ь.
   Как это произошло?.. Он, Кантор, был тогда малоопытным работником,  почти
без практики, и его товарищ по цеху - тоже.  Начальника  же  цеха  не  было.
Ирине Васильевне, руководившей тогда производством всего завода, приходилось
временно замещать и начальника цеха. Трудно ей было. Ну вот... В тот день  -
непонятно, каким образом, вероятно по его, Кантора, оплошности  -  в  машину
попал воздух. А выгнать его полностью Кантор не сумел. Получились подряд два
бракованных поршня. А тут как раз  пришла  Ирина  Васильевна  и  представила
нового начальника цеха - Акимова. Надо было тут  же  попросить  помощи.  Так
нет! Какое-то дурацкое самолюбие  заговорило,  не  хотелось  лицом  в  грязь
ударить перед новым начальником. А в результате  -  катастрофа  на  шахте...
человек  погиб...  Его,  Кантора,  оставили  все-таки  здесь,  на  работе...
учиться... А вот Ирину Васильевну понизили в должности, хотя виноват  скорее
он. Кантор... До сих пор невозможно забыть, невозможно смотреть ей  прямо  в
глаза.
   Кантор вздохнул.
   - Да... - заметил Хинский помолчав. - Но как попали эти  два  бракованных
поршня в, производство?
   - Они и не попали туда, а  пошли  на  склад  бракованной  продукции.  Это
показали автоматические счетчики склада.  Но  машина  выпустила  еще  четыре
сомнительных поршня, насчет  которых  показания  дефектоскопа  были  смутны,
неясны, и приборы из-за этого пропустили их на транспортер, а не положили на
электрокар брака...
   -  Но  ведь  вы,  зная,  что  машина  неисправна,  вероятно,  следили  за
дефектоскопом и могли заметить, что с ним творится что-то неладное?
   Кантор недоумевающе посмотрел на Хинского. Что это  за  человек?  Что  за
вопросы? Куда он гнет? Странная любознательность...
   - Н-не знаю, что вам на это ответить, товарищ. Возможно, что  дефектоскоп
только начал портиться и у меня еще не было  причин  пристально  следить  за
ним. Но возможно, что это произошло уже после выпуска первого брака и  после
моих попыток исправить машину. А следить за дефектоскопом я уже не мог. Меня
в этот момент вызвал директор для объяснений по поводу этого брака.
   - Значит, ваш товарищ остался у машины вместо вас?
   - Нет, его тоже не было. Я послал его в библиотеку за справкой по  поводу
этого случая. Здесь оставался тогда товарищ Акимов.
   - Акимов? Он был здесь с товарищем Денисовой?
   - Нет! После того как Ирина Васильевна  представила  ему  нас,  он  бегло
ознакомился с цехом, потом оба они ушли дальше по заводу, а через  некоторое
время Акимов вернулся сюда один.
   - Так... Понимаю... Но скажите, товарищ Кантор... Вы меня простите, может
быть, это  не  имеет  прямого  отношения  к  работе  дефектоскопа  и  скорее
относится к вопросу о заводской дисциплине... Так вот,  разве  вы  могли  бы
разрешить мне, постороннему человеку, остаться здесь одному при машинах?
   - Прошу прощения, в свою очередь. Но вы сами сказали, что вы  посторонний
человек, а товарищ Акимов был мне представлен Ириной Васильевной в  качестве
нового начальника цеха, то есть моего прямого начальства. Какое же тут может
быть сравнение? И при чем тут заводская дисциплина?
   - Да, да! Я совершенно упустил это из виду. Конечно, вы совершенно правы.
Но вернемся к дефектоскопу. Как же  вы  его  исправили?  Как  вы  прекратили
выдачу брака? Как вновь наладили машину?
   Уступчивость Хинского и переход к технической стороне  вопроса  несколько
успокоили Кантора. Ему даже показалось, что он был слишком резок с гостем.
   - Видите ли, -  примирительно  сказал  он,  -  должен  вам  чистосердечно
сознаться,  что  как  машину,  так  и   дефектоскоп   наладил   не   я.   За
двадцать-тридцать  минут  моего  отсутствия  это   сделал   именно   Акимов.
Посторонний, как вы изволили заметить, человек. И заметьте - он  сделал  это
на ходу, не останавливая машины, не  внося  дезорганизации  в  работу  всего
завода! Вот что значит опыт, практика!
   - Да... Действительно, видна рука специалиста, - согласился  Хинский,  но
сейчас же, лукаво улыбаясь, спросил: - А почему вы, собственно, так уверены,
что Акимов не останавливал машину? Это он вам так сказал?
   - Ну, зачем же? Если бы даже он и не говорил, то это показал  бы  счетчик
машины. Ежедневный итог счетчика мы записываем в цеховой журнал, и  если  бы
машина стояла хотя бы пять-десять минут, это сразу бросилось бы в глаза.
   - Сколько же поршней, хотя бы приблизительно, могла выпустить  машина  за
эти полчаса?
   - Не приблизительно, - чуть обиженно ответил Кантор, - а совершенно точно
могу сказать: шесть штук, по пять минут на поршень.
   - Кажется, на каждом поршне сама машина выбивает его выпускной номер?
   - Конечно!
   - И на бракованных экземплярах тоже?
   - Разумеется.
   - А можно узнать номера этих бракованных экземпляров?
   - Можно, по специальному "Журналу брака".  Мы  в  нем  подробно  отмечаем
время и причины  появления  брака,  номера  бракованных  экземпляров,  меры,
принятые для устранения брака.
   - Любопытно. Порядок, достойный всяческой похвалы. Нельзя  ли  посмотреть
этот журнал?
   Перелистывая тощую  книжку  журнала,  Хинский  остановился  на  странице,
которая особенно заинтересовала его.
   - ј 848 и ј 849? Это именно те поршни, которые машина выпустила  в  вашем
присутствии и которые затем пошли на склад брака?
   - Совершенно верно.
   - Значит, те сомнительные четыре экземпляра, о которых вы раньше сказали,
могли иметь номер или непосредственно до ј 848, или следовать сейчас же за ј
849?
   - Да... Но простите, товарищ... Что вас, собственно,  интересует  у  нас?
Технические вопросы или постановка учета на нашем заводе?
   - И то и другое, - ответил Хинский, не поднимая головы и внося  что-то  в
свою книжку.
   - Зачем же это вам? - не удержался Кантор.
   - Простая любознательность, - последовал равнодушный ответ.
   Хинский встал,  закрыл  журнал,  спрятал  записную  книжку  в  карман  и,
улыбаясь, протянул руку:
   - Очень вам благодарен, товарищ Кантор. Простите, что отнял у вас столько
времени. Больше мне пока ничего от вас не надо.
   Хинский дружески кивнул Кантору и направился к двери.

   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
   ДНИ ГОРЯ И РАДОСТНЫХ УДАЧ

   Очутившись  в  кабинете  Ирины,  Хинский  вдруг  почувствовал   себя   до
странности неловко, скованно и не знал, с чего начать разговор.
   Ирина встретила его приветливо, но молодой лейтенант  видел,  что  на  ее
лице лежит отпечаток усталости, что глаза ее как бы пусты,  глядят  мимо,  а
опущенные углы рта неестественно старят ее молодое лицо.
   "Семейные огорчения... - вспомнил Хинский слова директора,  и  ему  стало
жалко девушку. - Лучше без прелюдий, прямо к делу... Это отвлечет ее".
   - Товарищ Денисова, - начал он, - вас, кажется, предупредил уже  обо  мне
директор?
   - Да, да, - ответила Ирина. - Пожалуйста. Чем я могу быть вам полезной?
   - За последние три дня  перед  вашим  приездом  я  успел  ознакомиться  с
литейным цехом, с его технологическим процессом, машинами и аппаратурой.  Но
некоторые детали еще неясны мне, и я буду  вам  очень  благодарен,  если  вы
поможете мне понять их.
   - Слушаю вас.
   - Меня  интересует  работа  дефектоскопа  центробежно-литейной  машины  и
других ее контрольно-измерительных приборов. Каким образом  при  их  наличии
машина все же выпускает  иногда  брак?  Ведь  приборы  эти  следят  за  всем
технологическим процессом - от первой стадии до последней. Больше того - вся
работа машины так идеально автоматизирована и, если  можно  так  выразиться,
самоконтролируется,  что,  скажем,  при  получении  негодного  материала  из
мартеновского цеха она может самостоятельно, автоматически отказаться от его
приема.  А  между  тем  брак,  хотя  и  в  ничтожных  размерах,  нет-нет  да
выпускается. В чем тут дело?
   - Понимаю ваше недоумение, -  слабо  улыбнулась  Ирина,  и  в  глазах  ее
мелькнул отблеск живого интереса. - Понимаю... Вы правильно оценили  машину.
И возлагать на нее ответственность за брак, в любых случаях  его  появления,
будет нечестно. В браке  всегда  виноват  человек,  руководящий  машиной.  В
примере, который вы привели, виноваты мы и виноваты сознательно. Мы не  даем
машине  останавливаться   при   поступлении   случайной   порции   негодного
расплавленного металла из мартеновского цеха. Ведь  остановка  нашей  машины
дезорганизует  работу  всего  завода,   которая   строго   согласована.   Мы
предпочитаем выпустить одну-другую заведомо бракованную деталь, лишь  бы  не
останавливать для ремонта машину и тем самым  все  другие  связанные  с  ней
механизмы.  Но  пока  машина  выпускает  этот  брак,  который  все  равно  в
производство не пойдет, а  автоматически  отправится  на  склад  бракованных
изделий,  мы  всегда  можем  на  ходу   или   исправить   повреждение,   или
сигнализировать  мартеновскому  цеху,  что  материал   идет   негодный,   не
стандартный. Впрочем, и это делает автоматически сама машина.
   - Но в таком случае часть завода, связанная с вашей  машиной,  все  равно
будет работать впустую, не получая от вас необходимого материала  для  своей
работы - ни доброкачественного, ни бракованного!
   - Нет! То гнездо в транспортере,  которое  осталось  пустым,  проходя  на
своем пути через контрольный пункт,  заденет  рычажок  сигнализатора,  и  он
пошлет сигнал на склад  запасных  деталей.  Склад  автоматически  пошлет  по
своему  транспортеру  доброкачественную  деталь  в  пустое  гнездо   первого
транспортера, перехватив его по дороге, и работа других машин не нарушится.
   - Какой сложный и замечательно слаженный организм - ваш завод! -  не  мог
скрыть своего восхищения Хинский.
   - Наш завод почти полностью автоматизирован, - улыбаясь  и  с  обычной  в
таких случаях гордостью ответила Ирина.
   На бледном лице ее появилась легкая краска, глаза оживились.
   "Вот и жизнь вернулась... - подумал Хинский, не сводя  глаз  с  Ирины.  -
Славная девушка..."
   - Вы сказали, товарищ Денисова,  что  в  ошибках  машины  всегда  виноват
человек. В чем же  он  виноват?  Заинтересовавшись  этой  стороной  дела,  я
просмотрел цеховой "Журнал брака". Возьмем наудачу любой  из  происшедших  у
вас случаев. Их так мало, что вы их, вероятно, помните.  Ну  вот,  например,
выпуск двух бракованных поршней под номерами 848 и 849.  Кто  виноват  в  их
выпуске и в чем конкретно его вина?
   Ирина опустила глаза, с ее лица медленно  сошел  румянец.  С  минуту  она
помолчала,  видимо  справляясь  с  охватившим  ее  волнением,  потом   снова
взглянула на Хинского.
   Все, что она рассказала затем - история бракованных поршней и причины  их
появления, - было уже хорошо известно ее собеседнику.
   - Так... - медленно протянул Хинский.  -  Товарищ  Кантор  рассказал  мне
любопытный  случай,  показывающий,  как   дефектоскопы   способны   все-таки
пропускать недоброкачественную продукцию. Это  произошло,  с  теми  четырьмя
поршнями, которые последовали за двумя,  явно  бракованными,  о  которых  мы
сейчас говорили. Что тут, по-вашему, могло произойти с дефектоскопом?
   - Мы до сих пор сами не знаем, что именно с ним произошло и чем объяснить
этот случай.
   - Но вы пытались разобраться в  нем?  Я  думаю,  что  этот  случай  очень
интересен и с теоретической и с практической точки зрения. Тут, мне кажется,
очень помог бы эксперимент, то есть сознательное повторение этого процесса в
искусственных условиях. Как вы думаете?
   - Не знаю, товарищ Хинский. Мы не производили таких экспериментов.
   - А жаль... Такое исследование в  лабораторных  условиях  было  бы  очень
полезно.
   - Да, пожалуй, - согласилась Ирина.
   - А вообще-то говоря, как вы думаете, можно произвести такой эксперимент?
Ну, скажем, тут же, в вашем цехе, вы могли бы  при  мне  исказить  показания
дефектоскопа так, как это произошло тогда?
   Задача, по-видимому,  заинтересовала  Ирину.  Она  задумалась,  в  глазах
отразилась напряженная работа мысли.
   - Любопытно... - тихо, точно про себя,  говорила  она,  -  действительно,
очень любопытно...
   Хинский молча наблюдал за Ириной, за бессознательной игрой  ее  глаз,  за
меняющимся выражением лица.
   Вдруг Ирина улыбнулась, перевела глаза на Хинского  и,  слегка  смущенная
его пристальным взглядом, сказала:
   - Нашла! Мне кажется, я сумею это сделать!.. Пойдемте в цех! Я сейчас  же
попробую...
   Она вскочила и, не оглядываясь, быстро направилась к  двери,  ведущей  из
кабинета в тихо гудящий цех.
   Хинский встал, готовый следовать за ней.
   В этот момент радиочасы громко сыграли коротенькую мелодию:  восемнадцать
часов.
   Хинсйий остановился на первом же шагу. Как быстро и  незаметно  пролетело
время! В восемнадцать тридцать назначен его доклад у капитана Светлова.
   - Простите, Ирина Васильевна, - остановил он девушку. - Мне  очень  жаль,
но через полчаса я должен явиться на важное  свидание.  Я  едва  успею.  Мне
страшно  жаль,  что  не  смогу   присутствовать   при   этом   интереснейшем
эксперименте. Разрешите мне завтра опять увидеться с вами и узнать,  чем  он
кончился.
   - Пожалуйста, - держась за  ручку  двери,  сказала  Ирина,  уже  мысленно
стоявшая у машины.
   - В четырнадцать часов. Не возражаете?
   - Пожалуйста. Я буду здесь.
   Посторонний человек нашел бы довольно невежливым такое  прощание  хозяйки
со своим гостем. Но молодой лейтенант, видимо,  был  на  этот  счет  другого
мнения,  так  как  не  скрывал  своего  явного   удовольствия   и   тихонько
посвистывал, выходя на заводской двор.

   * * *

   Эксперимент долго не удавался. Приходилось, не прекращая  работы  машины,
следить  за  правильными  показаниями  дефектоскопа   о   качестве   каждого
изготовленного  поршня  и  лишь  после  этого  производить  опыт   искажения
показаний.
   Лишь поздно вечером, возбужденная и  радостная,  Ирина  получила  наконец
первые  положительные  результаты:  рентгеноснимок  дефектоскопа   получился
смутный, на нем нельзя было ничего разобрать. После  этого  она  сознательно
впустила в машину немного воздуха.
   Кантор в полном недоумении следил  за  Ириной.  Но  на  все  его  вопросы
следовал один ответ: эксперимент.
   Из  машины  вышел  новый,  сверкающий  чистотой  отделки  поршень  -  без
тревожного звона, без полосы  краски.  Дефектоскоп,  на  время  искусственно
изолированный  от  всего,   что   происходило   внутри   машины,   не   смог
сигнализировать о явном браке.
   Около полуночи взволнованная и усталая Ирина вернулась домой.
   Но за ночь этот туман рассеялся,  горе  вернулось,  и  душа  Ирины  вновь
заныла от боли. Где Дима? Что с ним? Жив ли? Здоров ли?
   Грустная и подавленная, она работала в своем кабинете, поджидая Хинского.
   Лишь на короткое время ее вывело из этого состояния  сообщение  утреннего
выпуска "Радиогазеты" о трагической гибели во  льдах  ледокола  "Чапаев",  о
спасении почти всей команды и пассажиров,  кроме  четырех  погибших  и  трех
пропавших без вести. Фамилии  этих  людей  были  Ирине  неизвестны.  Но  она
огорчилась за Лаврова, подумала, какой это удар для него, и  позвонила  ему.
Автомат-секретарь сообщил ей, что Лаврова  нет  в  Москве  и  что  он  через
день-два вернется. Ирина подивилась сама на себя: как она могла забыть,  что
действительно Лавров третьего дня улетел из Москвы на обследование  каких-то
заводов!
   Ровно в четырнадцать часов послышался стук в дверь, и  чей-то  незнакомый
хриплый голос спросил:
   - Можно?
   - Войдите!
   Вошел Хинский. Ирина испуганно откинулась на спинку кресла.  Хинский  был
неузнаваем.
   За одну ночь, казалось, тяжелая,  изнурительная  болезнь  состарила  его.
Черты бледного, словно воскового лица  обострились,  плечи  ссутулились  как
будто под тяжестью горя.
   - Разрешите...  -  пробормотал  он,  опускаясь  в  кресле  и  забыв  даже
поздороваться с Ириной.
   Ирина молча кивнула  головой.  После  минуты  растерянного  молчания  она
нерешительно и тихо спросила:
   - Что с вами, товарищ Хинский? Что-нибудь случилось? Вы больны?
   - Так, знаете... Несчастье... Личное несчастье, - тихо ответил Хинский. -
Вы слышали сегодня радиосообщение... о гибели "Чапаева"?
   - Да, слышала.
   - Там был мой лучший друг... мой начальник и второй отец...
   - Погиб? - слабо вскрикнула Ирина.
   - Не знаю, - горестно развел руками Хинский. - Пропал... без вести...
   - Там три фамилии...
   - Его фамилия Комаров...
   - Да, да... - с глубоким участием в голосе сказала Ирина. -  Помню...  Но
зачем думать сразу о худшем? В сообщении ничего не говорится о  его  гибели.
Может быть, он остался где-нибудь на льду... Через  день-два  его  отыщут...
Ведь уже,  наверное,  идут  поиски!  Не  надо  смотреть  так  безнадежно.  В
сущности, для этого нет никаких оснований...
   - Вы так думаете? - с пробудившейся надеждой спросил  Хинский.  -  То  же
самое  говорит  и  капитан  Светлов...  Это   мой...   приятель...   хороший
знакомый... - объяснил он.
   - Ну, вот видите, - тепло улыбнулась Ирина. - И все, конечно, так думают.
Место гибели "Чапаева" известно в точности. Далеко от этого места оставшимся
там людям уходить некуда. Вот увидите, через несколько  дней  наши  полярные
геликоптеры благополучно отыщут их.
   - Вы знаете, Ирина Васильевна, - оживленно повернулся к ней Хинский, -  я
считаю, что самое главное здесь - это быстрейшая организация розысков.  И  я
надеюсь, что министр сделает все, чтобы ускорить их.  А  теперь  перейдем  к
делу. Как кончились ваши эксперименты, Ирина Васильевна?
   - Я считаю, что очень удачно. Я  нашла  некоторые  условия,  при  которых
дефектоскоп не в  состоянии  следить  за  процессами,  происходящими  внутри
машины в то время, когда она выпускает брак.
   - Правда? Это действительно удача. Как же вы достигли этого.
   - Я нашла два метода.  Не  знаю,  может  быть  есть  и  другие...  Первый
заключается в том, что дефектоскоп до  необходимой  степени  изолируется  от
этих процессов, на него как бы надеваются  темные,  мутные  очки.  Настолько
мутные, что сквозь них почти ничего нельзя  разобрать.  И  снимок  он  будет
выдавать более яркий или более мутный - пожеланию оператора...
   - А второй способ?
   - Второй способ... - начала Ирина, но закончить не успела.
   Тихий гудок телевизефона прервал ее.
   - Простите... одну минуту... - сказала она Хинскому и включила экран.
   В его овале  появилась  голова  директора,  чем-то  явно  взволнованного.
Бросив мимолетный взгляд на Хинского, он глухо произнес:
   - Здравствуйте, товарищи. Ирина Васильевна, будьте  добры  зайти  ко  мне
сейчас же...  Да...  Извинитесь  перед  товарищем  Хинским,  но  дело  очень
срочное. Я вас недолго задержу.
   - Хорошо, Виктор Андреевич. Сейчас буду у вас.
   Оставшись один в кабинет, Хинский задумался:
   ".Нет, это совсем не так просто. Зачем строить иллюзии, зачем  обманывать
самого себя? Столько же шансов за то, что Комаров остался на льду, сколько и
за то, что он погиб... Ведь был страшный взрыв..."
   За дверью, сквозь тихий гул работающего цеха, послышались  твердые  шаги.
Дверь распахнулась. Хинский открыл глаза.  У  двери  стоял  плотный  человек
небольшого роста, с седыми усами, высоким выпуклым  лбом  и  острыми  живыми
глазами.
   Человек  долго  и  внимательно  рассматривал  Хинского,  словно  стараясь
запомнить его, потом, оглядев кабинет, тонким, певучим голосом произнес:
   - Ирина Васильевна, очевидно, вышла. Вы ее ожидаете, товарищ?
   - Да. Она скоро вернется.
   - Вы не знаете, куда она ушла?
   - Директор ее вызвал к себе...
   Хинскому  не  понравилось  настойчивое  и  пристальное   внимание   этого
человека, и он сам не сводил  с  него  глаз,  ставших  под  конец  не  менее
настойчивыми и пристальными.
   - Ага! Благодарю вас! - вежливо сказал человек и повернулся с  намерением
выйти.
   Навстречу ему из цеха метнулась фигура Кантора и заступила дорогу.
   - Простите, товарищ Акимов, я забыл вам сказать...
   Едва Кантор успел про