атые  ставни,  кто-то  притушил  свет  масляных
ламп. Начавший было подниматься Джон-Том ощутил на своей  руке  ладонь
выдра.
   -  Торопишься,  шеф,  нас  никуда  не   просят.   -   Глаза   выдра
поблескивали. - Наоборот. Теперь предстоит развлечение. -  Он  показал
на кольцеобразную стойку.
   На нее из дыры в потолке медленно опускалось  нечто  вроде  дерева,
подвешенного вверх  корнями.  Ветви  зеленели  свежей  листвой  -  ее,
видимо, время от времени обновляли. Незримый, как  и  прежде,  оркестр
завел новую мелодию. Теперь, как отметил Джон-Том, главную роль играли
ударные, выбивающие неторопливый чувственный РИТМ.
   Изменился  и  тон  выкриков,  раздававшихся  в   зале.   Совершенно
хаотичный гул превратился  в  негромкий  ропот  нарушающийся  взрывами
комментариев, в основном похабного содержания.
   Мадж переставил кресло  и  теперь  сидел  возле  Джон-Тома.  Он  не
отводил глаз от искусственного дерева и все тыкал  своего  спутника  в
ребра.
   - Ты,  друг,  гляди  щас.  Во  всем  Линчбени  ничего  красивее  не
увидишь.
   Из темного отверстия в потолке выглянуло какое-то животное,  вызвав
своим появлением общий вопль восторга внизу.  Оно  исчезло,  кокетливо
высунулось вновь. Стройная  худощавая  фигурка  осторожно  и  медленно
спускалась  по  ветвям  эрзац-дерева.  Существо  это,  футов  трех   с
половиной ростом, наделено было хвостом длиной  полфута  и  с  ног  до
головы покрыто ослепительным снежно-белым мехом; только кончик  хвоста
чернел.
   Костюм его - если так можно назвать подобное одеяние -  состоял  из
многих слоев черной  прозрачной  вуали,  сквозь  которую  просвечивала
белая шубка. Мордочка была раскрашена красным, сложные завитки и узоры
сбегали с нее на плечи и  грудь,  исчезая  под  воздушными  складками.
Тюрбан из черной вуали был украшен драгоценностями. Наконец,  Джон-Том
с восхищением заметил длиннющие накладные ресницы.
   Это ослепительное  создание,  призрачное  млекопитающее,  настолько
завораживало взгляд, что Джон-Том не сразу признал,  что  за  животное
перед   ним.   Тонкий   и   сильный   торс   мог   принадлежать   лишь
представительнице куньих. Видение улыбнулось,  обнажив  острые  мелкие
зубки. Сомнений не оставалось: перед  ним  была  горностаиха  во  всей
своей зимней красе. Вот, значит, в какое время года он угодил сюда,  а
ведь и не подумал поинтересоваться. В  том,  что  перед  ним  самочка,
трудно было усомниться.
   И самцы всех  видов  сразу  застыли  в  ожидании,  глядя  вверх  на
экдисиастку-горностаиху(*3), уже  возящуюся  с  застежками  на  первой
вуали.  Она  расстегнула  одну,  следом  вторую.  Посетители  ответили
одобрительными воплями удивительной смесью воя, свиста, визга, писка и
лая. Змеиными движениями она начала выползать из покрывал.
   Джон-Тому и в голову не приходило, что  животное  может  показывать
стриптиз. В конце-то концов под последней одеждой окажется мех,  а  не
обнаженная человеческая плоть. Но, как оказалось, эротика мало связана
с наготой. Возбуждали сами движения - изгибы и повороты, - которых  не
смогла бы повторить ни одна женщина. Том обнаружил, что танец захватил
и его.
   Под одобрительные крики толпы вуаль следовала за  вуалью.  Холодное
безразличие, которое Джон-Том пытался изображать, давно уступило место
томлению. Он оказался столь же восприимчивым к красоте животного,  как
и все вокруг. Движения горностаихи выходили  за  пределы  возможностей
самой гибкой из женщин, она проводила свое представление с  изяществом
и благородством герцогини.
   Только холодный кусок гранита мог остаться равнодушным  к  фигурке,
вьющейся между ветвей и листьев, проглаживающей их телом и ладонями. В
комнате стоял тяжелый мускусный запах - должно быть, взволновались все
самцы сразу.
   Наконец соскользнула последняя вуаль, перышком  поплывшая  к  полу.
Музыка частила вместе с плясуньей. Покрытая белым мехом  задняя  часть
ее тела,  отрицая   всяческую   гравитацию,   вибрировала   маятником,
содрогаясь вместе с белым хвостом в такт музыке.
   Музыка впала в неистовство, когда,  держась  уже  за  самые  нижние
ветви, горностаиха выполнила  последнюю  серию  абсолютно  невозможных
движений, мгновенно пояснивших Джон-Тому, зачем  нужна  кольцеобразная
стойка. Это была  крепостная  стена,  за  которой  тяжело  вооруженные
повара  и  бармены  могли  отразить  истерический  натиск  распаленной
аудитории.
   Длинноухий  кролик,  надо  думать,  самец,  ухитрился   сграбастать
горстью черный  кончик  хвоста,  который  у  него  игриво,  но  твердо
вырвали. Пока горностаиха раскланивалась и посылала  поцелуи  публике,
коренастый и крепкий самец рыси затолкал кролика в толпу  посетителей.
Потом артистка скользнула по ветвям  наверх  и,  с  последним  плавным
изгибом, исчезла в потолке.
   Ставни и шторы торопливо подняли.  Опять  начались  разговоры,  все
вернулись к обыденным темам. Только официантки и официанты  молекулами
кислорода в узких кровеносных сосудах протискивались среди столиков.
   - Ну че, видал, кореш, а?  -  проговорил  Мадж  с  видом  человека,
только что выписавшего чек на огромную сумму. -  Уж  ежели  я  сказал,
значит... - Он умолк, странно поглядывая на Джон-Тома.
   - Что случилось? - спросил тот, почувствовав себя неуютно.
   - Зажарь меня на завтрак, - прозвучал удивленный голос, -  если  ты
не покраснел! Эх, вы, люди...
   -  Что   еще   за   ерунда,   -   сердито   пробормотал   Джон-Том,
отворачиваясь.
   - Э, не... - Перегнувшись через стол, выдр заглянул  прямо  в  лицо
Джон-Тому, все еще пытавшемуся спрятать глаза. - Ей-ей, не  вру...  Ты
красный, как зад бабуина. - Выдр кивком указал на потолок. - Не  видал
такого представления, а?
   - Видал я, видал.  -  Юноша  заставил  себя  повернуться  к  своему
опекуну, ощутив при этом,  что  его  повело.  В  голосе  чувствовалась
слабость. Сколько же он успел принять этого черного зелья? - Было... в
кино.
   - А это еще что?
   - Колдовское наваждение, - коротко определил Джон-Том.
   - Хорошо, вот ты смотрел... Это ж  такая,  смею  сказать,  красота,
изящество. - Выдр с восхищением поднял глаза к потолку. - И отчего  же
тогда красная рожа?
   - Просто дело в том... - Юноша  тщетно  пытался  объяснить  причину
смущения. - Я никогда не думал, что действия... -  Но  как  выговорить
это слово - "животного", - не обидев своего спутника?  В  отчаянии  он
попытался отыскать другое объяснение. - Я еще не видел такой...  такой
совершенной и извращенной грации.
   - А, теперь понимаю. Только слово "извращенная" здесь ни  при  чем.
Ты что, не можешь понять, какая это красота?
   - Именно это  я  и  хотел  сказать.  -  Джон-Том  с  благодарностью
ухватился за предоставленную ему возможность.
   - То-то,  -  негромко  пробурчал  Мадж  и  разулыбался.  -  Вот  бы
добраться до  этой  резвушки-дорогушки,  я  бы  устроил  ей  не  менее
прекрасное представление.
   В густом и теплом кабацком  духе,  после  обильной  еды  и  выпивки
Джон-Тома решительно развезло. Он уже боялся отрубиться. Мадж и так не
слишком высокого мнения о нем, и, что бы там ни приказывал  Клотагорб,
трудно рассчитывать, что выдр не бросит его, если  он  вновь  выставит
себя полным ослом.
   Поэтому Джон-Том отодвинул в сторону кружку,  поднялся  на  ноги  и
огляделся по сторонам.
   - Чего это ты ищешь, приятель?
   - Кого-нибудь из нашей породы. -  Юноша  шарил  глазами  по  толпе,
пытаясь разглядеть кожу, не покрытую мехом.
   - Че, людей, что ли? - Выдр передернул плечами. - Вот уж никогда не
мог понять этой вашей тяги  друг  к  другу,  но  тока  ты  сам  вправе
выбирать, чего тебе надо. Ну как, заметил?
   Взгляд Джон-Тома  остановился  на  двух  безволосых  физиономиях  в
кабинете в дальнем конце помещения.
   - Глянь туда - там двое. Кажется, люди.
   - Ну, как знаешь.
   Джон-Том смотрел на выдра.
   - Мадж, я  это  не  потому,  что  ты  надоел  мне.  Просто  хочется
переговорить с кем-нибудь, похожим на меня.
   Опасения его были напрасными:  Мадж  благодушествовал  и  не  думал
обижаться на подобные пустяки.
   - Делай что хошь, приятель. Можем пойти поболтать с ними, если тебе
очень надо. Тока ты не забудь, что мы еще не уладили  твои  делишки...
насчет работы.  -  Он  покачал  головой  с  явным  неудовольствием.  -
Менестрель?.. Сомневаюсь. Разве что новизной возьмешь. - Выдр  поскреб
шкуру под подбородком. - Вот что. Спой-ка нам еще раз, а потом  сходим
и посмотрим, удастся ли нам познакомиться с этими ребятами.
   - А мне казалось, что тебе и одного раза хватило.
   - Не советую тебе, парень, руководствоваться первым впечатлением. К
тому же ты затянул совсем унылую песню. Попробуй что-нибудь повеселее.
Бывает,  что  менестрель  одни  песни  поет  здорово,  а  другие  едва
чирикает.
   Джон-Том опустился на место и, сцепив пальцы, задумался.
   - Не знаю. А что бы ты хотел услышать? Классику, поп-музыку,  блюз,
джаз? - Он постарался, чтобы в голосе его послышался  энтузиазм.  -  Я
знаю кое-какие классические вещицы, но дома я хотел петь  один  только
рок - ну, это такие песни любят у меня на родине.
   - Я не знаю, приятель. А как насчет баллад? Их-то все любят.
   - Конечно. - Джон-Том и сам любил баллады. -  Я  их  знаю  довольно
много. О чем ты хочешь услышать?
   - Дай я подумаю минутку. - И действительно, через какую-нибудь пару
секунд глаза выдра масляно заблестели, а на губах появилась улыбка.
   -  Не  беспокойся,  -  поспешно  вставил   Джон-Том,   -   придумаю
что-нибудь.
   Он думал, но на ум ничего не приходило. Быть может,  мешали  шум  и
всеобщая вонь, быть может, его беспокоило пищеварение... Только  слова
и ноты комарами жужжали в мозгу,  не  давая  уцепиться  за  что-нибудь
одно. К тому же одна  только  мысль  о  том,  что  петь  придется  без
переброшенной через плечо старой верной  гитары,  прижатой  к  животу,
казалась неестественной. Если бы у него хоть что-нибудь  было...  Хотя
бы губная гармоника. Впрочем, тогда  он  не  смог  бы  петь  и  играть
одновременно.
   - Ну, давай же, - торопил Мадж. - Неужели и впрямь ничего не можешь
придумать?
   - Попробую. - И юноша  затянул  "Клубничную  ярмарку",  но  изящные
гармонии потонули в воплях, топоте и свисте, наполнявших зал.
   Менее всего он ожидал получить удар между  лопаток,  бросивший  его
лицом на столик.
   В смятении и гневе  Джон-Том  обернулся  и  обнаружил  перед  собой
свирепую бурую физиономию над туловищем ростом с Маджа, но раза в  два
более широким.


Глава 6

   Берет из змеиной шкурки и красная косынка на шее отнюдь  не  делали
разбойничью росомашью физиономию менее устрашающей.
   - Виноват, - пробормотал Джон-Том, не зная, что говорить.
   Сверху вниз его буравили злые глаза, могучие  челюсти  разошлись  в
оскале, обнажив острые зубы.
   - Ой, виноват, - гулко пророкотало животное. - Это ты перед матерью
своей виноват, раз ей приходилось слушать такой голос. Ты портишь обед
мне и моим друзьям.
   - Я просто практиковался. - Оскорбления разбудили в нем негодование
- самую кроху. Жаркое еще будоражило  кровь,  и  Джон-Том  не  заметил
кислого выражения на физиономии Маджа. - Без аккомпанемента  мне  петь
трудно.
   - Слышь-ка, все твои упражнения закончены. До сих пор уши болят.
   Мадж безуспешно пытался привлечь к себе внимание Джон-Тома, но  тот
уже поднялся из-за  стола,  воздвигнувшись  над  невысоким,  но  более
массивным зверем. Тут он почувствовал  себя  смелее,  вспомнив  старую
максиму: сильнее оказывается тот, кто выше. Или, как утверждал  старый
философ, тактически голубь сильнее человека.
   Однако росомах не выказал никакого беспокойства. Обозрев  Джон-Тома
во всю длину, он заметил:
   - Ничего себе: такая труба, а голоса  нет.  Хоть  бы  не  фальшивил
тогда, а? Итого - делим шею твою пополам, на обе стороны  стола.  -  И
могучие когтистые лапы потянулись к горлу Джон-Тома.
   Неловко увернувшись, молодой  человек  потянулся  за  посохом  и  с
размаху  двинул  концом  его  прямо  вперед.   Зверь,   порядком   уже
поднабравшийся, реагировал медленнее обычного и не  сумел  заслониться
обеими лапами, получив смачный удар по костяшкам. Росомах  взревел  от
боли.
   - Эй, потише, нечего лапы тянуть.
   - Так-так, приятель, это твое право, - подбодрил  юношу  Мадж,  уже
начавший ретираду в сторону от стола. - Я прослежу, чтобы  драка  была
честной.
   - Черта лысого ты проследишь!  -  Джон-Том  перехватил  дубину,  не
спуская глаз и с выдра, и с росомаха. - Вспомни,  что  тебе  Клотагорб
приказал!
   - На хрен он мне сдался!
   Однако Мадж заколебался, рука его потянулась к  рукояти  меча.  Он,
очевидно, выбирал, что предпочесть - драку против воинственной  тройки
во главе  с  росомахом,  окружавшей  их  стол,  или  гнев  чародея.  В
приятелях у росомаха оказались высокий хорек и приземистый броненосец,
у каждого из них на поясе  висели  мечи.  Впрочем,  одно  дело  носить
оружие, другое - уметь им пользоваться.
   Оба дружка сейчас подходили с обоих боков к росомаху, взиравшему на
Джон-Тома решительным и недружелюбным взглядом. Протрезвевший  росомах
уже вытаскивал отвратительного вида булаву.
   -  Внимательнее,  приятель,  -  обнажив  меч,  предостерег   своего
спутника решившийся на действия выдр.
   Росомах поглаживал одной лапой шипастое железное яблоко булавы,  не
выпуская рукояти из другой.
   - Ой, ошибся я насчет фальши в твоем голосе. - Он  многозначительно
поглядел на горло юноши. - Что волноваться, если можно просто скрутить
эту глотку? -  И  он  дернулся  вперед,  да  наткнулся  на  официанта,
заругавшегося было, но тут же забившегося в толпу при виде  булавы.  -
Значица, тут тесновато, а? Жду тебя снаружи, хокей?
   - Хокей, -  с  готовностью  отвечал  Джон-Том.  Он  шагнул,  словно
собирался выйти, и, подцепив правой рукой краешек стола, опрокинул его
на росомаха со товарищи. Остатки напитка,  объедки,  посуда,  наконец,
крышка стола обрушились  на  троих  дружков  и  нескольких  ничего  не
подозревавших  посетителей,  занимавших  соседние  столики.   Невинные
жертвы вознегодовали. Один из приятелей росомаха, отступив  в  сторону
от  взлетевшей  крышки  стола,  ткнул  мечом   в   физиономию   Маджа.
Уклонившись от выпада, выдр врезал воинственному хорьку прямо  в  пах.
Получив подлый удар, животное повалилось на колени.
   Среди  прочих  Джон-Том  разукрасил   объедками   и   пару   коати.
Воинственные  крики,  извергаемые  обеими  паукообразными  обезьянами,
вовсе  не  соответствовали  изяществу  их  тел  и  кротости   взгляда.
Вооружившись тонкими рапирами, они с жаром ввязались в схватку.
   Джон-Том отступил назад и налево - на единственное  место,  еще  не
занятое потенциальными противниками. Мадж немедленно  присоединился  к
нему. Они отступали,  пока  не  опрокинули  еще  один  стол  вместе  с
посетителями. Тут последовала цепная реакция, с удивительной быстротой
создавшая всеобщую свалку, захватившую едва ли не всех в ресторане.
   Спокойствие сохраняли  только  повара  и  бармены.  Им  за  круглой
стойкой ничто не грозило.  Прилавок  охранял  еду  и  питье  столь  же
надежно, как и личное достоинство белоснежной актрисы. Тяжелые дубинки
вступали в бой, лишь когда за барьер случайно проникал  кто-нибудь  из
развоевавшихся гостей. За передней линией обороны засели  официанты  и
официантки,  деловито  подсчитывающие  убытки  в  ходе  сражения   или
пропускавшие напитки, заказанные разбушевавшимися гостями.
   А  вокруг  этого  оплота  мира  кружила  драка,  раздавались  визг,
мяуканье, писк, вой и так далее, а также вопли боли и гнева.
   Джон-Том едва не схлопотал от птицы. Юноша вполне эффективно,  хотя
и недостаточно артистично отражал своей длинной  дубиной  удары  меча,
находившегося в лапах разъяренной  мыши-пищухи,  когда  услышал  голос
Маджа:
   - Джон-Том... Утка!
   Замахнувшийся селезень промазал, и вместо шеи Джон-Тома снаряд  его
закрутился на дубине юноши.  Джон-Том  дернул,  и,  чтобы  остаться  в
воздухе, птица выпустила оружие,  поливая  молодого  человека  потоком
брани.  Джон-Том  успел  заметить  на  селезне  короткую   юбочку   из
оранжево-зеленой  ткани.  Интересно,  промелькнуло   в   его   голове,
соответствуют ли здесь цвета одежды виду животного, или, как у него на
родине, определяют принадлежность к родственному клану?
   Но на социологические размышления времени не  было.  Получивший  от
Маджа удар ниже пояса хорек успел оправиться  и  как  раз  намеревался
проткнуть мечом туловище Джон-Тома. Тот  инстинктивно  провел  дубиной
наискосок. Конец ее прошел над головою хорька,  однако  свалившееся  с
дубины боло зацепилось за его шею. Бросив  меч,  представитель  отряда
куньих отшатнулся, стаскивая удавку. Освободившись  таким  образом  от
всех  нападавших,  Джон-Том  попытался   отыскать   в   толпе   своего
компаньона. Мадж оказался рядом. Он опрокидывал мебель перед теми, кто
мог  напасть  на  него,  вовсю  бросался  столовой  утварью,  но,   по
возможности, избегал рукопашной.
   Неожиданные   способности,   проявленные   Джон-Томом   в   области
самозащиты, юношу не обрадовали и не заставили возгордиться. Только бы
выбраться из этого сумасшедшего дома, вернуться к покою и тишине своей
мирной квартирки. Но далекая гавань эта исчезала  в  области  туманных
воспоминаний, померкнувших перед разразившейся бурей, уже  проливающей
вокруг настоящую кровь.
   "Надо еще бога благодарить,  -  промелькнуло  в  голове  Джон-Тома,
отражавшего тем временем натиск нового оппонента, - что Клотагорб меня
вылечил. Даже хорошо перевязанная рана уже давно разошлась бы... А тут
ничего - даже колотья в боку нет. Воистину, исцелил чародей".
   Впрочем,  хорошее  самочувствие  не  смогло  бы  спасти  Джон-Тома,
случись ему заработать новую рану от очередного меча или пики.  Вокруг
каждый был против каждого. Потенциальных друзей не было.
   Напрасно  юноша  искал  взглядом  выход.  От  двери  его  отделяла,
наверное, целая миля разбушевавшихся стали и меха. Торопливый обзор не
позволил ему  заметить  другой  выход...  Оставался  только  кольцевой
бастион в центре, а защитники его беженцев не приветствовали.  Правда,
были еще окна, однако запыхавшийся  Мадж  просто  отмахнулся  от  этой
идеи.
   - Ты че, друг, свихнулся, а? Оно ж с полдюйма будет,  а  у  рамы  и
того толще. Пусть меня лучше проткнут, чем я изрежусь этими осколками.
Здесь есть еще выход. Пробивайся в ту сторону.
   -  Дверей  не  видно,  -  отвечал  Джон-Том,  поглядев  в   сторону
кабинетов.
   - Конечно. Там же служебный вход. Во, теперь и мне  придется  сойти
за мусорщика.
   К счастью, они быстро разглядели невысокую дверь за кучей корзин  и
грудами мусора.
   Густая  толпа  мешала  продвигаться  вперед,   однако   перспектива
высвобождения из этого ада  заставляла  их  пробиваться.  Лишь  голова
Джон-Тома,  на  командной  высоте   господствовавшая   над   побоищем,
позволила им достичь цели. Прочим забиякам он,  должно  быть,  казался
сошедшим с места маяком.
   Переливчатый плащ из  змеиной  кожи  был  уже  порван  и  забрызган
кровью. "Лучше плащ, чем моя собственная  шкура",  -  решил  Джон-Том.
Зрелище не из приятных: игра без правил и каждый сам за себя.
   Он миновал распростертую на полу белку; хвост  ее  побурел,  шерсть
слиплась от крови. Левой ноги ниже  колена  как  не  бывало.  Пол  был
теперь  в  такой  мере  залит  кровью,  выпивкой  и   объедками,   что
предательская  поверхность   его,   пожалуй,   грозила   не   меньшими
опасностями, чем битва  вокруг.  Койот  в  плаще  прямо  на  глазах  у
Джон-Тома обчистил карманы  валявшегося  без  сознания  лиса,  обильно
истекавшего кровью. Пока юноша  наблюдал  за  этим  процессом,  кто-то
схватил его за рукав. Он обернулся, готовый ударить рукой  или  ткнуть
посохом в ноги, как учил его оружейник. Пока Джон-Тому еще не пришлось
воспользоваться спрятанным острием, и он надеялся, что сумеет обойтись
без этого.
   Личность, тянувшая его за рукав, бы