Тебя почти  три
часа не было ни слуху ни духу, черт тебя дери. Мы на этом перекрестке  уже
как родные, вскорости  фараоны  с  нами  здороваться  начнут.  Подплывали,
пришлось им по пятерке отстегнуть, чтоб не цеплялись.  И  девочки  здешние
доставали, почему торчим как прикованные, делать что ли нам нечего...
     Прокол, подумал Грэй. Упустил из виду.  Да  и  подзадержался,  правду
говорит. Слишком много думаю, философ, черт меня дери.
     Пэтси молча сидела за рулем  модели-Т.  На  Грэя  не  обернулась,  не
взглянула  даже.  Ссутулилась,  голову  наклонила.  Со  спины  глядя,  ему
показалось, что она плачет. Он не понял, что с ней произошло,  а  в  мысли
лезть не  отважился.  Какой-то  непреодолимый  барьер,  моральный  запрет,
возник в душе, и вторгаться в мозг Женщины, у которой просил  прощения  за
все преступления собратьев своих, ради которой едва не  нарвался  на  пулю
цепного пса Лэнни, Грэй больше не осмеливался.
     - Что с ней? - спросил Сэру. - Сдается мне, она мрачная, как грозовая
туча.
     - Черт ее знает, - пожала плечиками шатенка. - Молчит как немая.  Как
в ресторан  сходили,  так  и  молчит.  Ни  словечка  не  вымолвила.  Будто
подавилась чем.
     - Вилли ей ничего не говорил обидного? - спросил Грэй.
     - Да нет, вроде...
     - Пэтси, поди-ка сюда, - позвал Грэй, и открыл правую переднюю  дверь
гангстерского кара, - скажу что-то.
     Пэтси вылезла из фордика, прямая, как струна,  ступая  на  деревянных
ногах, как кукла из театра марионеток,  обошла  его  кругом,  подбрела  по
тротуару к открытой двери  и  влезла  в  салон,  уселась  рядом  с  Грэем,
по-прежнему не глядя в его сторону, руки сложила на коленках,  ладошка  на
ладошку. Как школьница стеснительная, подумал он. Смиренная такая.  Как  в
воду опущенная. Кто ж ее опустил-то?..
     - Сэра, - велел он, вновь высовываясь в окошко, - сходи разыщи Вилли,
не дай бог его он с кем-нибудь сцепится.
     Когда вторая проститутка удалилась прочь, Грэй  вынул  из  кармана  и
бросил Пэтси в подол пачку долларов. - Возьми еще, - сказал,  -  тут  пять
косых, вроде бы. Половину отдашь Беверли,  понятно?  По  сотне  дашь  всем
девочкам, которых я там у вас видел,  пятьсот  -  Мэри,  пятьсот  -  Сэре.
Остальное и те две с половиной, что в бумажнике  -  твои.  ("И  нечего  ей
знать, что  за  эти  двадцать  пять  сотен  заплачено  любовью  женщины  и
дружеской любовью мужчины.", - подумал он при этом.) Итого... я  даю  тебе
четыре двести, почти четыре с половиной косых, так, да?  И  возьмешь  этот
старый форд, только продай его сегодня же, он  ворованный.  Сотни  три  за
него выручишь, я думаю. Вот и ровно четыре с половиной. Не говори  мне  ни
слова, если не желаешь, но  выслушай.  Сейчас  мы  заедем  куда-нибудь  на
задворки, перегрузим свои вещи из багажника модели-Т, и убирайся подальше,
без тебя обойдусь. Сэру я  забираю,  поможет.  Может  быть,  когда-нибудь,
где-нибудь, мне зачтется та глупость, что я сделал для тебя, боюсь только,
что некому и зачесть будет, кроме меня самого... Но если бы знали вы,  что
самый страшный суд - своего бога... а не Всевышний...
     - Почему ты  это  сделал?  -  вдруг  тихонько  произнесла  Пэтси,  не
поднимая глаз. - Я все пытаюсь понять, но не могу...
     - Поэтому ты такая молчаливая и грустная? - спросил Грэй. - Значит, я
не ошибся в тебе, не зря влез со своим убогим совочком в дерьмо... А ты не
думай, ладно, больше? Прими как есть. Считай, что я самый  глупый  в  этом
мире мужчина. И... запомни, Пэтси, мне будет очень приятно иногда  думать,
что ты меня поминаешь добрым словом. Ведь ты не будешь обо мне  вспоминать
со злом, правда?
     - Нет... - сказала она. - Мне кажется, что нет...
     - Спасибо тебе. А теперь уходи. Ты умеешь водить авто, так,  кажется?
Поведешь развалюху свою. Иди, я сказал. Слышишь?
     Она не шевелилась. Смотрела на пачку денег, лежащую в подоле.
     - Послушай, Большой Грэй... или как там тебя... -  вдруг  прошептала.
Снова замолчала. Повысив голос, сказала: -  Я  впервые  встречаю  мужчину,
который не бьет за присвоенные  деньги.  Думала,  только  в  синемафильмах
такие бывают. Я впервые встречаю мужчину,  который  платит,  кучу  капусты
причем, гору целую, женщине, с  которой  ничегошеньки  не  взял.  Мне  это
непонятно, странно, но в конце концов, это твое личное дело. Я вот  о  чем
хотела попросить... Слушай, может быть, ты все же переспишь со  мной?..  А
то как-то совсем не по-людски выходит. Я... столько лет спала с мужчинами,
не получая ни малейшего удовольствия,  а  сейчас  вдруг...  мне  почему-то
кажется, что я... _х_о_ч_у_  лечь  с  тобой,  ты...  нужен  мне...  -  она
замолчала. (Он с тоской подумал: "Господи, где Ты был, когда я  в  мертвой
постели грезил о том, чтобы Женщина сказала мне такие слова и так захотела
меня? А ведь я был верным адептом твоим! Молчишь? Нечего ответить  Тебе.")
Нерешительно взяла пачку денег в руки. - Ты  понимаешь,  я  уже  и  думать
забыла, что могу пожелать искренне еще когда-нибудь мужчину... И сейчас...
мне почему-то страшно не хочется  терять  тебя...  не  хочется,  чтобы  ты
уходил вот просто так, подобно тому, как уходили тысячи до тебя, но  я  не
жалела... Я  старуха,  понимаю,  мне  уже  двадцать  пять,  и  кому  нужна
проститутка, десять лет не сползавшая с постели...  но  мне  вдруг...  как
дурочке, захотелось за тебя замуж... Вот... Только не смейся надо мной!  Я
знаю, что говорю глупости, но... - она всхлипнула. - ...сейчас я разревусь
как девчонка, и ты меня прогонишь, я знаю...
     - Не  надо...  -  он  притронулся  кончиками  пальцев  к  ее  ладони,
обхватившей пачку денег. - Не плачь, девчонка. Я не покупал твою  душу,  и
уж тем паче не претендую на твое тело. Уходи, и помни  обо  мне.  Я  прошу
тебя, скорее, скорее уходи... Ну же? Роптать на судьбу -  последнее  дело,
она неумолима. И не щадит никого.
     Проститутка открыла дверцу и дернулась было наружу, на ходу запихивая
деньги в вырез платья, как вдруг замерла. Одна ее  туфелька,  исцелованная
этим странным мужчиной, уже стояла на земле, вторая - еще на полу  кабины.
Помедлив секунду, девушка откинулась назад, убрала ногу с  земли,  втянула
внутрь, захлопнула дверцу, с силой, преодолевая  сопротивление  рук  Грэя,
опрокинулась на спину и положила голову ему на колени. Смотря снизу  вверх
полными слез глазами, прямо  в  усталые  и  тоскующе-добрые,  таких  ни  у
единого мужчины доселе она не видывала, глаза его,  прошептала,  взбираясь
по ступенькам слов, складывающим вертикальную лестницу,  протянувшуюся  от
глаз к глазам, от земли к небу: - Поцелуй, Большой  Грэй!  Я  хочу  унести
вкус твоих губ с собой... Мне кажется, я тебя больше никогда  не  увижу...
Оставь мне хотя бы вкус твоих губ на память...
     "Нетипичная какая-то проститутка, - подумал Грэй. -  Неужто  такие  в
жизни бывают, а не только в синемафильмах? Но я рад, что она такая... было
бы несправедливо, стараться для твари бессовестной какой-нибудь...  может,
и не зря я попался ей на пути. Хоть какая-то текущая польза от меня людям,
а не сулимая  в  туманном  грядущем...  Все  это  смахивает  на  сцену  из
индийского кино: все рыдают. Танцев только не хватает... ну и пусть...".
     Он кивнул. - Хорошо, как  хочешь.  -  Бережно  приподнял  ее  голову,
прижал девушку к себе и нежно-нежно, как только мог, поцеловал ее влажные,
мягкие, доверчиво раскрывшиеся навстречу, уста. Ее  язычок  скользнул  меж
губ его, втиснулся под зубы, быстрым движением пробежался по  ним,  словно
собирая живительную влагу, ту самую, что по утрам в пустыне изможденные  и
умирающие от жажды путники пытаются отыскать на  мертвых  камнях...  Потом
проститутка молча, ни слова, ни словечка, не говоря, вырвалась из объятий,
выскочила из машины и обежала, расталкивая прохожих, модель-Т,  скользнула
за руль и уселась, поправляя  растрепавшуюся  прическу.  Вынула  откуда-то
шляпку и водрузила на голову... И в это мгновение ее скрыл от взгляда Грэя
невесть откуда возникший Вилли. Он стоял между старым фордиком и новенькой
мощной моделью последнего года, рассматривал ее. - Эй,  Торопыга,  ты  где
такой солидный гроб раздобыл? У кого спер?
     - У кого следовало, у того и спер,  -  сказал  Грэй,  вытягивая  шею,
чтобы через плечо Вилли разглядеть Пэтси. Он хотел видеть ее лицо,  и  она
будто почувствовала что-то, на мгновение  повернулась.  Лицо  у  нее  было
каменное, ничего не выражающее.  Лицо  парковой  статуи.  Лицо  Статуи  на
Либерти-айленд. Лицо женщины, в душе  которой  безумствует  боль.  Но  она
скорее умрет, чем покажет это.
     Грэй вновь подавил желание узнать ход ее мыслей. Пусть это  останется
для меня тайной навсегда, с грустью подумал он. С теплой,  пушистой  такой
грустинкой, едва уловимым взмахами овевающей мысли. Жалко, Боже Мой... Как
же мне их всех жалко... Сами себя тварями  делают,  к  ним  соответствующе
относятся, а потом удивляются, какие сволочи мужики...
     "А может, это МЫ???", - спросил он себя. И не сумел ответить.
     Сэра спросила: - А мне куда?
     - Лезь вместе с Вилли на заднее сиденье,  -  велел  Грэй.  -  Соснуть
можешь, девочка, отдыхай, - ласково сказал. - У нас еще  несколько  часов,
выспаться успеешь досыта...
     ...загнали машины в  укромный  закоулок,  указанный  ехавшей  впереди
Пэтси, и Грэй, жестом приказав Вилли оставаться внутри, перегрузил  оружие
и  снаряжение.  Пэтси  стояла  неподалеку,  смотрела   округлившимися   от
изумления глазами на диковинные  причиндалы.  Захлопнув  багажник  большой
машины, Грэй сказал: - Пэтси, я когда-то обещал одной женщине, что  возьму
с собой. Я не выполнил то обещание, и не смею давать новое, такое же...  Я
уже  созрел   для   того,   чтобы   выполнить,   но,   случайно   заскочив
н_е _в_о_в_р_е_м_я_, узнал, что  судьбой  предначертано  нам  с  нею  быть
врозь, что она выбрала другого почти сразу, как я исчез. Если бы  я  этого
не узнал, то быть может, забрал бы ее  с  собой,  и  тем  самым  обрек  на
мучения. Ошибся бы фатально, потому что вернуться она бы уже не  смогла...
Нарушил бы ход истории, но черт  с  ним,  ходом  истории,  я  и  без  того
постоянно нарушаю его, как  последний  бессовестный  бандит.  Уповая,  что
судится - по результату... Я очень любил ту женщину. Я и сейчас ее  люблю,
знаешь. Очень-очень. А еще раньше я любил другую женщину,  свою  жену,  но
она меня бросила. Что мужчине нужна подруга, женщинам не  понять,  а  тех,
кто с этим согласен, не принято... Твое молчание молчание провоцирует меня
на откровенность, поэтому слушай терпеливо, что говорю. Я болтун, и можешь
мои слова всерьез не воспринимать. Но если бы я надеялся еще отыскать себе
настоящую подругу, то мне бы очень хотелось, сам не знаю почему, чтобы она
была похожа на тебя. Такую, из тех, которых не принято в жены брать. И  не
такую, как... Не спрашивай, почему. Я и сам себе не хочу отвечать на  этот
вопрос. А теперь садись и уезжай, и не забудь авто продать... - он толкнул
девушку к модели-Т, получилось нечаянно грубо, девушка оступилась, едва не
упала, едва не растянулась в пыли,  в  мусоре,  устилающем  землю  пестрым
ковром, но в последний миг схватилась за капот фордика. Грэй уже  впрыгнул
в большой форд, запустил мотор...
     - За что ты меня  так  жестоко  наказал?!  -  закричала  Пэтси  вслед
отъезжающему авто. - За что ты смутил мою душу?! Ты даже  не  переспал  со
мной, сволочь, чтобы мы остались квиты!..
     - ...Уйти, уйти вовремя, - бормотал Грэй, -  уйти,  ибо  потом  будет
слишком больно... - Крика Пэтси он не  услышал,  а  сканировать  ее  разум
запретил себе на веки вечные. Глаза его застлали  слезы,  и  он  с  трудом
различал, куда направляет форд.
     Потому  что  он  вдруг  осознал,  что  несколько  секунд,   несколько
взглядов, несколько слов, один-единственный поцелуй, -  все,  что  связало
его с этой случайно, как  все  хорошее  в  Пути,  встреченной  Женщиной  -
согрели его душу сильнее, чем все женщины мира, включая обеих Беверли, его
бывшую жену и  даже  его  первую,  мальчишескую  влюбленность,  троюродную
сестру; а ведь Пэт даже не была в его вкусе (что  лишний  раз  доказывает,
что клад всегда не там, где копаешь!) как женщина. Почему судьба  подарила
ему этот коротенький жгучий миг счастья, он понял, но не захотел даже  сам
себе признаться в этом. Чтобы потом не стало еще больнее.
     Бросив взгляд в зеркальце заднего обзора,  он  последний  раз  увидел
стройную высокую фигуру, облокотившуюся  на  капот  "утренней  звезды",  и
отвел глаза, вперился в дорогу. В душе  его  звучал  тягучий,  мучительный
блюз...
     - Ты чего, Торопыга? - спросил Вилли. - Эта кошка тебя чем обидела?
     - Тебе-то что. Тебя она обслужила, не пожалуешься. Спи, не  доставай.
И не лезь в душу... - устало сказал Грэй.
     Вилли недоуменно посмотрел на напарника. Среагировал нетипично.
     - Да я что... да я просто... за тебя переживаю...
     В его устах  это  звучало  фантастически.  Как  если  бы  хронический
алкоголик признался, что регулярно тайно переводит деньги на счет Общества
АА.
     Грэй, несмотря на дикую головную боль, обернулся и бросил ошарашенный
взгляд на Вилли - не послышалось ли?..
     Взгляд Вилли встретились со взглядом Грэя. Нет, не послышалось, понял
Грэй. И со странным чувством сказал Вилли  то,  что,  как  считал  раньше,
говорить тому было бесполезно.
     - Ты меня вряд ли поймешь, Вилли, но я скажу. Ты только тогда станешь
настоящим, стопроцентным мужчиной, когда не желание всадить нонке  пулю  в
глаз будет твоим основным и постоянным, а желание погладить ее по  головке
и шепнуть на ушко ласковое словечко. Если бы та  девчонка  тебя  вшами  не
наделила, может, ты бы еще тогда ощутил такое желание... Каждому дается  в
жизни шанс, только мало кто им пользуется. Вот бы второй...
     - Не успею.  Она  мне  раньше  в  глаз  пулю  вгонит,  -  удивительно
спокойно, без ажиотажа, ответил Вилли Квайл.
     - А вот в этом ты прав. К сожаленью. Но им тоже надо дать еще шанс...
     - А зачем, брат?
     - Зачем, ты спрашиваешь?.. а вот  зачем,  -  охрипшим,  перехваченным
голосом сказал Грэй, обогнал какой-то дряхлый грузовичок, кашлянул и вдруг
заговорил странным тоном,  Вилли  никогда  не  слышал,  чтобы  мужики  так
разговаривали.  Значение  слов  "нежность"  и  "восторг"  применительно  к
женщинам для Вилли смысла не имело. Грэй говорил-говорил, и Вилли  впервые
СТАРАЛСЯ понять, О ЧЕМ...

                        - Ты женщина, ты -
                        книга между книг,
                        Ты - свернутый,
                        запечатленный
                        свиток;
                        В его строках и дум
                        и слов избыток,
                        В его листах
                        безумен каждый миг.
                        Ты - женщина, ты -
                        ведьмовский
                        напиток!
                        Он жжет огнем,
                        едва в уста проник;
                        Но пьющий пламя
                        подавляет крик
                        И славословит
                        бешено средь
                        пыток.
                        Ты - женщина,
                        и этим ты права,
                        От века убрана
                        короной звездной,
                        Ты - в наших
                        безднах
                        образ божества!
                        Мы для тебя влечем
                        ярем железный,
                        Тебе мы служим,
                        тверди гор дробя,
                        И молимся - от века
                        - на тебя!..

     Грэй замолчал, и вдруг раздался голос Сэры.
     - Ничего себе! Мудрено, но у меня аж мурашки побежали!
     Грэй не оборачивался и не  видел  выражения  лица  Вилли,  когда  тот
спросил: - Это твой опус,  сумасшедший?  -  но  слова  эти  прозвучали  не
ехидно, чувствовалось, спросившему искренне интересно.
     - Нет. Есть такой поэт, Брюсов...
     - Интересный  мужик,  -  снова  высказался  голос  Сэры.  -  Брюсофф,
говоришь? Местный? Я бы с ним не прочь познакомиться...
     Грэй все же обернулся. И увидел, что  Вилли  со  странным  выражением
лица смотрит на нее.
     Ого, подумал. Неужели война может окончиться  без  того,  чтобы  одна
сторона полностью разбомбила другую?.. Очень хочется, НО ВРЯД ЛИ.
     - Нет, милая, - ответил он проститутке. - Тебе с ним не суждено...
     - Но мужик, видать, крутой, хоть и сумасшедший, как ты, -  неожиданно
высказался Вилли.
     Грэй не закончил фразу, захлопнул  "варежку"  и  улыбнулся.  Подумал:
"Наверное, что-то в лесу сдохло".
     - Ладно, отдыхайте, мальчики-девочки...
     ...Вилли спал на  заднем  сиденье  в  обнимку  с  Сэрой.  Когда  Грэй
обернулся и увидал такой "пассаж", он присвистнул от удивления, и  тут  же
зажал себе рот рукой - чтобы не разбудить. И  снова  уделил  все  внимание
дороге и своим мыслям. Неторопливо катал форд по Городу,  несколько  часов
подряд, пока не кончилось горючее. Езда в  автомобиле  всегда  успокаивала
его нервы, и сейчас  -  тоже.  К  тому  же  было  страшно  любопытно,  как
изменились  знакомые  когда-то  улицы.  Местами  разительно,  отметил.  Но
местами  узнаваемые  до  мельчайших  деталей  уголки   заставляли   память
умиляться. Время от времени он концентрировал энергию разума и  сканировал
окрестности, искал в пучине хаоса разноголосья и разноцветья мыслей  тысяч
людей (и это только на доступном ему, неглубоком уровне!) волны  возможных
преследователей,   кого-нибудь   из    банды    Скорпиона,    приметившего
экспроприированную машину, углядевшего в потоке  легковушек  и  грузовиков
форд Тони, за рулем которого сидит незнакомый фраер. Ничего  и  никого  не
обнаружил - покамест. Самое умное в  сложившихся  обстоятельствах  было  -
загнать форд в переулок и переждать, но соблазн осмотреть  Город  победил.
"Буду надеяться, - подумал Грэй, - что за восемь-десять  оставшихся  часов
никто из теплой компании околпаченного мафиози эту машину не узреет.  Хотя
всегда, до последней минуты суток, остается шанс,  что  увидят  и  устроят
кинопогоню со стрельбой из всех видов оружия".
     Всяких ганг- и моб-стеров он не опасался. Существовали  по-настоящему
опасные варианты развития событий; но их  волн-предвестников  он  тоже  не
уловил.
     Катаясь по Городу, Грэй отмечал перемены и думал о том, что  несмотря
на мерзкие недостатки и гнойные язвы этого мегаполиса, лично он в  нем  бы
поселился надолго - была  б  его  воля.  Здесь  всегда,  во  все  времена,
ощущался  некий   шарм,   особое   очарование,   далеко   не   у   каждого
урбанистического образования имеющееся. Но о  причинах  своей  симпатии  к
Большому Яблоку Грэй решил поразмыслить в другой раз, а сейчас он думал  о
более материальных, меркантильных, вещах. Ему вдруг припомнился толстенный
роман, прочитанный в другой жизни еще, до ухода  за  стену.  Герои  романа
(точнее,  автор)  постоянно  на  страницах  по  ходу  действия   упоминали
всяческие виды оружия (с непременным  указанием  фирмы-производителя),  на
страницах постоянно перечислялись всяческие марки  вин,  прочих  напитков,
названия  экзотических  деликатесов,  торговые  марки   фирм-изготовителей
разнообразнейшего ширпотреба, и всякое такое прочее пускание пыли в глаза.
Грэй не знал, разбирается ли автор на самом деле во всех этих  штуковинах,
сумеет ли различить на самом деле вкусовые букеты вин урожаев двадцати-  и
тридцатилетних выдержек. И спец ли автор во всяких оружейных,  технических
и прочих "ассортиментах". Но, читая роман, Грэй  вдруг  почувствовал,  что
отчаянно завидует героям романа. Именно потому, что они пили ВСЕ эти вина,
вкушали ВСЕ эти яства и  пользовались  ВСЕМИ  этими  вещами,  половину  из
которых  автор  наверняка  и  не  видал,  на  самом-то  деле,  и   вообще,
чувствовалось, что