и во тьме, и плясали, и кружили вокруг огненного поля
и всадников.
   Здесь, где законы мира не имели  смысла,  где  отсутствовали  любые
связи, эти огоньки  обрели  наконец  реальность.  Гничии,  с  триумфом
подумал Джон-Том. Только здесь я их вижу. Вижу наконец.
   Одни из них были людьми, другие животными, третьих невозможно  было
узнать.  Отзвуки  мыслей,  воспоминания,  души;   следы,   оставленные
разумом...
   Они переливались радугой, полной жизни, таинственной и знакомой.
   Он даже узнал кое-какие лица и очертания. Узнал Эйнштейна, потом  -
своего деда. Увидел, как шевелятся губы любимых певцов, скончавшихся и
давно, и недавно. Они словно давали вечный концерт.  Все  лица  вокруг
были  молоды,  не  было  на   них   следов   страдания   или   смерти.
Действительно, в глазах великого физика светилась детская радость.  Он
играл на скрипке. И Хендрикс(*32) тоже был там, и они составляли  дуэт
и улыбались Джон-Тому.
   И тут он увидел лицо, которое знал очень хорошо, лицо, полное  огня
и света. Собрав все свои силы, он попытался впитать в себя эти  черты,
запомнить навеки. Четкое теплое личико словно  притягивалось  к  нему.
Когда оно приблизилось, все существо его воспламенилось любовью... Они
соприкоснулись  губами,  внутри  юноши  вспыхнуло   пламя,   едва   не
выбросившее его из седла. Это была Талея. Он знал это  и  волей  своей
защищал ее.
   - Возвращаемся назад! Поскорее! - крикнул он огненному скакуну.
   - ТЫ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ СЛОВА, ЧЕЛОВЕЧЕК, ИЛИ ЖЕ ОСТАНЕШЬСЯ  СО  МНОЙ  ДО
КОНЦА МОЕГО СТРАНСТВИЯ.
   Что же петь, думал  Джон-Том.  Какая  мелодия  могла  сравниться  с
просторами космоса и звездами? Все знакомые ему прежде песни присыхали
к языку.
   Тут Талея-гничий шевельнулась у сердца его, и он поглядел вперед  -
в холодную синеву. Время возвращаться туда, где ему следует быть, и он
вдруг понял, где именно и как попасть в это место.
   Рот его открылся, пальцы ласково легли  на  дуару.  Голос  юноши  и
голос инструмента  слились  в  один,  никогда  еще  не  слышанный  им,
истинный голос Джон-Тома.
   Звезды закрутились быстрее, Вселенная в один  миг  исчезла.  Голова
его пульсировала, горло  жгла  странная  песня  без  слов,  истекавшая
подобно реке, что была в миллион раз сильнее земных рек.
   Навстречу уже торопились синее небо и белоснежные вершины гор.  Вот
и граница - смутный предел бытия. Он чувствовал в себе больше сил, чем
когда-либо в жизни.
   - Вот это скачка, ни хрена себе! - донесся  из-за  спины  радостный
голос Маджа.
   - Мадж, родной мой! - вскрикнул Джон-Том, обрадовавшись приятелю.
   - Свихнулся, че ль?.. А где мы были?
   Всюду, думал Джон-Том, но как объяснить это выдру.
   - ПУТЬ МОЙ ИЗМЕНИЛСЯ НАВЕКИ, -  ревел  М'немакса.  -  МНЕ  ПРИШЛОСЬ
ИЗМЕНИТЬ ЕГО, ЧТОБЫ УСТРАНИТЬ ЗЛО В ЭТОМ МИРЕ. ТЕПЕРЬ МОЙ  ПУТЬ  ПОЧТИ
ЗАВЕРШЕН. ОТПРАВЛЯЙСЯ СО МНОЙ, МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. ТВОЙ МИР ОБРЕЧЕН.  Я
ПОКАЖУ ТЕБЕ ТАКОЕ, ЧЕГО НИКОГДА НЕ УВИДИТ СМЕРТНЫЙ.
   - О чем это он, шеф?
   - О магии Эйякрата, Мадж. Клотагорб понял, что насекомые не  смогут
справиться с ней. Она грозила такими опустошениями, что даже М'немакса
вынужден был изменить курс. Такое уже случалось в моем мире. Гляди.
   Внизу над дальней частью Трумова Прохода вставал облачный гриб - он
был невелик, но все же гуще тумана Зеленых Всхолмий.
   Прямо под ними сдавались  в  плен  остатки  армии  броненосных.  Им
повезло: они оказались посреди ущелья и, бросая оружие, опускались  на
все шесть ног, умоляя о пощаде.
   Медленно распадавшийся гриб отмечал место, где неудача подкараулила
Эйякрата. Исчезла скала, на которой стоял чародей. На месте ее остался
кратер. Бомба, которую наворожил Эйякрат, относилась к числу более или
менее чистых. А кратер послужит  предостережением  будущим  поколениям
броненосных, он перекроет Проход надежнее Врат.
   Пламенные крылья  замерли.  Маджа  осторожно  перенесли  на  стену.
Джон-Том поблагодарил огненное создание, но не согласился  унестись  с
ним.
   - ТРИ МИЛЛИОНА ЛЕТ! - прогрохотал М'немакса, и ржание его сотрясало
стены каньона, сбрасывая с них скалы. - ВСЕГО  ТРИ  МИЛЛИОНА.  СПАСИБО
ТЕБЕ, МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК. ТЫ  ИСТИННЫЙ  ЧАРОДЕЙ,  НАДЕЛЕННЫЙ  НЕВЕДОМОЙ
МУДРОСТЬЮ. ПРОЩАЙ!
   Огромный огненный силуэт поднялся в воздух, с оглушительным треском
лопнула  ткань  пространства-времени.  Дыра  затянулась  мгновенно,  и
М'немакса  исчез,  чтобы  возобновить  странствие,  теперь   недолгое;
вернулся в свое неведомо где и повсюду.
   Вокруг них хлопотали фигуры, мохнатые  и  лишенные  шерсти...  Каз,
Флор,  Хапли,  придерживающий  свою   пронзенную   мечом   лапу.   Пог
взволнованно  метался  над  головами,  а  теплоземельцы  засыпали   их
поздравлениями и вопросами.
   Битва закончилась, а с ней и война. Тех  броненосных,  кто  избежал
смерти в термоядерном взрыве умеренной силы, загоняли за сделанные  на
скорую руку загородки.
   Джон-Том смущался и нервничал,  но  Мадж  сиял,  словно  М'немакса,
наслаждаясь общим восхищением.
   Когда возбуждение улеглось и воины оставили стены,  присоединившись
к своим соратникам внизу, Клотагорб сумел пробиться к Джон-Тому.
   - Ты превосходно справился с делом, мой мальчик! Я горжусь тобой. -
Чародей улыбнулся. - Из тебя выйдет настоящий волшебник. Нужна  только
точность и определенность в формулировках.
   - О, я учусь, - признал Джон-Том без улыбки,  -  например,  что  не
следует забывать о том, что может скрываться за словами.
   Он мрачно посмотрел на волшебника - тот не отвел взгляда.
   - Я поступил так, как следовало поступить,  мой  мальчик.  Я  бы  и
снова поступил точно так же.
   - Я знаю и не могу осуждать вас за это, но  и  симпатизировать  вам
тоже не в силах.
   - Ну, как хочешь, Джон-Том, - ответил чародей. Он поглядел за спину
молодого человека, и глаза его  округлились.  -  Кажется,  ты  слишком
торопишься осуждать меня.
   Джон-Том  обернулся.  К  нему  приближалась   хрупкая   рыжеволосая
фигурка. Он мог только смотреть.
   - Привет, - легко улыбаясь, проговорила Талея, - сколько же дней  я
провалялась без сознания?
   - Мертва ты была, - ляпнул бестактный Мадж.
   - Да ну тебя. Мне приснился такой странный сон. - Она поглядела  на
ущелье. - Значит, пропустила всю драку?
   - Я видел тебя... там, - пролепетал  ошеломленный  Джон-Том.  -  То
есть не всю - только часть. Она пришла ко мне, и я понял, что это ты.
   - Ничего не знаю, не помню, - строго сказала  Талея.  -  Получилось
так: я очнулась в  шатре  посреди  кучи  трупов.  Чуть  со  страху  не
обделалась. - Она  хихикнула.  -  Но  с  прислугой  случилось  кое-что
похуже. По-моему, они  еще  бегут.  Потом  я  спросила,  где  ты,  мне
показали. А это правда, что говорят о тебе и М'немаксе?..
   - Все правда, все честно, - отвечал Джон-Том. -  То,  что  вошло  в
меня, я отослал назад в твое тело, но это неважно. Главное для меня  -
это ты.
   - Джон-Том, ты вдруг стал говорить так непонятно!
   Он положил руки ей на плечи.
   - Кажется, нам наконец следует побыть вдвоем.
   Он  застенчиво  улыбнулся,  не  в  силах  объяснить  девушке,   что
произошло ТАМ. Она недоуменно поглядела на него.
   - А ты не забыла своих слов... там, в Куглухе? - спросил он.
   Талея нахмурилась.
   - Не знаю, о чем ты, только это не новость. Ты всегда слишком много
говоришь, но в одном все-таки ошибаешься.
   - В чем же?
   - Я не забыла своих слов.
   И она ответила Джон-Тому самым долгим  и  сладким  поцелуем  в  его
жизни.
   Наконец она разжала объятия. Или же он сам... Неважно.
   Неподалеку на парапете рядышком сидели Флор и Каз. Джон-Том покачал
головой, удивляясь собственной слепоте. Хапли исчез. Вне сомнения,  он
отправился разведывать  путь  к  ближайшей  реке.  Фаламеезар,  речной
дракон, вполне мог помочь в этом лодочнику. Конечно, если  сейчас  его
грызуны не нуждались в наставлениях относительно прав  и  обязанностей
угнетенных пролетариев.  Клотагорб  отправился  обсуждать  чародейские
дела с одним из волшебников-теплоземельцев.
   - И что теперь будет, Джон-Том? - Талея встревоженно  поглядела  на
него. - Раз ты теперь сделался настоящим чаропевцем, значит,  захочешь
возвратиться в свой мир?
   - Не знаю. - Юноша поглядел на камни под ногами. - Едва ли  я  могу
считать себя истинным чародеем. - Он  со  скорбью  опустил  ладонь  на
дуару. - Я всегда получаю лишь то, что нужно, а не что прошу. Конечно,
это неплохо, но  не  слишком  обнадеживает.  И  знаешь  что  -  судьба
адвоката или рок-звезды больше не привлекает меня. Я  бы  сказал,  что
вижу теперь гораздо дальше.
   До бесконечности, добавил он про себя.
   Талея кивнула.
   - Ты повзрослел, Джон-Том.
   Он пожал плечами.
   - Если бы пережитое старило нас, я сейчас был бы вроде Мафусаила.
   - Ну, я позабочусь, чтобы ты у меня не постарел... - Талея  провела
рукой по его  волосам.  -  Значит,  ты  хочешь  сказать,  что  намерен
остаться? - И ровным тоном она  добавила:  -  Может  быть,  ты  хочешь
остаться со мной?.. Если, конечно, способен меня выносить.
   - Талея, я никогда не знал женщины, подобной тебе.
   - Дурень, это потому, что подобных мне нет.
   Она  подвинулась  поближе,   чтобы   снова   поцеловать   его.   Он
отстранился, охваченный воспоминанием.
   - Что такое? Или я не хороша для тебя?
   - Дело не в этом. Просто я  вспомнил  кое  о  чем.  Я  обещал  себе
сделать это при первой же возможности.
   Пога они обнаружили на стойке для копий  посреди  уцелевшей  стены.
Теплоземельцы начали уже расходиться. Те, кто  не  оставался  охранять
броненосных, собирались в роты и батальоны перед долгим возвращением в
родные места. Некоторые уже выступили в путь,  усталость  и  скорбь  о
погибших мешали им  распевать  победные  песни.  Они  направлялись  на
запад, к  Поластринду,  или  брали  южнее  -  туда,  где  Вертихвостка
высвобождалась из отрогов Зубов.
   Солнце опускалось за Мечтравной степью, ядовитый гриб давно  унесло
ветром. Сверкая яркими пестрыми крыльями, эскадрильи летунов  клиньями
уходили в сторону родных гнездовий. Далекая цепочка окутанных  шелками
фигур направлялась на север  -  шли  прядильщики.  Темное  облако  уже
исчезало над дальней вершиной, взяв курс на сказочную Железную Тучу.
   - Привет, Пог.
   - Привет, чаропевец, - ответил мыш без особой радости, но Джон-Тому
уже не нужно было выяснять  причины  плохого  настроения  фамулуса.  -
Наделал ды делов. Я горжусь, чдо у меня дакой друг.
   Джон-Том опустился на низенькую скамеечку возле стойки.
   - Почему ты не празднуешь вместе со всеми?
   - Я ж у него прислуга. Ды эдо знаешь. Дожидаюсь новых распоряжений.
   - Ты был ему хорошим учеником, Пог.  Я  могу  лишь  надеяться,  что
справлюсь с учебой не хуже, чем ты.
   - Эдо ты о чем? - Перевернутая физиономия с  удивлением  уставилась
на него.
   - Я надеюсь, что Клотагорб согласится взять меня в ученики. - Дуара
лежала на коленях молодого человека, он  задумчиво  гладил  струны.  -
Похоже, что в этих краях я способен  только  на  чародейство.  Значит,
прежде чем оно ухайдакает меня насмерть, следует все-таки  постараться
навести в нем какой-то порядок. Это пока мне везло.
   - А Мастер-до, старая рожа, говорит, чдо дакой штуки, как удача, не
существует.
   - Я знаю, знаю. - Джон-Том подбирал  мелодию.  -  Но  мне  придется
чертовски потрудиться,  чтобы  понять  половину  премудрости,  которой
владеет старая черепаха.
   И он завел песню, которую припомнил несколько дней назад  в  шатре,
когда некий фамулус постарался утешить его и примирить с жизнью.
   - Я не забыл то, что ты сказал мне, когда я  вышел  из  оцепенения,
куда отправил меня Клотагорб. Видишь ли, Пог, Клотагорб заботился  обо
мне потому, что знал - я могу оказаться полезным. Каз,  Флор  и  Хапли
тепло относились, потому что все мы зависели друг от друга. Но  сам  я
как личность интересовал только Талею и тебя.  У  нас  с  тобой  много
общего. Дьявольски много. Но прежде я просто не смог  заметить  этого.
Ты не ошибался насчет любви. Я думал, что  мне  нужна  Флор.  -  Талея
молчала. - Но на самом деле необходимо, чтобы кто-то нуждался во  мне.
Это, и ничего больше. Того же хочешь и ты.
   И он запел, громко и четко.  Вокруг  мыша  затрепетал  воздух.  Уже
вечерело, начинало темнеть. На равнине вспыхивали костры,  впервые  за
тысячи лет броненосные и теплоземельцы имели возможность поговорить.
   - Эй, чего эдо ды?
   Мыш вспорхнул с насеста и забил крыльями.
   - Это, Пог, соколиная песня. У меня свое  волшебство,  так  говорит
Клотагорб. Вот я и трансформирую тебя.
   Очертания фигуры Пога плыли,  изменялись  в  неярком  свете.  Талея
схватила Джон-Тома за руку.
   - Он меняется, ведь так?
   -  Он  хочет  этого,  -  негромко   сказал   юноша,   наблюдая   на
трансформацией. - Он объяснил мне то, чего я не понимал. Я  плачу  ему
той же монетой. Моя песня превратит Пога  в  самого  большого,  самого
смелого сокола, какой когда-либо рассекал облака.
   Но форма была не та. Опять что-то не складывалось. Она  менялась  и
светилась, и Джон-Том не верил своим глазам.
   - Боже. Надо было подождать и посоветоваться с Клотагорбом. Извини,
Пог! - обратился он к неясному незнакомому силуэту.
   - Подожди-ка, - мягко остановила его  Талея.  Крепко  взяв  его  за
руку, она прижалась к нему. - Правильно, он превращается не в  сокола.
Посмотри же - это невероятно!
   Метаморфоза была полной и бесповоротной.
   - Ничего, ничего,  ничего!  -  отвечало  существо,  некогда  бывшее
Погом, летучей мышью. Голос был  полон  света  и  серебра.  -  Ничего,
Талея. Джон-Том, не подведи Клотагорба. Ты сумеешь справиться.
   По небу с  востока  на  запад  скользили  боевые  орлы,  окруженные
стайкой соколов. Быть может, там была и Улейми.
   - Ты все же подарил мне счастье, - заверил чаропевца бывший Пог.
   Джон-Том понял, что забыл дышать - так потрясло  его  преображение.
Талея негромко окликнула юношу и обхватила любящими руками.
   Над ними тот,  кто  прежде  был  Погом,  острым  взором  пристально
разглядывал крылатые силуэты, направляющиеся к далеким Теплым  землям.
Он увидел знакомую фигуру соколицы, вынырнувшей вместе со  стаей  себе
подобных из облака... Он увидел ее глазами куда более острыми,  чем  у
летучей мыши, совы или сокола.
   И, предоставив людей их собственной судьбе, золотой феникс взмахнул
тяжелыми крыльями, направляясь к этому облаку,  и  солнце  самоцветами
заиграло на его перьях.


   (*1) Кто знает (исп.).

   (*2) Добрый день. В чем дело (исп.).

   (*3) Дерьмо (исп.).

   (*4) Кочан растрепанный (исп.).

   (*5) Да (исп.).

   (*6) Правильно, друг (исп.).

   (*7) Мужчина (исп.).

   (*8) Понял (исп.).

   (*9) Спокойной ночи (исп.).

   (*10) А тебя (исп.).

   (*11) Господин лягушка (исп.).

   (*12) Порода гончих (прим. перев.).

   (*13) Великолепно, фантастика (исп.).

   (*14) Спиралевидные натеки (прим. перев.).

   (*15) Доброе утро, сеньор... Как поживаете? (исп.)

   (*16) Система получения цвета из  сочетания  трех  основных  цветов
(прим. пер.)

   (*17) Паукообразное (греч.).

   (*18) Пауки (исп.).

   (*19) Речь идет  о  самке  каракурта,  иначе  черной  вдове,  пауке
смертельно ядовитом для человека (прим. перев.).

   (*20) Боже мой, это... (исп.).

   (*21) Похожими на грудь (прим. перев.).

   (*22) Почковидными (прим. перев.).

   (*23) Излияние горных пород на поверхность (прим. перев.).

   (*24) Вид лемура (прим. перев.).

   (*25) Верно? (исп.).

   (*26) Шлюха (исп.).

   (*27) Смерть есть смерть (исп.).

   (*28) Гладиаторы в Древнем Риме, сражавшиеся с  трезубцем  и  сетью
(прим. перев.).

   (*29) Ублюдки (исп.).

   (*30) Религиозное послание к общине верующих (прим. перев.).

   (*31) Насекомые (исп.).

   (*32) Джими Хендрикс (1942- 1970) - музыкант,  композитор,  "король
гитары", чье имя неоднократно упоминается в цикле романов Фостера.



   Алан Дин Фостер.
   День диссонанса


 OCR, spellechecking by Wesha the Leopard


                     (The Day of The Dissonance)


                                 Моему  кузену   Адаму   Кэрроллу,   с
                              большим почтением.
                                 Может  быть,  он  выкроит  вечерок  и
                              прочтет это  в  перерыве  между  "Бизнес
                              Уик" и "Форбс".


Глава 1

   - Я умираю... - прохрипел волшебник Клотагорб,  глядя  влево.  -  Я
умираю, а ты стоишь и таращишься, ни дать ни взять  юный  девственник,
чья возлюбленная вдруг оказалась  знаменитой  куртизанкой.  Навряд  ли
доведется мне отметить трехсотлетний юбилей,  ежели  вся  твоя  помощь
сведется к жалкому бренчанию.
   - Если б я помогал по  вашей  методе,  вы  бы  давно  загнулись.  -
Джон-Том порядком осерчал на своего наставника. -  Хоть  бы  послушали
самого себя: два месяца сплошного нытья и брюзжания! Да знаете ли, кто
вы, черепаха с замашками волшебника? Ипохондрик несчастный, вот кто!
   Клотагорбова физиономия почти не  обладала  способностью  мрачнеть,
зато глаза умели смотреть очень даже жестко.
   - Это еще что такое? - ледяным тоном спросил он высокого  юношу.  -
Маленько смахивает на ругательство. Не дерзи мне, мальчишка,  дерзость
- палка о двух концах. А ну-ка отвечай, где ты подцепил это  словечко?
В родном мире? Может, оно волшебное?
   - Скорее  врачебное.  И  никакое  это  не  ругательство,  а  просто
диагностический термин. Так называют того,  кто  постоянно  мнит  себя
больным, хотя на самом деле здоров как бык.
   - Ах так! Значит, я возомнил, будто у меня голова раскалывается? Ты
на это намекаешь?
   Джон-Том подавил искушение ответить  утвердительно  и  опустил  все
свои шесть с лишком футов на пол возле груды подушек, служивших  ложем
престарелой черепахе. Не в первый раз он подивился великому  множеству
просторных залов, а также альковов, каморок  и  тоннелей,  таящихся  в
древнем дубе. Пожалуй, такому стволу позавидовал бы любой термитник.
   Однако Джон-Том не мог не признать: колдун, при всем мелодраматизме
его жалоб и стенаний, основательно сдал. С его брюшного панциря  сошел
здоровый глянец, а глазки под старушечьими очками слезились  от  боли.
Зря, наверное, он так резок с бедолагой. Раз уж Клотагорбу не помогают
мудреные  заклинания  и  волшебные  снадобья,  значит,  он  и   впрямь
прихворнул не на шутку.
   - Кто я, о том мне ведомо, - продолжал Клотагорб, - а  вот  кто  ты
такой? Непревзойденный чаропевец, коли тебя послушать.
   - Я еще учусь, - огрызнулся Джон-Том и пощупал дуару,  висевшую  на
плече. Этот удивительный инструмент помогал ему наводить чары. Кому-то
показалась бы сном судьба юного рок-гитариста и  студента-законника...
за исключением того правдоподобного обстоятельства, что  Джон-Тому  не
очень-то давалось новое ремесло.
   С той минуты, когда у Клотагорба начался приступ, Джон-Том исполнил
две дюжины песен, где прямо или косвенно упоминались крепкое  здоровье
и отменное самочувствие. Но ничто не подействовало, кроме вдохновенных
подражаний группе  "Бич  Бойз".  Эта  композиция  вызвала  неудержимое
хихиканье Клотагорба, левитацию  мазей  и  порошков  и  растрескивание
склянок.
   Смирясь с позорным поражением, Джон-Том оставил дуару в покое.
   - Вообще-то я не хочу сказать, что  вы  симулянт,  -  пошел  он  на
попятную, - просто я расстроен не меньше вашего.
   Клотагорб  кивнул.  О  его  мучениях  свидетельствовала  не  только
вялость движений, но и натужное прерывистое дыхание.
   -  Знаю,  мой  мальчик,  знаю.  Ты  прав:  тебе  еще  многому  надо
научиться, во многом достичь совершенства.
   - Я точно слон в посудной лавке.  Всякий  раз  или  выбираю  не  ту
песню, или получаю не тот результат. Как же нам быть?
   Клотагорб поднял глаза.
   - Дружок, у меня осталась одна  надежда.  Против  моей  хвори  есть
лекарство. Не песнь и не заклинание, а настоящее лекарство.
   Джон-Том приподнялся над краешком ложа.