улыбнуться  саднящими  губами.  -  Ничего
страшного! Я переживу!
   - Ну ладно! - Медсестра достала маленькое  зеркальце.  Казалось,  оно
весит килограммов пятьдесят, но Ли Хан  заставила  себя  поднять  его  и
взглянуть на незнакомку, держащую его в руке.
   Глаза  покоились  на  дне  огромных  черных  провалов  на  исхудавшем
серо-зеленом лице, губы покрывали язвы, а кожу - какие-то  рябые  пятна.
Голый череп казался непристойно  маленьким  на  длинной  костлявой  шее,
ключицы выпирали из-под больничного халата, как ребра отощавшей коровы.
   Лучевая болезнь! Она и раньше видела  ее  жертв,  но  в  затуманенном
сознании,  наблюдавшем  собственное  тело  словно  со  стороны,   лениво
шевелились мысли о том, что в  таком  состоянии  ей  приходилось  видеть
только покойников. Ли Хан мысленно перенеслась в тот  последний  момент,
когда она была в сознании, а стекло шлема потемнело.
   "Еще бы чуть-чуть, и мне крышка!" - подумала она.
   Выходит, огненный шар действительно чуть ее не настиг!
   - А капитан Цинг Чанг? - хрипло спросила она. - А лейтенант Кан?
   - Живы, - коротко  ответила  лейтенант  Тиннаму,  отнимая  у  Ли  Хан
зеркальце. Впрочем, она положила его на столик  рядом  с  кроватью  так,
чтобы  до  него  всегда  можно  было  дотянуться,  и  Ли  Хан  чуть   не
прослезилась, поняв, что таким образом медсестра продемонстрировала веру
в ее мужество.
   - Ну и... что со мной? - дрожащим голосом спросила Ли Хан.
   - Ничего хорошего, но жить будете. Расспросите лучше врача.
   - А когда он будет?
   - Уже идет, - ответила медсестра. - Вот он!
   Дверь с шипением отворилась, и  в  палату  приплясывающей  походочкой
вошел маленький розовощекий человечек, улыбавшийся  такой  ослепительной
улыбкой, что Ли Хан даже задумалась над тем,  смешат  ее  его  прыжки  и
ужимки или раздражают.
   - Доброе утро,  коммодор  Ли!  -  выпалил  он,  и  Ли  Хан  удивленно
уставилась на него, услышав резкий выговор уроженца Нового Детройта.
   Она почти механически стала разглядывать его форму в  поисках  знаков
различия.
   - Да, да! -  с  хитрым  видом  усмехнулся  врач.  -  Я  один  из  тех
мерзавцев, что остались верны законному  правительству.  Но  в  конечном
итоге, - добавил он, иронично улыбаясь, - что такое знаки  различия  для
нас, милосердных целителей! К вашему сведению, я по-прежнему считаю всех
вас совершенно очаровательными, но закоренелыми бунтовщиками... Впрочем,
мои больные меня очень хвалят!
   Его ирония не оставила Ли Хан равнодушной, растрескавшиеся губы стали
расплываться в улыбке.
   - Ну вот и отлично, - усмехнулся доктор, скрестив  руки  на  груди  и
глядя на Ли Хан, сидевшую  в  койке.  -  Кстати,  меня  зовут  Левеллин,
капитан Левеллин. Рад с вами наконец познакомиться. Я частенько  забегал
к вам всю эту неделю, но вы не считали нужным приходить по этому  поводу
в сознание.
   - Что со мной? - прохрипела Ли Хан.
   - Говорят, бывает и хуже, - откровенно ответил капитан Левеллин, - но
лично я не видел. Еще чуть-чуть, и от вас остался бы малюсенький кусочек
жаркого. Ведь  в  настоящий  момент  вы  весите  около  двадцати  восьми
килограммов.
   При этих словах Ли Хан вздрогнула, но не опустила  глаз,  и  Левеллин
ободряюще кивнул ей:
   - Скажите спасибо, что рядом с вами  взорвалась  обычная  ракета  без
всяких прибамбасов, - продолжал он.  -  С  другой  стороны,  сиди  вы  в
спасательной капсуле, давно бы съехали  из  нашего  уютного  пансионата.
Насколько я понимаю, все спасательные капсулы на мостике были покорежены
и ваши офицеры вытащили вас оттуда в последний момент.
   - Сколько спаслось? - просипела Ли Хан.
   - Из тех, кто был на мостике, - с сочувствием глядя  на  нее,  сказал
доктор Левеллин, - пятеро  вместе  с  вами.  Ли  Хан  вздрогнула,  и  он
поспешил продолжить:
   - Но  остальным  отсекам  повезло  намного  больше.  Спаслось  больше
половины команды.
   У Ли Хан дрожали губы, хотя доктор был,  разумеется,  прав:  спасение
доброй половины команды в такой ситуации было настоящим чудом!  Впрочем,
это не помешало меньшей половине команды зажариться  живьем  в  обломках
своего корабля!
   - Что касается лично вас - вы получили  огромную  дозу  радиации,  но
начальника штаба, судя по всему, не прикончить даже  нейтронной  бомбой!
Он  дотащил  вас  с  лейтенантом  до  спасательного  корабля  и  вовремя
подключил к аппаратам для переливания крови. Тем  не  менее  двое  суток
ваша жизнь висела на волоске. Мы как следует очистили  ваш  организм,  и
число хромосом вроде бы стабилизировалось, но все  равно  считайте,  что
вам зверски повезло, милая моя!
   - По-моему, я похожа на живой труп, - просипела Ли Хан.
   - Разумеется, вам здорово досталось, - кивнул  Левеллин.  -  В  конце
концов, нам, докторам, не следует ничего скрывать от своих больных... Но
теперь  мы  можем  отключить  вас  от  приборов  и   начать   постепенно
откармливать, так что вы быстро поправитесь.  -  Он  внимательно  изучил
лицо Ли Хан и быстро вскочил на ноги. - А сейчас вам надо поспать. Я все
понимаю! - отмахнулся он от Ли Хан, начавшей было протестовать. -  Вы  и
так долго пролежали без сознания! Но эта планета никуда не денется!  Еще
успеете полюбоваться на солнышко! У вас, помимо всего  прочего,  сломано
семь ребер, треснула скула, имеются перелом бедра и травма  черепа.  Все
это заживет не скоро.
   Ли Хан смотрела  на  него  вытаращенными  от  удивления  глазами,  не
понимая,  почему  у  нее  ничего  не  болит.  Вероятно,   ее   напичкали
болеутоляющими средствами! Вот она ничего  и  не  соображает!  Последние
слова доктора отдавались как эхо в пустой пещере, и до  Ли  Хан  наконец
дошло, что пустая пещера - это ее собственный череп. Она снова заморгала
и позволила своему сознанию поплыть куда-то вдаль. Блики солнца  плясали
на потолке над головой, ласково убаюкивая и принося безмятежные сны...
   Несколько следующих дней оказались очень тяжелыми.  Ли  Хан  тошнило,
кружилась голова. Она возненавидела торчавшие вокруг койки  бесчисленные
аппараты с их постоянно мерцавшими мониторами. Приборы молчали,  но  она
ощущала их постоянное присутствие. Они изучали ее тело, шарили по нему в
поисках малейших признаков еще не подавленных патологических  процессов.
Они были детищами спасшей Ли Хан науки, но она ненавидела их за то,  что
своими проводами они приковывали ее к больничной койке.
   Нечеловеческими усилиями Ли Хан удавалось успокоиться, но покой очень
часто пропадал без предупреждения. Не меньше, чем  физическую  слабость,
она ненавидела себя за то, что не  могла  сохранять  выдержку.  Особенно
трудно ей было взять себя в руки,  когда  лейтенант  Тиннаму  отказалась
пропустить к ней Цинг Чанга.
   Сначала Ли Хан пыталась  ее  убедить,  потом  попробовала  приказать,
напомнив, что та имеет дело с офицером высокого ранга, но лишь убедилась
в том, что военных медиков запугать невозможно.  Наконец,  она  закатила
невероятный скандал, который очень удивил бы любого,  кто  ее  знал,  но
больше всех поразил ее саму. Еще больше она была ошеломлена тем, что под
конец скандала не выдержала и разревелась.
   На этом все  и  закончилось.  Ли  Хан  упала  на  подушки,  полностью
измотанная бурными эмоциями,  и  ее  изможденное  тело  долго  билось  в
рыданиях. Она отвернулась от сочувственно глядевшей  на  нее  медсестры,
которая, нахмурившись, вышла в коридор.
   Ли Хан с облегчением услышала звук затворившейся  двери,  потому  что
одновременно стыдилась и боялась своих эмоций. Как же можно  командовать
другими, если ты не в состоянии держать в руках саму себя?!
   Однако дверь снова отворилась, и кто-то осторожно откашлялся. Ли  Хан
резко оглянулась и увидела капитана  Левеллина,  смотревшего  на  нее  с
непривычно суровым выражением на круглом розовом личике.
   - Полагаю, командир, многие назвали  бы  ваше  поведение  недостойным
офицера, но я весьма  старомоден  и  считаю,  что  вы  просто  поддались
слабости.
   - Да, да! - снова отвернувшись, прохрипела Ли  Хан.  -  Приношу  свои
извинения. А теперь, пожалуйста, оставьте меня! Я сейчас успокоюсь...
   - Вы так полагаете? - В строгом тоне доктора сквозило сочувствие. - А
я вот в этом не уверен. Полагаю, вы не успокоитесь, пока не смиритесь  с
тем обстоятельством, что вы просто человек. А человек не чужд  некоторым
слабостям.
   - Дело не в этом, - запротестовала Ли Хан,  по-детски  вытирая  глаза
сжатыми кулаками. - Я имела в виду...
   - Дело именно в этом, - негромко проговорил доктор. - Я ознакомился с
вашим послужным списком, командир. Вы награждены  почетным  оружием.  Вы
стали самым молодым капитаном ударного  флота.  Вы  награждены  Звездным
Крестом и должны были отправиться на учебу в  Высшую  военную  академию,
чему помешала... нынешняя заварушка. И  это  лишь  то,  что  значится  в
личном деле. А ваша команда!
   - А что моя команда? - Вопрос невольно сорвался у Ли Хан с  языка,  и
она прикусила его, переживая, что совершенно не  может  держать  себя  в
руках.
   - Оставшиеся в живых члены экипажа осаждают наш госпиталь  с  момента
вашего появления здесь. Если бы я был помягче, вас просто задушили бы  в
объятиях, но мне совершенно не  хочется  вас  хоронить,  и  я  этого  не
допущу.  И  послужной  список,  и  такая  нежная  любовь  экипажа  могут
рассказать очень многое  о  том,  что  вы  за  человек.  Я  понимаю:  вы
совершенно  не  привыкли  чувствовать  себя  беспомощной,  -  сказал  он
внезапно потеплевшим голосом.
   Ли Хан смутилась и отвернулась. Но доктор Левеллин спас ей  жизнь,  и
она не могла не удостоить его ответом.
   - Да, не привыкла, - коротко сказала она.
   - Вот именно! Поэтому-то вы на все так  бурно  и  реагируете,  -  без
обиняков сказал доктор, и Ли Хан снова повернулась к нему.
   - Возможно, - спокойно сказала она. - Но  если  вы  хотите,  чтобы  я
успокоилась, вам лучше сказать мне всю правду, доктор!
   Обвиненный в сокрытии правды, капитан Левеллин окаменел  и  уставился
на Ли Хан слегка прищуренными глазами.
   - Почему вы считаете, что я не сказал  вам  всей  правды?  -  наконец
спросил он ровным голосом.
   - Не знаю, - в сердцах призналась Ли Хан. - Но ведь я угадала?
   - Да
   Его прямой ответ удивил Ли Хан, которая ожидала,  что  доктор  начнет
вилять. Однако она явно недооценила этого маленького  "индустриала":  он
был так же не способен уйти от честного ответа на прямой вопрос,  как  и
она сама.
   - Ну и что же вы от меня скрыли?
   - Думаю, вы и сами догадываетесь, - тихо ответил Левеллин.  -  Просто
стараетесь об этом не думать. Я надеялся, что вы отгоните  от  себя  эти
мысли, но вы намного более жестоки к себе, чем я предполагал, -  добавил
он, и при этих словах в сознании Ли Хан отворилась  дверь,  которую  она
изо всех сил прижимала ногой, не позволяя ей открыться.
   "Он прав, - отстранение подумала она. - Я это знала".
   Она нащупала под одеялом свой живот, и доктор, следивший за ее рукой,
кивнул.
   - Да, - сказал он, и Ли Хан до крови прикусила нижнюю губу.
   - Ну и что же там? - наконец спросила она, стараясь сдержать дрожь  в
голосе.
   - Да ничего  хорошего,  -  честно  ответил  Левеллин.  -  Большинство
яичников стерильны, остальные сильно пострадали. Но отдельные - в полном
порядке. У вас еще могут быть здоровые дети, коммодор!
   - Какие на это шансы? - с горечью в голосе спросила Ли Хан.
   - Шансов мало, - недрогнувшим голосом ответил доктор, глядя ей  прямо
в глаза. - Но вы же прекрасно  знаете,  как  это  делается.  Нет  ничего
проще, чем на ранней стадии проверить эмбрион и, если  он  неполноценен,
сделать аборт.
   - Понятно. - Ли Хан отвернулась.
   Левеллин  хотел  было  дотронуться  до  ее  плеча,  чтобы  попытаться
успокоить, но его рука замерла в воздухе. Он понял, что на этот  раз  Ли
Хан не впала в депрессию, а просто обдумывает услышанное.
   Доктор в беспомощности смотрел на нее. Он  сочувствовал  ей  и  очень
хотел как-нибудь утешить. И все  же  он  ощущал,  что  в  этом  больном,
изможденном теле таится не только горе,  но  и  какая-то  чистая,  почти
по-юношески невинная сила, подобная  мощной  стальной  пружине  в  самом
центре ее существа. Он впервые видел женщину, до такой степени познавшую
свою сущность, хотя и не полностью отдающую себе в этом отчет.
   Левеллин сел на  стул  и  начал  наблюдать,  как  постепенно  спадает
напряжение, сковавшее ее исхудавшее тело, понимая, что она скоро снова к
нему повернется, что своим уходом он лишь пробудит в ней чувство  стыда.
Наблюдая, как покой возвращается  в  изможденное  тело  Ли  Хан,  доктор
внезапно ощутил  невероятное  умиротворение,  словно  женщина,  лежавшая
перед ним на больничной койке,  была  лишь  крайним  звеном  бесконечной
цепи, способным черпать новые силы у остальных звеньев, уходящих во тьму
веков. Он уже понял,  что  ее  спокойствие  проистекает  из  многолетней
привычки к самодисциплине, но теперь он еще глубже проник  в  суть  этой
натуры, ощутив, что она, как и  многие  поколения  ее  предков,  рождена
свободной, и ему захотелось иметь побольше праотцов, у которых он мог бы
почерпнуть такое же страстное стремление к независимости.
   Наконец Ли Хан шевельнула покрытой темным  пушком  головой  на  белой
подушке и заговорила:
   - Благодарю вас, доктор. Наверное, вам следовало бы  сказать  мне  об
этом пораньше, но, может, вы поступили правильно.
   - Нет, я был не прав, - смиренно признал свою ошибку Левеллин.
   - И это возможно. Как бы то ни было, теперь я все знаю,  и  мне  надо
это обдумать.
   - Понимаю. - Доктор неохотно поднялся со стула, с изумлением осознав,
что ему не хочется удаляться от источника этой невероятной  силы.  Потом
он встрепенулся и неуверенно улыбнулся:
   - Может быть, попросить лейтенанта Тиннаму зайти к вам? По-моему, она
опасается, что в... беседе с ней вы перенапряглись.
   - Вот как? - На усталом лице Ли Хан заиграла улыбка. - А ведь я и  не
подозревала, что знаю такое количество  ругательств...  Впрочем,  сейчас
мне хочется побыть одной. Пожалуйста, извинитесь за меня  перед  ней.  А
лично я принесу ей свои извинения попозже.
   - Как вам будет угодно, - сказал Левеллин, обрадовавшись, что Ли  Хан
наконец улыбнулась. - Мы, милосердные целители, прекрасно понимаем,  что
у больных иногда пошаливают нервишки, командир.
   -  Прошу  вас,  называйте  меня  просто  Ли  Хан,  -   сказала   она,
прикоснувшись к его запястью тонкими,  как  у  скелета,  пальцами.  -  Я
обязательно извинюсь перед ней. Но только не сейчас!
   - Я непременно ей это передам, Ли Хан. - Доктор грустно  улыбнулся  и
показал пальцем на значок у себя на груди:
   - А меня зовут Дэффид.
   - Благодарю вас, Дэффид!
   Ли Хан еще раз улыбнулась и закрыла глаза.
   Капитан Левеллин вышел из палаты.
 
*** 
 
   Прошло много часов, прежде  чем  Ли  Хан  действительно  смирилась  с
происшедшим. На самом деле, если как следует подумать, в  этом  не  было
ничего удивительного, но Ли Хан почему-то всегда верила,  что  именно  с
ней этого не случится. Все, конечно, казалось очень  несправедливым,  но
смешно требовать справедливости в мире животных!
   По щекам Ли Хан текли слезы, и на  этот  раз  она  их  не  стыдилась.
Раньше в жизни  все  было  разложено  по  полочкам.  Она  понимала,  что
стремится отличиться  на  избранном  поприще,  знала,  что  ее  гордость
требует, чтобы ее высокий профессионализм был отмечен. Будучи  женщиной,
она особенно  сильно  ощущала  потребность  как  можно  раньше  получить
признание, ведь она была не просто дочерью Дальних  Миров,  а  настоящей
шанхайкой, родившейся в культурной среде,  где  личность  воспринималась
как частичка целого поколения. Поэтому ее жизнь была расписана с  начала
до конца: надо сделать карьеру в Военно-космическом флоте, а патом найти
время и родить столь желанных детей.
   Ли Хан металась на койке в отчаянии от потери, которую переживала еще
острее от того, что никогда не обладала тем, что уже  потеряла.  Страшно
щемило  сердце,  но  ужасный  миг  прозрения  был  уже  позади.   Теперь
оставалось только понять,  как  жить  с  этим  чувством  потери,  только
научиться терпеть невыносимую боль.
   Она с грустью думала о том, что все было бы по-другому, родись она  в
одном из перенаселенных Внутренних Миров,  где  доступ  к  омолаживающей
терапии был строго ограничен. В  Дальних  Мирах  все  было  иначе,  и  в
тридцать  девять  лет  она  выглядела  -  и  чувствовала  себя   -   как
двадцатилетняя девушка из Внутренних  Миров.  С  возрастом  эта  разница
ощущалась еще сильнее. Она надеялась, что способность иметь детей у  нее
сохранится  еще  по  меньшей  мере  лет  пятьдесят.   Пятьдесят   отныне
похищенных у нее лет! Теперь она даже завидовала  обитателям  Внутренних
Миров, уходившим из жизни так скоро. В припадке острой  жалости  к  себе
она  подумала  о  том,  насколько  прекрасно  своей  скоротечностью   их
старческое одиночество.
   Ли Хан грустно усмехнулась. Несмотря на свое происхождение,  Левеллин
был хорошим человеком, но все слова, которыми  он  пытался  ее  утешить,
лишь подчеркивали, насколько они не похожи друг на  друга.  На  Звездных
Окраинах было слишком  мало  обитателей.  Слишком  большая  или  слишком
маленькая  сила  тяжести  и  враждебная  к   человеку   среда   обитания
препятствовали деторождению. Потребовалось  несколько  поколений,  чтобы
биологические процессы полностью приспособились к новым условиям,  и  ни
одной  шанхайке  даже  не  пришло  бы  в  голову  зачинать   ребенка   с
потенциально смертоносной наследственностью. Дети  в  мире  Шанхай  были
огромной ценностью, гарантией продолжения рода,  а  не  новым  бременем,
налагаемым на ресурсы перенаселенного мира. Умом Ли Хан могла  смириться
с тем, что сказал ей Левеллин, сердцем же - никогда.
   Она медленно покачала головой, чувствуя,  как  боль  отступает  перед
лицом принятого решения. Чтобы остаться верной себе  и  своей  культуре,
она могла сделать только одну вещь. От мысли об этом сердце стало меньше
болеть, но ничто не могло победить теперь ее глубокое горе.
   Время в госпитале тянулось медленно. Ли Хан  никогда  не  приходилось
проводить в праздности так много дней, и она чувствовала, что отстает от
жизни.  Ее  боевая  группа  была  расформирована.  Пережившие   сражение
"Ятаган" и "Шмель"  отремонтировали  и  перевели  в  другие  соединения.
Спасшиеся с мостика "Черной Стрелы" тоже ожидали  назначения  на  другие
корабли. Цинг Чангу предстояло лечиться почти так же долго, как и  самой
Ли Хан, а Эстер Кейн погибла вместе со своим кораблем.  Роберт  Томанага
спасся,  но  ему  еще  много  месяцев  предстояло   учиться   ходить   с
механической ногой.
   Лишь Дэвид Резник  вышел  из  схватки  целым  и  невредимым.  Он  был
единственным посетителем, которого на протяжении двух недель допускали к
Ли Хан, и общение с ним опечалило ее. Тело его не пострадало,  но  милая
юношеская непосредственность пропала начисто. Ему  пришлось  повзрослеть
за одно ужасное мгновение, и Ли Хан благодарила судьбу хотя  бы  за  то,
что он не озлобился. На самом деле она даже чувствовала в  нем  какую-то
невидимую силу, силу человека, который один раз в  жизни  испытал  такой
сильный страх, что больше ничего не боится. Оставалось только надеяться,
что она не ошибается и это действительно сила, а не хрупкий  ледок,  под
которым зияет бездна панического ужаса перед жизнью. В тот момент, когда
Резник ее навестил, Ли Хан очень плохо себя чувствовала, и его визит был
таким кратким, что о нем сохранились очень смутные воспоминания,  и  все
же ей казалось, что она поняла состояние Дэвида правильно.
   Ли Хан потеряла не  только  половину  своего  штаба,  но  и  половину
остальной команды, и мысли об этих жертвах не давали ей покоя. Только на
"Черной Стреле" погибло более четырехсот человек.
   Из экипажей "Алебарды" и  "Шершня"  не  спасся  вообще  никто,  а  из
команды "Арбалета" - лишь двенадцать человек. Историки