компании инфантильных мужчинок,
и  жеманно  беседуют  о  вещах,  столь  же  далеких  от  реальности,   как
зависимость роста  числа  старых  дев  от  степени  облучения  телеграфных
столбов космическими лучами.
     Я лучше блины горелые буду жевать, соль горстями  глотать.  Давиться,
но глотать. Блевать, но глотать. В  такой  кондитерской  жизни  не  усижу,
затошнит. Только дай мне Бог Мой,  когда  затошнит  вконец  и  терпежу  не
останется, дай мне отыскать в одном из кривых коридоров мироздания дверь в
забегаловку, задрипанный какой-нибудь бар, где пускают с грязными  душами,
заляпанными сапогами, вонючих и изможденных, куда меня пустят такого,  как
есть, и где у стойки сидят такие же как я, как ты, как они все,  горемыки,
и среди них, вас, нас, отыщутся-таки настоящие друзья..."



                       30. ТО ЛИ СТИХ, ТО ЛИ ПРОЗА
                     (в ящиках столов пишущих людей
                      немало таких опусов валяется)

                              ВОТ ЭТО ЖИЗНЬ...
     Приходит время - ты родился. Приходит час  -  и  ты  умрешь.  Пробьют
куранты, стал мужчиной. Звенит будильник - и вот уж муж...
     Осветит утро - ты проснулся. Обжарит полдень - ты поешь. Гудит сирена
- ты свободен. Темнеет за окном - как скучно спать...
     Пошел ты в школу первый раз - первый раз и в  первый  класс!..  Но  в
пятом и восьмом ты  думаешь  -  _з_а_ч_е_м_?!!  Девятый,  передышка  -  ты
гуляешь и мечтаешь. Звенит последний... как  хочется  назад,  и  в  первый
раз!..
     Тебе пятнадцать -  все  вокруг  рычит.  Наступит  двадцать  -  вот  и
отслужил... На тридцать пятом - дети и "бумажки".  Под  шестьдесят  -  еще
как-будто и не жил...
     Впервые с женщиной - хаос! и возрожденье! Десятый раз - и ты вошел во
вкус!!! Три тыщи двадцать пять - ужели пресыщенье?!! Мильен шестьсот  -  и
чем я только раньше занимался?!!
     Обрел друзей - и крепче отношений нет. Единственный пятак  отдашь  ты
другу на билет! Но предал друг (как правило,  всегда  бывает  так),  и  ты
сопишь, и строишь планы, как ему покрепче насолить...
     Когда работаешь - мечтаешь о карьере. Когда выходишь -  забываешь  до
утра. По вечерам не хватит времени  на  то,  чтоб  жить.  По  выходным  не
успеваешь отсыпаться...
     На праздники ты ходишь в гости (если пригласят). По  будням  ждешь  к
себе, но не придет никто.
     Сидишь в кино, в уютном полумраке безопасном - ты герой!  Но  выйдешь
из кино - не дай бог мой! - чтоб в жизни ТАК...
     Ты полюбил - звезда сияет!!! Тебя не любят - черная  дыра.  Здоров  и
статен - "no problems". Болит живот - о боже, поликлиника и врач!..
     Когда не верят - это страшно. Когда поверят, не всегда победа.  Когда
доверятся - это слишком. Когда не доверят - значит, не судьба...
     И вот  приходит  миг,  когда  остался  на  один  с  собой:  и  честно
признаешься сам себе - не жил, и не герой.
     Что скажешь детям - если нечего тебе сказать? И что  ответят  дети  -
если не научены тобою отвечать?
     Когда рождался - закричал от первого шлепка. Когда влачил по жизни  -
зубьями скрипел. Когда задумался - тихонько про себя завыл...
     Когда ты умер от последнего удара сердца - тишина. Гнетущая и  вечная
как Вечность, если Вечность  есть.  Твоя  среда  она  отныне,  и  конечно,
навсегда. Там - смерть...
     Лежишь, холодный и бездушный, только червь  грызет  тебя.  Червяк  не
черный, белый он, а черной жизнь твоя была...
     Т_ы_  _к_т_о_?!  -  задаст  вопрос   на   кладбище   прохожий.   _Н_е
з_н_а_ю_...  - тихо шепчут  обелиски  и  кресты...  Ты  не  оставил  после
ничего, и дети у тебя такие же как ты.
     Ты только звенышко в цепи мильенов поколений... О, сколько  было  их,
таких как ты.
     Но цепь - связует.
     ЧТО И С ЧЕМ?
     Сыскать ответ бы в бездне суеты... (из цикла "БЕЛОЕ И ЧЕРНОЕ; 1981 г.
от Р.Х.)



                          31. СОЗДАНИЕ УСЛОВИЙ

                       Провинциальная карьеристка...

     ...лаборатория почудилась маленькой  деревянной  хибаркой,  сляпанной
рядышком с королевским дворцом  -  в  сравнении  с  Институтом,  одним  из
полноценных приделов Храма Большой Науки. В действительности дело подобным
образом и обстояло. Но, приглядевшись, Марина с удивлением  отметила,  что
хибара неплохо оснащена. Ожидая регресса в каменный век, Марина угодила  в
окончание  века  бронзового.  Если  брать   за   точку   отсчета   уровень
оборудования  Института,  определяемого  как  начало  железного  века.  По
сравнению с лучшими западными образцами, расцветом века железного в Науке.
     Ну что ж,  в  последние  десятилетия  даже  у  затерянных  в  саванне
африканских  кочевников  в  домашнем  скарбе   вполне   можно   обнаружить
что-нибудь  этакое  вроде  магнитолы  "Панасоник",  компьютерной   игровой
приставки или мощного портативного радиопередатчика. Не говоря уже о таких
"прелестях" цивилизации, как Автомат Калашникова, пластиковая взрывчатка и
ручные противотанковые комплексы...
     Приняли Марину вначале с распростертыми объятьями. Как же. Выпускница
Института -  это  вам  не  хухры-мухры.  Институт  -  все  ж  таки  Школа!
Американцы и те не прочь поучиться, несмотря на превосходство  всяких  там
своих хай текнолоджи и ноу  хау.  Как  на  допотопных  "станках"  делаются
стоящие вещи. Просились, в  порядке  научного  обмена,  экзотика  для  них
Институт, да. Не пущали проклятых империалистов. Со стыда, наверно.
     Скрепя сердце, стараясь не фокусировать внимания на лицах,  впряглась
выпускница Института в телегу провинциальной науки. Готовилась за  рулевое
колесо скоростного лимузина усесться, ан жизнь по-своему  рассудила...  Да
так  мощно  Марина  впряглась,  что  за  полгода  вытащила  из  ямы   одну
небезынтересную темку, перспективную и немаловажную, однако  -  в  местных
условиях, при здешних беспросветных "кадрах", - успешно было загробленную.
     Когда Марина, презрительно ухмыляясь, слушала восторги,  ахи,  охи  и
славословия, источаемые лицемерными  "соратниками  по  битве  за  прогресс
человечества", слушала комплименты,  обильно  исторгаемые  шефом,  пузатым
седобородым докторишкой пенсионного возраста (а кстати, о  темке,  которую
она одолела, упоминалось еще в его второй диссертации, которую он  защитил
еще лет сто назад, неужели это  он  когда-то  ее  первый  поднял?..),  она
поняла, что в сложившейся ситуации, даже в местных условиях,  у  нее  есть
шанс. За прошедшие полгода, в работе над загробленной темкой  и  в  ночных
общаговских бессонницах, ИДЕЯ выкристаллизовалась, и хотя  Марина  еще  не
знала, _к_а_к_ будет ее воплощать, но уже знала, _в_о_ _ч_т_о_. Это  залог
успеха и половина дела - когда ясна Цель. Когда точно знаешь, чего хочешь.
Тем паче - когда намереваешься достигать Цели,  средств  не  выбирая.  Это
значит - половина ступеней лестницы осуществления уже позади.
     Марина выдала шефу лаборатории пару авансов, и  потребовала  создания
условий. Старичок страшенно заколебался, он давно не был тем перспективным
молодым доктором, разум  которого  рождал  потенциально  важные  темки.  И
Марина, по-прежнему презрительно улыбаясь, один из  авансов  превратила  в
реальный результат. Знай, мол, наших: за  полтора  месяца  расщелкала  еще
одну повисшую в воздухе крепенькую, не для здешних зубов, темку. И ничтоже
сумняшеся "подарила" мешок лавров шефову зятьку, не менее тестя  пузатому,
но  поседеть  не  поспевшему,  чернобородому  сорокалетнему  кандидатишке.
(Видела Марина как-то шефову дочку - ну вылитая мадам Грицацуева!..). Тема
без сомнений и оговорок потянула на докторскую и шеф не знал, с  тех  пор,
как зять защитился, в какой красный угол Марину поместить и как с нее пыль
сдувать понежнее, чтобы не повредить.
     Две темы за несколько месяцев: это уже показатель,  а  не  счастливая
случайность. Шеф энергично засоздавал условия. В итоге: спустя  год  после
окончания Института в активе у выпускницы, до того скитавшейся по  общагам
едва ли не всю свою жизнь, уже имелась в этом южном городе  малогабаритная
двухкомнатная нора (с телефоном даже), имелась должность эСНээС,  солидная
зарплата (полторы ставки), потом и кипением  мозгов  заработанный  научный
авторитет и... энная сумма с тремя нулями на сберкнижке. Задарма  отдавать
докторскую зятьку начальникову Марина и не помышляла.
     Она сознавала,  что  в  завидущих  глазках  "коллектива  сотрудников"
выглядит совершеннейшей стервозой. И это ее забавляло.  Тешило  самолюбие.
На злобные взгляды "соратников" она не обращала ни малейшего внимания.
     За последующие полгода,  в  умопомрачительном  темпе,  не  щадя  себя
ничуть,  расщелкала  еще  три  малоизгрызенных   орешка,   "подарила"   их
сердцевины шефу и его родственничку, увеличив счет  в  сберкассе  ровно  в
пять раз, и сказала: "Хватит".
     Больше вкусных орешков и не нашлось.
     И приспел час вплотную подступиться к _с_в_о_е_й_ теме.
     Послала шефа  подальше  на  ближайшие  пару  лет,  и  осчастливленный
"патриарх науки" без возражений самоустранился. Ему хватало забот и  возни
с неожиданной славой, свалившейся на седую его голову. Еще бы. На старости
лет  приобрести  чуть  ли  не  всемирную   известность   -   молиться   на
благодетельницу, не то что в покое  оставить,  надобно,  товарищи  доктора
наук...
     Так что шеф в компании со  своим  "сыночком"  готовы  были  ей  ручки
целовать за все,  что  она  сделала  для  них  лично  и  для  лаборатории,
прозябавшей на задворках Большой Науки.
     Зятек - не только ручки; но уж это - его личное горе.
     За полтора года Марина несколько раз бывала атакована воинственными и
не очень претендентами на ее тело и душу. Разного калибра:  от  кандидатов
наук до слесаря-сантехника, как-то пришедшего чинить кран, по  собственной
воле причем,  Марина  его  не  вызывала,  но  видать,  ЖЭКовский  дон-хуан
приметил ее на улице. Преследующими разные цели: от просто "перепихнуться"
и  предложений  "установить  длительные  взаимовыгодные  в  сексуальном  и
моральном  плане  отношения"  (как  выразился  один  шибко  интеллигентный
конструктор), до предложений руки и  сердца  (с  нерешенными  жилищными  и
материальными проблемами или без оных - были варианты) и "просто  дружбы".
Просто   дружбу   она   могла   бы   и   завести,   с   одним    неуклюжим
верзилой-толстяком, как-то наведавшимся в Лабораторию, по  делу  к  своему
приятелю, МэНээСу из соседнего отдела. В руках у толстяка Марина приметила
книжку, которую не прочь была  бы  прочесть.  Контакт  установила  быстро,
повинуясь неожиданному  импульсу.  Тип  сначала  дичился,  смотрел  как-то
странно (не вожделеюще даже, а вообще... будто у нее на лице три глаза или
два носа!), но потом расслабился. Несколько недель некоторую толику своего
времени она уделяла  ему,  он  оказался  полупрофессиональным  книголюбом,
помог достать некоторые дефицитные издания, в  частности  "НЭПовскую"  еще
книжку Фрейдовского "Психоанализа".  (Вражескую  философию  изучать  нужно
обязательно! Особенно много в этом плане Марине дали труды  Ницше.  Такого
яростного, слюнобрызжущего женоненавистничества она больше ни  у  кого  не
встретила). Оказался толстяк интересным собеседником, даже более  чем;  но
Марина, с трудом выносившая установившееся с ним более близкое, нежели  со
всеми прочими "хомо", общение, в конце концов была вынуждена  его  отшить.
Не хотелось терять собеседника, но. Грубо  с  ним  порвала.  Когда  злобно
бросала последнее "Прощай!", он снова посмотрел на нее странно, как тогда,
при первой встрече. Будто у нее на лбу рог или вместо ушей  -  щупальца...
Она тут же выкинула его из памяти.
     Всех прочих "претендентов", естественно, убрала круто сразу  же,  без
проблесков   надежды   оставила,   придушила   в    зародышах    возникшие
страсти-мордасти...


                              Первая кровь...

     ...но как-то, несколько менее непреклонно  настроенная,  развлекаясь,
попудрила  мозги  лабораторному  Казанове,  чернокудрому   тридцатилетнему
инженеришке  с  пошлым  именем  Вова.  Сдерживая   отвращение,   позволила
красавчику довести  отношения  до  постельных.  Хотела  проверить  себя  -
окажется ли способна вынести "интим" с особью вида "хомо". Выяснилось, что
способна. Но ощущение при этом испытала  весьма  новое.  Будто  занималась
жуткими извращениями, некро и зоофилией одновременно. Выкопала труп собаки
и... Устроила "казанове" "ночь в Бангкоке", показала класс, который  и  не
снился никому в этих  провинциальных  степях,  и  наутро  вышвырнула  вон.
Вовочка, шваркнутый  об  лестничную  площадку,  как  нашкодивший  котенок,
преследовал ее месяц денно и нощно, не отлипал,  как  голодная  пиявка,  а
когда насилу допетрал, что сексу  боле  не  заполучит  до  смерти,  и  что
выделенный ему кусочек - единственный, от  щедрот  хозяйских,  -  принялся
мстить, распуская слухи, взращивая росток лжи в  благодатном  для  сплетен
агар-агаре лабораторного "коллектива". За что поплатился  жестоко,  дальше
некуда. Марина не то чтобы  сильно  оскорбилась,  вовсе  нет,  но  она  не
любила, когда ее обсуждали не за то, что она в действительности совершила.
"Потаскуха  столичная",  якобы  сменив   гнев   на   милость,   пригласила
обездоленного, и злобствующего поэтому, поклонничка к  себе  домой  как-то
поздним вечером. Оглоушила сияющего от предвкушения кобеля  по  макушке  -
специально подходящий дрын на улице подыскала,  не  пожалела  времени  для
"близкого человека". Била долго. Так, чтобы  не  оставлять  более  следов,
мокрым полотенцем, шерстяным носком,  песком  наполненным...  Связанный  и
лишенный возможности (под кляп приспособила грязную тряпку, которой иногда
подтирала  пол  в  прихожей,  нанося  с  улицы  слякоть)  кричать  Вовочка
извивался и мычал только, а Марина вдруг, неожиданно  для  себя,  испытала
острое чувство наслаждения. Почти оргазм. Ей даже  захотелось,  чтобы  еще
больше унизить самца, сменить кляп на окровавленные,  еще  не  отстиранные
после месячных трусики, но вовремя остыла. Это  уже  клинический  симптом,
подумала, и не стала. Но тогда бы точно оргазм  испытала,  почему-то  была
уверена...
     К тому же во рту его могли бы остаться нежелательные улики.
     Малость перекурив,  приготовила  все  нужное  для  инъекции  и  ввела
нокаутированному  самцу  "хомо"  адскую   смесь,   кишевшую   диплококками
Френкеля, стрептококками, стафилококками золотистыми и  белыми,  палочками
Пфейфера, диплобациллами Фридлендера, короче  говоря,  впрыснула  в  кровь
вовочкину целую ассоциацию пневмококков, всех четырех типов.
     Бросив связанного любовничка стонать на  полу  кухни,  ушла  в  ночь.
Искала припаркованный во дворе  какого-нибудь  дома  автомобиль.  Таковых,
естественно, имелась масса. Один шанс из  ста,  что  нарвусь  на  сиренную
сигнализацию,  подумала  Марина,  остановив  выбор  на  сером   стареньком
"москвиченке". И несколько больше шансов, что хозяин заклинил руль. У  нас
пока не "дикий" запад, к моему счастью. Хотя  кто  знает,  как  оно  будет
через несколько лет, когда пресловутая демократия воцарится...  Понатыкают
суперсигнализаций...  Ничего,  и  на  них  спецы  появятся.  Спецы  всегда
появляются, было бы - на что. Наш народ - самый талантливый народ в  мире.
"И я - его порождение", - ухмыльнулась. А ведь и правда...
     Повезло. Машина  была  чистенькой.  Вот  бы  удивились  в  Институте,
подумала Марина уже на проспекте, заруливая в свой двор, кабы узнали,  что
я не только по науке ударяю, если что, и другие профессии на  черный  день
имеются...
     Угонять  авто  ей,  правда,  пришлось   впервые   (ВСЕ   когда-нибудь
приходится делать впервые! главное - Сделать.), но  устройство  машин  она
знала отлично; своеобразное хобби, в  редчайшие  часы  досуга  штудировала
справочники по автоделу и копалась в ходовых и двигателях машин знакомых и
приятелей, если позволяли.
     Погрузив    бесчувственную    жертву     собственной     болтливости,
оттранспортировала подальше, чуть ли  не  на  другой  конец  города.  Фары
высветили  забор  какой-то  стройки,   под   него   и   уложила   Вовочку,
предварительно влив ему в рот полбутылки  "Экстры".  Помахав  на  прощание
ручкой, с места врубила вторую, выдерлась на подъем и  укатила.  "Москвич"
шел ходко, почувствовала это, еще когда везла через город кобеля.  Желание
немножко покататься подавить не сумела... Переехала через мост, вернувшись
в  центр  города,  помчалась  по  прямым  как  корабельные  мачты  широким
улицам... свернула в какой-то переулок... И заблудилась:  город-то  узнать
времени не было, работала как  проклятая.  Кажется,  свернула  на  квартал
дальше, подумала, когда осознала, что не имеет ни малейшего  понятия,  как
ехать домой. До рассвета недолго, надо бы успеть аккуратно вернуть "тачку"
хозяину...
     Как назло, незнакомая улица будто вымерла. Проехав по ней  до  самого
конца,  свернула  налево,  обогнула  территорию  какого-то   промышленного
предприятия, огороженного серым, как одолженный ею  "москвич",  высоченным
забором. И везде-то мне заборы попадаются, подумала с черным юмором.
     Не паниковала. В конечном итоге блужданий, решила, брошу утром машину
и доеду на такси. Мало ли машин угоняется... Ну и  что  же,  что  "чистота
эксперимента" пострадает. Первый раз, что ли...
     Но  этакий  "эксперимент"  -  на  самом-то  деле  впервые,  подумала,
выруливая на еще одну незнакомую, но по-прежнему  широкую,  улицу.  И  что
чувствуешь, убийца? - спросила себя.
     Не чувствовала ничего. Спокойна была, аж сама изумилась позже,  когда
обдумывала произошедшее. Одна забота тяготила: вернуть бы авто в тот двор,
откуда увела, вовремя. Не  потому,  что  боялась  чего-то.  Просто:  какой
ученый не любит, когда эксперимент вопреки проблемам проходит "чистенько".
Профессиональная болезнь. Мания чистоты...
     Бередило что-то - все же. Видимо. Но  осознала  это  не  в  ту  ночь,
осознала  позднее.  В  ту  ночь  подспудное  беспокойство  лезло   наружу,
интерпретировавшись как страстное желание поставить "москвичек"  на  место
до рассвета.
     Мимо  промчался  какой-то  "рафик".  Бибикнула  ему,  но  он   только
габаритками сверкнул и за углом канул. "Триллер, - подумала, -  заправский
детектив. Убийца, заблудившийся в незнакомом городе. Сюжет!".
     Но должна же я когда-нибудь наткнуться  на  аборигена,  подумала  без
нервов, без сопливого мандража. Город не  такой  уж  большой.  Не  Москва.
Может, в район попала  безлюдный,  не  повезло.  Доеду  же  в  места,  где
движение пооживленней.
     И доехала. По широким улицам и более узким, но тоже не в три шага  от
стены до стены, переулкам, выпетляла  на  какой-то  типа  бульвар.  Совсем
широченный, с раздельными мостовыми и аллеей деревьев между ними.  Ну  что
за город такой! Улицы широченные как  нигде...  По  центральному  тротуару
аллеи, хорошо  освещенному  фонарями,  неторопливо  шагал  некий  индивид,
здоровенный субъект в кожаной кепке и темном, вроде коричневом,  плаще.  В
обычных обстоятельствах может и не стоило к этакому громиле  подъезжать...
Взвизгнув тормозами, перерезала ему путь,  когда  он  собрался  переходить
мостовую перпендикулярной улицы. -  Эй,  парень!  -  позвала,  приоткрывая
дверцу. - Не подскажешь, как проехать на улицу Космонавтов?
     Субъект встал как вкопанный, и молча повернул  лицо  к  "москвичу"  и
высунувшейся из салона Марине. "Привидение увидел, что  ли?",  -  подумала
она. Выражения лица его она не увидела, тень козырька кепки скрывала, да и
не стремилась, на кой ей сдалась рожа этого хомо.
     - Чего молчишь? - спросила. - Язык съел?
     Индивид, затянув паузу еще  секунд  на  пятнадцать,  насилу  вымолвил
надтреснутым, одышливо-хриплым голосом: - Нет, почему...  На  Космонавтов,
да?.. Мне в тот район... могу показать.
     - Ну... садись, - помедлив буквально секунду, разрешила Марина.  Вряд
ли маньяк какой, подумала. Это было бы слишком  большим  по