ствовал ваш заместитель!
   - Накануне отправления "Марии Прончищевой" в рейс его списали с судна  по
случаю внезапной болезни... Он ничего не успел мне передать...
   Громыхающий топот  ног,  беготня  по  палубе,  тревожные  крики,  громкая
команда внезапно прервали Вишнякова.
   - Медведь, медведь!
   - Карманов на льду!
   - Подвахтенным с оружием - за борт! Вызвать врача! Спустить собак!
   Шум и беготня на палубе усилились.
   Вишняков испуганно обернулся к двери.
   - Там какое-то несчастье, Сергей Петрович, - проговорил он.
   - Скорее наверх! - крикнул Лавров.
   Оба бросились к выходу.
   Стол закачался от толчка, одна из стоявших на ленте мензурок упала. Струя
голубоватой жидкости залила почти целиком ленту, вызвавшую только что  столь
напряженный разговор...

   * * *

   Карманова нашли под уже мертвым  медведем.  Удар  ослабевшей  лапы  зверя
переломил ему левую ключицу, да тяжелая, почти с полтонны весом, туша сильно
помяла его.
   Предсмертный прыжок медведя был  лишь  последней  вспышкой  жизни  в  его
могучем  организме.  Ни  одно  животное  не  отличается  такой  изумительной
живучестью, не так "крепко на рану", по выражению  полярных  зверобоев,  как
белый медведь.
   Среди команды и научных работников, сопровождавших носилки  с  Кармановым
на борт судна, встреча  с  медведем  и  его  "посмертный  бой",  как  кто-то
выразился, вызвали необыкновенное оживление. Говорили о  выносливости  этого
животного, вспомнили памятную охоту Нансена, когда  белый  медведь,  получив
пулю в сердце, пробежал тридцать шагов и лишь после этого упал.
   Главный механик  рассказал,  как  однажды  на  острове  Врангеля  медведя
загнали на  край  скалы,  которая  отвесной  стеной  поднималась  метров  на
шестьсот над прибрежным льдом. Видя, что выхода нет, медведь, не  раздумывая
долго, бросился с  этой  головокружительной  высоты  вниз,  и  через  минуту
растерявшиеся охотники увидели вдалеке быстро уходившего во льды зверя.
   Когда носилки были подняты на палубу, Лавров расспросил врача о состоянии
раненого и, убедившись, что опасности  нет,  пошел  обратно  в  лабораторию.
Мысль  о  вынужденной  задержке  на  важном  участке  работы  угнетала  его.
Придется, очевидно, пройти участок в третий раз  с  глубоким  просвечиванием
недр, потерять, может быть, целое лето.
   В лаборатории никого не было. Лавров подошел  к  столу  и  был  неприятно
поражен:  на  столе  было  голубое  наводнение.  Драгоценные   документы   -
георадиограммы, листки с вычислениями,  геологические  разрезы  -  размокли;
линии, цифры, слова на них расплылись. Досадуя на  свою  неловкость,  Лавров
принялся торопливо просушивать под электрополотенцем55 ленту георадиограммы,
которую он рассматривал с  Вишняковым.  Под  сильной  струей  сухого,  почти
горячего воздуха Лавров водил вправо и влево размокшую ленту.  Она  ежилась,
коробилась,  начинала  похрустывать.   Линии   на   ней   теряли   понемногу
расплывчатость, принимали более четкий и ясный вид.
   Вдруг Лавров вскрикнул и замер с лентой в руках  у  отверстия  сушильного
аппарата.
   Расширенные глаза Лаврова были неподвижно  устремлены  на  отрезок  линии
там, где она, между восемьдесят четвертым  и  восемьдесят  пятым  меридианом
восточной долготы, круто взлетала вверх.
   Смутно, едва различимо под  этим  ломаным  взлетом  на  ленте  проступила
другая  линия  -  спокойная,  чуть  изогнутая,   как   вполне   естественное
продолжение всей линии на ленте.
   Словно не доверяя себе, Лавров  отвел  глаза,  недоумевающе  оглянулся  и
опять посмотрел на ленту. Нет, вторая линия, хоть  и  слабо,  виднелась  под
ломаным отрезком первой - четкой и ясной, но теперь  Лавров  заметил  что-то
новое и в этом  ломаном  отрезке,  какой-то  рыжеватый  оттенок.  Между  тем
нижняя, едва проступавшая линия по цвету ничем не отличалась от основной.
   "Подделка?.. Фальсификация?.. Зачем это нужно было?.."  -  думал  Лавров,
продолжая медленно водить ленту под стру„й горячего воздуха.
   Теперь  он  пристально   следил   за   слабо   извивающейся   линией   на
георадиограмме. Опять та же картина, но  уже  на  другом  конце  ленты  и  в
обратном, перевернутом виде!
   Над основной линией, значительно  дальше  к  востоку  и  ближе  к  месту,
намеченному для восьмой шахты, едва различимой  тенью  проступала  на  ленте
круто поднимающаяся  линия,  указывающая  на  богатую  залежь  радиоактивных
пород. С тем  же  рыжеватым  оттенком  шла  под  ней  ровная,  ясная  линия,
связывающая основание этого едва различимого выступа с основной линией.
   Сомнений не было!
   Лавров просушил ленту до  конца,  но  больше  ничего  подозрительного  не
заметил.
   Закрыв глаза, бледный, он опустился на  стул  возле  залитого  стола,  но
через минуту, когда послышался скрип открывающейся  двери,  уже  был  внешне
спокоен.
   Обернувшись и глядя в упор на входившего Вишнякова, Лавров спросил:
   - Скажите, товарищ Вишняков, зачем вам  понадобилось  искажать  показания
георадиографа?
   Вишняков резко  остановился,  пошатнулся,  словно  от  внезапного  удара.
Багровая  краска  залила  его  полное  лицо,   маленькие   глаза   испуганно
заметались.
   - Это... это не я... - пробормотал он сразу охрипшим голосом.
   - Кто же, если не вы? - не сводя с него глаз, продолжал  Лавров.  -  Ведь
георадиограммы находились у вас под замком. Вы при мне  достали  их  вот  из
этого несгораемого шкафа. Кто же, кроме  вас  или  без  вашего  ведома,  мог
произвести эту бесчестную работу?
   - Не... не знаю... уверяю вас... - бормотал едва внятно Вишняков.
   Лицо его начало синеть. Задыхаясь и пошатываясь, он добрел до  свободного
стула и упал на него, продолжая бормотать:
   - У... уверяю вас... Сергей Петрович... не я... ключи могли подделать...
   Внезапно глаза его закрылись, голова упала  на  грудь,  он  откинулся  на
спинку стула, потом начал медленно сползать на пол...
   Лавров вскочил, подбежал к аппарату телевизефона  и  вызвал  корабельного
врача.
   Когда через несколько минут, по спешному вызову  Лаврова,  в  лабораторию
вбежал капитан, Вишнякова там уже не было. В бессознательном  состоянии  его
унесли в госпиталь.
   - Василий Дмитриевич, - отрываясь от своих мыслей,  с  едва  сдерживаемым
волнением сказал Лавров, - приказываю вам арестовать  старшего  радиогеолога
на вашем судне, Вишнякова. Сейчас он в госпитале, без сознания. По получении
разрешения врача вы отправите его на самолете в Москву и  поручите  передать
властям для производства следствия. Я обвиняю его в злоумышленном  искажении
показаний  георадиографа,  что  могло  повлечь  за   собой   огромный   вред
строительству  шахт.  Мотивированный  приказ  об  этом  вы  получите   через
полчаса...
   Капитан стоял молча, точно не веря  своим  ушам.  Наконец  он  растерянно
сказал:
   - Сергей Петрович! Что вы говорите? Зачем это ему нужно было?
   - Вот в этом-то следственные власти и должны будут разобраться...  Я  сам
ничего не могу понять. Смотрите, - подводя капитана к столу и  показывая  на
георадиограмму,  говорил  Лавров.  -  Здесь,  между  восемьдесят  седьмым  и
девяносто первым  градусами  восточной  долготы,  прибор  показал  огромную,
быстро  возрастающую  интенсивность   радиоизлучений   с   глубины   четырех
километров. Однако именно эта подскакивающая кверху линия показаний  прибора
была чем-то  стерта  или  смыта.  Вместо  нее  какими-то  другими  чернилами
проведена линия, ложно показывающая отсутствие на  этом  отрезке  каких-либо
крупных залежей радиоактивных  веществ.  А  вот  здесь  показано,  наоборот,
наличие богатых залежей, хотя ничего подобного тут нет.
   Лавров устало опустился на стул.
   - Какой ужас! -  тихо  проговорил  капитан,  наклонившись  над  столом  и
внимательно рассматривая ленту. - Выходит, если  бы  в  последнем  месте  вы
заложили шахту, вся работа была бы проделана впустую?
   Лавров кивнул головой.
   - Он хотел нас направить по ложному пути...
   - Но зачем это ему нужно было?- опять спросил капитан.
   - Зачем это ему нужно  было?  -  с  недоумением  повторил  Лавров  вопрос
капитана.

   * * *

   Первая инспекционная поездка этого года, второго года Великих арктических
работ, принесла Лаврову много волнений, огорчений, а  под  конец  и  тяжелые
удары.
   Началось с того, что на "Пахтусове", экспедиционном судне-лаборатории,  в
открытом океане, среди  льдов,  неожиданно  произошла  ничем  не  объяснимая
утечка электрического тока из всех мощных  батарей.  Электроход  оказался  в
совершенно беспомощном состоянии, лед начал затирать его. Были  два  сжатия,
из которых одно настолько сильное, что, несмотря  на  относительно  крепкую,
специально предусмотренную для полярных плаваний конструкцию и  мощный  пояс
из толстой стальной брони, судно едва не погибло. Несколько дней люди мерзли
в необогреваемых помещениях судна, питались всухомятку окаменевшими от стужи
продуктами, пока не подоспел на помощь ледокол "Харитон Лаптев".
   Главного  электрика  с  "Пахтусова"  Лавров  снял  с  работы,  вызвал  из
Владивостока  следственную  и  экспертную  комиссии   для   выяснения   всех
обстоятельств аварии и установления  виновных.  Из  Владивостока  же  Лавров
вызвал резервное судно-лабораторию "Андромеду" для замены выбывшего из строя
"Пахтусова".
   Преступление  Вишнякова  на   "Марии   Прончищевой"   потрясло   Лаврова.
Расстроенный,  почти  больной,  он  провел  на  судне  не  один  день,   как
предполагал, а целых три дня, разбираясь вместе  со  Спицыным,  заместителем
Вишнякова, в запутанной документации, оставленной Вишняковым.
   Следующее за тем посещение шахты номер шесть несколько подняло настроение
Лаврова: проходка шахты шла по плану, и он  остался  доволен  и  работами  и
организацией поселка. Вызвав из Москвы на мыс Желания  Березина  и  разрешив
ему взять с собой для ознакомления со  строительством  корреспондента  Эрика
Гоберти, он встретился с ними в назначенном месте, и все  трое  в  подводной
лодке Лаврова направились к первенцу великого строительства  -  шахте  номер
три у острова Рудольфа.

   ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
   НА ДНЕ ОКЕАНА

   Капитан подводной  лодки  посмотрел  наверх,  на  куполообразный  матовый
экран, и отдал команду:
   - Внимание! Приготовиться ко входу в порт!
   - Есть приготовиться ко входу в порт!
   На нижней полосе экрана, впереди по носу, в обычной на этих глубинах тьме
проступало круглое желтое пятно. Пятно  быстро  росло,  светлело  и  наконец
заполнило всю переднюю часть экрана. Через минуту в этом световом пятне  уже
можно было видеть сначала смутные, потом все более ясные очертания огромного
сводчатого тоннеля, освещенного изнутри  множеством  ярких  ламп.  По  обеим
сторонам входного  отверстия  стояли  широко  раздвинутые  половинки  ворот.
Внутри, на ровном дне, почти во всю стометровую длину тоннеля виднелись  два
странных сооружения, похожие на скелеты гигантских китов с поднятыми  кверху
короткими, широко расходящимися ребрами. На одном из этих сооружений, слегка
охваченное с боков его ребрами, лежало длинное кашалотообразное тело, сильно
расширяющееся впереди и сужающееся к заднему концу.
   Было ясно, что на этом своеобразном ложе покоится одна из  тех  советских
подводных  лодок,  для  которых  прототипом  послужил  знаменитый  "Пионер",
совершивший в свое время первый в  истории  глубоководный  поход  через  два
океана, из Ленинграда во Владивосток56.
   - Две сотые хода вперед! - отдал новую команду капитан.
   - Есть две сотые хода вперед! - отвечал вахтенный лейтенант,  работая  на
клавиатуре щита управления.
   - Одна сотая право на  борт!  Так  держать!  Одна  десятая  хода  вперед!
Погружение три метра! Так  держать!  -  следовали  одна  за  другой  команды
капитана, и лейтенант едва успевал повторять и выполнять их.
   Труднейшая операция входа  в  подводный  порт-тоннель  длилась,  впрочем,
недолго. Через десять минут  подводная  лодка  легла  рядом  с  первой,  уже
находившейся в порту. Внешние портовые ворота к этому времени  автоматически
закрылись, и заполнявшая тоннель вода стала  быстро  убывать.  Скоро  матово
поблескивающее дно  подводного  порта  совершенно  обнажилось,  но  все  его
обширное пространство, залитое светом, оставалось пустынным. Тишину нарушали
лишь громкие вздохи  где-то  скрытых  воздушных  насосов,  восстанавливающих
нормальное давление воздуха в тоннеле.
   Наконец почти одновременно на  правых  бортах  лодок  откинулись  широкие
площадки и легли горизонтально над влажным дном. Из далекого  конца  тоннеля
донесся мягкий грохот раздвигающейся стены.  В  широко  раскрывшийся  проход
ворвались яркий свет и глухой шум человеческого поселения, отрывистые голоса
людей, жужжание и гудение работающих  машин,  приглушенный  лязг  и  скрежет
металла.
   Под  сводами  тоннеля  послышался  шорох  катящихся  на  резиновых  шинах
электрических  платформ.  Электрокары  остановились  у  откинутой   площадки
большой, ранее  прибывшей  подводной  лодки.  Изнутри  ее  показались  люди,
протянулась  лента  транспортера,  выносившая  на  площадку  тяжелые  бочки,
невидимые  краны  стали  подавать  тюки  и  ящики.  Возгласы  людей,  грохот
передвигающихся  грузов,  гудение  крановых   моторов,   мелодичные   звонки
электрокаров  гулко  раздавались  под  сводами  этого  необычайного   порта.
Возобновилась прерванная на время работа по нагрузке  и  выгрузке  подводной
лодки.
   В раскрывшихся внутренних воротах порт-тоннеля показались  два  человека.
Впереди торопливо шел пожилой полный человек с  кругло  подстриженной  седой
бородой, шапкой черных с проседью курчавых волос и  живыми  черными  глазами
под мохнатыми бровями. Он был одет в свободною коричневую куртку с  отложным
воротником и темным галстуком; куртку стягивал широкий пояс. За ним следовал
смуглый молодой человек, почти юноша, с худощавым бритым  лицом  и  большими
горящими глазами.
   На откинутой площадке  подводной  лодки  появилась  группа  пассажиров  в
сопровождении капитана.
   - Ну, еще раз спасибо, товарищ капитан, за приятное плавание, - обернулся
к капитану Лавров. - Идем, идем, товарищи! Вот и Гуревич спешит сюда, сейчас
будет потасовка. Готовьтесь, товарищ Березин, - с  веселой  усмешкой  сказал
он, повернувшись к своему спутнику.
   - Ну что же, - вздохнул Березин, смущенно улыбаясь и проводя  ладонью  по
круглой бритой голове. - Я уже привык быть козлом отпущения.
   - Такова, кажется, участь всех работников снабжения, - рассмеялся  кто-то
позади.
   Разговаривая, все сошли с площадки и  стали  на  влажное  стеклянное  дно
тоннеля.
   - Здравствуйте,  Сергей  Петрович!  Здравствуйте,  Николай  Антонович!  -
приветствовал приезжих Гуревич. - Давненько не видали вас в нашей  подводной
берлоге.
   - Немало, вероятно, здесь перемен, -  говорил  Лавров,  пожимая  Гуревичу
руку и направляясь к выходу из порт-тоннеля.
   Все последовали за ним. Вокруг сновали электрокары, в вышине  проносились
краны с тяжелыми грузами в цепких лапах.
   - Немудрено, Сергей Петрович, ведь вы у нас  не  были,  пожалуй,  месяцев
пять. Позвольте вам представить  Андрея  Глебовича  Красницкого,  начальника
насосной станции.
   - Рад познакомиться с вами, Андреи Глебович, - сказал Лавров. - Мне много
говорил о вас Самуил Лазаревич - и только одно хорошее. Вы  здесь,  кажется,
всего месяца два? Ну как? Втянулись уже в работу?
   - С головой, Сергей Петрович, - ответил, слегка смущаясь,  Красницкий.  -
Работа уж  очень  интересная.  Я  ведь  с  самого  начала,  как  только  быт
опубликован проект, стал его горячим сторонником. Я  даже  темой  дипломного
проекта взял разработку детали гидромониторной установки.
   - Ах, вот как! - сказал Лавров, уступая  дорогу  стремительно  несущемуся
электрокару. - Так это ваш проект прислал  мне  Московский  гидротехнический
институт?  Теперь  я  и  фамилию  вашу   отлично   припоминаю.   Очень   рад
познакомиться с  вами.  -  Лавров,  улыбаясь,  оглядел  юношу,  потом  вдруг
прищурился и медленяо произнес: -  Позвольте...  и  лицо  ваше  кажется  мне
знакомым, где-то я вас видел. Вы не помните? Не встречались мы?
   Красницкий смущенно посмотрел на Лаврова:
   - Не помню, Сергей Петрович, не думаю.
   - А! Вспомнил! - воскликнул Лавров, кладя руку на  плечо  Красницкому.  -
Ведь это вы выступали на дискуссии во Дворце Советов  и  предложили  просить
правительство о созыве комиссии?
   - Ах, это... - смешался Красницкий. - Да, это был я. Но ведь вас не  было
тогда на докладе профессора Грацианова.
   - Какие пустяки! - засмеялся Лавров. - А экран телевизефона? Я следил  из
своей комнаты за дискуссией от начала до конца. Очень рад видеть вас  здесь.
- И, повернувшись к Гуревичу, он забросал его деловыми вопросами: - Ну,  как
у вас с выработкой? Как ведут себя  механизмы?  Сколько  проходите  в  день?
Последняя сводка дает почему-то снижение.
   Позади, оживленно беседуя друг с  другом  и  осматривая  все  окружающее,
следовали спутники Лаврова. Еще  дальше,  отстав  от  всех,  шли  Березин  и
Гоберти.
   - Господин Гоберти! - внезапно крикнул Лавров. - Что же вы отстали? Идите
скорее сюда! Смотрите!
   - Бегу, бегу, Сергей Петрович! - ответил Гоберти, торопливо приближаясь к
Лаврову и Гуревичу.
   Стоявший впереди электрокар с горою пухлых  тюков  отошел  в  сторону,  и
перед гостями, подошедшими к выходу из тоннеля, открылся необычайный вид.
   Под высоким полукруглым сводом в свете огромных шаровых фонарей показался
поселок. По его левой стороне виднелись  ряды  небольших,  кубической  формы
коттеджей, полускрытых в кудрявой зелени кустов и деревьев. Справа  тянулись
здания молчаливых, словно  заснувших  складов,  четырехугольных  двухэтажных
мастерских, из которых доносился приглушенный шум  обрабатываемого  металла.
Поближе к центру высилось здание  электростанции,  дальше  были  насосная  и
компрессорная  станции.  В  центре  поселка,  упираясь  в   вершину   свода,
находилась гигантская башня из прозрачного материала, с  ажурным  сплетением
балок, тросов и лестниц, заполнявших ее внутри. Из основания башни  выходили
наружу мощные трубы, которые тянулись, подобно круглым  валам,  до  наружной
стены поселка, проходили сквозь нее и скрывались во мраке подводных  глубин.
Наружная стена была также прозрачна.
   Это зрелище поразило всех, кто был здесь впервые,  особенно  Гоберти.  Он
глядел, слегка испуганный и словно зачарованный, на эту существующую и в  то
же время словно отсутствующую преграду между поселком  и  океаном.  Там,  за
стеной, шла своя таинственная жизнь. На уровне дна  вспыхивали  разноцветные
огоньки, загорались и гасли на короткие мгновения какие-то  высокие  стебли,
покрытые узорными листьями и странными цветами. В вышине,  над  ними  и  над
сводом поселка, изредка мелькали в  разных  направлениях  то  темные  гибкие
тени, то цветистые гирлянды и точки огней, блеклых и туманных, едва заметных
сквозь сильный свет из поселка.  Молчание  длилось  долго.  Наконец  Гоберти
глубоко вздохнул, снял клетчатую кепку и вытер платком  высокий  морщинистый
лоб.
   - Это стекло? - хрипло спросил он.
   - Стекло, - ответил Лавров, - но только стальное стекло, очень легкое и в
то же  время  необычайно  прочное.  Я  вам  говорил  о  нем,  теперь  можете
убедиться, что это не мистификация57.
   - Я не мог себе этого представить, - пробормотал Гоберти.
   - Имейте в виду, дорогой Гоберти, мы теперь не довольствуемся  лишь  тем,
что нам предлагает в готовом или полуготовом виде природа, хотя бы это  было
лучшее из того, что она может предложить. Нет! Мы сами изготовляем для своих
нужд  именно  тот  материал,  который  нам  требуется.   Благодаря   успехам
физической и синтетической химии58  мы  настолько  проникли  в  таинственные
глубины  вещества,  в  законы  его  внутреннего  строения,   образования   и
расположения молекул, что, беря из природы самое простое, дешевое, имеющееся
всюду