но важной фразой, которая врежется ей в память. Она
будет с тревогой обдумывать мои слова, задаваясь вопросом: а не могла ли она
сделать для меня еще что-нибудь, отчего все пошло  бы  по-иному?  Мне  стало
немного стыдно за себя, и я, стараясь не шуметь, вышел из фургона.
   Утренний воздух был сух и прохладен. Несмотря на кожаную куртку, я  зябко
поежился и зажег примус, чтобы сварить себе  кофе.  Занимаясь  этим,  я  все
время подсознательно ощущал присутствие Старика. Он был подключен к консоли,
а это означало, что и ко мне. Я чувствовал, что он уже проснулся и  страдает
от похмелья, которое я предвидел. Страдания приводили его в  ярость,  что  я
тоже чувствовал. Но наряду с бешенством в нем начинал пробуждаться  интерес:
его разум начинал ощущать меня, а через меня - обширную вселенную.
   Я сварил кофе, выпил его и, взяв один из джипов, поехал к круглому  дому.
В зале, вокруг лежащего на полу Старика, все было загажено. Его рвало -  мне
следовало предвидеть такую возможность. Кроме того, он несколько раз мочился
во сне.
   Я быстро прибрался. Теперь, когда он проснулся, я  испытывал  достаточное
уважение к его обезьяньим ручищам, чтобы держаться от них подальше. Но он не
мешал мне заниматься уборкой, даже когда я приближался к нему вплотную, и не
делал ни малейших попыток коснуться меня. Он по-прежнему не  сводил  с  меня
взгляда, но  теперь  в  его  карих  глазах  был  заметен  задумчивый  блеск.
По-видимому, он наконец понял, с кем связан  его  разум.  Я  чувствовал  его
присутствие в своем сознании, чувствовал, что  он  исследует  нашу  связь  и
обдумывает  ситуацию.  Мое  предположение  было  верным.   Теперь   он   был
заинтересован. Но его разум все равно оставался  чуждым  для  меня,  гораздо
более чуждым, чем даже разум Порнярска.
   Я решил рискнуть, отключил его от консоли, отвязал цепь от опоры и  вывел
наружу, чтобы, если ему снова потребуется, справить нужду. Я  нашел  камень,
который даже ему определенно не под силу  было  бы  сдвинуть.  Нижняя  часть
валуна была тоньше верхней, так что привязанную к нему цепь нельзя  было  бы
снять через  верх,  и  привязал  его  к  нижней  части.  Валун  находился  с
противоположной от деревни стороны депо, поэтому отсюда  он  не  мог  видеть
деревню, как и его не видно было от деревни. Разумеется,  при  условии,  что
его  соплеменники  обладали  зрением  достаточно  острым,  чтобы  разглядеть
кого-нибудь на вершине горы. Затем я оставил  ему  немного  хлеба,  открытую
банку тушенки, полную фляжку воды и отправился обратно в лагерь  завтракать.
Он отпустил меня без звука, но его глаза все так же  задумчиво  и  неотрывно
наблюдали за мной до тех пор, пока я не скрылся из вида. По пути  с  горы  в
лагерь я чувствовал, как его разум пытается исследовать мой.
   В лагере я достал бинокль и осмотрел деревню. Ее обитатели уже повылезали
из домов и теперь занимались своими обычными делами. Похоже, никто из них не
хватился Старика и не удивился его отсутствию.  Значит,  все  в  порядке.  Я
убрал бинокль на место и приступил к завтраку. Все остальные  уже  встали  и
завтракали, но в атмосфере лагеря чувствовалось какое-то напряжение.
   Мне не хотелось  ни  с  кем  разговаривать,  и  остальные,  кажется,  это
понимали. Пока я ел, никто меня не трогал. Никто, кроме Санди, который  явно
чувствовал, что происходит что-то необычное. Он не терся об  мои  ноги,  как
обычно, а бродил и бродил вокруг меня, раздраженно подергивая  хвостом  так,
будто его нервы были охвачены ярким пламенем. У него был такой зловещий вид,
что,  когда  Билл  наконец  направился  в  мою  сторону,  я  начал  за  него
беспокоиться.
   Но Санди относительно  спокойно  пропустил  его  и  принялся  расхаживать
теперь уже вокруг нас обоих, неотрывно глядя на Билла, и время от времени из
его глотки вырывались какие-то певучие звуки.
   - Не хотел тебя беспокоить, - практически шепотом произнес Билл - он явно
не хотел, чтобы его услышали остальные.
   - Да ничего, - сказал я. - В чем дело?
   - Просто хотел, чтобы ты знал, - чуть громче произнес  он.  -  Можешь  на
меня рассчитывать.
   - Что ж, спасибо.
   - Да нет, я серьезно, ты действительно можешь рассчитывать на меня.
   - Спасибо. Но сегодня от тебя требуется одно - сидеть  у  консоли,  чтобы
дать мне возможность тебя использовать.
   Он с секунду смотрел на меня  взглядом  почти  столь  же  возбужденным  и
странным, как у Санди.
   - Ладно, - кивнул он и ушел.
   У меня не было времени раздумывать. Нужно было запихнуть Санди  в  кабину
пикапа и надежно его запереть. Но сегодня леопард вдруг заартачился. В конце
концов пришлось запихивать его туда насильно,  честя  на  все  корки.  Одной
рукой я ухватил его за загривок, а вторую подсунул под брюхо. Я  не  решился
попросить кого-нибудь еще, даже девчонку, помочь мне, поскольку леопард явно
был в дурном расположении духа. Хотя в этот момент девчонка  была  занята  -
они с Мэри что-то делали в трейлере - и, возможно, даже позови я ее, она  бы
не пришла.
   Наконец мне удалось засадить Санди в кабину и захлопнуть дверцу.  Он  тут
же понял, что угодил в ловушку, и начал метаться по кабине,  жалобно  взывая
ко мне. Я постарался не обращать внимания на издаваемые им звуки и,  посадив
свою команду в джипы, повел колонну к  вершине  горы.  Мое  подсознание  уже
работало, оценивая взаимодействие сил  шторма  в  той  степени,  в  какой  я
способен был их воспринимать. Реальная картина  происходящего  за  пределами
лунной орбиты могла подождать до тех пор, пока все остальные не окажутся  за
своими пультами, подсоединенными ко мне. Мне показалось, что я уже и  теперь
получаю благодаря им преимущество, что было очень хорошим признаком. Либо  с
тех пор, как были подсоединены два последних пульта, я начал намного быстрее
наращивать психическую мускулатуру, либо Старик оказался куда полезнее,  чем
я рассчитывал. В общем-то, в одном отношении он  уже  и  так  превзошел  мои
ожидания, поскольку я и сейчас чувствовал, что по-прежнему связан с ним  так
же сильно, как тогда, когда он сидел привязанный в депо.
   Уэнди весело щебетала на заднем сиденьи джипа, но, стоило нам выехать  на
ровное место, откуда был виден круглый дом и  уставившийся  на  нас  Старик,
сразу неуверенно замолчала. Но он  удостоил  всех  лишь  беглого  изучающего
взгляда и сразу сконцентрировался на мне.
   Он знал, куда я собираюсь его отвести. Когда я отвязал цепь и повел его к
двери круглого дома, он пошел  за  мной  едва  ли  не  с  охотой.  Когда  мы
оказались на расстоянии вытянутой руки от нее, она автоматически  скользнула
в сторону, и он тут же мимо меня бросился через порог  к  своему  пульту.  Я
подвел его к предназначенному для него креслу и на всякий  случай  привязал,
чтобы он не мог дотянуться до тех, кто будет сидеть за соседними пультами.
   Билл вошел следом за мной и, как мы  обычно  делали  в  последнее  время,
подпер дверь так, чтобы зал  проветривался.  Появились  остальные  и  начали
занимать места и  подключаться  к  пультам,  согласно  указаниям  Порнярска.
Полоски темного материала, стоило обмотать их вокруг горла, легко слипались.
Другой же их конец исчезал под поверхностью пульта и подсоединялся к кубикам
внутри. Это было настолько  просто,  что  казалось  просто  невероятным,  не
считая того, что полоска на ощупь теплая.  По  словам  Порнярска,  она  была
полуживым существом. Все соединения в депо осуществлялись с помощью подобных
же полуживых полосок. Они действовали как  проводники  психической  энергии.
Если  представить  себе,  что  трубка,  с  помощью  которой   осуществляется
переливание  крови,  живая  и   способна   самостоятельно   подключаться   к
кровеносной  системе  как  донора  так  и  реципиента,  получится   примерно
аналогичная картина.
   Полоски создавали какое-то очень уютное ощущение - нечто вроде  одеяльца,
в которое кутается испуганный ребенок.  Я  отметил,  что  Уэнди,  впервые  с
момента, как увидела Старика, просветлела,  стоило  Биллу  обмотать  полоску
вокруг ее шеи. В центре комнаты у  мониторингового  пульта  точно  такая  же
дожидалась и меня,  но  мне,  прежде  чем  включиться  в  систему,  хотелось
посмотреть, какую связь я смогу установить с остальными монадами без нее.
   Билл и Порнярск подключили  остальных,  потом  Билл  подключился  сам,  а
Порнярск отправился к мониторинговой установке. Подойдя к ней, он  потянулся
щупальцем  к  цветному  квадратику,  активировавшему  все  соединения.   Его
щупальце  метнулось  вниз,  коснулось  квадратика,  и  тут  мы  со  Стариком
неожиданно оба поняли, что нас ждет, когда произойдет активация.
   Старик взвыл.
   Его  голосовые  возможности  оказались  просто  чудовищными.   Все,   кто
находился в  депо,  были  оглушены  воем,  напоминающим  пожарную  сирену  и
разносящимся из открытой настежь двери далеко вокруг. В ту же самую  секунду
щупальце Порнярска коснулось поверхности квадратика, и все  соединения  были
активированы. Во мне буквально взорвался полный контакт со всеми  остальными
монадами, и тут же подобно  стене  воды  обрушилось  полное  восприятие  сил
шторма  времени  за  пределами  орбиты  Луны.  Вопль  Старика  оборвался.  Я
опомнился только у самой двери депо.
   Поскольку вместе с контактом пришло полное  понимание  того,  что  сделал
Альфа Прим и зачем. Я выскочил из депо и окинул  взглядом  крутой,  усеянный
валунами склон горы,  спускающийся  к  деревне.  Внизу  он  буквально  кишел
черными карабкающимися вверх фигурами.
   Как Старику удалось связаться с ними - я  не  знал.  Очевидно  было,  что
каким-то образом это стало  возможным  благодаря  его  связи  со  мной  и  с
пультом, но кроме того он использовал  какие-то  другие  каналы  общения  со
своими соплеменниками. Я понял только, что на самом деле он не  призывал  их
на помощь. Он оказался способен лишь вызвать у них чувство тревоги,  которое
и бросило их  на  поиски  среди  разбросанных  внизу  валунов  и  погнало  в
направлении вершины.
   Но теперь они услышали его голос. Затерянный в  гештальте  монад,  частью
которой мы с ним являлись - Порнярск все же  оказался  прав,  используя  это
слово, поскольку группа, я и это место теперь объединились в одно  целое,  -
разум Старика торжествовал. Он знал, что послал свой призыв вовремя, что  он
услышан и к нему идет помощь.
   Я развернулся и посмотрел внутрь депо через открытую дверь, хотя  заранее
знал, что именно увижу. Все сидящие  за  пультами  люди  были  неподвижны  и
безмолвны. Казалось, никто из  них  даже  не  дышал,  поскольку  сейчас  все
оказались заключены в безвременном моменте - моменте, когда мы все оказались
в контакте со штормом, и я на несколько мгновений задержался, чтобы  изучить
картину вызывающих его сил. Даже Порнярск замер в неподвижности, по-прежнему
держа щупальце на включающем систему квадратике  на  мониторинговом  пульте.
Сейчас квадратик светился мягким розовым светом.
   Я же все еще не был присоединен  и  мог  передвигаться.  Но  соплеменники
Старика окажутся здесь через двадцать минут,  а  все  наше  оружие  осталось
внизу в лагере.
   Я будто со стороны наблюдал за тем,  как  мое  тело  резко  развернулось,
кинулось к ближайшему джипу, бросилось в него, завело, развернуло и  бросило
вниз по склону по направлению к лагерю. У меня было преимущество в скорости,
но расстояние до лагеря было вдвое больше, чем оставалось  вскарабкаться  по
склону эксперименталам, а ведь еще предстоял обратный путь. Джип подпрыгивал
и скользил по пологому склону, уворачиваясь и виляя среди самых  крупных  из
попадавшихся на пути валунов. Его  вело  мое  тело,  но  разум  мой  не  мог
оставаться с ним, поскольку я видел уже достаточную часть картины настоящего
момента, чтобы точно определить искомую мной точку возрастающего давления. И
точка эта проявится не позже, чем жители деревни успеют добраться до депо, а
может быть, и раньше. Поэтому у меня всего-то и  оставалось  времени,  чтобы
изучить все задействованные силовые линии и убедиться, что единственный шанс
добиться состояния равновесия использован.

Глава 20

   В этот короткий безвременный момент, когда я наконец получил  возможность
воспользоваться  возможностями  нашего  полного,  составленного   из   монад
гештальта, я изучал  скорее  не  саму  картину  расположения  сил  в  шторме
времени, а отражение этой картины в  философской  вселенной.  Отражение  это
было  больше  всего  похоже  на  трехмерную  картинку,  снятую   камерой   с
неимоверной выдержкой. Конечно же, конфигурация  сил  в  шторме  уже  прошла
целую серию изменений, стала совершенно иной и все продолжала  меняться.  Но
теперь, при поддержке гештальта и вспомогательного устройства, я мог изучить
прежнюю  конфигурацию  и  рассчитать,  какой  эта  картина  станет  в  любой
следующий момент будущего.
   Практически в каждой из этих картин - в прошлом, настоящем или будущем  -
силы шторма времени в каждом отдельно взятом районе рано или  поздно  должны
были прийти в состояние динамического равновесия. Однако самой по себе  этой
возможности было недостаточно. Прежде  всего,  задействованные  силы  должны
были  быть  очень  близки  к  равновесию,  причем  с  крайне  незначительным
допуском. В противном  же  случае  относительно  незначительной  силы  моего
гештальта просто не хватит, чтобы подтолкнуть их к равновесию.
   Но прежде всего мне нужно было  как  можно  более  подробно  изучить  все
подлежащие исправлению  нарушения  равновесия,  которое  представляет  собой
идеальное состояние, поэтому шансы на то, что оно возникнет само собой, были
настолько же малы, насколько необъятен сам шторм. Единственной причиной,  по
которой вообще было возможно хоть чего-то достичь,  являлись  сами  свойства
шторма времени, его тенденция постепенно дробиться  на  все  более  и  более
мелкие участки, которые в свою очередь дробились на еще более мелкие  и  так
далее. Это была та самая характерная  особенность  шторма  времени,  которую
Порнярск представил как самую  страшную  его  опасность.  Постоянный  распад
будет продолжаться, порождая все более и более мелкие темпоральные  аномалии
до тех пор, пока каждая отдельная частица не  начнет  существовать  в  своем
собственном темпоральном моменте, отличном от  того,  в  котором  существует
соседняя. На самом же деле такая  схема  обладала  серьезным  преимуществом:
процесс распада порождал все более мелкие аномалии внутри аномалий  побольше
- вроде миниатюрных ураганчиков в спокойных водах, являющихся глазами  более
крупных ураганов, поэтому, выбирая подходящий момент  для  начала  действий,
было возможно уравновесить силы, действующие в небольшой замкнутой аномалии,
без необходимости иметь дело с по-прежнему  неуравновешенными  силами  более
обширной области возмущений, в которую она входит.
   Разумеется, слово "ураган" на самом деле даже в малой степени не передает
всего того, что имеет место при  темпоральной  аномалии.  Подобная  аномалия
представляла   собой   выброс    чудовищных    сил,    высвобождающихся    в
межгалактическом пространстве вдоль границы соприкосновения расширяющихся  и
сжимающихся галактик. Здесь же, на Земле, в своем  наислабейшем  -  пока!  -
проявлении они охватывали район вроде того, в котором сейчас находились мы и
эксперименталы; противоборствующие же силы существовали  лишь  там,  где  их
присутствие было отмечено туманными стенами.  С  темпоральной  точки  зрения
туманные стены являлись зонами бурной деятельности.  С  физической,  как  мы
установили, они представляли собой лишь слои слегка возбужденного воздуха  и
взвешенной в нем пыли, простирающиеся от поверхности  земли  вверх  до  того
места, где они вступают в противоборство с другими силами одного и  того  же
"урагана".
   В моем философском видении туманных стен,  представлявших  собой  силовые
линии шторма времени, они представали передо мной в поперечном сечении,  так
что казались паутиной реальных линий, заполняющих трехмерное пространство, а
пересечения  же  их  при  этом  являлись  элементами  заключенного   в   них
четырехмерного пространства. Но при ближайшем рассмотрении эти линии  больше
походили не на нити, а на застывшие в момент удара молнии. Что  бы  подобный
их вид ни говорил об их истинных свойствах в физической вселенной, ясно было
одно: они пребывают в движении, и в  движение  их  приводят  другие  силовые
линии, с которыми они  взаимодействуют.  Таким  образом,  картина  постоянно
меняется, расположение линий  под  действием  существующего  дисбаланса  сил
постоянно меняется.
   Я  уже  знал  общее  направление,  в  котором  развивалось  и  изменялось
расположение линий в интересующем меня районе. Но теперь я рассматривал  эти
изменения, изучая целый парад следующих одна за другой конфигураций с  целью
выявить их специфические детали, найти среди  них  одну,  которая  даст  мне
возможность уравновесить действующие в ней силы прежде,  чем  эксперименталы
доберутся до депо. Я не мог сделать этого до тех  пор,  пока  не  вернусь  с
оружием и не отгоню карабкающихся сейчас вверх по склону существ, потому что
из увиденного знал, как будут развиваться события не только  повсюду,  но  и
здесь. В одиночку, даже  с  оружием,  я  не  смогу  отогнать  приближающихся
эксперименталов. Их более сотни, и на сей раз  они  не  откажутся  от  своих
намерений так легко, как в первый раз. В свое время их приучили не  обращать
внимания на депо. Теперь же Старик каким-то образом  ухитрился  разрушить  у
них этот рефлекс. Единственным, что могло бы остановить их, мог стать испуг,
вызванный каким-нибудь страшным природным катаклизмом. Извержением  вулкана,
землетрясением - или  метеорологической  реакцией,  последовавшей,  если  бы
туманная стена, через которую мы проникли сюда,  вдруг  внезапно  исчезла  и
атмосфера  района  по  ее  другую  сторону  внезапно  смешалась  со  здешней
атмосферой.
   Короче говоря,  я  должен  успеть  добраться  до  лагеря,  взять  оружие,
вернуться назад и сдерживать их столько, сколько потребуется,  чтобы  успеть
результативно использовать гештальт для  установления  равновесия  сил.  Мой
разум лихорадочно изучал меняющиеся картины,  проверяя  и  проверяя,  а  тем
временем джип грохоча и подпрыгивая несся к лагерю у подножия горы.
   Наконец в  туче  пыли  машина  влетела  в  лагерь  и  остановилась  между
палатками. Я выскочил из джипа, отпер дверь трейлера и нырнул внутрь.
   Нагревшееся от жаркого спертого "воздуха внутри трейлера оружие было там,
где мы всегда его держали - в кладовке, и там же на полке лежали патроны.  Я
схватил два дробовика и два самых мощных  ружья,  прихватив  заодно  и  кучу
патронов. Но, когда я решил прихватить и автомат, увидел,  что  его  нет  на
месте.
   Я провел в лихорадочных поисках, наверное, не меньше двух минут, ища  его
в самых невероятных местах по всему фургону, пока наконец  не  был  вынужден
признать, что автомат  исчез.  Кто  же,  интересно,  ухитрился  забраться  в
фургон, который мы с Мэри всегда запирали, если только внутри  не  находился
кто-нибудь из нас двоих? Но сейчас  просто  не  оставалось  времени  гадать.
Учитывая откидной приклад, оружие становилось достаточно  компактным,  чтобы
вынести его под верхней  одеждой,  будь  то  мужчина  или  женщина.  А  ведь
большинство из нас по утрам, отправляясь в депо, надевали либо куртки,  либо
просторные свитера. Я  поспешно  выскочил  из  фургона,  не  побеспокоившись
запереть его за  собой,  в  один  прыжок  очутился  на  водительском  кресле
работающего на холостом ходу джипа, надавил на газ  и  помчался  обратно  на
вершину горы.
   Только отъехав от  лагеря  примерно  ярдов  на  сто  пятьдесят,  я  вдруг
сообразил, что там было как-то подозрительно тихо. Ведь все то время, что  я
доставал оружие, Санди находился там, запертый в  кабине  пикапа.  Но  я  не
слышал ни звука, несмотря на то, что он наверняка засек, как подъехал  джип,
видел и, возможно, даже чуял меня. По ид