им. Когда мы  подошли  к
подбитому   устройству,   оно   еще   сильнее    напомнило    мне    детскую
машинку-переростка. Отличие состояло лишь в том, что вместо окон у нее  была
гладкая желтая поверхность, а вместо четырех обычного размера  автомобильных
колес из днища торчали  половинки  шестнадцати  или  восемнадцати  небольших
металлических дисков. Граната пробила в боку машины здоровенную дыру.
   - Вот, послушайте, - сказал  незнакомец,  склонившись  над  пробоиной.  Я
подошел  поближе  и  прислушался.  Откуда-то  из  глубин  корпуса  все   еще
доносилось негромкое жужжание.
   - Интересно, кто посылает эти штуки? - спросил я. - Или что их посылает?
   Бородатый пожал плечами.
   - Да, кстати, - сказал я, протягивая руку, - Марк Деспард.
   - Реймонд Сэмуэлсон, - после некоторой паузы представился  он;  его  рука
чуть дернулась, но тут же вернулась на место. Я решил, что ему, возможно, не
хочется пожимать руку человеку, которого  потом  придется  убить.  И  еще  я
подумал, что человек, способный думать о таких  тонкостях,  вряд  ли  станет
стрелять мне в спину. По крайней мере, без крайней необходимости.  В  то  же
время не стоило самому напрашиваться на неприятности,  оставляя  между  нами
хоть малейший намек на недопонимание.
   - Я еду в Омаху, - сказал я. - Там у меня жена, если, конечно, у  нее  до
сих пор все в порядке. Но я не стану проезжать  через  ту  линию  временного
сдвига, - я кивнул головой на туман, из которого появилась машина. -  Вы  не
знаете, есть ли из города какая-нибудь другая дорога на юг или на восток?
   - Да, есть, - кивнул он и заметно помрачнел. - Значит,  говорите,  у  вас
там осталась жена?
   - Да, - ответил я. Честно говоря, я хотел бы сказать  "бывшая  жена",  но
уже оговорился. Вряд ли ситуация подходила для  того,  чтобы  объяснять  это
человеку типа Сэмуэлсона.
   - Послушайте, вам вовсе не обязательно отправляться в путь прямо  сейчас.
Может, задержитесь немного и отобедаете со мной?
   "Задержитесь и отобедаете со мной?" Видимо, когда я упомянул  о  жене,  в
нем сработал рефлекс гостеприимства. Знакомые, такие уютные  слова  казались
столь же странными и неуместными здесь и сейчас,  на  участке  дороги  между
опустевшим городком и заслоняющим пространство справа от нас туманом. Да еще
этот валяющийся рядом подбитый механизм.
   - Идет, - согласился я.
   Мы вернулись, перелезли через баррикаду и  дошли  до  фургона.  Я  позвал
леопарда с девочкой  и  представил  их  Сэмуэлсону.  При  виде  леопарда  он
удивленно вытаращил глаза, но еще больше они у него  вылезли  из  орбит  при
виде стоящей за огромной кошкой девушки.
   - Леопарда я зову Санди, - сказал я.  -  А  вот  девочка  мне  так  и  не
представилась.
   Я вытянул руку, и Санди, прижимая уши, подошел ко мне и потерся мордой  о
мою ладонь, издавая при этом звук, похожий на довольное мурчание.
   - Я наткнулся на него сразу после  того,  как  изменение  времени  прошло
через местность, где он обитал, - пояснил я. - Когда я нашел его, он все еще
был в шоке, и теперь, кажется, считает себя обязанным мне по гроб жизни  или
что-то вроде этого. Сами, наверное, знаете, как ведут себя  животные,  когда
находишь их сразу после временного сдвига? До тех пор, пока окончательно  не
очухаются?
   Сэмуэлсон отрицательно покачал головой.  Теперь  он  смотрел  на  меня  с
некоторым недоверием и подозрительностью.
   - Жаль, - вздохнул я. - В таком  случае  придется  вам  поверить  мне  на
слово. Пока я рядом, он совершенно безопасен. Я гладил Санди.  Сэмуэлсон  же
смотрел на девочку.
   - Привет, - сказал он с улыбкой. Но она по-прежнему "пусто"  смотрела  на
него, не говоря ни слова. Она выполняла все мои указания, но мне ни разу  не
удалось добиться того, чтобы в глазах ее мелькнула хоть искорка  внутреннего
понимания того, кто она  такая.  Свисающие  до  плеч  прямые  темные  волосы
придавали ей вид дикарки, даже рубашка и джинсы  смотрелись  на  ней  крайне
нелепо.
   Впрочем, это было для нее самой подходящей одеждой. Однажды я переодел ее
в платье - вскоре после того как нашел. Зрелище было жалким.  В  платье  она
выглядела просто карикатурно.
   - Она не говорит, - сказал я. - Я наткнулся на нее через пару дней  после
того, как  встретил  леопарда,  милях  в  двухстах  южнее.  Леопард  валялся
примерно там, где раньше находились Миннеаполис и Сент-Пол. Возможно, он  из
тамошнего зоопарка. А девочка просто плелась по дороге. Даже не представляю,
откуда она взялась.
   - Бедное дитя, - сказал Сэмуэлсон. Похоже, он был совершенно искренен,  и
тут мне показалось еще более маловероятным, что он способен выстрелить мне в
спину.
   Мы отправились к нему домой обедать. Он жил в одном квартале  от  Главной
улицы.
   - А как насчет этих.., ну, как вы их там называете? -  спросил  я.  -  Не
боитесь, если одна из них появится в  ваше  отсутствие  и  некому  будет  ее
остановить?
   - Жужжалки, - ответил  он.  -  Да  нет,  я  уже  говорил,  что  хотя  они
появляются и не точно по  расписанию,  но  каждая  следующая  появляется  не
раньше, чем через шесть с половиной часов после предыдущей. На  мой  взгляд,
там за этой туманной стеной что-то вроде автоматической фабрики, которая  не
может изготавливать их быстрее.
   Дом Сэмуэлсона оказался одним из  тех  высоких  и  богато  декорированных
особняков конца девятнадцатого века, которые порой  еще  можно  встретить  в
небольших городках. Два этажа, чердак и просторное обсаженное кустами сирени
крыльцо. Комнаты в доме были небольшими, сумрачными, с высокими потолками  и
с лишней мебелью. Вода в дом поступала из большого бака, куда ее подавал  из
колодца в подвале небольшой бензиновый движок, сменивший ставший бесполезным
электрический насос.  Кроме  того,  хозяин  нашел  где-то  старинную  черную
дровяную плиту, которая красовалась сейчас в углу просторной кухни. Нигде не
было ни пылинки, в доме царил абсолютный порядок.
   Он угостил нас первым нормальным обедом,  который  мне,  как  и  девочке,
довелось попробовать с тех пор, как Землю сотряс шторм времени. Я уже  знал,
что к этому моменту он затронул практически весь земной  шар,  а  не  только
небольшой район Северной Америки к западу от Великих озер, где находился  я.
У меня был с собой приемник, и время от времени я ловил обрывки  передач  из
самых разных мест. Линии непрерывности - или  прерывистости,  -  разделяющие
участки различного времени, как правило, блокировали радиосигналы. Но иногда
кое-что все  же  сквозь  них  пробивалось.  По-видимому,  волшебным  образом
повезло Гавайям, которые шторм почти не затронул, да еще время от времени  я
ловил обрывки передач из Греции. Я не часто слушал радио, ведь вне моих  сил
было помочь людям, ведущим передачи, равно как и они мало чем  могли  помочь
мне.
   Я рассказывал обо всем этом Самуэлсону, пока он готовил обед. Он, в  свою
очередь, поведал мне, что столкнулся стой же проблемой.
   - Здесь, в Солсбурге, произошел всего один сдвиг времени, - сказал он.  -
С тех пор я лишь  время  от  времени  вижу,  как  линия  изменения  проходит
где-нибудь на горизонте или иногда на какое-то время останавливается, но  ни
одна больше сюда не сворачивала.
   - А куда же делись все люди, которые здесь жили? - спросил я.
   Выражение его лица сразу изменилось.
   - Не знаю, - ответил он и склонился над миской  с  тестом  для  бисквита,
которое месил, так чтобы я не мог видеть его лица.  -  Однажды  я  поехал  в
Пеппард - это соседний городок. Я долго ехал, но никак  не  мог  его  найти.
Тогда я решил, что или  заболел,  или  спятил,  развернул  машину  и  погнал
обратно. А когда вернулся, застал здесь все таким, как вы сами видели.
   Он явно был не расположен обсуждать эту тему. Но я догадался, что  раньше
в его доме жили и его жена, и несколько э... детей. В прихожей мне  в  глаза
бросились женские туфли, в  ном  из  углов  гостиной  приютилась  коробка  с
детскими игрушками, а в гараже стояли три велосипеда.
   - Чем вы зарабатывали на жизнь? - через некоторое время спросил он.
   - В последнее время -  ничем,  -  отозвался  я.  Услышав  это,  он  снова
нахмурился. Тогда я начал рассказывать о себе, поскольку со штормом  у  меня
было связано лишь имя жены Свонни в  Омахе,  а  об  остальном  я  готов  был
рассказывать. К тому же я почему-то чувствовал полную уверенность в том, что
и жена, и город пережили воздействия шторма  времени  и  остались  целыми  и
невредимыми.
   - Я начал играть на бирже в девятнадцать лет, - сказал  я,  -  когда  еще
учился в колледже. И довольно удачно. - Само собой, удача была совершенно ни
при чем, но у меня язык не поворачивался говорить об этом. Главное  состояло
в тяжелой работе и хладнокровном принятии решений, которые и  приносили  мне
деньги. - Потом я вложил деньги в покупку компании по производству  прицепов
и снегоходов, что себя здорово оправдало. Я бы и дальше продолжал заниматься
развитием компании, но тут у меня случился инфаркт.
   Сэмуэлсон удивленно приподнял брови.
   - Инфаркт? - переспросил он. - По-моему, для таких вещей вы  еще  слишком
молоды.
   - Точнее говоря, чертовски молод, - согласился я.  -  Мне  было  двадцать
четыре года.
   Тут я внезапно понял, что ошибался, считая, будто готов говорить на любые
темы.  Например,  мне  совершенно  не  хотелось  рассказывать  ему  о  своем
инфаркте. Уж очень он смахивал на человека,  который  ни  разу  в  жизни  не
болел.
   - Во всяком случае, - продолжал  я,  -  мой  доктор  посоветовал  мне  не
принимать это близко к сердцу и постараться сбросить лишний  вес.  Это  было
два года назад. Я продал компанию, передал свои  акции,  которым  предстояло
меня кормить, в доверительное управление и  купил  домик  в  лесах  северной
Миннесоты, неподалеку от Эли - если вы, конечно, знаете тот  штат.  Я  снова
набрал неплохую форму и прекрасно себя чувствовал - до  тех  пор,  пока  три
недели назад не разразился шторм времени.
   - Понятно, - кивнул он.
   Еда была готова, я помог перенести все в столовую, где мы  все  вместе  и
пообедали. Даже Санди свернулся клубком  в  углу.  Сначала  я  подумал,  что
Сэмуэлсон будет против того, чтобы я привел леопарда в дом, но он промолчал.
   После обеда мы расположились на переднем крыльце. Густая листва сахарного
клена прикрывала нас от лучей медленно клонящегося к западу солнца. Судя  по
моим часам было уже начало седьмого, но сейчас, в середине  лета,  у  нас  в
распоряжении оставалось не менее трех светлых часов. У Сэмуэлсона  оказалось
немного  весьма  недурного  домашнего  белого  вина.  Оно  было  не  высшего
качества, но, по всей видимости, прежде в городке был  сухой  закон,  а  наш
гостеприимный хозяин, после того как вернулся и обнаружил, что  его  близкие
исчезли, никуда из него не выезжал.
   - Может, ей тоже плеснуть? - спросил он меня перед тем, как в первый  раз
разлил вино по чайным стаканам.
   - Почему бы и нет, - отозвался я. - Мы запросто можем не дожить до  утра,
если нас вдруг захватит врасплох какое-нибудь новое временное отклонение.
   Тогда он протянул стакан и девочке. Но та лишь  чуть-чуть  отхлебнула,  а
потом поставила стакан на деревянный пол  крыльца  рядом  со  своим  стулом.
Через некоторое время, пока Сэмуэлсон и я были  заняты  разговором,  девочка
перебралась со стула на пол  и  уселась  так,  чтобы  одной  рукой  обнимать
дремлющего неподалеку от нас Санди. Леопард никак на это не отреагировал.
   - И что же, по-вашему, это такое? - спросил меня  Сэмуэлсон  после  того,
как мы с ним некоторое время обменивались воспоминаниями. - Я имею в виду  -
откуда он взялся?
   Он говорил о шторме времени.
   - Понятия не имею, - ответил я. - Уверен, что этого не знает никто. Но  у
меня есть теория.
   - Какая? - Он повернул голову и  пристально  посмотрел  на  меня.  Легкий
вечерний  ветерок  шевелил  ветки  сиреневых  кустов,  которые  едва  слышно
царапали стену дома.
   - По-моему, это и есть то, как мы его называем,  -  сказал  я.  -  Шторм.
Какой-то шторм в пространстве, в который угодила вся  наша  планета,  -  так
можно ехать на машине и попасть в грозу. Только в данном случае вместо ветра
и дождя, грома и молнии мы влетели во временные изменения, которые наподобие
ряби пробегают по поверхности, а все окружающее перемещается либо  назад  по
времени, либо вперед. Смотря куда  направлено  проходящее  над  этим  местом
изменение.
   - А как здесь? - спросил он. - Ведь городок-то остался на  том  же  самом
месте, что и всегда. Вот только люди... Он замолчал.
   - Откуда вы знаете? - возразил я. - А может,  как  раз  весь  этот  район
переместился вперед, скажем, на год или даже на месяц.  Срок  недостаточный,
чтобы стали заметны какие-то изменения в зданиях или улицах,  но,  возможно,
вполне достаточный для того, чтобы люди по той или иной причине решили  уйти
отсюда.
   - По какой?
   - Ну, например, из-за этих, как вы их называете, жужжа-лок, - ответил  я.
- Например, будь я жителем этого городка и появись тут нечто  подобное,  это
было бы для меня вполне достаточной причиной, чтобы уехать.
   Он покачал головой.
   - Только не все сразу, - сказал он.  -  И  они  обязательно  оставили  бы
какое-нибудь сообщение.
   Я сдался. Коли его не  устраивают  логичные  объяснения,  то  нет  смысла
пытаться его убедить.
   - Скажите, - после того как мы некоторое  время  просидели  молча,  снова
заговорил он, - а как, по-вашему, Бог имеет к этому какое-то отношение?
   А, так вот на чем он зациклился! Вот почему он торчит здесь день за днем,
обороняя городок, в котором не осталось ни души.  Вот  почему  он  аккуратно
приспособил колодец в подвале к новым условиям и установил плиту так,  чтобы
в любой момент иметь возможность накормить нормальным  обедом  целую  семью,
если они в один прекрасный день  вдруг  неожиданно  вернутся,  возникнут  из
ниоткуда на пороге, усталые и голодные. Меня так и  подмывало  сказать  ему,
что мне всегда было крайне мало дела как до Бога, так и до людей, но теперь,
когда я знал, как важен для него этот вопрос, я  просто  не  мог  ему  этого
сказать. Я  вдруг  почувствовал  грызущую  его  боль  -  и  внезапно  понял,
насколько зол оттого, что кто-то, кого я практически впервые в  жизни  вижу,
смог так сильно передать мне свое горе. Да,  верно,  в  отличие  от  него  я
практически ничего и никого не потерял. И все же...
   - Кто его знает! - сказал я, вставая. - Ну,  думаю,  нам  пора.  Он  тоже
встал, причем очень быстро. Но, не  успел  он  еще  выпрямиться,  Санди  уже
оказался на ногах, а вслед за ним медленно поднялась с пола и девочка.
   - Вы могли бы остаться на ночь, - предложил он.  Я  отрицательно  покачал
головой.
   - Неужели нравится ездить в темноте? - настаивал хозяин.
   - Нет. Предпочитаю до наступления ночи проехать  еще  хоть  немного.  Мне
очень хочется поскорее добраться до жены.
   Мы с леопардом и девочкой направился к фургону, который я подогнал к дому
и оставил на подъездной дорожке. Я открыл дверь с  водительской  стороны,  и
мои спутники залезли сначала в  кабину,  а  потом  перебрались  в  кузов.  Я
подождал, пока они не устроятся как следует, забрался в  кабину  сам  и  уже
собирался было дать задний ход, когда Сэмуэлсон, который вместо того,  чтобы
проводить меня до грузовика, зачем-то отправился в дом,  снова  появился  на
крыльце с двумя большими продуктовыми пакетами в руках,  которые  застенчиво
просунул в окно с моей стороны.
   - Возьмите, - сказал он. - Это еда. Думаю, она вам не помешает. И  еще  я
вложил туда бутылку вина.
   - Спасибо. - Я взял у него пакеты и положил на пустое сиденье  справа  от
себя. Он заглянул в глубину кузова, где на  полу  уже  свернулись  клубочком
девочка и леопард, явно готовые отойти ко сну.
   - У меня ведь здесь все есть, сами знаете, - сказал он. -  Все,  что  вам
могло бы понадобиться. Может, ей что-нибудь пригодилось бы - одежда там  или
еще что-нибудь?
   - Единственное, что ей нужно, это Санди, - сказал я. - И пока  он  у  нее
есть, на все остальное ей наплевать.
   - Что ж, тогда счастливого пути, - сказал он.
   - Пока.
   Я задом выехал на дорогу и повел машину прочь. В боковое зеркало я видел,
что он вышел на проезжую часть, чтобы посмотреть нам  вслед  и  на  прощание
помахать. Через два квартала я свернул, и его фигура скрылась за углом.
   Перед отъездом  он  снабдил  меня  картой  бензоколонок,  где  карандашом
обозначил маршрут, выведший меня на южную окраину  городка  и,  наконец,  на
неширокую асфальтовую дорогу, нырявшую  вверх-вниз  по  холмам.  И  слева  и
справа они были засеяны, так  что  я  ехал  в  окружении  бесконечных  акров
кукурузы, пшеницы и гороха,  которые  никто  никогда  уже  не  уберет  и  не
использует. По мере того как мы отъезжали все дальше,  высокая,  уходящая  в
небо стена тумана, являвшаяся линией изменения времени  и  возвышавшаяся  на
окраине оставшегося чуть левее и позади нас городка Сэмуэлсона,  становилась
все меньше.
   В  машине,  насколько  я  успел  убедиться,  мы  были   в   относительной
безопасности. Эти линии времени были подобны катящимся по местности  длинным
трубам, но, как я уже говорил, мне еще ни разу не  довелось  повстречать  ни
одной, которая перемещалась бы со скоростью более тридцати миль в  час.  Так
что, пока вы оставались на дороге, удрать от них было совсем нетрудно.
   Я  все  время  оглядывался  по  сторонам,  надеясь  найти  что-то   вроде
"лендровера",  который  резво  бегал  бы  по  дороге,  но  к  тому  же   при
необходимости мог бы передвигаться и  по  пересеченной  местности.  Но  пока
ничего подходящего не попадалось.
   Тут я понял, что двигатель грузовика работает с надрывом. Я  гнал  машину
по шоссе со скоростью около семидесяти миль в час.  Нужды  в  этом  не  было
абсолютно никакой.  В  плане  расхода  топлива  было  гораздо  безопасней  и
экономней держать миль сорок-сорок  пять.  Временами  с  бензином  возникали
проблемы, причем по закону подлости именно тогда, когда его оставалось мало.
Я возил с собой четыре полных пятигаллонных канистры, которые были привязаны
на крыше фургона. Но этот запас я придерживал на совсем уж крайний случай.
   Кроме того, никому из нас троих в принципе спешить было  некуда  -  равно
как и бежать от чего-то. Я сбросил скорость до сорока пяти миль в  час,  про
себя удивляясь, как это я ухитрился так разогнаться.
   Но потом я, разумеется, понял, почему это произошло.  Просто  я  позволил
себе сопереживать Сэмуэлсону. А почему, собственно, я должен страдать вместе
с ним? Потеряв семью, он стал таким же безумным, как девочка..,  или  Санди.
Но он действительно хотел, чтобы мы остались  на  ночь  в  огромном  домище,
откуда исчезла его семья, и, оставшись, мы поступили бы по отношению к  нему
милосердно.
   Только я не мог рисковать. Среди ночи он  запросто  мог  превратиться  из
человека, отчаянно нуждающегося в компании,  в  человека,  решившего  вдруг,
будто я или все мы каким-то образом причастны к исчезновении его близких.
   Я не мог слепо положиться на его кратковременное просветление. Он, как бы
там  ни  было,  оставался  человеком  из  опустевшего  городка,   человеком,
расстреливающим  гранатами  игрушечные  машинки,  которые  появлялись  через
равные промежутки времени. На его месте любой бы  свихнулся.  Да  и  вообще,
безумие ныне стало нормой. Примером тому мог служить, например, Санди. Он бы
продолжал лизать мне руки даже в тот момент, когда я перерезал  ему  глотку.
Рассудок девочки едва ли находился в лучшем состоянии. Сэмуэлсон  тоже  стал
жертвой невиданного космического розыгрыша,  который  лишил  нас  привычного
мира, следовательно, по определению являлся сумасшедшим. И иного нам не было
дано.
   Естественно - я решил довести мысль до логического конца, -  что  сидящий
за рулем фургона, рассекавшего надвигающиеся сумерки, был безумен не меньше,
чем  все  остальные  люди  и  существа,  его  окружающие.  Мысль  показалась
смехотворной, в