ентльмены, с которыми он имеет честь беседовать  -  эти  самые  парни  с
Украины ("Кстати, джентльмены, а это где  штат  такой,  Юкрэйн,  не  возле
Тексаса?"), то никаких сомнений быть не может...
     Пэтро вздохнул и начал придумывать новый способ задеть янки за живое.
Без драки - посещение питейного заведения полноценным считаться не  может.
Никакого удовольствия, никакого морального удовлетворения. Для чего хлопец
в шинок ходит? Себя показать, людэй проверить...
     Когда Пэтро  заливал  в  глотку  больше  десяти  стаканов,  все  янки
почему-то нацепляли на свои  головы  лица  подпоручика-москаля,  и  такого
непотребства Пэтро сносить никак не мог.
     "Скилькы ж йих туточки?", - подумал Пэтро, и в который  раз  принялся
пересчитывать  подпоручиков,  морды  которым  он  сейчас  примется   бить.
Нэнавыджу я вас, жэрэбци кляти...
     - Говнюки вы все, ублюдки, ненавижу вас! -  сказал  им  по-английски,
чтоб знали, за что получат. - Стэцько, затулы  мени  спыну,  -  сказал  он
побратиму; и медленно  вырос  из-за  столика,  опираясь  на  него  сжатыми
кулаками.
     "Колы-нэбудь я тоби розповим, братэ  Стэцько,  чого  я  нэ  ходжу  до
дивок", - подумал Пэтро.
     Единственный раз, когда Пэтро попытался побаловаться с женщиной,  еще
там, в Канаде, единственным и остался: попытка закончилась плачевно. Когда
он лег с ней, то обнаружил, что у  золотоволосой  грудастой  канадки  лицо
Ганки - и чуть было не удушил ни в чем не повинную дивчыну.  Слава  Исусу,
не до конца задавил. Крепкая  девка  попалась,  да  и  вовремя  опомнился.
Пришлось выложить двухгодичные сбережения, чтобы она не подала  в  суд  за
телесные повреждения и насильственное  лишение  чести.  (Хотя  ниже  горла
Пэтро не успел ее даже потрогать...). Тюрьму  канадскую  Пэтро  так  и  не
отведал; сравнить с австрийской не довелось. "Ну ничого,  -  иногда  думал
он, -  гамэрыканську,  пэчинкою  чую,  зсэрэдыны  побачыты  мэни  на  роду
напысано. Мабуть, не така смердюча, як швабська, та й то гаразд..."



                  21. ОКОНЧАНИЕ ОДНОГО ИЗ МИРИАДОВ ПИСЕМ,
                      когда-либо написанных в этом мире

     "...тебе, если смогу рассказать о самом  важном  событии  -  это  да.
Сейчас нет сил просто, извини; да и обдумать надобно, переварить, усвоить.
Хотя решение я уже принял... Сплин душит. Обрыдло.  Все.  Хватит.  Достало
меня до самого донышка. Лицемерие достало, затхлость. Каждый  закопался  в
свой локальный мирок, сотворил себе блиндаж из бревен необхватных эгоизма;
кто мудрствует лукаво, кто вопит: надоело думать!  упрощает  беспредельно,
до уровня физиологических инстинктов либо элементарных суждений  типа:  "А
сгорите вы все ясным пламенем!"... Куда мы закатились,  осознавать  тяжко,
но приходится, иначе не стоит вообще сметь звать себя личностью. Ты можешь
сказать, что и я ничем не отличаюсь, и будешь бесспорно прав. В  том-то  и
горькая суть. А я не хочу _т_а_к_. Душа жаждет свободного выбора - а здесь
его нет и не было, и не будет никогда,  вполне  вероятно.  Нельзя  жить  в
обществе и быть свободным от... Ну,  ты  помнишь.  И  боюсь,  что  никакой
разницы, по какую сторону железного  забора  ты  находишься,  нет,  только
антураж  различается,  но  правила  игры,  увы...  Эх-х-х-х,  отыскать  бы
какую-нибудь такую... ЗОНУ СВОБОДНОГО ВЫБОРА... да и махнуть в нее из этой
рабской зоны, из этого Вселенского УЛага...  Но  этакое  счастье  вряд  ли
достижимо, к сожаленью. И не думай, повторяю, что под  "зоной  рабства"  я
подразумеваю лишь часть планеты по эту сторону железного забора с вышками,
набитыми вертухаями. Отнюдь. Я беру в комплексе, весь  шарик  целиком.  Не
думаю, чтоб в каком-нибудь там  "Багдаде-на-Подземке"  (помнишь  выражение
О'Генри? о каком городе сказано, а?), к примеру, положение дел  разительно
отличалось... Это было бы слишком  простое  решение:  взять  и  уехать  за
забор, если бы это было ответом на все мои вопросы, я бы так и сделал и не
мучался поисками ответов больше.
     Людишки закопались  с  головой  в  собственных  испражнениях,  каждый
выстроил себе, я говорил, блиндаж, ощерился стволами  пулеметов-принципов,
и  на  выстрел  не  подпускает  принцип  другого,  хоть   дальнего,   хоть
ближнего... А когда самые, блин,  казалось  бы,  родные  и  близкие  не  в
состоянии  взглянуть  на  мировой  бардак  с  точки  зрения,  отличной  от
собственной: вот что самое  страшное...  Выход:  найти  родственные  души,
другого не вижу. Хоть где, хоть за тридевять земель, но пока их  разыщешь,
дуба дать сто раз поспеешь.  Дэднуться,  как  спикают  системные  хиппари.
Такие вот дела...
     А в "лопухах": Джон с командой. Чуток легче - с ними-то. С Джоном я б
не поругался, чувствую. Жаль, не успел... Ну  да  ладно.  Что  уж  сейчас.
Правда, не до такой степени с "битловской" музыкой легче, чтоб в руки себя
схватить, зафиксировать, определить  в  пространстве  и  времени.  Дрожат,
дрожат ручонки-то... Соблазн какой непостижимый!.. Впрочем, слово  не  то:
какой к демонам соблазн, когда выбор уже сделан и  билет  заказан.  В  тот
мир, что раньше лишь с помощью сновидений  да  воображенья  буйного  наяву
немножечко осязал. Какой к чертям соблазн, когда - наконец-то!!!  -  дверь
могу отворить, не проламывать стену, не подглядывать  в  щелки,  искусывая
губы в бессильной ярости, а  войти  через  дверь,  переступить  наяву  тот
порог, что доселе переступал в призрачных  грезах  лишь...  Не  думал,  не
гадал, что отыщу дверь заветную, а поди ж ты...
     Кто ищет, тот всенепременно находит. Если успевает.
     Билет, правда, в один конец, и обратного не будет.
     Судьба. Но меня этим не испугать. Я всегда проклинал себя за то,  что
не в состоянии игнорировать призыв этого мира, был  вынужден  просыпаться,
либо выныривать из упоительного транса, выходить из упоительного  ощущения
свободы, защитным колпаком накрывающего у машинки, с наушниками,  сжавшими
голову. Помнишь,  я  тебе  рассказывал?..  А  в  последнее  время  я  стал
ненавидеть себя за то, что вынужден  спать.  Из-за  того,  что  приходится
просыпаться... Это мучительно, это страшно, больно, гадко: пытаться  потом
описать, поведать на бумаге все, что видел и познал, но не делать этого  -
по  разным  причинам,  то  дефицит  времени,  то  отсутствие   возможности
закокониться в любое мгновение, когда заблагорассудится, и конечно, потеря
волны, атмосферы, настроя, озарения, как хошь  называй,  но  это  ситуация
жуткая:  когда  все,  что  узнал,  не  умеешь  рассказать,  когда   вместо
роскошного, выпуклого стиля, словесной свободы, в руках у тебя лишь убогий
стилос реального косноязычия... Это кошмар, когда реальность вынуждает  из
живого, действующего лица превращаться в зрителя видеоклипа, оставаться ПО
ЭТУ сторону экрана, когда ТАМ - яркая, настоящая  жизнь!..  Причем  такого
клипа, в котором визуальный  ряд  музыкантов,  исполняющих  песню,  служит
фоном; а музыка и слова повествуют о  ком-нибудь,  кто,  в  свою  очередь,
своим  собственным  визуальным  рядом  выполняет  функцию  наблюдателя  за
третьим визуальным рядом: собственно  персонажами,  разыгрывающими  сюжет,
своей актерской игрой рождающими историю,  о  которой  стремится  поведать
музыка... Бр-р-р.  Переплетение.  Загнул  я,  однако.  Надеюсь,  врубился?
Извини, если  витиевато,  ты  же  знаешь  мои  недостатки,  среди  которых
многословие - на первом месте...
     Вот, дописываю тебе письмишко, и никак не могу закончить.  А  разброд
продолжается. Сидеть - невмоготу. Что бы я там и тут ни  говорил,  как  бы
там и тут ни  было,  а  чисто  психологически  решиться  нелегко.  Гораздо
тяжелее, чем я думал... ну, ты должен помнить, мы с тобой столько об  этом
спорили... Это похоже,  знаешь,  на  выбор,  встающий  перед  всяким,  кто
собрался на чужбину, во весь исполинский рост:  ЗДЕСЬ  ему  невмоготу,  но
здесь - Родина. А ностальгия - страшная болезнь. И это  непреложно.  Чтобы
стоять, надо держаться корней, эмигранту же  корни  приходится  уносить  с
собой, в себе, и зачастую груз непосилен... Особенно для тех, кто родился,
рос, провел первые годы жизни в локальном участке мира.  Я  где-то  читал,
что если младенца в течении первого года жизни несколько раз  перевезти  с
места на место, хотя бы за двести-триста кэмэ,  то  человек,  выросший  из
него, будет почти неподвержен влиянию ностальгии позднее. А  я  почти  всю
жизнь прожил в пределах пары десятков квадратных кэмэ; вот так.
     Сейчас, пожалуй, снова  убреду.  Ночь  давно  оккупировала  промокший
город, самое время попрощаться без помех со стороны людишек.  У  нас  пока
еще не какие-нибудь Город Ангелов или  Большое  Яблоко,  по  улицам  ночью
ходить можно, хотя кто  знает,  что  будет,  если  пресловутая  дЭмократия
сменит то ГЭ, в котором мы прозябали. Только и слышишь по телеку про ихние
социальные проблемы... Ох, чует мое сердце,  черт  гораздо  несимпатичнее,
чем его малюют... Сменим гэ на дэ - не шило ли на мыло?.. Вот это  вопрос,
понимаешь... Впрочем, не мне уже на него отвечать.
     Главный итог, тем не менее,  сегодняш...  пардон,  уже  прошедшего...
дня: я наконец-то понял, куда мне пойти, и как туда пройти. И в этом - моя
Цель, мое Решение. Теперь я знаю, где я нужен. Раньше я туда через щели  в
стене подглядывал, теперь уйду за стену. Уйду, я  решил.  Уйду,  чтобы  не
вернуться... Маму и отца  жаль,  но  ничего  не  могу  поделать,  надеюсь,
когда-нибудь они поймут и простят... Это очень  важно,  когда  у  человека
есть хотя бы одно-единственное место в сонмище миров и времен, в  котором,
он знает, его присутствие действительно необходимо, позарез, блин,  да.  И
неважно, что _т_в_о_е_ место вполне  может  расположиться  в  причудливых,
самых неожиданных, весях и градах, и неважно,  что  жертвовать  необходимо
многим, чтобы достичь своего места: приходится  выбирать  в  надежде,  что
жертвы не напрасны. Но если ни единого такого места не осталось для  тебя,
и нет во всем мироздании той комнатки, где  необходимо  твое  присутствие,
где нужен ты, конкретный _т_ы_, никто иной взамен, -  тогда  пиши  на  лбу
своем черным траурным фломастером: "ПРОПАЛ".  Заказывай  белые  тапочки  и
смиренно ложись в ящик шестигранный, червячки ждут  не  дождутся.  Хотя...
Быть может, я слишком упрощаю? Посему - закругляюсь. Я не знаю еще:  может
быть, на этом письме  мой  эпистолярножанровый  поток  сознания  вовсе  не
почиет в бозе. Если что, жди писем.  Как  только  найду  _т_а_м_  "почту",
черкну пару слов. Я думаю, ты-то будешь ждать весточку невзирая ни на что.
А сейчас ухожу... Когда вернусь, закончу сию неожидаемо и некстати начатую
эпистолу. (Я не задолбал тебя этим словечком?) О'кей? Впрочем, вру.  Какое
там - "вернусь". Зачем?.. Но мыслишка вертится, бередит душу.  Мыслишка  о
возможном возвращении. Еще не уйдя, думаю о возврате. Зря,  наверное.  Как
бы эта прилипчивая привычка к родному миру не помешала уйти! Да не дай Бог
Мой!! Я знаю, _т_о_т_ мир мне родней. Пускай и родился я в  этом...  Бр-р.
Запутался опять. Настроение такое. Корневое... Это пройдет,  думаю.  Такие
дела.
     Перед уходом хочу тебе вкратце, буквально пару-тройку слов сказать  -
о трагедии. И потом о... как бы это  попроще...  "мимолетных  встречах"  и
"тех, кто рядом".
     Это трагедия, когда человек в родном мире не  находит  своего  места.
Это очень больно, знаешь -  ощущать  себя  инородной  тканью,  отторгаемой
организмом. Но я не кусок протоплазмы, я  это  самое,  мыслящее,  разумное
существо, черт бы меня забрал со всеми потрохами... Вот  и  забирает,  ха.
Достучался. Стучащемуся - да откроется. Я не кусок протоплазмы, и потому я
- эмигрирую. Спокон веку в поисках лучшей доли человеки покидали Родину...
Кто за морем-окияном счастье шукал, кто  за  горами,  а  я  -  за  стеной.
(Кстати, вопрос интересный:  ТОЛЬКО  ЛИ  Я???)  До  вчерашнего  дня,  пока
пребывал в подозрении, что "картинки" иных  миров,  подсмотренные  мною  -
лишь плод моих фантазий, который пытался сорвать, сковать "авоськой" слов,
уложить в корзину страниц, попытаться всучить  потенциальному  потребителю
(читателю то есть), - до вчерашнего дня я искал не там, где  следовало.  Я
писал, потому что в этом видел единственный выход:  миры  распирали  душу,
настойчиво требовали свободы, и ничего более умного, чем выплескивание  их
на бумажные страницы с помощью такого убогого инструмента, как слова, я не
изобрел... Зачем люди пишут, спрашивается? зачем рисуют, музыку  сочиняют,
кино снимают, скульптуры ваяют, домики из спичек  складывают,  самодельные
автомобильчики в сараях клепают... Помнишь,  ты  меня  спросил:  зачем  ты
пишешь? Тогда я сказал тебе, что сам не знаю. Это правда, я не знал,  хотя
в одном был уверен твердо: каким-нибудь "вторым"  Достоевским  я  быть  не
желаю, только Первым  Самим  Собой.  Я  не  боялся  пользоваться  избитыми
штампами и заезженными сюжетными ходами, образами и приемами, это да.  Но!
Строители используют кирпичи. Одинаковые, в принципе. Ты  можешь  сказать,
что  дворцы  и  однотипные  "спальные"  ульи  построены   из   одинакового
материала? Вот. А это так... Я не знал, зачем пишу, но искал  свой  стиль,
пусть убогий и странный, многословный и водянистый, но свой... А теперь  к
тому же - знаю, зачем. Оказалось, вовсе не оттого, чтобы  заработать  кучу
нала или там почувствовать себя умнее окружающих,  двух  слов  связать  не
способных, в отличие от меня, мастера связывать слова... Я  писал,  потому
что "спускал пар". Дьявольская (Божественная Моя) печать заклеймила меня -
я смотрел в щелки стены, разделяющей миры. Другие, я знаю, пишут  по  иным
причинам.  По  каким,  хотел  тебе  рассказать,  но...   уже   не   успею.
Когда-нибудь расскажу, если свидимся, дай Мой Бог. Или напишу, если  почту
разыщу, чтоб отправить весточку. Лови меня на слове. Ты знаешь, я ненавижу
невозвращенные долги. Так что о тех, кто рядом, и  мимолетных  встречах  -
тоже потом. Если буду испытывать потребность говорить о тех, кто  остается
в этом мире...
     Здесь, пожалуй,  лишь  тебя  я  могу  еще  назвать  близким  по  духу
существом, поэтому я написал тебе, чтоб ты в курсе был, если что. И  чтобы
не подумал, что съехал с катушек, если вдруг получишь когда-нибудь "письмо
мертвого человека". А пожелать тебе на прощание хочу одно:
     ДОБРОЙ РЕАЛЬНОСТИ!
     Надеюсь, ты понял, _ч_т_о_ я вкладываю в смысл  этих  слов.  Себе  я,
пожалуй, с иронией могу пожелать лишь ДОБРОЙ ФАНТАСТИКИ.
     Ну, покедова. Доброй тебе реальности еще раз. Жму манипулятор.  Держи
нос по ветру и никогда не иди на компромиссы  с  совестью.  Парадоксальный
совет, скажешь? Вовсе нет. Отнюдь. Но живущим  ЗДЕСЬ  его  смысл  не  дано
уловить... Я старался так ЗДЕСЬ поступать, и прослыл ненормальным,  не  от
мира сего...
     Прощай. "До свидания" не говорю, боясь сглазить.
     С дружеской любовью всегда твой...
     P.S. А знаешь, если бы та "гиена" не была настолько пьяной и  не  так
воняла потом и мочой, я бы ей отдался, наверное... Плоть требует своего, и
весьма настырно... Ведь  я  тоже  -  всего  лишь...  душонка,  отягощенная
трупом..."



                           22. В ПЛЕНУ У НОНОК

     ...Вилли не затоптали у лифта. Как он врубился гораздо  позже,  вовсе
не случайно и неспроста. Он был нужен им...
     Очухался четырнадцатилетный Вилли Квайл  нескоро.  За  окном  мерцали
по-прежнему блестки звезд, и Вилли почему-то показалось, что  эта  ночь  -
следующая. Хотя он  мог  и  заблуждаться.  Лежал  он  на  мягкой  постели,
перебинтованный с головы до ног, кажется; попробовал встать  и  обнаружил,
что за ноги привязан, а руки его примотаны бинтами к бокам. - Ух,  кошачьи
отродья, - прокомментировал Вилли свое плачевное положение, - ну ничего, я
вам еще кишки помотаю, твари патлатые...
     Далеко не у всех  нонок  были  длинные  прически,  большинство  их  -
стриглись накоротко. Но такими словами  всегда  ругался  Фредди,  и  Вилли
подхватил у старшего брата  полюбившееся  определение.  Фредди  был  почти
вдвое старше Вилли,  и  авторитет  его  для  младшего  брата  сомнению  не
подлежал. Даже в большей степени, чем папашин. Папаша был  мужиком  старой
закалки и в некоторые вещи "не въезжал". Собак  не  ел,  например.  Кошек,
крыс, змей - всегда пожалуйста, а  псов  не  мог...  Все  время  вспоминал
какого-то "Арчи", который якобы в первые годы ноночьего  нашествия  спасал
ему жизнь, и ради которого он,  папаша,  даже  пристукнул  какую-то  бабу,
которая чуть было не стала мамашей возможным Фреду и Вилли. Папашка вообще
много чего болтал о прошлых годах, но по большей части  сыновья  не  могли
понять, о чем это он там. Однажды, после того как безуспешно пытался  часа
два растолковать отпрыскам, что оно такое - "ночной клуб", - он  плюнул  и
поклялся, что больше ни слова не скажет, о том, какая жизня была ДО нонок.
Клятву сдержал.
     Фредди, подумал Вилли, лежа связанный на кровати, я хлюпиком не буду,
слышишь?! Я от них сбегу и за тебя, за папашку отомщу, понял?!  Ты  только
там в земле не переворачивайся, договорились? Они меня  врасплох  сцапали,
их было пять рыл на меня  одного,  задавили  массой...  Но  я  исправлюсь,
братец, вот как есть обещаю, не сходя с места! Тебе  стыдно  за  Вилли  не
будет...
     И он принялся исправляться не сходя с места. Сойти с места  при  всем
желании тотчас же вряд ли ему бы удалось.
     Тужился, тужился Вилли,  сопел  и  хрипел,  стиснув  зубы.  Но  бинты
порвать мочи не хватило. Зато адскую  боль  в  грудь  и  голову  накликал.
Полежав смирно чуток, боясь вздохнуть, Вилли превозмог приступ  и  засучил
ногами,  пробуя  на  крепость  путы.  Постель,  превращенная  в   узилище,
находилась в небольшой, пятнадцать на пятнадцать примерно, комнате,  кроме
двери, окна и самой постели, в помещении  этом  не  имелось  ничего,  даже
осветительного прибора никакого. Все это пленник разглядел, когда боль  на
некоторое время утихла, сжалась в два комочка, один под черепом ворочался,
стукаясь о кость, а второй в груди копошился, словно  крыса,  угодившая  в
мышеловку.
     Себя к интерьеру пленник не причислял, вполне уверенный,  что  родным
жилищем эта коробка ему не станет. Могилой - возможно. Но местожительством
- ни в коем разе.
     Рассеянный свет проникал в комнату с улицы, окрашивая тьму в полутона
и придавая форму пространству. Благодаря ему Вилли хоть что-то  разглядел,
без него в комнате царила бы кромешная  тьма.  В  окно,  напротив,  подняв
глаза,  Вилли  разглядел  темную  плоскость  стены  небоскреба,  усыпанную
многочисленными белыми и желтыми пятнами, квадратными и  прямоугольными  -
освещенными окнами. Блестки звезд  слабыми  искорками  мерцали  выше,  под
самым верхним краем  окна  комнаты,  в  которой  Вилли  валялся  в  мягкой
постели.  Из  чего   пленник   заключил,   что   комната   эта   находится
высоко-высоко,  быть  может,  на  последних  этажах  этого  здания,  иначе
звездных блесток он бы не увидел вообще. Соседний же  небоскреб  был  чуть
выше. Эх, вы,  проклятущие,  думал  Вилли,  отчаянно  дергая  ногами  и  с
ненавистью   вперившись   взглядом   в   стену   за   окном,    проткнутую
многочисленными световыми дырками. Захватили весь Город, житья  из-за  вас
нету людям...
     Приторочили его к кровати на совесть.  Надергавшись  до  изнеможения,
Вилли едва не потерял сознание  от  боли  и  решил  передохнуть,  чтоб  не
сдохнуть  совсем.  Возобновлять  свои  освободительные   попытки   пленник
намеревался в обязательном порядке, думал только об одном. Покуда патлатые
твари не начали с ним производить  свои  жуткие  эксперименты,  о  которых
рассказывали и  папаша,  и  Фредди,  и  прочие  люди,  покамест  нонки  не
превратили его в раба, одного из  тех,  несчастье  наблюдать  за  которыми
Вилли имел уже не раз... надобно поспеть смыться подальше.  Или  сдохнуть.
Существует ли в реальности Квартал Спасения, Вилли не уверен, но  в  любом
случае - лучше подохнуть где-нибудь в под