Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
иеся без малого полсотни
тысяч метров.
Ну, метров сто я еще протяну, подумал Майк, но никак не больше.
- Че, Вовка, жрать охота, ел-палы? - спросил он Вовку, смирнехонько
прикорнувшего в нагрудном кармане рубашки.
Вовка был мыш. И лучший фрэнд Майка. Меньшой брат. Джуньер. Знакомясь
с новыми пиплами, Майк непременно спикал, опуская взгляд на белую усатую
мордочку и любопытные глазенки-бусинки, высунувшиеся из кармана: -
Позвольте представить. Вайт маус голубых кровей. Отзывается на нейм Вовка.
Фамилие - Трассер-дж. Младший, значит.
Герлы, с которыми Майку доводилось иметь мэйк лав (интимные
отношения, значит, ел-палы, ежли кто не андестенд!) в разных таунах и
весях бескрайней Кантри, обычно Вовки пугались, но Трассер-младший всегда
вел себя интеллигентно, и если знакомство с очередной гелфренд длилось
больше чем одну найт, привыкали и даже начинали к Младшему питать симпатию
не меньшую, чем к Трассеру-старшему. Нот воо!
- Ну, погодь маленько, брат, - сказал Майк, отрывая эсс от столбика
(бэксайд, значит, ел-палы! А ежли кто и сейчас не андестенд, то, значит,
ел-палы, ступитт & эссол, вот так! Надо знать первый международный, такие
времена, между прочим.) и опуская взгляд. - Добредем в сити, уж
налопаешься у меня... ел-палы, блин горелый...
Вовка высунул кончик мордочки и саркастически посмотрел на старшего
братца глазками-бусинками.
- Ты прав, - вздохнул Майк, извлек из гитары несколько звуков,
сложившихся в мелодию похоронного марша. - Покуда в сити доползем, файф
разов дэднуться успеем... Сдохнем, значит, ел-палы. Особенно я - без
курева. Слышь, Вовк, а может, нам с тобой податься в Америку?
Мыш спрятал мордочку, завозился в кармане, тыкая Майка в грудь.
- Не одобряешь?! - обрадовался Майк. - Гуд бай, Аме-ерика, оо-ов...
гуд ба-а-а-ай... - искаженно процитировал он НАУ, в переводе на
американский. Подумав, добавил: - О-ов. Извини, подвинься. Сэнкью вэри
мачч. Мы патриоты! И танки наши быстры, а вместо сердца - пламенный
мотор!!! Советские маусы самые советские маусы во всем ворлде!.. (кто не
андестенд, ел-палы, тот - см. выше, кто. А все обвинения в продажности и
сетования на засилье западной калчер - в шею! Мы - см. ниже, кто.)
Майк проиллюстрировал соответствующими аккордами свои слова и
добавил, завершив текст драматически пониженным тоном: - Вы все слыхали,
товарищ полковник?.. Мы с Вовкой - _н_а_ш_и_ люди!..
Вовка вдруг выполз из кармана и заторопился вверх (ап!), ловко
цепляясь за ткань рубашки. Покорил вершину, устроился на плече Майка и
жалобно запищал, тоненько-тоненько, как умирающий щенок.
- Правильно, бразэ!! - возликовал Майк; взял в руку, поднял и потряс
массивным стальным "пацификом", обычно висящим на шнурке у него на шее. -
Нот воо! Комон он в баню обкомовскую, товарищ полковник, со всей своей
конторой вприкуску! - Майк потерзал струны, выдав попурри из Гимна СС (не
того SS, ел-палы, который Вы андестенд, блин горелый, а ЭТОГО!), "Вчера"
("Yesterday", блин), "Прощания славянки" (не гелфренд шкафа, ел-палы, а
женщины вполне знакомой Вам этнической группы), "Мой адрес не дом и не
улица..." (еще ремэмба, а?..) и "Группы Крови" (кто не рэмэмба и не
андестенд, тот... тот... ел-палы, редактор не пропустит кто, лучше
промолчать. Но вы поняли, да?!). - А рассуждение насчет вояжа в Штаты,
Вовка, мне кажется не лишенным определенной пускай и крэйзи, но внутренней
лоджик. На голосованье ставить не буду, знаю, что всеми четырьмя поднимешь
"Йес!" тому, что я решу. Кстати, у них там имеются отели, шопы энд клиникс
для кэтс энд догс, и всяческих прочих энимэлс, во буржуи лайфуют! а ты чем
хужей, брат Вовка?! Давай нагрянем к проклятым имперьялистам, в
какой-нибудь задрипанный Нюерк, фор экзампл, рявкнем "Мене, Текел,
Фарес!!!" и откроем отель для мышей! Как тебе такой бизнес, братан? Тебя,
мэн, я назову мистер Уоука Трассер-дж и назначу этим, как его...
менеджером, положу те оклад кило чи-иза в сутки...
Вовка встал на задние лапки и передними поскребся Майку о шею.
- Во нахал!! - возмутился Майк. - Уже прибавки жалованья требует!
Р-р-развел тут демократию, понимаш-шь... А может, еще и в тред-юньен
продажный записаться захочешь?! Гляди, мелкий, на собственную губу
наступить рискуешь!..
19. НАПАРНИКИ - 2
...Торопыга высмотрел подходящее местечко и велел Неудачнику
остановить "тройку".
На этом углу крутой до невозможности новичок устроил Вилли форменный
допрос последней степени пристрастия.
Вилли вначале посылал Грэя куда подальше, но постепенно посылать
притомился, и стал помаленьку отвечать. Пытаясь расшифровать в сонмище
вопросов определенную систему, таковой не отыскал, за исключением
очевидного вывода - ряд вопросов становилось возможным классифицировать
как вполне понятные попытки новенького парня разобраться в обычаях,
"иерархии" и подноготной Квартала. Нудный тип забомбил Вилли фугасками из
своего бездонного штурмовика-вопросника; и вдруг замолчал, крепко о чем-то
своем замыслился.
Замысливался он долго, и Неудачнику помстилось, что Торопыга исчерпал
запас боеприпасов в арсенале своего любопытства и увел на посадку
непрестанно атаковавший штурмовик. Но не тут-то было!.. Торопыга,
передохнув, мысленно переставил стрелки на карте боевых действий, погнал
чесать языком снова, что твой пулемет! причем на тему гнусную,
нежелательную, запретную: относительно трехкратного пребывания Вилли в
ноночьих узилищах. И Вилли взвился, как в задницу укушенный, обложил
Торопыгу распоследними нехорошими словами и объявил молчальную забастовку.
Перед тем не позабыв поинтересоваться с отсутствующим выражением лица: -
Ты ж сам болтал, что время не ждет, какого ж зубы мне заговариваешь минут
сто без перерыва на ланч?
Торопыга пристально посмотрел на Неудачника. Они сидели на краю
тротуара, рядышком с "тройкой", и опустошенные пивные банки, лишенные
драгоценного содержимого, выстроились шеренгой на мостовой перед ними.
Однако Вилли дал промашку. Он совершенно позабыл, что этот чертов
зануда, - телепат. Слабый или там прикидывается, но...
- Неудачник, ты помнишь ту нонку, с которой у тебя любовь с первого
взгляда?
Вилли плюнул гневно, смачно, угодил в крайнюю, слева, банку; пока
слюна стекала по боку банки, из слюнной гранаты превратившись в подобие
сопли, в голове Неудачника лавинообразно рушились разнокалиберные глыбы
мыслей, стукаясь друг об дружку и кроша мозги; по весу самой легкой глыбой
была та, на которой зубилом неудачниковой ярости было высечено: "А не
перепилить ли мне глотку этому жулику, причем всенепременно, - тупым
зазубренным мачете?.."
Прочие глыбы на боках своих несли куда более ужасающие способы
расправы с нудным типом.
- Не надо, - Торопыга нагло ухмыльнулся и неуклюже похлопал Вилли по
плечу. Рука у него оказалась тяжелой, это да. - Командиру одного из
разведывательных отрядов Квартала, доблестному офицеру, этакие варварские
методы не к лицу аж никак. Ты не ответил, Вилли. Хорошо ли ты запомнил ее?
Думай не так направленно и мощно, тогда я не разберу. Если это тебя так
угнетает.
- Слышь, ты, - погрозил Вилли, - прекрати копаться в моих мозгах, не
то сдам тебя службе безопасности как лазутчика, там узнаешь, что кому к
лицу, а что к одному месту!
- Я не копаюсь, - заявил Торопыга, - с чего ты взял? Нечего мне
больше делать, осталось только копаться в твоих захламленных мозгах... Сам
виноват. Втыкаешь в меня мысли свои, как в мишень дротик. Не обессудь.
- Ага, так я тебе и поверил, - угрюмо бросил Вилли. - Слышь, ты...
- Кончай тыкать, проткнешь, - спокойно посоветовал Грэй.
- И все же, прекрати... - более вежливо и тихо начал Вилли.
- Это твое личное горе, - отрезал Торопыга. - То, что ты думаешь по
поводу. Время не ждет, ты прав. А потому не трать его на пустую болтовню.
- Как я могу участвовать в акции вместе с человеком, который
позволяет себе лапать мои мозги и которому я не могу верить, скажи на
милость?!
- А ты знаешь метод, с помощью которого я сумею тебе доказать, что не
лезу в твои мысли, как нонки в Квартал? Подскажи, я с радостью... И кроме
того, как ты приметил, я честен с тобой. Когда чего уловлю, не скрываю.
Мог же вообще не говорить, что слышу мысли.
- Иди ты...
- Никуда я без тебя не пойду. Кабы мне нужен был всего лишь водитель
кара, я этакого строптивого кандидата как ты не нанял бы ни на каких
условиях. Даже если бы он сам мне предлагал мешок монет с умоляющим
воплем: "Возьми меня на работу!!". Повязаны мы с тобой веревочкой, Вилли.
Так повязаны, что роднее родных братьев теперь. И кроме того, что слова?..
Что бы я тебе ни втирал в уши, толку мало. Судить будешь по поступкам,
о'кей? По чему ж еще судить можно человека, как не по деяньям его... К
слову. Иногда случаются ситуации, в которых возможность услышать мысли
напарника равнозначна цене двух жизней. Твоей и его.
- Да?.. Ну-ну... Хитрый ты субъект, я погляжу, - мрачно высказался
Вилли. - Топать, говоришь, за тобой, как пес на поводке, умозаключать по
деяньям твоим, а после "шмяк", и поздновато уж когти рвать, в котел с
рисом засунешь и сожрешь, пальчики облизав.
- Однако у тебя богатые гастрономические познания! - удивился
Торопыга. - Может, оно и так... - добавил, помедлив пару секунд. - Я
предостерегал, пристрели меня, покуда не опоздал.
- Гастро... чего? Ну ты и выражаешься... Дурное дело нехитрое.
Успеется. Ты меня не за того принял, тип. Я не нонка, людей валить сходу
чтоб. Такой привычки не имею.
- Если б ты был не ты, я бы с тобой вообще не встретился. Точно. -
Грэй улыбнулся. - Успеется, ты прав. Ну что, продолжим экскурсы в
лабиринты воспоминаний?
- Валяй. Пиявка. И какого я тебя поспешил Торопыгой окрестить,
спрашивается? Пьявка ты, паразит словесно-информационный...
- Во загибаешь! - восхитился Торопыга. - Польщен! Стало быть, теперь
ты - Торопыга? А я, что же, вирус компьютерный?..
- Вирус - это уж скорее я... - пробормотал Вилли.
- Да, так вот, Дайану ты не позабыл?
- Раз знаешь, какого спрашиваешь... - буркнул Вилли. - Во гад. А еще
врет, что в мозги не лазает... Позабудешь ее, стерву патлатую. Ка-ак же!..
- Слушай, ты, герой ноночьих застенков!! - вдруг взорвался Грэй и
вскочил, наподдав носком сапога батарею пивных жестянок. - Тебе не
взбредало в чердак запыленный по лестнице размышлений, что не один ты у
них побывал, что информацию можно получить не только из твоих занюханных
ненавистью мозгов, другие каналы тоже имеются?! И вот еще что! Забудь
слово такое, "акция"! Придумали тоже, умники... Мы с тобой не в рейд
полезем и не на разведку боем, в эту вашу "акцию" сраную, и не подрывать
пару патрулей вражьих!! И не за парой грудастых туловищ для борделя,
понял?! Мы с тобой уходим, понимаешь ты, уходим из Квартала, быть может,
насовсем, быть может, навстречу верной смерти! Но не забавляться пустяками
уходим, и не наслаждаться жизнью, показывая нонкам, какие мы крутые парни
и насколько мы их выше по всем статьям, потому как люди мы, а они - НЕ
люди. Мы пойдем с тобой прочь из обложенной крепости и займемся наконец
серьезным делом, а не детской игрой в солдатики, которой вы тут все уж Бог
Мой знает сколько времени вынуждены пробавляться!..
20. ПЭТРО-НЭПЫЙВОДА
...Стэцько частенько пытался выспросить у него, почему он уехал на
чужбину. Пэтро отмалчивался, иногда отшучивался: с помещиком, мол,
подрался, выбил тому оба глаз и все ребра пересчитал, удрал от жандармов
до лесу, к угорскому кордону проскользнул... Стэцько не верил, говорил:
темнишь, земляче, по глазам вижу, врешь, бегают у тебя глазки-то, ой как
бегают.
Пэтро посылал его к бесу и замолкал. Не расскажешь же, как все было
на самом деле. Стыдно человеку такое про себя рассказывать. Ох как
стыдно!..
А закинула судьба горемычная Пэтра на чужбину из-за бабы. Женихался
хлопец к дивчине Ганне, на осень и свадьбу отгулять наметили, как
полагается. Души в дивчине Пэтро не чаял, любил без памяти, на руках
таскал... Сбежала красуля Ганночка с подпоручиком-москалем, голубоглазым
худющим огрызком, да и сгинула без следа в клятой Московии.
От позора нестерпимого дунул Пэтро на чужбину, в заморские края, от
насмешек самборских хлопцев чесанул. Было о ту пору Пэтру от роду двадцать
один год всего-то, голова горячая, в сердце полыхает жгучий костер
смертной обиды... Знал - убить может; хватило ума унести ноги, от греха.
До кордона дотянулся быстро, скользя лесами, обходя села и усадьбы, спал
мало; стремился, аж гэть! в Угорщине застрял. Зачислили в шпионы, кинули в
застенок лютый, после - в другой перегнали, столичный, мытарили с полгода,
стращали да лупили не жалея кулаков и плеток... Но отпустили, дали волю.
Поверили швабы клятые. Пэтро и не чаял уже солнышко повидать и на травке
поваляться...
Один славский хлоп в Вене Пэтру молвил: зачем лез через кордон сам?
надо было завербоваться да уплыть за море-океан, лес валить, хлеб
растить...
Покинул Пэтро красивый город на реке Дунае не своим ходом: на поезде
укатил; в задымленный порт Триест переправил Пэтра и с ним еще сотни три
молодых хлопцев пыхтящий паровоз. Словно баранов, перегрузили их всех из
вагонов в чрево громадного пароплава; загудело чудище, окуталось дымами и
гудками, подняло якоря и подалось за море-океан, в благословенную, по
слухам, землю, званую Америкой, в благословенную страну, Канадой званую: в
стране той лесорубам платят постольку, говорят, что за год на дюжину коров
и пяток десятин землицы скопить - раз плюнуть!..
Рай лесной Пэтро на своей шкуре испытал, нахлебался досыта тамошних
борщей. Платили щедро, это да. Но при первой же возможности подался Пэтро
на юг, в Северо-Американские Соединенные Штаты. Семья на родине посылок и
денег не ждала, молясь на образа святых мучеников, чтоб здоровья кормильцу
дали - не имелось у Пэтра Нэпыйводы семьи, один как сирота горемычный он
был, один в целом свете, мамо и батько его преставились давно, земля
родимая им пухом, и был он у них единый сын, других Господь не дал; когда
уходил за кордон, заколотил двери да окна хаты родной да поцеловал землю у
порога - знал, в Самбор не вернется. Жменьку той земли носил Пэтро в
торбочке полотняной, на шнурке поцепленной на шею: спасибочки австрийским
жандармам, не конфисковали...
Свободный Пэтро был на чужбине, аки ветер, когда на юг подался.
Долгов, слава Господу, не имел. Деньжат в кармане коттоновых, до светлой
синевы вытертых штанов, джинсов по-ихнему, правда, тоже почти не осталось.
Зачем подался, и сам не ведал. Наскучила ему беспросветность, и злобная
алчность наскучила, горящая в глазах земляков, горбатящихся на просеках и
лесопильнях - у них дома голодные рты хлеба ждут; а многие хлопцы да вуйки
семьи на чужбину приволокли, первые хатки украинские на канадской земле
поднялись...
Даже ветер, ежели вдуматься, подчиняется неким закономерностям в
полете своем. Так и Пэтро, хочешь не хочешь, в большие города тянулся -
потеряться, не видеть лиц девчат украинских, чернобровых...
Стэцька-побратима повстречал в большом городе, Сиэттлом званом.
Пришел в этот город из канадского Ванкувера, голодный и злой, но веселый -
начинал понимать, что дороже воли вольной ничего в целом белом свете нет.
Услыхал родную речь в разноязыком гомоне припортового кабака. До
хлопца трое греков доматывались, хлопец их костерил почем зря на чистейшей
ридний мови, и закатывал рукава.
Пэтро встал плечом к плечу. Так после и на Восход добирались: плечом
к плечу, Пэтро да Стэцько. А греков тех они с трех ударов усмирили,
положили всех, будут знать, как забижать _н_а_ш_и_х_ хлопцев... Нигде не
задерживались наши хлопцы надолго, а в Новом Йорке застопорили ход:
впереди океан, за океаном - ридна нэнько Украйна. Мать родная. Решали: до
дому или погодить? Решили: погодим. Стэцька тоже никто не ждал в родном
Немирове. Крепкие хлопцы в Новом Йорке без работы не останутся; а тут и
газеты весть принесли: в Российской Империи народ супротив царя бунтует,
какую-то революцию затеял. В революцию хлопцы соваться не решились.
Супротив царя-москаля выступить - за милую душу! но пугало страшное,
таинственное слово "революция". Пэтро сказал побратиму: это не просто
бунт, это хуже, и как завсегда украинцы пострадают больше всех...
- ...За що я тэбэ поважаю, Пэтро, - говорил Стэцько Пэтру как-то, в
шинке на Двадцатой Стрит, в который они хаживали промочить глотки
слабенькой американской горилкой, - так то за впэртисть. Ты всэ, що нэ
робыш, старанно робиш до самого кинця. О'кей, як тут кажуть. Лантухы з
кораблив вывантажуеш - бильш за всих. У бийку влизаеш - бьешся клято, докы
нэ впадэш. Пьеш - до всырачкы. Тоби дай можлывисть - выпьеш усю горилку в
Г'Амэрыци. Та й призвыще в тэбэ видповиднэ... Тилькы нэ зрозумию аж нияк,
чого ты николы нэ навидуесся у хатыну до повий? Таки гарни дивчатка тут
е... Вжэ рик тэбэ знаю - николы нэ бачыв, щоб ты на дивок заглядавсь. Чому
цэ так?
- Облыш, - хмуро ответил Пэтро, и налил себе и Стэцьку еще по полному
стакану. - Пый липше. Знайшов про що тэрэвэни розводыты.
- Та що ж, я й выпыты можу, алэ ты мэни видповидай, братэ. Яка
лахудра тэбэ так образыла, що ты...
- Пый!! - прикрикнул на Стэцька Пэтро. - Пый та нэ мэлы дурныць.
Стэцько пригубил и скривился.
- Остобисыв мени той виски, - сказал. - Покуштуваты б добрячойи
горилкы...
- А може, зробымо? - предложил Пэтро. - Накупымо зерна, дрижджив...
поставымо брагу... - Пэтро старательно уводил ход мыслей порядком
осоловевшего Стэцька прочь от щекотливой темы.
- А що, цэ думка... - сказал в ответ побратим. Такой бизнес ему явно
по душе пришелся. - ...наробымо горилкы, и зыск будэ, прибуток, та й сами
нап'емося...
- Компани "Нэпыйвода енд Хомченко лимитэд", - сказал Пэтро. - А тэбэ
нэ лякае, що у цьому клятому мисти, окрим нас з тобою, люды занадто
слабки, щоб вытрыматы дию нашойи горилкы?
- Ничого, прывчаться, - заверил Стэцько. - Хто помрэ, а хто выжывэ,
той поважаты будэ. Ще й благаты будуть, щоб побильшэ налывалы...
- Пострывай-но, хлопче! - охладил Стэцьков пыл Пэтро. - Трэба ж
купуваты патэнта! Гроши в нас е на цэ?
- Заробымо, - убежденно сказал Стэцько на это, - або позычымо.
- Хто ж нам дасть? Нэма дурных...
- Е люды, - загадочно ответил Стэцько и с гримасой отвращения осушил
полный стакан виски - одним глотком.
- О-о-о-о-о-о, мистер!!! - раздался откуда-то слева, со стороны
стойки, восхищенный возглас. - Глазам не верю! Как вы можете?!
- Нэ вирыш, пиды втопыся, - пробормотал Пэтро и повторил "подвиг"
Стэцька. Утерши губы тыльной стороной ладони, облизнул козацкие усы, и
добавил на ломаном гамерыканском несколько фраз, основной смысл которых
сводился к безаппеляционному утверждению, что все нации на свете белом, за
исключением парней с Украины: просто "щи-иты" по части выпивки. Плюгавый
янки, восхитившийся тем, как хлопцы осушали стаканы, полностью согласился
с утверждением Пэтра, присовокупив что-то насчет того, что если
дж