бы полакомиться  ею.  Но  чайки  справлялись  и  с  этой  трудной
задачей.
   Вскоре  стая  и  ее  преследователи  остались  позади.  Опять  потянулась
однообразная дорога в мутно-зеленой мгле. Время от времени вдали мелькала то
одинокая рыба, то куча рачков-креветок, быстро сновавших во все стороны,  то
студенистая  медуза,  равномерно  сжимавшая  края  своего  прозрачного,  как
стекло, розового колокола. Порой величественно проплывала,  испуская  слабый
зеленоватый свет, замечательная обитательница полярных  морей,  красно-бурая
"северная  цианея"  -  гигантская  медуза  с  колоколом  до  двух  метров  в
поперечнике и щупальцами, достигающими в длину часто  тридцати  метров.  Они
тянулись  из-под  колокола,  как  пучок  бесконечно  длинных,   извивающихся
водорослей.
   Встречавшиеся на  пути  айсберги1  Иван  Павлович  со  своими  спутниками
большей частью  огибал  снизу.  Иногда  айсберги  сидели  так  глубоко,  что
приходилось плыть под их изъеденными водой  основаниями,  совсем  близко  от
дна. Тогда под лучами  фонарей  были  видны  ползающие  по  коричневому  илу
разноцветные   морские   звезды   с    длинными,    раскинутыми    по    дну
лучами-шупальцами, некоторые из них - с тельцами не больше крупной  сливы  и
щупальцами длиной с  человеческий  палец.  Они  сплошь  покрывали  отдельные
участки дна, и когда над ними проносились струи взволнованной винтами  воды,
они вспыхивали и сверкали фосфорическими искорками желтовато-зеленого цвета.
Тогда  по  дну  за  проплывающими  людьми  тянулся  длинный,  переливающийся
цветными огоньками хвост.
   Попадались и знаменитые "головы горгоны" - большие офиуры2  терракотового
цвета  с  длинными  ветвистыми  лучами,  сплетающимися  вокруг  в  кружевную
корзинку или шевелящимися на грунте, словно змеи в поисках добычи.
   Подводные камни были покрыты похожими на мох бесцветными  серовато-белыми
мшанками, или асцидиями3, напоминавшими то  лимоны,  то  помидоры  -  иногда
прозрачные, как слеза, иногда словно заросшие давно не чесанной бородой.
   На камнях, как красивые кубки и вазы из длинных, тесно прижавшихся друг к
другу волнистых перьев, сидели  морские  лилии.  Диму  приводили  в  восторг
придонные цветы морей - прекрасные  "северные  кисти"  -  колонии  полипов4,
похожие на настоящие растения с тонким, как  карандаш,  стеблем  высотой  до
двух метров и гроздью склонявшихся на его вершине крупных цветов с  длинными
живыми, извивающимися, как змейки, лепестками.  Раздражаемые  струями  воды,
они зажигались разноцветными слабыми искорками  и,  долго  не  успокаиваясь,
мерцали в подводной темноте.
   Встречались бледно-лиловые голотурии5,  или  морские  огурцы,  наполовину
зарывшиеся в ил, которым они питались.  Камни  бывали  покрыты  букетами  из
пестро окрашенных  "морских  роз"  -  актиний6  с  распущенными  лепестками,
колебавшимися в струях воды, словно от ветра.
   Попадались  и  заросли  водорослей,  особенно  морской  капусты,  широкие
вырезанные  листья  которой  напоминали  зеленые  лопухи.  Дно  было  усеяно
множеством моллюсков7 в ракушках, полузарытых в ил.
   Иван Павлович едва успевал отвечать на беспрерывные вопросы Димы  и  даже
майора, которого эти картины молчаливой подводной жизни нередко отвлекали от
тревожных мыслей.
   Но большая часть пути проходила в средних глубинах, где можно было  более
или менее безопасно развивать наибольшую скорость.
   Темнота все больше  сгущалась,  все  реже  и  реже  встречались  просветы
наверху. Иван Павлович объяснил, что, вероятно, на поверхности  простирается
сплошной лед. На короткие минуты слабый  свет  пробивался  на  ту  небольшую
глубину, которой  держались  путешественники.  То  были  просветы  небольших
разводьев и трещин или просто тюленьих лунок.
   Иван Павлович решил выбраться на лед через одну из таких лунок, чтобы еще
при дневном свете определиться.
   Первые лунки были слишком узки.  Лед  был  сравнительно  тонок,  и  Ивану
Павловичу удавалось высунуть руку на поверхность, но плечи, несмотря на  все
усилия, не пролезали. После  долгих  поисков  удалось  наконец  найти  более
широкую лунку, которую, вероятно, проделал крупный тюлень.
   - Ну, здесь, наверное, пройду, - сказал Иван  Павлович,  осмотрев  нижнее
отверстие лунки. - В крайнем случае, подрубим лед топориком.
   Помогая себе вращающимся винтом, он выбросил  свою  закованную  в  гибкую
сталь руку на лед.
   В тот же момент что-то очень тяжелое придавило его руку ко льду.  Правда,
Иван Павлович не почувствовал боли, но  глухой  и  мягкий  удар  по  металлу
скафандра достиг его слуха.
   Он рванул руку назад, но освободиться не удалось: что-то  крепко  держало
ее на поверхности льда. Иван Павлович дернул еще раз, уже изо всех  сил,  но
результат был тот же.
   - Что за черт! - в недоумении произнес Иван Павлович,  вися  на  руке.  -
Глыба свалилась на руку, что ли?
   Раскачавшись слегка, он выбросил на лед вторую руку и, вцепившись в  край
лунки, одним усилием подтянулся кверху. Но едва его шлем  показался  у  края
отверстия, как на Ивана Павловича вдруг обрушился такой удар, что подбородок
его стукнулся о стальной воротник скафандра, зубы лязгнули и  Иван  Павлович
больно прикусил язык. Оглушенный, он висел некоторое время  на  придавленной
руке и, лишь придя немного в себя, посмотрел наверх.
   Он увидел над собой голову белого медведя.
   Вероятно, зверь сам был озадачен не менее Ивана Павловича. Однако  он  не
снимал своей лапы с руки Ивана Павловича - потому ли,  что  просто  забыл  о
ней, или надеялся овладеть этим странным тюленем, которого он  так  долго  и
терпеливо поджидал у лунки. Так или иначе, но  Ивану  Павловичу  приходилось
ожидать, пока владыка ледяных пустынь смилостивится и отпустит его.
   Майор   и   Дима,   наблюдая   странные   упражнения   Ивана   Павловича,
сопровождаемые глухими стонами, наперебой забрасывали его вопросами:
   - Что там случилось?
   - Что с вами, Иван Павлович?
   - Дьяво-о-ол!.. Че-орт!.. - неистово  закричал  вдруг  каким-то  плачущим
голосом Иван Павлович, обретя наконец дар речи. - Отпусти, каналья!
   Он шарил по бедру свободной рукой, но,  как  назло,  кобура  со  световым
пистолетом висела на другом бедре,  и  бедный  Иван  Павлович,  извиваясь  в
тесной лунке, напрасно старался достать его.
   - Да что с вами, Иван Павлович? - ничего не понимая, спрашивал майор.
   - Медведь меня держит! - в  отчаянии  крикнул  Иван  Павлович,  удивляясь
недогадливости своих  товарищей!  -  Ага!  Вот,  получай!..  -  торжествующе
закричал он.
   Блеснул яркий свет, раздался короткий рев,  и  Иван  Павлович  рухнул  на
майора, увлекая его в глубину. Веревка, связывавшая обоих, запуталась вокруг
них, работавшие винты то гнали их в разные  стороны,  то  прижимали  друг  к
другу, а Дима с Плутоном, оказавшиеся между  ними,  увеличивали  суматоху  и
неразбериху. Испуганные крики, недоумевающие вопросы, советы, лай Плутона  -
все смешалось в их ушах в невообразимый галдеж.
   Лишь  остановив  винты,  люди  понемногу  стали  приходить   в   себя   и
распутываться.  Когда  минут  через  пять  Иван  Павлович  получил   свободу
действии, он мигом кинулся к лунке и в два приема очутился на льду.
   Медведь лежал мертвый, опрокинувшись на спину, словно пораженный молнией.
Из простреленного горла текла тонкая струйка крови.  Пуля,  вероятно,  снизу
прошла в мозг, и смерть была моментальной.
   Шторм продолжался, но снег падал не так густо, как раньше. Видимость  все
же была скверная. Кругом  тянулась  бесконечная  ледяная  равнина.  Судя  по
быстро замерзающим капелькам и струйкам воды на скафандре, по прилипающим ко
льду подошвам, мороз был сильный. Быстро определившись с помощью захваченных
с вездехода инструментов  и  взглянув  еще  раз  на  убитого  медведя,  Иван
Павлович скользнул в лунку и скрылся подо льдом.
   - Ну, как там ваш медведь? - спросил Комаров.
   - Лежит... целехонек... - ответил Иван Павлович,  обвязывая  себя  концом
веревки и становясь на свое место, впереди цепи. - Жаль, шкуру нельзя взять.
Замечательный мех! Ну, плывем, товарищи.

   ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
   В ШАХТЕ ј 6

   До параллели пролива Шокальского плыли без особых приключений.
   За проливом Иван Павлович лег на новый курс - прямо  на  северо-запад,  к
центру северной части Карского моря, к шахте.
   Глубины здесь были сравнительно большие для такого  мелководного  моря  -
примерно от пятидесяти до двухсот метров. Иван Павлович  старался  держаться
подводного желоба, тянувшегося по дну между прибрежным мелководьем  Северной
Земли и огромной банкой, лежащей к западу.
   Непосредственно подо  льдом  стояли  густые  сумерки.  Вероятно,  большие
ледяные поля  покрывали  море,  и  более  или  менее  значительные  просветы
попадались редко. Поэтому Иван Павлович вел свой небольшой отряд поближе  ко
дну,  чтобы  незаметно  для  себя  не  потерять  желоб  и  не  очутиться  на
мелководье.
   Время приближалось к полудню, когда Иван Павлович  со  своими  спутниками
взобрался на край большого ледяного поля. Надо было определиться,  проверить
правильность пути, пообедать и отдохнуть.
   Погода была морозная, тихая, облачная. На черной спокойной  воде  плавали
голубоватые, словно фарфоровые, льдины. На облаках вплоть до горизонта лежал
светло-стальной отблеск ледяных полей.  Лишь  изредка  то  там,  то  сям  по
"ледяному небу" проходили узкие темные полосы "водяного  неба",  указывавшие
на присутствие пока еще свободных пространств чистой воды.
   Зима уверенно вступала в свои права.
   На лед втащили ящик  с  аварийными  запасами,  сняли  скафандры.  Плутона
выпустили на свободу, чтобы  дать  ему  размяться.  Привыкнув  к  подводному
путешествию, он уже не так страдал под водой, но все  же  радость  его  была
безмерна, когда он очутился на снегу.
   Иван Павлович вынул из оболочки  ящика  свои  портативные  инструменты  и
готовил их  для  определения  координат.  Майор  и  Дима  достали  продукты,
электроплитку и утварь. Пакет-палатку развернули и поставили на лед  в  виде
чума. Через десять  минут  в  ее  уютной  тесноте  шипели  поджариваемые  на
электросковороде ломтики медвежьего мяса, в кофейнике попискивала начинавшая
закипать вода из растопленного снега, электроплитка распространяла  приятную
теплоту.
   Ровно в двенадцать  часов  Иван  Павлович  определил  координаты  льдины.
Сделав короткие вычисления, он вернулся в палатку, сел на  свое  место  и  с
удовлетворением сказал:
   - Чуть уклонились к западу. А вообще идем правильно. К  вечеру  будем  на
траверзе острова Домашний.
   - Хорошо было бы там остановиться минут  на  десять,  -  сказал  Комаров,
всыпая кофе в кофейник, - послать оттуда радиограмму в Москву.
   - Ну, ничего, - ответил Иван Павлович, - часов через восемь после острова
сделаем это из шахтного поселка.
   С  аппетитом  пообедав  и  накормив  Плутона,   путники   вздремнули   на
непромокаемом полу палатки и снова двинулись вперед.
   Часов в восемнадцать, сделав подсчет, Иван Павлович  объявил,  что  скоро
будет параллель на которой находится остров Домашний.
   - А вот опять сайки! - заметил Дима.
   Маленькие рыбки сначала в одиночку, потом  все  гуще  неслись  с  севера.
Огромная стая, как  черная  туча,  скоро  совершенно  закрыла  слабый  свет,
проникавший сверху. Стая шла так густо, что казалось, если бы  проткнуть  ее
толщу, палка так стоймя и пошла бы вместе с рыбой.
   Неожиданно среди скопища саек мелькнуло несколько огромных белых тел. Это
были животные желтовато белого или голубовато  серого  цвета,  длиной  около
четырех-пяти метров, с тонким  сравнительно  туловищем  и  круглой  головой.
Очень выпуклый лоб почти отвесно спускался к короткой и тупой морде. Широкая
пасть с мелкими конусовидными зубами раскрывалась,  захватывая  сразу  массу
саек, которые тут же и заглатывались. Сайкам, в  сущности,  невозможно  было
спасаться: они шли так плотно, что податься им было некуда.
   - Иван Павлович, а это что за охотники? - спросил Дима.
   - Белухи. Киты такие, из той же породы, что кашалот, дельфин, касатка.
   - Значит, опасные?
   - Нет, смирные. Охотятся вот за такой мелочью.
   - Можно к ним поближе? Интересно посмотреть, как они охотятся.
   - Ну, немножко поднимемся. Только надо глядеть в оба, чтобы не попасть  в
самую гущу саек
   Иван Павлович, а за ним и  остальные,  повернув  горизонтальные  рули  на
крагах скафандров, поднялись повыше.
   Белухи спокойно двигались вместе со стаей, изредка удаляясь в  сторону  и
исчезая в зеленоватой полутьме.
   - Уходят наверх подышать свежим воздухом, - говорил Иван Павлович. -  Ну,
подойдем к краю стаи. Гам, наверное, еще больше белух работает.  Они  всегда
ходят стадами.
   Метров на сто  пришлось  отплыть  в  сторону,  чтобы  заметить  некоторое
разрежение  саек  Здесь  было  просторней,  и  сайки  сплоченной  массой  то
бросались в сторону, то погружались вниз, спасаясь от белух.
   Белухи держались вместе, их было  не  менее  ста  пятидесяти  голов.  Они
молниеносно врезались в гущу саек, набивали пасть добычей, взмывали  кверху,
спускались оттуда вниз и вновь принимались за пиршество.
   Путники плыли под ними на замедленном  ходу,  и  даже  свет  фонарей,  по
видимому, не пугал пришедших в азарт охотников.
   Вдруг в зеленоватой тьме глубин,  словно  торпеды,  пронеслись  какие  то
широкие белые полосы. Еще миг - и над этими полосами возникли черные длинные
круглые спины с высокими треугольными  лезвиями  спинных  плавников.  Лезвия
высоко торчали, как широкие косы или сабли, посреди спин.
   Иван Павлович встревоженно крикнул:
   - Касатки! Вот это уже будет поопаснее.  А  ну-ка.  товарищи,  отойдем  в
сторону. Здесь сейчас такая бойня начнется...
   Между тем среди белух началось дикое смятение.  Забыв  об  охоте,  они  в
панике бросились врассыпную. Но  отовсюду  из  темноты  с  быстротой  молнии
возникали  огромные  шести-семиметровые  тела,  широкие  короткие  морды   с
раскрытыми пастями, в которых торчали острые конусовидные зубы.
   Уже пролилась первая кровь. Одна касатка, пронесясь словно тень под своей
жертвой, острым плавником прошлась по ее брюху и разрезала белуху  почти  до
позвоночного столба. Как будто уверенная, что эта добыча теперь не уйдет  от
нее, изогнувшись дугой, касатка набросилась на  другую  белуху  и  мгновенно
растерзала ее в куски.
   Отрезанные от свободного моря, белухи в панике  бросились  в  самую  гущу
стаи саек, словно ища среди них  спасения.  Но  напрасно.  Разбойницы  морей
преследовали и настигали их всюду.
   Да и где было белухам устоять против этих  смелых  хищников,  вооруженных
такими страшными зубами! Касатки наводят  ужас  на  все  живое  в  обитаемых
водах. Они нападают даже на кита, затравливая его, словно стая собак  оленя.
Моржи  и  медведи  остерегаются  входить  воду,  если   заметят   поблизости
устрашающие лезвия плавников, режущих  поверхность  моря.  Разве  лишь  один
кашалот не боится  этих  "убийц  китов",  как  с  ненавистью  зовут  касаток
китоловы. Люди знают: там, где замечены в море касатки, распуганных китов не
найдешь на огромном расстоянии.
   Майор со своими спутниками находились в стороне  от  стаи  саек,  которая
продолжала дефилировать перед ними бесконечной скученной массой.
   Избиение белух уже заканчивалось. Лишь немногим удалось  прорвать  кольцо
касаток и спастись в открытом море.
   - Ну, пойдемте, товарищи, - сказал Иван Павлович. - Хватит! Средним ходом
вперед, за мной!
   Все, что произошло через минуту, можно объяснить лишь догадками и  только
приблизительно.
   Пока люди наблюдали избиение белух касатками, яркие лучи фонарей освещали
участников битвы, скрывая в то же время наблюдателей  за  собой  в  глубокой
тьме. Но как только фонари  после  команды  Ивана  Павловича  повернулись  в
другую сторону, силуэты людей стали, вероятно, достаточно  заметны  в  слабо
освещенной сверху зеленоватой мгле.
   Одна из касаток, свернувшись почти в кольцо, стремительно развернулась  и
с неуловимой для глаза быстротой бросилась на уходившую цепочку людей.
   Майор никак не мог потом объяснить ни себе, ни другим, каким  образом  он
заметил какую-то смутную черно-белую полосу, несущуюся к  нему  из  темноты.
Может быть, он ничего и не заметил, просто почувствовал какую-то  опасность,
но, не размышляя - потому что и времени не было для этого, - он выхватил  из
кобуры световой пистолет. И в тот самый  момент,  когда  раздался  отчаянный
скрежет  его  скафандра  в  страшных  челюстях,  майор  ткнул  пистолетом  в
скользкую впадину и нажал кнопку.  Короткий  ослепительный  блеск  -  и,  не
разжимая челюстей, не выпуская из них майора, касатка завертелась  словно  в
конвульсиях, свертываясь и  развертываясь,  как  чудовищная  пружина,  хлеща
хвостом по шару с аварийным ящиком, вертя с собой майора и всех связанных  с
ним общей веревкой. Беззвучные вспышки выстрелов следовали одна  за  другой,
сопровождаемые отрывистыми словами майора:
   - Не подпускайте других касаток... Боли не чувствую... Дайте  полный  ход
винтам... Старайтесь не запутаться...  Дима,  держи  крепче  Плутона...  Ну,
вот...
   Последняя вспышка, и касатка, разжав челюсти, медленно  стала  опускаться
на дно, извиваясь в последних судорогах.
   Иван Павлович и Дима пустили винты на всю мощность моторов и  увлекли  за
собой майора. Через минуту в прозрачной мгле исчезли место  кровавой  бойни,
бесконечная  туча  саек  и  зловеще  рыскающие  черно-белые  тени  подводных
страшилищ.
   Прошло  некоторое  время,  пока  люди   восстановили   строй   и   пришли
окончательно в себя.
   - А знаете, - говорил майор, отвечая на вопросы, - в первый момент я даже
забыл, что на мне скафандр. Мне показалось, что я совершенно гол, беззащитен
и что через секунду кости мои захрустят в  этой  ужасной  пасти.  Бр-р...  И
вспоминать неприятно... Мороз по коже подирает.
   - Ну, и так-таки никакой боли? - спросил с любопытством Иван Павлович.
   - Абсолютно! Я это объясняю тем, что она схватила меня за бедро. Если  бы
в ее пасть попала ступня, касатка могла бы, дернув, вывихнуть мне ногу.
   - Ну-ну... - покачал головой Иван Павлович. - По  правде  сказать,  я  ни
разу в такой переделке не бывал. И все с опаской подумывал: а  что  если  на
зубы кашалоту или акуле попасть - выдержит скафандр или  нет?  Конечно,  все
теоретические расчеты относительно  его  выносливости  и  огромное  давление
воды, которое он выдерживает, я знал и сам на практике испытал. Но на  себе,
честно говоря, не хотелось бы устраивать первый опыт с таким чудовищем.
   Разговоры о касатках, белухах, об их  повадках  продолжались  долго.  Уже
давно с поверхности перестал достигать хотя бы  слабый  свет.  Сплошной  лед
тянулся теперь над головами путников. Лишь изредка поднимаясь  кверху,  люди
обнаруживали полынью, разводье и канал...
   Около девятнадцати часов все вылезли на лед. Солнце еще  не  зашло,  хотя
стояло на юге, у самого горизонта. Впрочем, Иван Павлович узнал  это  только
по приборам, когда определял координаты ледового лагеря.
   Все небо было затянуто тучами, жестокая пурга свирепствовала вокруг. Было
почти совсем темно, и наснятых скафандрах зажгли фонари,  чтобы  легче  было
разбить палатку.
   Под сбивающим с ног ветром, с трудом укрепив палатку, втащили туда ящик с
продовольствием,  уложили  и  прикрыли   от   снега   скафандры.   Вспыхнула
электролампочка, загорелась электроплитка.
   Отдыхали не больше часа.  Майора  охватывало  все  большее  нетерпение  и
беспокойство. Он несколько  раз  выходил  из  палатки,  быстро  возвращался,
заснеженный, молчаливый, односложно отвечал на вопросы  и  наконец  попросил
ускорить отплытие.
   Никто не возражал. Быстро собрались, надели скафандры и ушли под воду.
   Ивану Павловичу, видимо, передалось настроение майора.  Он  вел  отряд  с
максимальной быстротой. Никто не разговаривал, все стремились скорей достичь
шахты. Там закон