боялись отстать от матери и очень спешили. У них не
было еще ее опытности, и поэтому ползли они смешно, по-лягушечьи.
   - Да зачем они ползут, Иван Петрович? - спросил, смеясь, Дима.
   - А там, под снегом, медведица почувствовала тонкий лед. Вероятно,  здесь
была недавно широкая полынья, которая замерзла, но еще не  успела  покрыться
толстым, надежным льдом.
   Иван Павлович включил моторы и начал спускать машину, заворачивая к  югу.
В последний момент Дима успел заметить,  что  медвежья  семья,  благополучно
переправившись через слабый лед, встала на ноги и устремилась прямо на юг.
   Вскоре вездеход, пройдя небольшое расстояние по ровному полю, приблизился
к тому месту, где медведица начала переправу.
   - Дмитрий Александрович, - обратился Иван Павлович к майору, -  опустите,
пожалуйста, у двери рычаг герметизации. А ты, Дима, держись крепче.
   - Мы пойдем по тонкому льду? - с опаской спросил мальчик.
   Иван Павлович ничего не ответил, только кивнул головой.
   - А машина не утонет?
   - Нет, она ведь сделана из очень легкой пластмассы. Легче дерева и крепче
стали. И гусеничный ход и ведущие колеса из того же материала.  Кроме  того,
под кузовом два длинных пустых баллона.
   Вездеход несся по опасному месту, не сбавляя скорости. Кроме непрерывного
пощелкивания гусеничных пластин, в кабину доносился слабый треск и визгливый
скрип. С каждой секундой эти звуки учащались  и  усиливались,  и  вдруг  под
вездеходом лед с треском и звоном провалился и большие куски его  всплыли  с
обеих сторон машины, обнажая свои прозрачные зеленоватые ребра. Машина сразу
низко, почти до нижнего края  окон,  погрузилась  в  воду,  гусеницы  совсем
скрылись под  ней.  В  следующий  момент  вездеход  всплыл,  глубоко  оседая
кормовой, более  нагруженной  частью  и  высоко  приподнимая  более  легкую,
носовую часть. Хотя гусеницы оставались под водой, из кабины видно было, что
они не прекращают своего быстрого вращения.
   На минуту вездеход прекратил движение, но Иван Павлович повернул на доске
управления небольшой рычажок, сзади  под  кабиной  послышалось  гудение  еще
одного пущенного в ход мотора, и машина вновь устремилась вперед.
   - Вы пустили винт, Иван Павлович? - спросил Дима.
   Иван Павлович, занятый управлением машины, кивнул.
   Едва ребристые пластины далеко выдающихся перед кабиной гусениц  начинали
цепляться за ледяные края,  как  лед  обламывался,  гусеницы  захватывали  и
подминали под себя куски его, очищая дорогу продвигающемуся вездеходу.
   Пройдя таким образом несколько десятков метров, гусеницы наконец уперлись
в толстый, матерый лед.
   Иван Павлович нажал кнопку, носы  гусениц  круче  вздернулись  кверху,  и
работа винта усилилась.
   Вездеход  медленно  стал  наползать  на  край  льда,  все  выше  и   выше
поднимались над ним гусеничные ленты,  кормовая  часть  вездехода  вместе  с
кабиной стала выходить из воды.
   Переправа заняла лишь несколько минут, и вскоре вездеход несся по снежной
равнине на запад.
   Через некоторое время снег показался майору настолько окрепшим,  что,  по
его мнению, можно было выйти из кабины.
   Иван Павлович остановил машину, майор и Дима  вышли  и  встали  на  лыжи.
Машина вновь пошла, но уже на малом  ходу.  Лыжники  последовали  за  ней  в
сопровождении Плутона, несказанно обрадованного этой прогулкой.
   Изобретатель электролыж взял за основу обычную старую лыжу и  вырезал  из
ее подошвы длинный прямоугольник -  от  начала  переднего  загиба  почти  до
заднего конца. Получилась как бы узкая рама. И это было все, что осталось от
старой лыжи. В раму изобретатель вмонтировал длинный плоский  ящик,  который
заключал в себе двигатель - маленький мотор, - аккумулятор с большим запасом
электроэнергии и передаточный механизм  из  исключительно  прочных  деталей.
Снаружи вокруг ящика по всей его длине  шла  гусеничная  цепь  из  ребристых
пластинок, как у вездехода. Над цепью был небольшой мостик для ноги.
   Обе лыжи соединялись впереди, на высоте немного ниже человеческой  груди,
стойкой в виде буквы "П", изготовленной из очень упругой и гибкой трубки. На
верхней горизонтальной перекладине  этой  стойки  по  щелям,  прорезанным  в
трубке, могли передвигаться с одной позиции на другую  и  защелкиваться  две
кнопки управления. От  кнопок  внутри  трубки  шли  в  соответствующую  лыжу
провода, по которым распоряжения лыжника  передавались  мотору.  Можно  было
ускорить или замедлить вращение гусеничной цепи до одной из  трех  скоростей
или выключить ток.
   Над каждой цепью, в начале и в конце рамы, ходили поперек два  "дворника"
- жесткие металлические щеточки. Они прочищали  пространство  между  острыми
ребрами гусеничных пластинок от набившегося туда снега и раскрошенного льда.
   Если старые лыжи скользили по снегу или льду, то новые  ползли,  неся  на
себе стоящего или сидящего в особо пристроенном седле человека. Но в  случае
надобности по ровному снежному или ледяному полю они могли "ползти" с  такой
быстротой,  которая  была  совершенно  немыслима  для  самого   опытного   и
выносливого  лыжника  на  скользящих  лыжах.  Кроме  быстроты,   электролыжи
обладали еще одним огромным преимуществом: они легко брали подъемы, цепляясь
за лед своими острыми пластинками, и великолепно тормозили на  самых  крутых
спусках.
   Комаров шел рядом с Димой, обучая его управлению лыжами и  маневрированию
палкой.
   Дима падал, ушибался, но, войдя в азарт, не чувствовал боли. Он  вспомнил
все, что показывал и  рассказывал  ему  Березин  у  себя  дома,  и  Комарову
оставалось лишь удивляться быстрым успехам своего ученика.
   В полдень Иван Павлович остановил вездеход и определил координаты льдины.
Оказалось, что льдина идет все в  том  же  направлении,  хотя  и  с  гораздо
меньшей скоростью, чем накануне, из-за почти полного отсутствия  ветра.  Все
же результаты вычислений  были  приняты  всеми  с  большим  удовлетворением:
льдина шла к Северной Земле, а там, по утверждению  моряка,  недалеко  и  до
поселка на мысе Оловянном, в проливе Шокальского.
   Вездеход тихо пошел дальше, Комаров и Дима сопровождали его на лыжах.
   Между тем приближался час обеда. Так как во время похода Иван Павлович не
мог оставлять свой пост водителя  машины,  майору  пришлось  взять  на  себя
выполнение обязанностей повара.
   - Надо вернуться в кабину, - сказал он Диме. - Пора обед готовить.
   - А мне хочется еще немного поупражняться, - ответил  мальчик.  -  Можно,
Дмитрий Александрович? Я здесь останусь с Плутоном, если я вам  не  нужен  в
кухне...
   Комаров с сомнением  покачал  головой,  но  в  конце  концов  согласился,
подумав, что мальчику нужно как можно  больше  практиковаться  в  ходьбе  на
лыжах.
   - Только смотри не удаляйся от машины, - сказал он.
   - Нет, нет! Я буду тут вертеться, около вас, - обещал Дима.
   - А оружие с тобой?
   - Световой пистолет... Вот он!
   - Ну ладно!
   Через минуту майор вошел в кабину и захлопнул за  собой  дверь.  Поставив
лыжи в угол и крикнув Ивану  Павловичу:  "Готов!",  он  нагнулся  к  дверцам
продуктового шкафчика под кухонным столиком. Дверцы оказались  очень  плотно
закрытыми, и майор, опустившись  на  колени,  долго  и  безуспешно  старался
раскрыть шкаф. Обломав себе ногти, он достал нож и, провозившись еще  немало
времени, наконец открыл дверцы. Майор облегченно вздохнул,  достал  продукты
и, посмотрев на часы, торопливо принялся за стряпню.
   Между тем, услышав возглас:  "Готов!",  Иван  Павлович,  не  оглядываясь,
пустил машину полным ходом вперед. Надо было наверстать километры, упущенные
во время урока лыжной езды.
   Впрочем, судьба и природа  недолго  благоприятствовали  Ивану  Павловичу.
Ровное до сих пор поле начало постепенно превращаться в торосистое, вездеход
вынужден был замедлить скорость,  потом  перейти  на  малый  ход,  осторожно
пробираясь в ледовом лабиринте.
   Подняв машину на один из ледяных гребней, Иван Павлович взглянул вперед и
выбранился про себя.
   С запада быстро надвигалась и росла густая, молочно-белая  стена  тумана.
Еще несколько минут - и она навалится на вездеход, скроет  путь,  и  даже  с
этого гребня спускаться будет небезопасно.
   - Вот и туман, будь он неладен! - произнес вслух Иван  Павлович  и  повел
машину вниз, в укрытое место среди ледяных глыб и хребтов.
   -  Туман?  -  переспросил  Комаров,  выглядывая  из-за  шкафа,  и   вдруг
вскрикнул: - Где Дима?
   Побледнев, он бросился к двери и распахнул ее.
   Машина уже  успела  спуститься  почти  до  подножия  ледяного  склона,  и
горизонт был со всех сторон закрыт громадами торосов.
   Одним прыжком, рискуя разбиться на скользких обломках, майор  спрыгнул  с
машины и начал бегом взбираться на только что покинутый  гребень.  Достигнув
его, он с трудом передохнул и бросил взгляд на восток. Все  пространство  до
горизонта было усеяно хаотической массой  вздыбленного  льда.  Ровное  поле,
только что оставленное вездеходом, было уже скрыто, как будто  его  отделяли
от вездехода десятки километров.
   Комаров оглянулся. Наверх бежал встревоженный Иван Павлович.
   - Где Дима? - кричал он на бегу.
   - Его не видно... - взволнованно ответил  Комаров.  -  Назад!  В  машину!
Давайте сирену!
   Уже в сплошном белом тумане, ничего  не  различая  на  пути,  спотыкаясь,
скользя и падая, Комаров с трудом добрался до вездехода.
   Раздался вой сирены, мощный и оглушительный в ясную погоду,  а  сейчас  -
слабый, глохнувший тут же, словно запутавшийся  в  огромной,  наваленной  на
вездеход копне ваты...
   Войдя в кабину, Комаров увидел Ивана Павловича, разбиравшего свои лыжи.
   Иван Павлович бросил быстрый взгляд на майора.
   - Пойду искать! - прокричал он, перекрывая вой  сирены,  поставленной  на
непрерывный звук.
   - Пойдем вместе, - ответил майор.
   Иван Павлович молча кивнул головой и, отделив лыжи от  связывающей  рамы,
забросил их на ремнях за спину.  Через  пять  минут  они  вышли  из  кабины,
наглухо заперев ее.
   Они шли среди хаоса наваленных  глыб,  в  густом,  непроницаемом  тумане,
связавшись  веревкой  из  боязни  потерять  друг  друга.  Шли,  срываясь  со
скользких обломков, падая на их острые ребра и  вновь  поднимаясь,  шли,  не
различая, куда карабкаются, куда  ставят  ноги,  куда  сползают  и  прыгают,
минутами приходилось ползти на животе, чтобы не потерять  из  виду  глубокие
колеи, проложенные вездеходом. Хорошо, что Иван Павлович  захватил  с  собой
мощный электрический фонарь. Хотя и с трудом пробивая своими лучами  белесую
и пухлую стену тумана, он все же помогал  различать  колею,  возникающие  из
тьмы препятствия, трудные места.
   После двух часов изнурительной ходьбы оба они  вышли  на  ровное  снежное
поле - избитые, с исцарапанными лицами.
   - Ясно, что мальчик заблудился в этом  тумане,  -  сказал  майор,  когда,
достигнув снежного поля, они остановились передохнуть и собрать лыжи.
   - Туман? Заблудился? - задыхаясь, переспросил Иван Павлович. - Как он мог
заблудиться, когда с ним Плутон! Плутон бы его живо привел к вездеходу или к
нам навстречу. Страшнее другое... Он  мог  встретить  медведя.  Это  обычное
здесь дело. Или случайная трещина во  льду,  незаметная  для  вездехода,  но
гибельная для мальчика...
   Больше они не  разговаривали,  лишь  изредка  перебрасываясь  отрывистыми
словами, и, низко согнувшись, долго, мучительно  медленно  ползли  на  лыжах
вдоль колеи вездехода. По всем расчетам, как бы медленно ни вел мальчика  по
этим следам Плутон, оба они уже давно должны были появиться. А их все нет  и
нет!
   Наконец глухо прозвучал возглас Ивана Павловича:
   - Есть! Следы лыж... ног... лап...
   С тревогой рассматривали Комаров и Иван Павлович эти  следы,  старательно
освещая их фонарем, все больше и больше приходя в недоумение, чувствуя  себя
совершенно сбитыми с толку.
   Что принудило Диму оставить  следы  вездехода?  Почему  он  ушел...  нет,
убежал?.. Это ясно видно - убежал в сторону от колеи, ведя лыжи, а  не  стоя
на них.
   Подул легкий ветерок. Внезапно и быстро, как это характерно для капризной
арктической погоды, туман начал рассеиваться и отступать к  югу.  Показалось
чистое нежно-голубое небо, солнце залило веселым, радостным  светом  снежную
равнину.
   Иван Павлович внезапно сорвал винтовку с плеча  и  выстрелил.  Сейчас  же
прогремел выстрел майора.

   ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
   ЛЫЖИ УБЕЖАЛИ

   Удивляясь, почему вездеход убегает от него так быстро, Дима  пустил  лыжи
на полный ход, пытаясь догнать его. Но хорошо управлять  лыжами  на  быстром
ходу он еще не умел, тем более что смотрел больше вперед, чем себе под ноги.
Через минуту лыжи напоролись на мало  заметный  под  снегом  ропак,  и  Дима
слетел с них кувырком, головой в сугроб, наметенный возле ропака.
   По странной случайности,  хорошо  скрепленные  вертикальной  рамой  лыжи,
сбросив Диму, лишь сильно покачнулись, но удержались. Затем они  повернулись
вокруг своей оси и, продолжая работать  гусеницами,  резво  понеслись  вдоль
злополучного ропака и дальше, по ровному снежному полю, куда-то на юг.
   Пока Плутон, озадаченный этой новой игрой,  недоуменно  обнюхивал  своего
молодого  хозяина,  Дима  встал,  стряхнул  с  себя  снег  и  вдруг  заметил
исчезновение лыж. Он испуганно оглянулся и, бросившись за ними, закричал:
   - Плутон! Лови! Возьми!
   Плутон внимательно взглянул на Диму, на его руку,  на  лыжи,  видневшиеся
вдали, и огромными прыжками бросился вперед.
   Снег был довольно глубокий, и Дима, проваливаясь, скоро почувствовал, что
задыхается Мысли мальчика путались. Почему машина вдруг умчалась? Догонит ли
Плутон лыжи? Что без них делать? Как нагнать вездеход? И почему его оставили
одного?
   Лыжи между тем начали превращаться в темные, все менее и менее различимые
на снегу полоски. Плутон еще хорошо был виден, но  расстояние  между  ним  и
лыжами не сокращалось, а как будто даже увеличивалось. Плутону  трудно  было
бежать по глубокому снегу, а для лыж не было лучше дороги... И вдруг у  Димы
мелькнула мысль, от которой сердце у него замерло: ведь если  не  остановить
Плутона, он будет бежать за лыжами и час и два, пока не догонит их или  пока
не упадет, выбившись из сил. И  Дима  сразу  остановился  и  закричал,  едва
успевая судорожно хватать воздух ртом:
   - Плутон! Назад! Сюда! Плуто-о-он! Наза-а-ад!
   Несколько  секунд,  пока  он  не  убедился,  что  собака  услышала   его,
показались Диме часами: такой страх он пережил за  эти  короткие  мгновения.
Наконец он различил увеличивающиеся контуры Плутона. Собака неслась назад.
   Дима вдруг почувствовал, как слабеют и дрожат ноги, как темнеет в глазах.
Тяжело дыша, с бьющимся сердцем, он опустился на снег и закрыл глаза.
   Плутон с разбегу чуть не налетел на Диму, потом, высунув язык, глубоко  и
часто поводя боками, лег возле мальчика, на ходу успев лизнуть его в щеку.
   Отдышавшись и придя немного в себя, Дима положил руку Плутону на спину  и
задумался.
   Что же теперь делать? Без лыж он никогда не  догонит  вездеход.  А  может
быть, Иван Павлович и Дмитрий Александрович вернутся  и  будут  его  искать?
Ведь не нарочно же они бросили его  здесь  одного!  Почему  они  уехали  так
быстро? Может быть,  у  них  там  что-нибудь  испортилось  и  они  не  могут
остановить машину? Тогда они не скоро вернутся... Надо искать лыжи... Первый
торос или ропак должен их остановить...
   Дима встал и оглянулся. И вдруг ему стало так страшно, что  он  схватился
за шею Плутона, поднявшегося вместе с ним, и  прижался  к  нему,  точно  ища
защиты.
   Он только сейчас понял, как  он  одинок  здесь,  в  этой  страшной  белой
пустыне  -  безлюдной,  грозной  в  своем   молчании,   полной   неожиданных
опасностей. Где-то бродит здесь  медведица  с  медвежатами...  Зябкая  дрожь
пробежала по спине Димы. Он опять  оглянулся,  нащупывая  висящую  на  бедре
кобуру со световым пистолетом. В какую  сторону  ушла  звериная  семья?  Их,
наверное, нет поблизости. Плутон почуял бы... Какое счастье, что хоть Плутон
здесь с ним!..
   - Ну, что нам делать, Плутон? - с  тоской  и  страхом  обратился  Дима  к
собаке.
   Плутон поднял голову, преданно взглянул на  хозяина  и  помахал  хвостом.
Всем своим видом он точно говорил: "Прикажи!.."
   Дима вздохнул, постоял еще с минуту, беспомощно и опасливо оглядываясь, и
нерешительно двинулся по уходящей вдаль лыжне...
   Погода была тихая. Легкий мороз приятно холодил раскрасневшееся от ходьбы
лицо. Первый страх проходил. Дима почувствовал голод, но старался не  думать
об этом. В кармане брюк он нашел небольшой кусок шоколада, с  которым  вышел
на лыжное ученье, но Дима решил съесть его, когда еще больше проголодается.
   Пройдя с километр, мальчик заметил вдали, у горизонта,  какое-то  длинное
неровное возвышение.
   "Торосы! - радостно подумал он. - Наверное, там застряли лыжи..."
   Он прибавил шагу, не сводя глаз с торосов, которые вырисовывались впереди
все ясней.
   Дима спешил. Идти было тяжело, ноги увязали  в  глубоком,  рыхлом  снегу.
Стало жарко. Крупные капли пота ползли из-под шлема на лицо.  Дима  выключил
электрический ток в костюме.
   Торосы росли, уже видны были их  бесформенные  очертания,  провалы  между
ними. Следы лыж вели, не уклоняясь, прямо к ним.
   Вдруг Диме послышался какой-то ровный, глухой и  могучий  гул.  С  каждым
шагом мальчика гул нарастал,  ширился  и  креп.  Плутон  тоже,  по-видимому,
обратил на него  внимание.  Шевеля  тяжелыми  ушами,  он  прислушивался,  не
обнаруживая, однако, ни страха, ни злобы. Это успокоило Диму, и он продолжал
идти по следам.
   Гул постепенно терял свою монотонность, стали слышны  мощные  ритмические
вздохи и тяжелые удары.
   "Море! - подумал Дима. - Ну конечно, море!"
   Начали   попадаться   небольшие,   редко   разбросанные    глыбы    льда,
полузасыпанные снегом. Следы шли прямо, по свободному еще  пространству,  но
впереди, совсем уже недалеко, перед торосами, тянулась широкая полоса, густо
покрытая ледяными обломками.
   "Здесь где-то", -  подумал  Дима  и  нетерпеливо,  почти  бегом  бросился
вперед.
   Еще несколько шагов, и Дима радостно вскрикнул.
   Шагах в тридцати,  на  сравнительно  ровной  площадке,  среди  засыпанных
снегом ледяных осколков, лежали лыжи  -  по-видимому,  целые  и  невредимые.
Ударившись об один из осколков,  они  упали  набок:  правая  лыжа  висела  в
воздухе и шелестела бесцельно работающей гусеничной  цепью.  Левая  наружным
краем лежала на снегу и выступающими точками гусеничных пластин цеплялась за
него.  Обе  лыжи,  скрепленные  рамой,  безостановочно   егозили   во   всех
направлениях, выписывая на снегу и в воздухе смешные,  замысловатые  фигуры.
Казалось, что они танцевали.
   При виде  столь  странного  поведения  лыж  Плутон  удивленно  залаял.  В
несколько прыжков Дима настиг лыжи. Ухватившись за раму, он нажал и  перевел
кнопки управления. Необычайный танец лыж прекратился, и мальчик облегченно и
счастливо вздохнул. Он тотчас перевернул лыжи и для полного спокойствия даже
встал на них. И едва руки его легли на верхнюю перекладину  рамы,  а  пальцы
ощутили под собой кнопки управления, чувство силы и уверенности овладело им.
Теперь это его лыжи! Он искал и завоевал их сам,  собственными  силами,  без
чьей-либо помощи, преодолев усталость, победив неуверенность  и  страх.  Его
уже не пугало одиночество в этой пустыне, потому что  и  в  ней  можно  было
бороться и побеждать.
   - Догоняй, Плутоня! - весело крикнул Дима.
   Он пустил лыжи в ход и сделал несколько извилистых кругов между  ледяными
обломками, прислушиваясь к равномерному и однообразному гулу,  доносившемуся
из-за торосов.
   Вдруг этот гул прорезал какой-то странный хриплый  лай,  глухое  мычание,
звериный рев. Звуки шли оттуда же, из-за торосов - очевидно, с моря.
   Дима резко остановил лыжи и насторожился, приказав Плутону молчать.
   "Кто бы это мог быть?" - думал он, с тревогой озираясь вокруг  и  полож