поднялись обе передние лапы, с которых струилась  вода,
по шкуре в разные укромные уголки разбегались крошечные раки.
   Лапы протянулись к Джон-Тому. Он ощутил, что поднимается в  воздух.
Где-то за спиной отчаянно заголосила Флор, Мадж читал отходную.
   Громадный раздвоенный язык, такой же ярко-красный,  как  и  глаз  с
вертикальной  щелью,  скользнул  изо  рта  и  влажно   коснулся   щеки
Джон-Тома.
   - Здравствуй, товарищ! - объявил дракон, и  огромная  лапа  бережно
опустила юношу на землю. Дракон в экстазе колотился в воде.
   - Я знал это! Я знал! Не могут же все  до  единого  создания  этого
мира не знать истинного пути. - Блаженствуя, он извергал  пламя  -  из
чистой радости, - впрочем, старательно  направляя  его  в  сторону  от
ошеломленной компании.
   Подбежал выдр и встал рядышком с высоким Джон-Томом.
   - Еще раз, значица, твои неожиданные магические фокусы?
   - Нет, Мадж. - Молодой человек старательно стер драконью  слюну  со
щек и шеи. Она до сих пор оставалась горячей. - Точная догадка. Он  же
намекнул, только до меня не сразу дошло. Но  чего  я  до  сих  пор  не
понимаю - как это честный дракон мог сделаться убежденным марксистом?
   - Что еще за маршист? Опять твоя потусторонняя магия?
   - Некоторые так и думают... Остальные  считают  простым  суеверием.
Только, ради бога, не говори ему ничего подобного, иначе  мы  прямиком
попадем в суп.
   - Прости мое любопытство, - обратился Джон-Том к дракону, -  а  как
тебе удалось найти, - он помедлил, - истинный путь?
   -  Иногда  драконам  случается  натолкнуться  на   межразмерностные
деформации,  -  сообщил  ему   подуспокоившийся   Фаламеезар,   -   мы
чувствительны к подобного рода проявлениям. И в одном из них я  провел
много дней. Тогда мне все и открылось. Я пытался просветить других.  -
Он повел могучими черными плечами. - Но что можно сделать в одиночку в
мире, кишащем прожорливыми и хищными капиталистами...
   - Действительно, что... - согласился Джон-Том.
   - Даже когда ты дракон.  О,  время  от  времени  я  пытаюсь  что-то
исправить, но бедные угнетенные лодочники  не  в  состоянии  осмыслить
теорию  прибавочной  стоимости...  А  как  тогда  увлечь  их   истинно
социалистической диалектикой?
   - Понимаю, - сочувственно отозвался Джон-Том.
   - В самом деле?
   - Да. Видишь ли, сейчас мы, семеро товарищей, путешествуем по  этой
стране, наводненной, по твоим словам, различного  рода  капиталистами.
Дело  в  том,  что  ей  грозит  нашествие  целой   тоталитарной   орды
капиталистов, стремящихся полностью поработить... э,  здешний  рабочий
класс. Местные недотепы-боссы даже не представляют, что такая  степень
эксплуатации может существовать.
   - Ужасное дело! - Взор дракона обратился к прочим. -  Приношу  свои
извинения. Не мог даже  предположить,  что  имею  дело  с  борцами  за
счастье пролетариата.
   - Прямо в точку, - проговорил Мадж. - Стыдись, приятель.
   Он вновь осторожно приближался к краю воды. Клотагорб казался сразу
и заинтересованным,  и  озадаченным,  но   не   стал   вмешиваться   в
переговоры, предоставив эту привилегию Джон-Тому.
   - Итак, товарищи. - Сложив передние лапы, жуткая тварь  уселась  на
мелководье. - Чем я могу помочь?
   - Ну, как ты мог бы сказать - от каждого по  способностям,  каждому
по потребности.
   - Именно так. -  В  голосе  дракона  слышалось  истинное  почитание
святых слов.
   - Нам необходимо предупредить  народ  о  грядущем  вторжении  новых
господ.  Для  этого  сперва  следует   известить   обитателей   самого
могущественного правительственного центра. Если  бы  мы  только  могли
подняться вверх по течению!
   - Ни слова более! - Дракон величественно поднялся на  задние  лапы.
Набежавшая волна едва не смыла их рюкзаки. Дракон обернулся  спиной  к
мыску,  спустив  на  него  толстый  черно-пурпурный  хвост,   усеянный
костяными шишками и пластинами.
   - Почту за честь отвезти вас куда угодно  и  гораздо  быстрее,  чем
любая из этих жирных  свиней  -  монополистов-судовладельцев,  но  при
одном условии. - Хвост пополз в сторону воды.
   Джон-Том уже  собирался  полезть  вверх,  и  поэтому  ему  пришлось
помедлить.
   - Каком же?
   -  Во  время  нашего  странствия  мы  должны  предаться  пристойным
философским  рассуждениям  об  истинной  природе  таких   вещей,   как
стоимость  труда,  правильное  использование  капитала  и   отчуждение
работника от продукта его труда. Это нужно  мне  самому.  Хотелось  бы
попрактиковаться, чтобы уметь все  правильно  объяснить  другим.  Увы,
драконы понятия не имеют о классовой борьбе. -  В  голосе  послышались
извинительные нотки. - По своей природе все мы...
   - Понимаю, - отвечал Джон-Том. - Охотно предоставлю все аргументы и
информацию, которой располагаю.
   Хвост лег обратно на  песок.  Джон-Том  полез  вверх  по  природной
лестнице и оглянулся на компаньонов.
   - Чего вы ждете? Все в порядке. Фаламеезар  -  друг  нам,  рабочий,
товарищ.
   Дракон просиял.
   Когда все залезли, уселись  и  пристроили  багаж,  дракон  медленно
направился к воде. Через несколько минут они оказались уже на середине
реки. Обратившись к истоку, Фаламеезар ровно поплыл, без всяких усилий
преодолевая сильное течение.
   - Объясни мне кое-что, - начал он в порядке непринужденной  беседы.
- Есть одна вещь, которой я не понимаю.
   - Есть вещи, которых не понимает никто из нас, - отвечал  Джон-Том.
- В настоящее время я сам не понимаю себя.
   - Ты склонен к самоуглублению и к тому же социально сознателен. Это
великолепно. - Дракон прочистил горло,  и  путешественников  заволокло
дымом.
   - В соответствии с Марксовым учением капитализм  давно  уже  должен
был отойти в прошлое,  сменившись  бесклассовым  и  безгосударственным
обществом. А ведь все происходит прямо наоборот.
   - Но этот мир, - начал Джон-Том, стараясь избегать  наставнического
тона, - еще не вышел полностью из стадии феодализма, правда, есть  еще
кое-что важное. Ты, конечно же, слыхал о  "Накоплении  капитала"  Розы
Люксембург?
   - Нет, -  обратившийся  назад  алый  глаз  моргнул,  -  пожалуйста,
расскажи мне об этом.
   И Джон-Том приступил к объяснениям, стараясь выражаться пространно,
но не забывая об осторожности.
   Проблем не было. За один раз, разинув пасть, Фаламеезар мог поймать
больше рыбы, чем все остальные за  целый  день  ловли.  Дракон  просто
стремился поделиться добычей, причем уже приготовленной.
   Постоянный и надежный источник пищи  вселял  в  Маджа  и  Каза  все
большую лень. Джон-Том в основном опасался  не  того,  что  не  сумеет
развлечь Фаламеезара, а что парочка лотофагов, разнежившаяся на  спине
у дракона, может проговориться, и тогда станет ясно, что марксисты они
не больше, чем девственники.
   Хорошо хоть, что среди  путешественников  не  было  ни  купцов,  ни
торговцев. Мадж, Каз и Талея сошли за партийных агентов, хотя Джон-Том
никак  не  мог  придумать  им  профессию,  подходящую  хотя   бы   под
определение ремесленника. Клотагорб  считался  философом,  Пог  -  его
учеником. Под руководством Джон-Тома маг-черепаха вполне справлялся  с
семантикой таких понятий, как диалектический материализм, и вполне мог
поддерживать общую беседу.
   Это было необходимо, поскольку Джон-Том с  марксизмом  познакомился
достаточно глубоко, но три года тому назад. Подробности  припоминались
не сразу, а любопытствующий Фаламеезар  немедленно  требовал  новых  и
новых, причем явно помнил  до  последнего  слова  и  "Коммунистический
манифест", и "Капитал".
   Впрочем, к радости Джон-Тома,  ни  о  Ленине,  ни  о  Мао  речь  не
заходила.  Всякий  раз,  когда  возникала   тема   революции,   дракон
немедленно  начинал   интересоваться,   не   следует   ли   разгромить
город-другой  или   истребить   отряд   торговцев.   Но,   не   владея
методологией, он то и дело  попадал  впросак,  и  Джон-Тому  удавалось
направить  мысли  дракона  к  более  мирным  аспектам   преобразования
общества.
   К  счастью,  купцы  на  реке  попадались  нечасто  и  некому   было
пробуждать в драконе праведный  гнев.  Обычно,  завидев  дракона,  они
немедленно  оставляли  не  только  свои  лодки,  но  и  воду.   Дракон
протестовал против такого хода событий,  утверждая,  что  рад  был  бы
пообщаться      с       командой,       предварительно       испепелив
эксплуататоров-капитанов... Однако признавал,  что  не  способен  даже
приблизиться к людям.
   - Они не понимают, - негромко жаловался дракон однажды утром.  -  Я
просто хочу стать рядовым пролетарием. А меня не хотят даже выслушать.
Конечно, я помню, что отсутствие образования не позволяет им понять  и
оценить  значение  социально-экономических   противоречий,   терзающих
общество. Вздор и бред. Только сердце болит за них.
   - Помню, ты что-то говорил о своей родне, об их независимой натуре.
Неужели их вообще нельзя организовать?
   Фаламеезар разочарованно фыркнул, над  поверхностью  воды  пронесся
огненный язык.
   - Они даже не хотят слушать. Откуда им знать, что подлинный успех и
счастье приходят  лишь  к  тем,  кто  трудится  сообща,  когда  каждый
помогает своему  товарищу  идти  вперед  -  к  светлому  бесклассовому
социалистическому завтра.
   - А я и не знал, что у драконов есть классовые различия.
   - К сожалению своему, вынужден  признать,  что  и  среди  нас  есть
состоятельные особи. - Фаламеезар скорбно покачал головой. - Мы  живем
в  грустном   мире,   полном   всякой   несправедливости,   скорби   и
эксплуатации.
   - Как это верно, - с готовностью отозвался Джон-Том.
   Дракон просветлел.
   - Но тем выше и цель, так ведь?
   - Именно так, а той беде, что угрожает нам сейчас,  нет  равных  от
начала мира.
   - Можно представить. - Фаламеезар казался задумчивым. - Но вот  что
меня заботит: ведь  среди  вражеского  войска  окажутся  и  рабочие...
Трудно представить, чтобы враги были только буржуями.
   Боже мой, что отвечать-то, Джон-Том?
   - В таком случае можно предположить следующее, - торопливо  выпалил
молодой человек. - Все они испытывают только одно желание - стать  еще
большими боссами, чем те, которым они сейчас прислуживают.
   Фаламеезар успокоенным не выглядел.
   Вдохновение несло Джон-Тома дальше.
   - В то же время они втайне убеждены, что когда  завоюют  оставшуюся
часть мира - Теплые земли и все остальное, -  то  сделаются  хозяевами
живущих там рабочих. Пусть прежние господа сохраняют свою  власть  над
ними, но в случае успеха  они  способны  породить  самый  безжалостный
класс эксплуататоров, какого не знал еще мир, - хозяев над хозяевами.
   Голос Фаламеезара лавиной камней посыпался в воду.
   - Это следует прекратить!
   - Я с этим согласен. - Последнее время внимание  Джон-Тома  во  все
большей  мере  было  обращено  к  берегам.  Невысокие  песчаные  пляжи
сменились холмами Левый берег превратился в скалистую  стенку  высотой
почти в сотню футов. Препятствие это было чрезмерным даже для могучего
Фаламеезара. Дракон постепенно забирал вправо.
   - Впереди пороги, - пояснил он. -  Я  никогда  не  поднимался  выше
этого места. Я не люблю ходить и  предпочитаю  плавать,  как  подобает
речному дракону. Но ради такого дела, - в голосе  дракона  послышалось
рвение, - я способен на все. Я пройду и через пороги.
   - Конечно, - согласился Джон-Том. Темнело.
   - Мы можем  стать  лагерем  в  первом  же  месте,  где  ты  сумеешь
выбраться на берег, товарищ Фаламеезар.  -  Джон-Том  с  недовольством
обернулся. Мадж и Каз играли  в  кости  на  плоской  площадке  посреди
драконьей спины.  -  К  тому  же,  возможно,  разнообразия  ради  наши
охотники сумеют  добыть  что-нибудь,  кроме  рыбы.  Должен  же  каждый
вносить свой вклад во всеобщее процветание.
   - Совершенно верно, - ответил дракон и  из  вежливости  добавил:  -
Конечно, наловить рыбы для вас мне совсем несложно.
   - Дело не в этом. -  Джон-Том  внутренне  наслаждался,  представляя
себе, как оба сонных бездельника будут брести по болоту в поисках дичи
для прожорливого дракона. - Просто пора и нам потрудиться  ради  тебя.
Ты уже проделал для нас бездну работы.
   -  Правильно  подмечено,  -   проговорил   дракон.   -   Социальная
справедливость превыше всего. Отдохну немного от рыбы.
   За скалистым берегом лежало пространство, поросшее редкими  тонкими
деревьями, поднимающимися из густого кустарника.
   Несмотря на то  что  сам  дракон  предпочитал  воду  суше,  он  без
какого-либо труда проложил дорогу через начинавшиеся  от  кромки  воды
заросли. Скоро неподалеку от берега нашлась небольшая поляна. Уже  при
лунном свете они расположились на ночлег. От верховий доносился ровный
умиротворяющий грохот порогов, которые  завтра  предстояло  преодолеть
Фаламеезару.
   Джон-Том сбросил у костра охапку дров, стряхнул с рук кусочки  коры
и грязи и спросил Каза:
   - А как корабли преодолевают пороги?
   - Их делают такими, чтобы можно было без всяких  сложностей  пройти
над камнями на обратном пути к Глиттергейсту, - пояснил  кролик.  -  А
через пороги их доставляют волоком - в обход. Тут есть удобные  места.
Старинные,  всем  известные  тропы  выложены  бревнами,  и   по   этой
примитивной древесной смазке суда доставляют к более тихим водам.
   Каз с любопытством кивнул в сторону  дракона.  Фаламеезар  спокойно
свернулся на противоположном конце поляны, прикрыв хвостом нос.
   - Как, однако, тебе удалось уговорить это чудовище  разместить  нас
на собственной спине, а не в брюхе? Я не  понял  ни  его  загадки,  ни
твоего ответа, ни вашей долгой беседы.
   - Не обращай внимания, - проговорил Джон-Том. -  Разговоры  -  дело
мое. А ты просто постарайся не говорить с ним вообще.
   - Не опасайся, друг мой. На мой взгляд, его не назовешь  интересным
собеседником. Но я вовсе  не  стремлюсь  угодить  ему  на  обед  из-за
одного-двух неправильных слов. -  Похлопав  Джон-Тома  по  плечу,  Каз
ухмыльнулся.
   Невзирая на  известную  надменность  манер  кролика,  Джон-Тому  он
нравился. Каз вызывал к себе симпатию  и  уже  доказал,  что  является
добросовестным и приятным спутником. Разве он не сам согласился на это
опасное  приключение?  По  совести  говоря,  он-то  и  был  среди  них
единственным добровольцем.
   Или же поступок этот  был  продиктован  другими  мотивами,  которые
кролик тщательно скрывал? Мысль эта неприятно  удивила  Джон-Тома.  Он
поглядел на два торчащих вверх уха, удаляющихся  от  него.  Что,  если
кролика в верховья реки ведут собственные интересы, не имеющие  ничего
общего с целью отряда?
   Кстати, о спутниках: какого черта и куда  запропастился  Мадж?  Каз
только что  возвратился,  притащив  на  собственных  плечах  огромного
упитанного  тритона.  Однако  дичь  эта  вызвала  весьма   недовольные
комментарии со стороны Талеи, назначенной кухаркой на этот вечер, и ее
отдали благодарному Фаламеезару.
   Но Мадж отсутствовал уже давно. Джон-Том не  допускал  возможности,
что плутоватый выдр решил удрать, находясь столь далеко от дома, после
многочисленных и удобных возможностей, представлявшихся  ему  в  более
привычных местах.
   Он обошел вокруг огня, треща  пожиравшего  ветви,  и  изложил  свои
опасения Клотагорбу. Чародей, как всегда сидел  в  сторонке.  Он  тихо
бормотал  себе  под  нос,  и  Джон-Том  только  удивлялся  тому,  что,
безусловно, скрывалось за  простыми  словами.  Голосом  мага  говорило
истинное волшебство, до сих пор не перестававшее удивлять Джон-Тома.
   Выражение лица волшебника-черепахи было напряженным - чего  же  еще
ожидать  от  существа,  на  плечи  -  или  панцирь  -  которого  легла
ответственность за исход грядущего Армагеддона?
   Не поднимая от земли взгляда, Клотагорб проговорил:
   - Добрый вечер, мой мальчик. Ты испытываешь беспокойство?
   Джон-Том давно уже перестал удивляться чуткости волшебника.
   - Дело в Мадже, сэр.
   - Опять этот негодник? - Древняя физиономия поднялась вверх. -  Что
еще он натворил?
   - Дело не столько в том, что он сделал, сэр, сколько в том, чего не
сделал. А именно: не вернулся. Я встревожен,  сэр.  Каз  уже  давно  в
лагере. Но сам он в лес не углублялся и Маджа не видел.
   - Охотится, наверное. - Ум волшебника явно был обращен  к  материям
возвышенным.
   - Не думаю, сэр. Маджу давно пора бы вернуться.  Сомневаюсь,  чтобы
он сбежал.
   - Нет, конечно, не здесь, мой мальчик.
   - Что, если он попытался подстрелить кого-то из тех,  кто  способен
съесть его самого? В характере Маджа щегольнуть крупной добычей.
   - Едва ли, мой мальчик, он глуп и труслив. Но  что  касается  того,
чтобы попасться другому на обед... Охотник всегда рискует в лесу,  тем
более в незнакомом. Впрочем, если у друга нашего на чердаке  некоторый
ералаш, то ноги его медленными не назовешь.  Напротив,  он  быстр  как
молния. Он может уступить в схватке, но лишь тому,  кто  захватит  его
врасплох или догонит. И то и другое маловероятно.
   -  Но  с  ним  могло  что-то  случиться,  -  настаивал  озабоченный
Джон-Том. - Самый искусный охотник может сломать ногу.
   Клотагорб отвернулся и с легким нетерпением в голосе проговорил:
   - Не надо так усердствовать, мой мальчик. У меня есть более  важные
темы для размышлений.
   - Может, лучше все-таки поискать его? -  Джон-Том  задумчиво  обвел
взглядом безмолвное кольцо тонких деревьев.
   - Может быть, и так.
   "Добрый мальчишка, - думал про себя Клотагорб, - но  не  склонен  к
размышлениям и полностью отдается эмоциям. Надо бы приглядеть за  ним,
пока не ушел с головой в фантазии. Пусть будет постоянно при деле".
   - Да, это вполне уместно. Ступай и отыщи его. На ужин еды хватит. -
Взгляд волшебника был устремлен в непроницаемые для простого смертного
дали.
   - Ну, скоро вернусь. - Стройный  парень,  повернувшись,  побежал  к
лесу.
   Клотагорб быстро погружался в транс. Ум его кружил, какая-то  мысль
настойчиво пыталась пробиться в сознание. Что-то  связанное  именно  с
этими краями. Настала уже ночь, и это было чем-то важно.
   Или он забыл о чем-то рассказать мальчику? Неужели он, маг, отослал
его неподготовленным, и юноша вот-вот встретится с опасностью? "Ах ты,
эгоистичный старый дурень, - укорил себя Клотагорб. - И ты еще винил в
легкомыслии его?"
   Но чародей уже слишком глубоко  погрузился  в  транс,  и  вернуться
назад к реальности было сложно. И все тревоги  остались  позади...  Ум
его шарил, нащупывал.
   Он же храбрый парнишка... Растаяло последнее  воспоминание.  Сам  о
себе позаботится...
   В несчетных лигах от берегов  Вертихвостки,  под  пологом  заразных
испарений, укрывающих  Зеленые  Всхолмия,  в  замке  Куглуха  радужная
императрица откинулась на рубиновые подушки. Она  повторяла  про  себя
слова волшебника, перебирая в памяти каждый слог, несущий предвкушение
разрушений.
   - Госпожа! - При  этом  слове  чародей  почтительно  поклонился.  -
Каждый день Проявление обнаруживает силы, которые я не  могу  сравнить
ни с чем. Теперь я получил  возможность  полагать,  что  победа  наша,
возможно, будет более полной, чем мы предполагали.
   - Как это может быть, чародей? Ты обязан подтвердить все  обещания,
которые даешь мне. - Скрритч с надеждой  поглядела  на  его  членистые
ноги.
   - Вместо  обещания  я  задам  вопрос,  -  с  неожиданной  смелостью
проговорил Эйякрат. -  Когда  свершится  уничтожение  Теплоземелья?  -
спросил он императрицу.
   -  Когда  всякий  житель  Теплоземелья  склонится  передо  мной,  -
отвечала она без колебаний. Чародей молчал.
   -  Когда  от  каждого  обитателя  тамошних  краев  останется  сухая
высосанная скорлупка? - Он по-прежнему безмолвствовал.
   - Говори, чародей, - испытующим тоном велела Скрритч.
   - Теплоземелье, госпожа моя, станет  нашим,  когда  всякий  раб  из
числа  теплокровных  обратится  в  почву,  уступив  свое  место   нам,
Броненосным. Тогда их фермы, лавки,  города  станут  нашими,  и  твоей
Империи не будет предела.
   Скрритч поглядела на него, как на безумца, и повела кончиками  лап.
Эй