ереснее бог знает сколько лет назад
засохших водорослей я не нашел, они пятнами лежат, такими же бурыми, как и
земля, и рассыпаются в пыль, как только я хочу их поднять.  Возвращаюсь  к
танку, и теперь уже вдвоем с Чисиметом идем  к  берегу.  На  ходу  он  мне
рассказывает, к какому выводу они со Знахарем пришли:
     - Я думаю, что это озеро давно уже высыхает. А эти звери в нем  живут
еще с тех времен, когда оно было  молодым.  Они  могли  бы  стать  большой
силой, если бы могли действовать по своей воле и сознательно. Да и вообще,
как и все случайные порождения, они думать не приспособлены...
     Я перебиваю:
     - А что это такое - случайные порождения?
     - А так - при всяком колдовстве возможны  результаты  не  только  те,
которые ты хотел, но и... - тут он подставляет мне ногу, толчок в спину, и
мы лежим, уткнувшись носами в грунт, лежим за маленьким покатым  бугорком,
и озеро невдалеке просвечивает. Я хочу возмутиться, но Чисимет  показывает
мне зажатый рот - молчи, мол - а потом в сторону озера.
     На границе видимости появляется темное пятно, и в тишине все яснее  и
яснее становится слышен шум воды - как бы бурление.
     Я сообщаю об этом на танк - три раза повторил, пока поняли,  до  того
слышимость паршивая, и в ответ  приказ  -  действовать  по  обстановке,  в
конфликты не встревать.
     Тем временем пятно принимает очертания лодки,  подходящей  к  берегу,
так сказать, на рысях. В ней сидят  два  краболова,  один  вахлак  и  трое
коренастых  мужиков  с  плоскими  рожами,  крючковатыми  носами  и  узкими
глазами. Никто из них не  гребет,  но  тем  не  менее  бурун  перед  носом
внушительный, как у моторной лодки, только  вот  мотора  не  слыхать.  Вот
лодка скребет по дну, и вся команда выпрыгивает и волокет ее за собой.  На
твердой земле они ее бросают, вахлак колдует что-то,  а  остальные  просто
сидят и озираются. Потом краболовы поднимаются и  бредут  вдоль  берега  -
один в нашу сторону, а другой в противоположную.
     Чисимет потихоньку вытаскивает меч и укладывает его в руке поудобнее,
а я беру на мушку одного из коренастых верзил  -  вдруг  попаду!  Краболов
весьма спешит, вглядывается в песок,  и  совсем  было  нас  минует,  но  в
последний   момент   останавливается   и   вперяется   в    меня    своими
глазами-тарелками - мудрено не увидеть! Чисимет делает движение - и  не  в
меру внимательный разведчик,  получив  удар  рукояткой  меча  между  глаз,
оседает на землю, а меч все так же крутясь, продолжает полет, и через пару
секунд увесисто шлепается опять же рукоятью в протянутую ладонь Чисимета.
     Издалека раздается возбужденный крик -  другой  краболов  нашел  наши
следы. Коренастые поднимаются и на обезображенном до неузнаваемости  общем
языке зовут нашего, ныне покойного, соседа. Ответа,  само  собой,  нет,  и
один из оравших идет в нашу  сторону,  мы  с  Чисиметом  принимаемся  было
отползать, но это оказывается ни к  чему.  Озеро  вспучивается,  и  оттуда
появляется моноспрутовское щупальце, он  захватывает  краболова  и  ползет
обратно в маслянистую воду. Коренастый, увидев эту картину,  задает  очень
резвого драпака в сторону остальной группы, а мы,  не  ожидая  дальнейшего
развития событий, отползаем, а потом и в рост бежим.
     Танк уже в полной готовности, на крыше  сидит  Дрон  с  винтовкой,  в
прицел окрестности обозревает  и  всем  своим  видом  выражает  готовность
умереть-но-не-сдаться. Забираемся в танк,  я  докладываю  факты,  а  когда
начинаю измышления относительно что к чему, Серчо меня перебивает:  пусть,
мол, лучше Чисимет скажет, у него меньше  слов  на  тот  же  объем  смысла
уходит. Итак, объяснение:
     - Я думаю, что этот отряд, узнав, что мы собираемся идти через озеро,
решил в Орогоччу с нами не связываться. Орлы перебросили их до берега, там
они украли или купили лодку, но нас догнать не смогли. Я думаю  что  лодку
эти,  рукастые  толкали:  заметьте,  что  спрут  утащил   только   убитого
краболова, а живого не тронул!
     Серчо переваривает сообщение и говорит:
     - Пьеро! Давай-ка до стыка Мелкогорья  с  Орогоччу,  ну,  словом,  до
лабиринта этого, самый полный возможный ход. Пусть  эти  ребята  попотеют,
если уж так хотят нас догнать.
     Пьеро не заставляет себя упрашивать и рвет  так,  что  я  налетаю  на
Серчо, Серчо на Амгаму, и все вместе - на Знахаря. Затем еще  один  рывок,
такой же сильный, но в другую сторону, и все происходит  наоборот.  Теперь
вся пирамида на мне, а я  животом  на  каком-то  очень  неудобном  выступе
передней стенки. Я пытаюсь выдавить из себя какое-нибудь ругательство,  но
следует еще  один  дерг,  третий,  и  все  теперь  вроде  идет  как  надо.
Возмущенный Серчо испрашивает причину. Получив ответ, выводит на  ЦП-вский
экран запись обзора заднего сектора в момент неудачного  старта.  История,
оказывается, была такая: вот Пьеро дает газу - гусеницы секунду  стоят  на
месте, пока мощность растет, потом рывок - гусеницы пошли, а из-под них  в
поле  зрения  входят  разодранные   водоросли   -   ничего   себе,   сухая
растительность! И еще длинные космы - видимо, к днищу прилепившиеся. Затем
они натягиваются - это второй рывок, и рвутся  -  третий.  Серчо  включает
колебания на максимальную амплитуду - и уже не в записи,  а  в  реальности
из-под нас валятся комья этих самых водорослей..
     - Всем ясно? - спрашивает наш командир. - Долго здесь стоять  нельзя,
да и недолго тоже нежелательно.
     Амгаме  неясно.  Чтобы  он  уяснил  связь  изображения  с   событиями
пятиминутной давности, приходится опять  объяснять  про  стеклянный  глаз,
железную память  и  прочие  составные  части  видеосистемы.  Чисимет  тоже
внимательно слушает, повторение - мать учения,  а  Знахарь  сидит  и  всем
своим видом превосходство свое показывает. Он-то это  еще  в  первые  годы
знакомства с нашими усек, и теперь воображает.
     Дело к вечеру идет, и по всем часам уже  должно  начать  темнеть,  но
никаких признаков нет, только дымка сгустилась и стала  красноватой.  Танк
прет километрах на пятидесяти в  час,  кидает  нас  неслабо,  несмотря  на
сравнительно ровную землю, а вернее, глину -  по-прежнему  безжизненную  и
сухую. Ужин в таких условиях невозможен,  и  поэтому  жуем  всухомятку  по
способности, кто как. Амгама по ходу еды высказывает мысль, что коренастые
мужики из лодки и есть те самые орки, по описаниям похожи - я  не  против,
пусть будут орки.
     До стыка Мелкогорья с Орогоччу  осталось  километров  двадцать  пять,
совсем пустяк, скоро начнется скальный лабиринт. Свет за стеклоблоком  уже
откровенно красный, и  видно  вдаль  максимум  на  полторы  сотни  метров.
Чисимет и я лезем на крышу, предварительно пристегнув страховку к  скобам.
Воздухом, значит, дышать - выдержал я такого дыхания минут десять  и  вниз
решил. Только полез - поддает мне под  копчик  крышкой  люка,  затем  танк
кренится  -  а  дорога-то  ведь  ровная!   Пьеро   тормозит,   но   тряска
продолжается, а ветер в ушах стих - грохот слышен, навроде  того,  как  на
товарной станции состав  с  места  неаккуратно  рвет.  Здесь  только  звук
поглуше, не такой металлический.  Землетрясение,  что  ли?  Оно,  родимое,
последний раз  я  его  ощущал  год  назад,  около  Красного.  Мне  хочется
соскочить с танка и бежать куда глаза глядят, но страховка  охлаждает  мои
попытки, а пока я соображаю что к чему, катаклизм как  отрезало,  тишь  да
благодать, да красный туман повсюду. Коробка ползет на  малой  скорости  -
молодец Пьеро, не забыл, что останавливаться нельзя. Я наконец-то  залезаю
внутрь, а Чисимет остается - сам как-то сказал, что в  четырех  стенах  он
себя чувствует как в ловушке, посидел - хватит.  В  отсеке  народ  уже  по
койкам разместился, но спать никто не думает. Пьеро снова скорость набрал,
что тоже не способствует расслаблению и  отдыху.  Правда,  это  ненадолго.
Начинаются сопочки,  горочки,  камешки,  и  между  ними  лавировать  надо.
Мелкогорье началось. Я так понимаю, что раньше это была  скальная  страна,
которую медленно и спокойно засыпало озерными осадками,  а  потом  и  вода
уходить стала. И результат - ровная поверхность, из которой торчат  острые
скалы, я так полагаю - вершины. Горки мелкие, но крутые, и через  них  нам
никак не перевалить, но между проехать можно. Пьеро ведет к  стыку  -  там
есть проход узкий да извилистый, у нас его остряки  Магеллановым  проливом
обозвали, через него только и можно отсюда выйти, а иначе - крюка давать в
неделю длиной. Сопочки вокруг все гуще  и  гуще,  и  под  гусеницы  уже  и
рытвины  да  канавы  попадаются,  качка  килевая  и  бортовая,  но   народ
потихоньку засыпает - какая-никакая, а  привычка  есть,  и  мне  это  тоже
удается, хотя голова и мотается по всей подушке. Конечно, не по-настоящему
заснул, но хоть что-то. Иногда сквозь дремоту слышны чертыхания Дрона - он
сейчас на ЦП засел, да  трансляцию  забыл  отключить,  и  теперь  все  его
излияния разносятся по коробке как нечто архиважное. Это продолжается часа
три-четыре, а потом остановка, и Дрон объявляет  общий  подъем.  Я  первым
выползаю  на  крышу  и  созерцаю  безрадостную  картинку:  слева  от   нас
здоровенная сопка, и справа две тупиком и долинка между ними. Сзади колея,
а спереди - нагромождение обломков скал, самый маленький из  которых  -  с
два наших танка.  Нагромождение  перегораживает  дорогу  напрочь.  Красное
туманное сияние не дает ничего  разглядеть,  кроме  ближних  окрестностей.
Приехали. Танк вздрагивает и начинает ползать взад-вперед, а на крыше  уже
все в сборе - даже Серега из башни вылез, он там в ремнях спал. И так  все
стоим, все одинаково созерцаем стенку, но с разными чувствами.  Чисимет  с
Амгамой спокойны, Знахарь на лице явный страх имеет, а остальная команда -
разные оттенки мрачности. Серчо плюет вниз на землю, а потом еще  раз,  но
второй плевок не долетает и шмякается  об  крышку  люка  -  хороший  такой
плевок, смачный, густой. Знахарь не выдерживает - его беспокоит  вовсе  не
завал:
     - Плохо здесь! - говорит. - Тут колдовство идет, могучее и  страшное,
оно не для нас, оно еще для кого-то тут сделано!
     Чисимет тоже уже не спокоен - все пытается  что-то  вспомнить  и  все
никак не может. Серчо на него внимания  не  обращает,  думает  о  своем  и
посылает меня с Амгамой слазить по левой горе, посмотреть, далеко ли завал
тянется, а Сергея со Знахарем ожидает похожая прогулка, но справа.  Амгама
волокет самодельное копье, я винтовку, и лезем. Карабкаться по этим кручам
дело весьма трудное, но через полчаса мы уже на гребне, а через час  -  на
той стороне. Этот самый завал перекрыл, и  очень  умело,  самый  выход  из
лабиринта, дальше - я карту точно помню - горки да скалы гораздо свободней
разбросаны. На два  десятка  километров  их  всего  осталось,  а  потом  -
Средне-Верхняя равнина начинается. Но путь  к  ней  намертво  перегородила
баррикада, такое впечатление, что взяли кусок горы, размололи в  ступке  и
сюда  высыпали;  и  всего-то  три-четыре  сотни  метров,  но  непроходимых
абсолютно. Я собираюсь  повернуть  назад,  но  тут  Амгама  взвизгивает  и
хватает меня за руку. Я слежу за его взглядом, и мне тоже хочется  визжать
и хвататься за что-нибудь надежное. Красный светящийся туман  впереди  нас
явственно стекается и стягивается,  принимая  форму  огромной  трубы  или,
точнее,  цилиндра  неправильного,  метров  шести   в   диаметре,   и   эта
конструкция, постепенно ускоряясь, несется мимо нас, совершенно беззвучно.
Такую картину, наверно, видит муравей, когда мимо  него  змея  проползает.
Змея проносится мимо нас в багровую полутьму, а потом -  тут  уж  и  я  за
Амгаму схватился  -  на  хвосте  этой  колбасы  оказывается  что-то  вроде
человеческой кисти -  если  остальное  за  руку  принять.  Только  размеры
непропорциональные - ладонь уже не видна, а пальцы  все  мимо  нас  текут.
Амгама совсем раскис, и мне тоже нехорошо - слава богу, исчезает  из  виду
образование сие. Я с танком попытался связаться -  сплошные  помехи.  Тоже
подъему духа не способствует. Дорисовал я кое-как план  нашей  стороны,  и
назад поскорей. Амгама даже на ходу  крупной  дрожью  дрожать  ухитряется,
один раз чуть не свалился из-за этого. Танк по-прежнему ерзает  на  месте,
уже колею накатал, и  к  нему  подходят  одновременно  с  нами  Сергей  со
Знахарем. Они тоже поднапуганы малость, ладонь с пальцами у них  прямо  на
глазах формировалась. Между прочим, вокруг темнее стало - как будто на эту
руку туман стекся, а нового не прибавилось.  Серчо  смотрит  кроки,  потом
лезет в танк и сидит там с полчаса, и наконец через динамик распоряжается:
     - Дрон, сейчас залезешь ко мне, я тебе распечатаю с  экрана  схему  -
разберешь? Потом ранец возьми, и положишь там,  где  указано.  Радиоподрыв
сейчас не сработает, так что ставь часовой механизм на пять утра - чтоб  с
запасом отойти смогли.
     Дрон лезет к Серчо, появляется - в руке планшетка, за спиной ранец  -
головка от  противодраконовской  ракеты;  ну  что  ж,  она  эту  баррикаду
разворотить способна, если грамотно положить. Он уходит в сторону  завала,
а мы стоим, тихонько впечатлениями обмениваемся,  и  тут  откуда-то  сзади
подбегает Чисимет и просит повторить все, что мы видели, еще раз. Повторяю
- он в смятении, хотя и старается держаться ровно.
     - Внимание, - говорит он с крикливыми интонациями,  -  все  слушайте!
Этот туман красный - не туман! Такой туман стоит в подземных  глубинах,  и
он может  принимать  образ  огненного  воина,  если  его  потревожить  или
заставить колдовством. Вы его не сможете убить из своих орудий,  у  нас  с
ними могут бороться только трое самых могучих магов, а я даже не знаю, как
это делается! Они знают, а я - нет!
     Словно подтверждением этой  информации  на  границе  поля  зрения  на
западе  проносится  неясной  формы  пылающая  багровым  масса,  а   вокруг
становится еще темней. Серчо командует:
     - Всем в танк! Алек - охлаждение и регенераторы, Сергей  -  пассивная
защита, Чисимет, Знахарь, мозгуйте, как поставить защиту активную.  Амгама
- пристегнуться к койке и никому не мешать!
     Я запрыгиваю в верхний люк,  а  командир  лезет  в  кормовой.  Внутри
суматоха, и пока я привожу систему  жизнеобеспечения  в  готовность,  меня
раза три оттирают от конденсаторной стойки. Серчо орет в микрофон,  но  до
Дрона докричаться не может, радио вязнет как в вате. Я меняю  Пьеро  -  он
тоже пристегивается к койке и сдержанно осведомляется -  нам  что,  сейчас
плохо будет?
     - Даже очень, - отвечаю я, а сам  экраны  выставляю  в  самые  нужные
сейчас режим-комбинации температур,  рельефа  и  активности.  Активностный
фон, кстати, вокруг нас до пяти единиц упал, но зато километрах в пяти  от
нас - концентрация: компьютер предупреждает, что  при  приближении  к  ней
хоть немного датчики уйдут в зону нечувствительности - мне бы его  заботы!
Появляется Дрон - дело сделано, идет как  на  прогулке,  Серчо  орет  ему:
"быстрей, бегом!" Дрон бежит, сначала  нехотя,  а  как  на  западе  зарево
полыхнуло, так и всерьез, как стометровку рванул.  Добежал,  на  экран  ЦП
глянул и без лишних слов  в  башню  полез,  а  у  Серчо  рядом  Сергей  на
подхвате. Я со своего места задраиваю  все  дыры  и  снимаю  управление  с
автопилота. Серчо говорит:
     - Я тебе на экран и на диоды в перископе давать сигналы буду, куда  и
сколько ехать, а ты сам соображай, как это сделать!
     Я киваю головой - хотя это лишнее, Серчо меня все равно не видит -  а
сам  прислушиваюсь  к  звукам  во  внешних   микрофонах.   Слышны   мерные
погрохатывания, и концентрация приближается - датчики уже заявили о  своей
неспособности что-либо брать. По указанию Серчо  трогаюсь  и  качу  назад,
потом поворачиваю - а с запада уже надвигается зарево огненно-красное.  На
то место, где мы стояли, вкатывается огненная туча,  я  опускаю  фильтр  и
вижу огромного мужика в пылающем плаще до земли, с кнутом пламени в  одной
руке и мечом - тоже огненным - в другой. Он стоит, глядя на нас, прямо как
в глаза мне, своими кольцевыми языками пламени в глазницах, и  я  перевожу
глаза на экран. Сзади стон - я на секунду обернулся и вижу Знахаря на полу
и Чисимета, он весь красный в блок глядит -  и  снова  к  экранам.  Крылья
плаща поднимаются и обходят нам со сторон. Скалы им не помеха,  да  и  сам
мужик стоит не на поверхности, его ступни уходят куда-то ниже уровня скал,
как в воду. Я рву вбок, и танк пролетает  сквозь  полу  плаща  -  наружная
температура взлетает до шестисот градусов и опять падает -  теперь  мы  от
великана сбоку. Снова он пытается нас накрыть, и снова  я  через  огненную
стену  прохожу,  обдирая  о  скалу  бортовую  накладку  во  всеми   ейными
лестницами и приступочками. Черт с ней - великан  взмахивает  рукой,  танк
чуть не прыгает в сторону, меч врезается  в  скалу.  Я  вижу,  как  камень
плавится и брызжет в стороны, но меч в камне вязнет, и великан одной рукой
тянет его, а другой бьет по нам кнутом. Не такой уж он и прочный, танк его
порвал, хотя и с ощутимой натугой. В поле  перископа  начинают  вспыхивать
огоньки - Серчо командует, куда танцевать, я сейчас танком  именно  танцую
между скал. Взгляд на экран - у нас тоже активность есть, молодцы  Знахарь
с Чисиметом! Итак, пляска смерти. Воин бьет мечом, промахивается,  а  пока
он  вытаскивает  его  из  скалы,   я   успеваю   занять   новую   позицию,
приблизительно  там,  куда  показывает  Серчо.  Великан  шагает  за  нами,
проваливаясь в скалы на каждом шаге; и зная, что каждый промах -  это  нам
лишнее  время  на  маневр,  больше  пугает,  стараясь   поймать   нас   на
неожиданность. Как по нотам все идет: удар, промах - Чисимет молодец, да и
я  не  бездельник  -  противник  высвобождает  оружие,  я   тем   временем
откатываюсь по Серчиным маякам, разрывая по пути кнут, потом Огненный воин
нас проворно догоняет, и опять танец. Но куда Серчо тянет?! Мы же в тупике
- две горки сходятся  уголком,  бутылка  около  завала,  и  выход  великан
закрывает, я уже его радостную ухмылку вижу!!! Серчо:
     - Перископ закрой, на экран гляди...  -  а  чего  глядеть,  нас  ведь
сейчас кончать будут. Не успел я перископ закрыть, только глаза отвел -  и
из окуляра в лицо бьет сноп белейшего света,  а  экран  засвечен  напрочь.
Земля содрогается, потом еще один удар - по корпусу.  В  наушниках  мощный
треск - через броню импульс прошел, и когда секунд через  десять  я  снова
способен что-то видеть, то в  перископе  красный  туман,  все  тот  же,  а
впереди зарево, но уже совсем другой природы. Серчо возбужденно командует:
     - Скорее, на  полном  ходу  к  стыку!  Не  бойся,  там  не  эпицентр,
остальное наша кожура выдержит!
     Впереди чисто - по сравнению с  тем,  что  было  только  что,  только
гуляют отсветы разных оттенков, и я рву с места в  проход  -  там  мрачно,
оптика ничего не дает, да и от экранов толку мало,  наугад  иду.  Танк  то
встает на дыбы, то валится набок, и я молюсь про себя всем здешним  богам:
лишь бы не опрокинуться, опрокинемся - все, никакая броня не  спасет,  тут
больше пяти минут даже в  ней  нельзя  быть.  Свет  одной  уцелевшей  фары
вырывает то изуродованные камни, то упирается в  серое  небо...  В  общем,
переползаем мы через стык, приведя  в  умопомрачение  внешний  дозиметр  и
получив настоятельную рекомендацию на  немедленную  дезактивацию  корпуса.
Дорога - не дорога, путь наш становится ровнее, а через два часа миновал я
последние скалы. Впереди - степь, трава и редкие деревья, а на востоке уже
солнце показалось - лезет, желтое, чистое, как вымытое. Я гоню коробку  во
всю прыть, и часам к девяти, когда нас от Мелкогорья отделяют три  десятка
километров, мы тормозим около небольшого озерка. Я  через  него  три  раза
проехал, потом поставил режим автосторож, и все. Посидел с минутку и ползу
на четвереньках в жилотсек. Там тихо, народ пристегнут к койкам.
     У Чисимета лицо бледное, зубы оскалены, а гла