н Павлович... вы проснулись?
   - А ты что не спишь? - так же тихо ответил Иван Павлович.
   - Нет, вы скажите, вы в самом деле проснулись?
   - Вот чудак... Что же, я во сне с тобой разговариваю?
   Свернувшись в черный клубок, Плутон сладко спал под столом. Услышав шепот
мальчика,  он  мягко  застучал  хвостом  по  полу,  потом  тяжело  поднялся,
потянулся и протяжно зевнул, раскрыв огромную пасть.
   - Слушайте... -  торопливым,  взволнованным  шепотом  заговорил  Дима.  -
Слушайте,  Иван  Павлович...  Я  придумал...  Честное  слово...  Это   будет
замечательно! Вы не знаете Плутона, он страшно умный...  Чуть  ему  покажешь
что-нибудь, он сейчас сам все проделает... Его легко научить чему хотите...
   - Вот как! - усмехнулся Иван Павлович, принимаясь надевать  костюм.  -  И
ветчину  ловить  в  воздухе  тоже  можно  его  научить?  Ты  уже  два   часа
разговариваешь, а так и не сказал, что ты такое замечательное придумал.
   - Так я же говорю про скафандр! -  в  отчаянии  от  непонятливости  Ивана
Павловича воскликнул Дима. - Надо Плутона засунуть  в  него...  в  скафандр.
Неужели вы не понимаете?
   - Засунуть? - недоумевающе спросил Иван Павлович.
   - А что он там будет делать?
   - Будет плавать с нами под водой...
   - Уж не думаешь ли ты научить Плутона  открывать  патронташ  и  управлять
скафандром? - удивился Иван Павлович.
   - Да нет же! - горячо заговорил Дима, сползая в одной рубашке на  пол.  -
Не надо открывать! И не надо управлять! Я его потащу на веревке за собой...
   - Браво, Дима! - воскликнул майор. - Ты  будешь  когда-нибудь  знаменитым
изобретателем. Сдавайтесь, Иван Павлович! Ты, наверное, всю ночь не  спал  и
думал о Плутоне? - обратился майор к Диме.
   - Нет, я перед рассветом проснулся.
   - Ну, значит, во сне думал, - уверенно заключил майор, докрасна вытираясь
влажным полотенцем.
   - Гм... Вот выдумщик! - произнес Иван Павлович и, видимо, не желая  сразу
сдаваться, добавил: - Ладно, надо будет подумать...  Ты  его  сначала  научи
влезать в скафандр, а там видно будет. А ты подумал, как он там, несчастный,
поместится? Куда он денет лапы? А голова? Посмотрите на нее. Ведь это же  не
голова, а котел! Даже в шлем  Дмитрия  Александровича  она  не  войдет.  Сам
погляди.
   - Ну, Иван Павлович... - умолял Дима, торопливо натягивая брюки.  -  Иван
Павлович... голубчик... Ну как-нибудь устроим его там... Пожалуйста...
   - А может быть, у нас в запасах найдется  скафандр  большего  размера?  -
вмешался Комаров.
   -  Есть!..  Есть!..  -  обрадованно  закричал  Дима.  -  Я   помню...   Я
записывал... Там есть нулевой номер, а он больше первого номера,  который  у
Дмитрия Александровича!
   - Ну ладно, посмотрим, - закончил разговор Иван Павлович,  направляясь  к
выходу. - А теперь умываться и готовиться к завтраку!
   Захватив с собой большую кастрюлю, он отомкнул дверь и выбежал наружу. За
ним последовали Комаров и Дима с электрифицированными полотенцами на плечах.
Плутон уже весело лаял, носясь огромными прыжками по лагерю.
   Солнце еще не взошло, но день обещал быть тихим и ясным. Высоко  плыли  в
чистом небе легкие облачка  с  золотисто  красной  каймой.  Восток  пылал  в
багровом пламени сквозь прозрачную дымку утреннего тумана.  Вершины  торосов
алели и сверкали, окрашивая своими отблесками  окружающие  снега  и  ледяные
обломки во все оттенки розового цвета.
   Майор остановился у дверей кабины
   - Смотри, Дима, - сказал он, обнимая мальчика за плечи и прижимая к себе,
- какая красота кругом! Вон  тот  высокий  сугроб...  Он  как  будто  усыпан
рубинами, весь горит и сверкает. Или тень того тороса... Она синяя, а кругом
все красное и розовое. Всмотрись, Дима, внимательно в каждую мелочь, а потом
посмотри на все сразу.
   Дима остановился, постоял с минуту  неподвижно,  медленно  оглядывая  все
вокруг. Глаза его стали темнеть и углубляться, ноздри расширились, и детское
лицо сделалось вдруг вдумчивым, серьезным, мужественным, как будто он увидел
что то драгоценное, мимо чего минуту назад мог пройти, не заметив.
   - Как хорошо... - тихо проговорил он.
   Но в этот момент на мальчика бурно налетел с веселым, оглушительным  лаем
Плутон, вскинул передние лапы ему на плечи, сразу сделавшись на голову  выше
Димы и чуть не опрокинув его. Спрыгнув на снег,  пес  начал  кружить  вокруг
мальчика, точно вызывая его на игру.
   Иван Павлович тем  временем  отошел  подальше  в  сторону,  плотно  набил
кастрюлю  чистым  снегом  и,  вернувшись  в   вездеход,   поставил   ее   на
электроплитку.
   Комаров уже натирал лицо снегом. Глядя на него, то же проделывал и  Дима,
отбиваясь и увертываясь от расшалившегося Плутона.
   Вытирая раскрасневшееся лицо теплым полотенцем, Дима случайно взглянул на
восток и вдруг неистово закричал.
   - Солнце! Солнце! Смотрите скорее, Дмитрий Александрович! Что это такое?
   Комаров быстро обернулся и увидел нечто необыкновенное.
   Солнце уже на три четверти показалось над землей.  Но  что  это  было  за
солнце!
   Матово-красный  кирпич  с  горизонтальными  темными  полосами  лежал   на
горизонте. На  чистом  небосклоне  виднелось  как  бы  приплюснутое  окно  с
продольной решеткой, за которой рдели отблески пожара.
   Показавшийся из кабины Иван  Павлович  посмотрел  на  это  странное,  без
лучей, словно голое, светило, на изумленные лица своих товарищей  и  покачал
головой.
   - Скоро будет солнце, - сказал он.
   -- А это что? - удивленно спросил Комаров.
   - А это только приподнятое рефракцией87 и искаженное изображение  солнца.
Само солнце еще находится под горизонтом. Погода  сегодня  морозная,  воздух
наполнен  мельчайшими  ледяными  иглами,  в  которых  и  происходит  сильное
преломление солнечных лучей. Вообще вам надо, товарищи,  привыкать  ко  всем
неожиданным шуткам рефракции. Их не перечислишь... Ну с, вода скоро вскипит,
готовьтесь к завтраку. Я сейчас приду за вами.
   - Есть готовиться к завтраку,  товарищ  командир!  -  ответил  Комаров  и
направился к вездеходу.
   Дима остался на льду, любуясь необыкновенным восходом. Раскаленный кирпич
через минуту стал тускнеть, линии на нем искривились,  и  вскоре  он  совсем
растаял в разгорающемся пожаре  неба.  Наконец  высоко  взметнулись  кверху,
словно золотые стрелы, яркие лучи, на все лег золотистый отблеск,  мириадами
радужных искр ослепительно засверкали снег и лед, и над горизонтом  величаво
и торжественно начало всплывать солнце.
   Насмотревшись вдоволь, Дима вздохнул и  откликнулся  наконец  на  призывы
моряка:
   - Иду, иду, Иван Павлович...
   После завтрака Иван Павлович с помощью Комарова и Димы привел  в  порядок
еще два скафандра - для себя и мальчика; потом все трое, одевшись в стальные
доспехи, долго упражнялись:  разговаривали  по  радиотелефону,  приводили  в
движение заспинные моторы и винты, управляли рулями с помощью ступней.
   Плутон оглушительно лаял, глядя на странные фигуры, закованные в  металл,
узнавая и не узнавая своего хозяина и новых друзей.
   После обеда Иван  Павлович  разыскал  в  складе  огромный,  рассчитанный,
по-видимому, на гиганта, скафандр нулевого номера.
   Когда он был собран, Дима облегченно вздохнул:
   - Войдет, Иван Павлович! Правда, войдет? А?
   - Пожалуй, будет  достаточно  просторно.  Надо  только  приучить  Плутона
держаться в скафандре...
   - Он будет сидеть в  нем,  Иван  Павлович.  Задние  лапы  опустит  в  обе
штанины, а передние сложит на груди...
   - Ой, Дима, будет ему, бедному, не сладко! Он будет не сидеть,  а  лежать
на животе. Плавать-то под водой надо в горизонтальном  положении.  И  задние
лапы ему тогда тоже придется под себя поджать. А чуть скафандр примет в воде
наклонное положение, собака начнет сползать вниз и проваливаться то в  одну,
то в другую штанину... Смотри, какие они широкие.
   Дима хмуро глядел на раскрытый и распростертый перед ним на полу скафандр
и упрямо твердил:
   - Ну и что ж?.. Все равно я Плутона не брошу...
   - Да кто тебе говорит, что надо бросать его? - рассердился Иван Павлович.
- Заладил: "не брошу, не брошу"! Надо подумать, как для него лучше  сделать.
Не то в первый же день так измучаешь собаку, что потом калачом  не  заманишь
ее в скафандр.
   - Что же делать? - растерянно сказал Дима и вдруг, оживившись, спросил: -
А что, если набить что-нибудь в штанины? Чтобы он мог упираться ногами?
   - А пожалуй, это идея, - подумав, ответил Иван Павлович. - Только мы  так
сделаем: набьем туда  чего-нибудь  поплотнее,  а  сверху  укрепим  площадку,
Плутон и будет, в случае надобности, спокойно сидеть на ней,  как  будто  он
служит. Зови собаку, начинай приучать ее ложиться в скафандр.
   Против ожидания, Плутон ни за что не хотел влезать в скафандр. Видимо, он
испытывал  к  нему  величайшее  недоверие.  Дима  напрасно  уговаривал  его,
соблазнял лакомствами, сам ложился в скафандр, пытался силой втащить Плутона
в него - ничего не помогало. Плутон лежал рядом со скафандром, закрыв  морду
лапами, стонал, скулил  и  виноватыми  глазами  глядел  на  своего  друга  и
мучителя. И сам Дима, красный, вспотевший, под конец  выбился  из  сил  и  в
отчаянии не знал, что дальше делать с упрямцем.
   Комаров и Иван Павлович первое время  пытались  помогать  Диме  советами,
указаниями, наконец примерами - сами ложились  в  скафандр.  Но  когда  Дима
принялся тащить собаку в скафандр,  а  они  начали  подталкивать  ее  сзади,
Плутон внушительно посмотрел на них и тихо, но так многозначительно зарычал,
что они поспешили оставить друзей договариваться наедине.
   Сегодня по  хозяйству  дежурил  Комаров.  Близилось  время  обеда,  и  он
принялся за стряпню, а Иван Павлович начал осмотр электролыж и вездехода. Он
хотел завтра с утра заняться обследованием ледяного поля.
   Иван Павлович скоро отобрал три пары наиболее подходящих лыж, привел их в
порядок, испробовал и собирался  уже  приняться  за  вездеход,  когда  майор
позвал его обедать.
   Войдя в кабину, Иван Павлович увидел угрюмого, бледного,  выбившегося  из
сил Диму. Плутон лежал в передней части кабины, возле раскрытого  скафандра,
вытянув на полу лапы и положив  на  них  голову.  Он  даже  не  взглянул  на
входившего Ивана Павловича, вид у него был усталый и огорченный.
   - Ну как, Дима, дела с Плутоном? - сочувственно спросил Иван Павлович.
   Дима помолчал, не поднимая глаз, потом раздраженно сказал:
   - Ничего!.. Я его  все-таки  заставлю!  Вы  не  думайте,  что  Плутон  не
понимает. Он все отлично понимает! Но он не хочет. А почему, не знаю...
   -- Он, наверное, боится, Дима, - заметил майор, наливая в тарелки суп.  -
Он, вероятно, запомнил, что мы запираем себя в скафандр, и боится этого.
   - Все равно, - упрямо ответил  Дима,  -  я  добьюсь,  что  он  полезет  в
скафандр!
   - У них сейчас был крупный  разговор,  -  принимаясь  за  еду,  обратился
Комаров к Ивану Павловичу. - Дима даже кричал на  Плутона,  а  тот,  видимо,
хочет исполнить приказание, поднимется, понюхает  скафандр  и  прямо  камнем
падает возле него...
   - Ну, ничего, - примирительно сказал Иван Павлович. - Побольше терпения и
ласки, и пес поддастся.
   Обед продолжался в молчании.
   Вдруг Иван Павлович, сидевший спиной к выходу, случайно взглянул вперед и
застыл, не донеся ложки до рта. Потом он тихо положил ее в тарелку.
   - Осторожно... - тихо, безразличным голосом сказал он. - Не шевелитесь...
Краешком глаза посмотрите вперед...
   Комаров и Дима чуть не ахнули. Они увидели поднявшегося с  пола  Плутона.
Внимательно обнюхивая скафандр, собака медленно и осторожно  входила  в  его
раскрытую  утробу.  Через  минуту  Плутон  озабоченно   потоптался,   словно
отыскивая наиболее удобное положение, наконец с тяжелым вздохом опустился на
жесткое ложе в обычной позе - положив голову на вытянутые лапы - и замер.
   - Милый мой... - прошептал Дима. - Плутоня моя...
   Чуткое ухо собаки уловило ласковый шепот и знакомый  призыв.  Не  изменяя
положения, Плутон искоса взглянул в сторону Димы и тихо постучал хвостом  по
скафандру.
   Дима не мог больше выдержать. Он медленно встал из-за стола  и  осторожно
пошел к скафандру, бормоча:
   - Хороший мой... Так надо... так надо, Плутоня моя...
   На задушевном языке друзей это имя означало  высшую  любовь  и  ласку,  и
Плутон еще сильнее застучал хвостом, не сводя с Димы преданных глаз.
   Дима опустился на колени и, обхватив могучую шею собаки, зарылся лицом  в
густую шерсть.
   Плутон лежал все в той же позе, радостно стуча хвостом по скафандру...
   Все сделалось теперь легким и доступным. В кабине звучал счастливый  смех
Димы, заглушаемый громовым лаем Плутона. Что бы ни делал Дима со скафандром,
Плутон, не сводя с мальчика глаз, повторял все охотно, и  быстро.  Преодолев
свой первый безотчетный  страх,  он  показывал  чудеса  понятливости.  Через
два-три часа после возобновления уроков он уже сам подставлял  Диме  голову,
торчавшую из воротника скафандра, чтобы дать  надеть  на  нее  шлем.  Потом,
когда и Дима надевал свой стальной костюм, Плутон громко  и  радостно  лаял,
видя смеющееся лицо мальчика сквозь прозрачный  шар,  слыша  в  телефон  его
знакомый голос и все ласковые прозвища,  какие  только  возникали  на  устах
друга.
   Перед вечером Иван Павлович готовился произвести пробу вездехода, о чем и
объявил всем находившимся в кабине. Прежде чем  начать  пробу,  он  осмотрел
кабину и убедился, что все вещи находятся на своих  местах,  а  посуда  -  в
своих гнездах.
   Дима прервал занятия с Плутоном и подошел вместе с  Иваном  Павловичем  к
переднему смотровому окну.
   Иван Павлович уселся  в  кресло  водителя  и  поднял  перед  собой  доску
управления с кнопками, рычажками, выключателями, затем нажал кнопку  сирены,
раздался громкий, протяжный вой.
   - Прикажи Плутону лечь  и  сам  держись  покрепче  за  спинку  кресла,  -
обратился Иван Павлович к Диме. - Будет качать. Не устоите на ногах.
   Нажав другую кнопку, Иван Павлович включил  моторы.  Из-под  пола  кабины
донеслось  низкое  гудение.  Вездеход  вздрогнул,  гусеницы  его  пришли   в
движение. Огромный экипаж тронулся с места и  пополз  по  мягкому  глубокому
снегу с тихим пощелкиванием гусеничных пластин.
   Все быстрей и быстрей вращалась бесконечная цепь, оставляя  за  собой  на
снегу широкие отпечатки ребристых пластин. Вездеход круто  и  ловко  обогнул
одинокий торос, потом, сбавив ход, качаясь и переваливаясь с  боку  на  бок,
полез на вал из ледяных обломков.
   Дима, готовясь  к  хорошей  встряске,  расставил  пошире  ноги  и  крепче
схватился за спинку кресла, но был приятно разочарован. Пол под  ним  плавно
заколыхался,  мягко  оседая  и   приподнимаясь   на   великолепных   упругих
амортизаторах88. Через минуту вездеход одолел  вал,  оказавшись  на  большом
снежном поле. Здесь, окруженный облаком снежной пыли, он развил максимальную
быстроту, сделал большой круг  и  устремился  к  торосистому  хребту,  через
который вчера Плутон спасался от медведя.  Идя  вдоль  нагромождения  льдин,
Иван Павлович нашел сравнительно пологий проход между ними и на  малом  ходу
начал взбираться на подъем среди торчащих повсюду обломков.
   Тут Диме пришлось узнать, что такое качка во льдах. Тряски  не  было,  но
все напоминало ему плавную качку большого  электрохода  на  длинной  морской
волне. Это объяснялось тем, что длина гусениц спасала вездеход от провалов в
большие ухабы, а глубокая посадка  кузова  между  высокими  гусеницами,  при
очень  низком  расположении   центра   тяжести,   предохраняла   машину   от
опрокидывания набок.
   Колыхаясь, словно подвесная люлька, кабина  была  в  полной  безопасности
между могучими стальными лентами, цепко взбиравшимися по неровному подъему.
   Все были в восторге от замечательной  машины.  Через  час,  вернувшись  в
лагерь уже при зажженных фарах, Иван Павлович предложил  отправиться  завтра
на обследование ледяного поля.
   Немедленно по возвращении майор принялся готовить ужин. В  кухонном  баке
запас воды кончался, и Комаров попросил Ивана Павловича принести  снегу.  За
Иваном Павловичем увязался Дима, с Димой - Плутон.
   Выйдя из кабины и взглянув на небо, Дима увидел на нем  странное  облако.
Тонкая  прозрачная  кисея  занимала  четверть  южной  части   небосклона   и
неподвижно висела на темном фоне, окрашенная  в  слабый  зеленовато-огненный
цвет.  Крупные  яркие  звезды  просвечивали  сквозь  облако,  словно  чьи-то
пристальные глаза из-за вуали.
   Месяц еще не появлялся, солнце уже давно скрылось,  и  Дима  не  понимал,
откуда этот свет?
   - Иван Павлович, что это  за  странное  облако  на  небе?  -  спросил  он
наконец.
   - Где? - поднял голову  Иван  Павлович.  -  А!  Это  северное  сияние,  -
объяснил он, набивая кастрюлю снегом.
   - Северное сияние? - разочарованно произнес Дима. - А я  думал,  что  оно
другое... красивое...
   - Разные бывают, - ответил Иван Павлович. - Успеешь налюбоваться.  Бывают
и такие красивые, что сколько ни смотри - не насмотришься.

   ГЛАВА СОРОКОВАЯ
   ДИМА ИСЧЕЗ

   Ночью температура неожиданно поднялась. Пошел теплый  дождь,  но  к  утру
прекратился. Небо было серое и облачное. Вездеход быстро  несся  по  снежной
каше. Из-под его гусениц взлетали кверху фонтаны воды, смешанной со  снегом.
Лед сделался рыхлым, губчатым. Он еще не успел приобрести  настоящую  зимнюю
твердость и легко поддавался колебаниям температуры, особенно теплому дождю.
   Вездеход давил и крошил ледяные обломки, без особых  усилий  взбирался  и
сползал с высоких торосистых гряд.
   Иван Павлович вел машину на запад, к кромке льда. Дима стоял возле  него,
держась за спинку кресла.
   Вверх, вниз... Вверх, вниз... С боку на  бок,  иногда  под  таким  крутым
углом, что Диме становилось не по себе.
   В  конце  концов   эти   однообразные   ныряния   и   покачивания   стали
утомительными, и Дима собирался присесть возле Комарова на  мягкий  диван  и
дать отдых усталым ногам.
   В это время машина  поднялась  на  гребень  торосистого  хребта,  и  Иван
Павлович, выключив моторы, произнес:
   - Посмотри, Дима, вперед и влево... Медвежья семья...
   - Где? Где? - встрепенулся Дима.
   - Вон там! Три желтоватых  пятна.  Возле  высокого  тороса,  похожего  на
кафедру. Стоят неподвижно и смотрят в нашу сторону.
   Три пятна вдруг метнулись вниз и скрылись за торосами
   - Вижу! Вижу! - закричал Дима. - И уже не видно. Они от нас убежали?
   - Удирают, - ответил Иван Павлович. -  Это  медведица  с  медвежатами.  В
таких случаях она очень осторожна. А вот они опять...
   За торосами, на которых впервые увидел животных Иван Павлович, далеко  на
юг и на запад тянулось открытое  ровное  поле  с  более  светлым  и  потому,
казалось, более крепким снегом.
   На белом нетронутом снегу Дима ясно различил  большую  медведицу,  легкой
трусцой бежавшую на  юг,  и  двух  медвежат,  словно  белые  пушистые  шары,
катившихся за матерью.  Они  не  поспевали,  и  ей  приходилось  то  и  дело
останавливаться, поджидая их. Иногда она подталкивала головой то одного,  то
другого и вновь бежала вперед.
   Неожиданно медведица на бегу  остановилась,  попятилась  назад  и  начала
внимательно исследовать снег под ногами.  Потом,  низко  опустив  голову  и,
очевидно, внюхиваясь, она медленно пошла направо, затем налево и вернулась в
сопровождении не отстававших медвежат на прежнее место. Здесь  она  еще  раз
оглянулась на торосы, на вездеход и, по-видимому, приняла решение.
   Осторожно сделав несколько шагов в прежнем направлении на  юг,  медведица
вдруг опустилась на снег, распласталась  на  нем,  раскинув  в  стороны  все
четыре толстые лапы, и медленно поползла вперед. Медвежата с  минуту  стояли
неподвижно, вытянув мордочки и внимательно следя за движениями матери. Затем
они сразу, точно по команде, легли и, тоже раскинув лапы, торопливо поползли
за ней.
   Дима не мог удержаться от смеха  -  до  того  уморительны  были  движения
медвежат. Они, вероятно,