес, где они скрылись, в действительности всего лишь узкая полоска  деревьев
шириной в пару  сотен  ярдов,  тянущаяся  параллельно  реке.  Людей  там  не
оказалось, а за деревьями начинался  невысокий  склон,  ведущий  на  вершину
чего-то вроде невысокого, нависшего над рекой холма. Когда мы  поднялись  на
него, перед нами развернулась  панорама  обширного  поросшего  пространства.
Никаких намеков на присутствие Тека и его  компании,  равно  как  и  никаких
следов прохождения туманных стен или чего-либо еще. Мы вернулись  на  берег,
разбили лагерь у реки там, где причалили, и дружно решили с Мэри, что вполне
заслуживаем небольшого праздника.
   Утром мы двинулись на восток. Я ушел далеко вперед, выбирая путь.  Собаки
наконец-то начали ко мне привыкать -  возможно,  вода  смыла  с  меня  запах
Санди, и я стал для них социально приемлемым. А две  собаки  даже  выполняли
несколько простых команд, которые я им отдавал. Мэри немного позанималась  и
с ними и со мной, и теперь они реагировали на мой голос вполне пристойно.
   Я шея в их компании примерно в четырехстах ярдах впереди  Мэри,  Уэнди  и
остальных собак. Сейчас я, как всегда и предпочитал, был сам себе хозяин, но
идти в сопровождении двух собак было совсем  не  то,  что  путешествовать  с
Санди. Они слушались меня, Санди - почти никогда, разве  что  случайно.  Они
двигались с моей скоростью, я же привык передвигаться  со  скоростью  Санди.
Они были смертоносным оружием,  которым  я  мог  управлять.  Санди  никакому
контролю не поддавался и был абсолютно непредсказуем.
   Но имелась одна большая разница, которая превышала  все  их  достоинства.
Полоумный кот любил  -  любил  меня  ради  меня  самого.  Это  была  любовь,
вызванная случайной причиной и эффектом сдвига времени, но тем не менее  она
была. Собаки же с успехом могли служить Теку, прикажи Мэри повиноваться ему,
а не мне.
   Я постарался выкинуть из головы мысли о Санди. О девочке я не осмеливался
думать с самого начала. Теперь же я позволил себе подумать, как ей  повезло,
что она была на той стороне  реки,  а  Тек  со  своими  людьми  -  на  этой.
Оставалось надеяться, что  на  том  берегу  она  встретит  приличных  людей.
Сколько на свете людей, столько и характеров, поэтому у  нее  были  примерно
равные шансы встретить  как  хороших,  так  и  плохих  людей.  Я  постарался
выкинуть из головы и ее. Мир просто не может быть таким, каким его хотели бы
видеть отдельно взятый мужчина или отдельно взятая девочка.
   К середине второго дня открытая  местность  сменилась  пологими  холмами,
которые в свое время были распаханы и среди которых нам то и дело попадались
заброшенные фермы. Изменение характера местности произошло настолько плавно,
что я бы даже затруднился сказать, естественным был  переход  от  равнины  к
пахотным землям или он стал результатом сдвига времени. Но  в  любом  случае
местность не вполне соответствовала словам Тека,  заявившего,  что  на  этой
стороне реки только парочка пустых  городишек.  Пустые,  на  первый  взгляд,
фермерские дома мы благоразумно  обходили  стороной,  хотя  собаки  ни  разу
тревожно не залаяли.
   Первые три дня прошли  относительно  спокойно.  Мы  не  замечали  никаких
признаков Тека и его группы или каких-нибудь других людей, да  и  вообще  не
видели ничего подозрительного. Утром четвертого дня справа от нас  появилась
туманная стена, я тут же изменил маршрут нашего движения, и мы направились к
ней.

Глава 12

   Мэри к этой идее отнеслась отрицательно. Инстинкты подсказывали  ей,  что
от туманных стен нужно держаться подальше, и трудно было ее в этом винить.
   - Хорошо, - отворачиваясь, сказал я. - Вы идите дальше. А  я  вас  догоню
через пару дней. Если же нет, то лучше вам меня не ждать.
   Я успел отойти от них, должно быть, не более чем на дюжину  шагов,  когда
услышал за спиной ее голос и понял, что она догоняет меня.
   - Что мне делать? Что мне делать?
   Это был душераздирающий крик души. Я развернулся и увидел, что  глаза  ее
крепко зажмурены, лицо побледнело, как мел,  кулаки  крепко  сжаты,  а  тело
напряжено. Я пошел к ней.
   Мне вдруг стало ясно, каково ей сейчас. С ее точки зрения, она вложила  в
наше партнерство все, что могла. Она отказалась от той пусть и относительной
безопасности, которая у нее оставалась  после  шторма  времени,  ради  того,
чтобы отправиться со мной, - больше ради Уэнди, как я подозревал,  чем  ради
себя. Она ко  всему  легко  приспосабливалась,  была  верна  и  трудолюбива,
старалась быть хорошим партнером и днем и  ночью.  Она  доверила  мне  своих
собак, самое себя - и даже свою дочь. И тем не менее сейчас, по какой-то,  с
ее точки зрения, совершенно бессмысленной причине, я собирался поставить  на
карту все ради того, чего запросто можно и не делать.
   Я обнял ее и попытался хоть немного успокоить, но почувствовал,  что  она
так же напряжена, как бывала девочка во  время  своих  припадков.  Я  просто
стоял и сжимал ее в объятиях, как обычно в подобные моменты обнимал девочку,
и через некоторое время мне показалось, что она понемногу оттаивает. Наконец
все  ее  тело  сотрясла  дрожь,   и   она   заплакала,   громко,   надрывно,
душераздирающе всхлипывая, практически без слез.
   Через некоторое время эти всхлипы начали стихать, и я, продолжая обнимать
ее, начал шептать ей на ухо.
   - Послушай, - говорил я. - Есть всего три вещи, по поводу которых  я  мог
бы не согласиться с тобой, и теперь, когда девочки и  Санди  с  нами  больше
нет, осталась только одна. Понимаешь, это у меня с самого  детства.  Теперь,
когда я твердо решил понять, что такое шторм времени,  я  просто  ничего  не
могу с собой поделать. Я обязательно должен пройти сквозь все  встречающиеся
туманные стены и выяснить, что находится за ними, - я должен, понимаешь? Для
меня, когда речь идет о подобных вещах, иного выбора нет. И так было всегда.
   - Я знаю, ты меня не любишь, - пробормотала она, уткнувшись мне в  грудь.
- Но ведь я никогда этого и не  требовала.  Но  сам  подумай:  куда  же  нам
деваться, если ты не вернешься? Что нам тогда делать?
   - С вами все будет в порядке, - сказал я. - Вам всего-то и нужно посидеть
полчаса и подождать, пока я не пройду сквозь туманную  стену,  не  посмотрю,
что там за ней, и не вернусь обратно.
   - Всего-то! - сказала она.
   - Вот именно. Всего-то, - подтвердил я. - Тебе придется поверить  мне  на
слово, но у большинства туманных стен обе стороны практически  одинаковы,  и
передняя и задняя. Крайне маловероятно, что я там увижу нечто слишком плохое
или слишком хорошее. Но если там окажется слишком уж плохо, я тут  же  нырну
обратно. А если же там все  хорошо,  это  может  означать  новое  безопасное
будущее для всех нас. Да ты  должна  просто  заталкивать  меня  туда,  а  не
удерживать здесь!
   - Да, если уж ты чего решил, то  сделаешь  обязательно,  -  сказала  она,
оторвавшись от меня. Но, похоже, конфликт был улажен,  и  мы  направились  к
туманной стене.
   В  том  месте,  где  мы  подошли,  туманная  стена  перерезала  небольшую
неглубокую  лощинку,  по  краям   обрамленную   деревьями.   Таким   образом
получалось,  что  к  стене  вело  нечто  вроде  естественной  траншеи  ярдов
шестидесяти шириной и около сотни длиной. Я остановил  свой  выбор  на  этом
месте, поскольку здесь Мэри, Уэнди и собаки могли оставаться  невидимыми  на
случай, если кто-нибудь наблюдал  за  нами  откуда-нибудь  с  более  высокой
точки. Мы заметили туманную стену рано утром и дошли до этой  самой  лощинки
или низинки часам к одиннадцати утра. Сама туманная  стена  была  совершенно
неподвижна - когда я подумал об этом, то  сообразил,  что  еще  ни  разу  не
видел, чтобы  неподвижная  стена  снова  начала  двигаться.  Или  движущаяся
останавливалась. Возможно, существовало две разновидности  линий  времени..,
да, пожалуй, это была свежая мысль.
   Я проводил всю компанию в лощину  и  выбрался  наверх,  чтобы  проверить,
надежно ли они укрыты от наблюдения с равнины. Все оказалось в порядке, и  с
помощью бинокля я убедился в том,  что  среди  беспорядочно  раскиданных  по
равнине деревьев не заметно никакого движения. Таким  образом  тот  час  или
около того, что я проведу  по  другую  сторону  туманной  стены,  они  будут
находиться в полной безопасности - и уж тем более с ними ничего не  случится
за то время, которое понадобится мне, чтобы выскочить обратно, если  на  той
стороне мне что-то не понравится.
   Спускаясь обратно в лощину, я поймал себя на том, что пытаюсь  вспомнить,
видел ли  кого-нибудь  или  что-нибудь,  по  своей  воле  проходящее  сквозь
туманную стену. Но так ничего и не вспомнил.
   Мэри долго сжимала меня в объятиях, прежде чем отпустить  к  стене,  -  и
даже Уэнди прильнула ко мне. За несколько дней, прошедших после того, как мы
расстались с девочкой и Санди, малышка понемногу  начала  преодолевать  свою
застенчивость по отношению ко мне. И когда я понял, что никак не  реагировал
на те маленькие знаки внимания, которые она мне оказывала, мне  вдруг  стало
очень стыдно. Я вдруг с горечью осознал, что прохладно относился к ней из-за
какой-то смутной зависимости между ее присутствием и отсутствием  девочки  и
Санди. И вот теперь меня охватило чувство вины. Ведь Уэнди не была  виновата
в том, что все получается так, а не иначе.
   Но сейчас было неподходящее время для подобных мыслей. Я, оторвавшись  от
Мэри и ее дочери, зашагал в пыль и туман, напряженный, как собака, заходящая
в незнакомый двор. Физическое и эмоциональное ощущение  горя  охватило  меня
раньше, чем я успел зажмуриться от пыли. Ощущения, которые я сейчас испытал,
были гораздо слабее, чем в тот первый раз, когда я  прошел  сквозь  туманную
стену и обнаружил дом Мэри. Мне  стало  интересно:  а  можно  ли  выработать
иммунитет к прохождению сквозь туманные стены или хотя бы просто  привыкнуть
к реакциям, которые они вызывают у живых организмов?
   Я вслепую продвигался вперед, земля  под  моими  ногами  становилась  все
более каменистой и неровной. Наконец по ослабевающему покалыванию пылинок на
лице я понял, что приближаюсь к другой стороне линии  изменения  времени,  и
открыл глаза.
   Я оказался в какой-то гористой  местности.  То  есть  не  то  чтобы  меня
окружали горы, скорее это были высокие холмы. Невдалеке возвышалось какое-то
массивное бетонное строение, причем настолько большое, что  я  даже  не  мог
целиком охватить его взглядом. Та его часть, которая находилась прямо передо
мной, представляла собой массу развалин, а на грудах того, что, по-видимому,
когда-то было стенами и перекрытиями, тут  и  там  зеленела  свежая  зеленая
трава.
   Трудно  было  представить,  что  могло   вызвать   подобные   разрушения.
Бомбардировке здание явно не подвергалось.  Создавалось  впечатление,  будто
кто-то взял его и  выкрутил  так,  как  выжимают  мокрое  полотенце.  Вокруг
полуразрушенного здания, освещенные полуденным безоблачным  небом,  высились
усыпанные щебнем и поросшие редкими соснами и елями крутые склоны...
   Температура воздуха здесь  была  ощутимо  ниже,  чем  по  другую  сторону
туманной стены, как будто я оказался на гораздо большей высоте, хотя  уши  у
меня  и  не  закладывало,  как  обычно  бывает  при  изменении  атмосферного
давления. Нигде не было видно ни единой птицы, и даже насекомые не  жужжали.
Впрочем, если эти новые  земли  действительно  были  расположены  достаточно
высоко в горах,  то  зона  обитания  большинства  насекомых  могла  остаться
гораздо ниже.
   Однако, чем бы в  свое  время  ни  являлось  это  высящееся  передо  мной
сооружение, теперь оно превратилось  в  руины.  Нигде  не  было  заметно  ни
малейших признаков жизни. Было бы наивно думать,  что  в  этой  куче  мусора
может найтись некто, больше меня понимающий  в  штормах  времени.  Ясно  как
день, что я могу совершенно спокойно  вернуться  обратно  к  Мэри,  Уэнди  и
собакам.
   Но я все еще колебался. Мне почему-то  страшно  не  хотелось  так  быстро
расставаться со своей, пусть и временной,  самостоятельностью.  Не  хотелось
почти так же сильно, как и предстать перед Мэри и признаться,  что  вся  эта
история с прохождением сквозь туманную стену оказалась совершенно бесплодной
затеей. Наконец я пришел к компромиссу с  самим  собой.  Не  будет  никакого
вреда, если я обойду руины и немного осмотрю окрестности.  Тогда,  возможно,
мне удастся составить хотя бы приблизительное представление о том, что здесь
когда-то было. Бетон, из которого состояли обломки, на  вид  казался  вполне
современным, таким же, как в мое родное время, а возможно, даже относился  к
немного более позднему периоду.
   Обследовать развалины  меня  подталкивало  какое-то  странное  чувство  -
слабое, но неотвязное. Было  в  этой  груде  бетона  что-то,  что  буквально
вцепилось в мою умственную аппаратуру решения проблем и теперь изо всех  сил
тянуло ее к себе.
   Я двинулся по диагонали направо, одновременно и приближаясь к  руинам,  и
обходя их сбоку. По мере  приближения  здание  казалось  мне  гораздо  более
обширным, чем на первый взгляд. Однако через некоторое время я оказался там,
откуда мог видеть по крайней мере всю его длинную  сторону.  Целиком  я  его
видеть  все  еще  не  мог,  поскольку  в  нескольких  десятках  метров   оно
изгибалось, следуя контурам холма, на котором было построено. Но чем  дальше
от меня, тем менее здание походило на развалины и тем больший интерес у меня
вызывало.  Оно  чем-то  немного  напоминало  мне  мою   собственную   жизнь,
начавшуюся с развалин, но со временем приобретшую  какие-то  форму  и  цель,
правда, цель слишком серьезную, чтобы видеть и осознавать  ее  целиком.  Мне
вдруг показалось, что здание - мой старый  знакомый,  что-то  вроде  давнего
бетонного друга. И я двинулся дальше вдоль фасада.
   Я все шел и шел, а оно все продолжалось, тянулось и изгибалось все дальше
и дальше, и, пройдя с четверть мили, я наконец понял, что  целиком  мне  его
никогда не увидеть, настолько оно было велико.
   Я уже решил было повернуть назад, но тут заметил, что чуть дальше  места,
до  которого  я  дошел,  здание  практически  не  повреждено.  В  выглядящих
нетронутыми секциях серых бетонных стен виднелось несколько совершенно целых
окон. И чуть дальше виднелась даже дверь, которая была чуть приоткрыта  так,
что приглашала зайти.
   Я двинулся к двери: тяжелая пожарная дверь открылась, когда  я  изо  всех
сил потянул ее на себя. За ней открылась голая бетонная лестница с  перилами
из железной трубы, ведущая наверх. Я медленно, стараясь не шуметь,  двинулся
по ступенькам,  держа  ружье  наготове,  хотя  практичная  часть  моего  ума
убеждала меня, что все это просто смешно.  Я  попусту  трачу  время  в  этом
заброшенном и разрушенном произведении рук человеческих, и мне  самое  время
вернуться к Мэри и Уэнди, которые, должно быть, уже начали беспокоиться.
   Добравшись до верхней площадки, я миновал еще одну  дверь  и  оказался  в
длинном коридоре, по левую сторону которого тянулась  голая  белая  стена  с
окнами, через которые ярко светило солнце,  отражаясь  в  стеклах  дверей  и
внутренних окон, тянущихся по правую сторону коридора, за которыми виднелись
какие-то кабинеты и лаборатории.
   Я сделал шаг  вперед  и  почувствовал,  как  моя  левая  нога  за  что-то
зацепилась. Я посмотрел  себе  под  ноги.  Поперек  коридора  была  натянута
тоненькая черная нить, которую я разорвал.
   - Кто здесь? - раздался голос у меня  над  головой.  Я  задрал  голову  и
увидел решетку громкоговорителя.
   - Привет! - продолжал голос-тенор, явно принадлежащий молодому  человеку.
- Кто здесь