динамик  -  бумажным  ртом,
кассету - деревянной запиской, и  все  нормально  будет,  вещь  как  вещь,
никакой мистики. Так и здесь получилось: Амгама головой качает,  хитростью
да искусностью нашей восторгается, и только.
     Повел Серчо Амгаму на крышу - ездить наверху учиться; а я  на  стражу
смотрю - никаких эмоций, мало ли кто там у  нас  сидит,  и  я  им  за  это
признателен. На стражу налюбовался, и  принялся  думать,  одна  любопытная
деталь в рассказе у парня проскочила. Такая  фраза:  "Я,  конечно,  оружия
украсть  не  мог,  здесь  за  такое  убивают,  но  недавно  тут  брошенное
появилось." Я и так, и сяк про себя ее обсасываю, а потом  через  микрофон
спрашиваю впрямую. Объяснение такое: буквально за день до нас объявилась в
Орогоччу банда. Восемь хребтовых вахлаков, четверка орков  (я  сам  их  не
видал, но говорят мерзкая народность, хуже вахлаков) и три или два "плохих
тунгира" - краболовов тут так зовут. Они зашли в какую-то  там  деревню  и
нарушили какой-то там закон.  Вахлаков  как  родственников  отправили  под
конвоем за Узкий, а орков  и  краболовов  частью  побили,  а  частью  дали
убежать. Теперь их оружие лежит, и его никто не берет - не закон, а просто
оно считается несчастливым. Вахлаки с Хребта грозили гневом кого-то  очень
могучего, но здешних этим не прошибешь. Вот так. Я говорю:
     - Уверен, это та компания, с которой мы перед  пустыней  встречались.
Но как они так быстро перебрались - убей бог, не знаю.
     За день до  нас  -  это  сколько  ж  за  сутки  получается-то,  а?  Я
вспоминаю, как орел краболова таскал на себе, и решаю, что без пернатых не
обошлось. А если так, то не один орел тащил,  а  была  эстафета,  и  очень
четко организованная. А раз была организация, значит, был и организатор.
     За всеми этими размышлениями я забываю про рычаги, и нас  подкидывает
на очередном скальном обломке. На крыше крик - там Серчо  Амгаму  геройски
спас от упадения вниз. Мне сделано предупреждение, а потом команда  "Стоп,
привал". На крыше собирается весь отряд полностью,  и  Серчо  представляет
спавшей смене новобранца, вкратце разъясняет причину его появления.
     -  Впредь,  -  продолжает  он,  -  считать  его  членом   экипажа   с
ограниченными правами,  а  как  их  ограничивать  -  соображать  будем  по
обстановке, может, и не придется. Да, еще хламиду тебе сменить надо. У нас
найдется запасной комплект обмундировки? Сергей, организуй товарищу одежду
и потом заодно растолкуй поподробнее наши взгляды на жизнь и на что  такое
хорошо и что такое плохо, давай.
     Амгама весь сияет. Его ни на мизинец не смущает то, что ползем  мы  в
направлении обратном тому, которое ему нужно, что придется бок о бок  жить
со странными людьми, быть на положении нижнего чина  -  он  рад,  что  его
снова за человека считают, а это немало.
     Едем дальше. Дрон  выспрашивает  насчет  государственного  устройства
вахлаков, но Амгама ничего не знает.
     - Мне не  рассказывали.  Просто  предупреждали  -  нельзя,  например,
такие-то слова говорить там-то  и  там-то,  закон.  Носить  надо  такую-то
одежду, закон. Идти в такое-то время туда-то и делать то-то, приказ. А чей
приказ, откуда закон - мне не говорили. А я  и  не  спрашивал,  и  так  за
болтливость презирали.
     Сергей забирает Амгаму в жилотсек и начинает свой разговор,  а  я  за
дорогой слежу, мне неинтересно. Над нами по-прежнему  солнце  -  к  закату
направилось, но еще высоко торчит, и орел - строго вертикально сверху.  На
дороге по-прежнему каждые полсотни метров - вахлак с двумя копьями. Справа
горы вверх идут, слева  -  вниз,  но  горизонта  за  ними  не  видно.  Фон
местности в норме, но иногда  скалы  встречаются  -  чуть  ли  не  живущие
существа, такое на них сильное воздействие когда-то было, не меньше второй
силы. Я сам дело имел только с магами третьей силы, а про  высшие  порядки
даже и думать не решаюсь. Первой силы у нас в Прибрежье и Межозерье просто
нет, а второй всего трое, и по слухам, с ними шутки плохи.
     Дело к  вечеру,  а  к  озеру  выйдем  в  середине  ночи.  Серчо  дает
руководящее указание - к  самой  воде  не  подходить,  а  встать  до  утра
где-нибудь километрах в двух. А сейчас смена вахт. Я рад - глаза устали, и
вообще надоело, лезу сначала в жилотсек, а потом наверх, и устраиваюсь  на
остатках поворотной платформы. Здесь же Знахарь - весь из себя разлегся  и
на орла глядит.
     - Не нравится мне все это! И вообще, впереди нам будет очень плохо, а
мне хуже всех. Плыли бы вы лучше  на  своем  железном  корабле  туда,  где
кольцевые горы и река большая в море впадает. Поднялись бы по реке, а  там
по степи уже и на коробке этой можно.
     Я не отвечаю этому нытику. Сам же прекрасно знает, что мы около  этих
кольцевых гор чуть плавбазу не угробили и сами не погробились, когда еще в
самом начале экспедиции сунулись туда расследовать, что там за очаг  такой
активный. Не умели разбирать направленность по спектру  и  лезли  в  самые
дурные места и там, и на Востоке.
     А небо уже синеть начало. Луна здешняя висит рогами вниз, как  всегда
в августе. Пора на боковую. В  отсеке  дневной  народ  спать  готовится  -
Амгама уже пристегнут к бывшей Керитовской койке. Чисимет  тряпочкой  свой
меч протирает. В углу Знахарь поскуливает - он вперед залез и уже успел  в
очередной раз обвариться чаем. Амгама рассказывает Дрону вполголоса то  ли
легенду, то ли повесть документальную, я завязки не слыхал, и поэтому  для
меня она начинается с того, что "Черные послы приходили еще через  год,  и
еще через год". Передавая  ответ  вахлаков  Черным  послам,  Амгама  очень
хорошо подражает презрительной невозмутимости народа Орогоччу:
     "...Нет ничего из того, что вы ищете, и если и есть, то вы  этого  не
получите." И сказал на то старший из послов: "Упрямство ваше  не  принесло
вам выгоды. То, что ваша природа дает вам возможность спорить с  нами,  не
станет вашим спасением. Последний раз мы с вами говорим, а потом все будет
иначе." И сказал на то правитель: "Угроз мы не боимся, а вы теперь для нас
не послы, а чужеземцы  ненадобные.  И  недалеки  от  того,  чтобы  врагами
стать". И больше не было от вахлаков Северного Орогоччу Черным  послам  ни
одного слова сказано. А через три года из степей пришли первые  орки.  Они
нападали ордами на большие города и шайками на мелкие селения.  Гибли  они
тысячами,  но  приходили  десятками  тысяч.  И  настал  конец   могуществу
Северного Орогоччу. Теперь там  нет  ни  людей,  ни  жизни.  Развалины  да
южноорковские заставы, а почему они оттуда не уходят, никто не знает.
     Дрон ставит магнитофон на паузу и спрашивает:
     - А когда все это было?
     - Лет тридцать назад, а то и шестьдесят. Мне  трудно  ответить,  ведь
это же не мне рассказывали, а я просто слышал.
     Я представил себе жизнь Амгамы среди вахлаков  -  тоскливо  стало,  и
тоски ради избытия смотрю, свесив голову  и  искривив  шею,  как  Дрон  на
историко-политической карте запечатляет рассказку. Если рельеф-карты у нас
пестрые, то ИПК - сплошное белое пятно, разве  что  Озерный  Край  кое-как
закрашен. Серчо вдруг решение поменял:
     - Пьеро,  давай  лучше  прямо  к  воде  подойдем,  я  думаю,  никаких
эксцессов со стражей не будет.
     - Ладно, - Пьеро в ответ. - Тут даже не обязательно, чтобы я вел.  Мы
уже по дну этого озера идем  -  оно  же  сохнет  -  по  илу  слежавшемуся.
Автопилот вполне справится с тем, чтобы регулировщиков наших не задавить.
     Серчо соглашается, и Пьеро, бросив рычаги, лезет к нам и устраивается
около стола. Теперь мы делаем километров десять в час, а то и меньше, а до
озера сорок кэмэ. Амгама уже храпит, и я тоже хочу спать.
     Просыпаюсь я по привычке середь ночи. Танк стоит,  в  отсеке  -  храп
дуэтом - Амгама на пару с Серчо, и Сергей из башни подтягивает.  Тихонечко
шуршит вентиляция, а больше никаких звуков. Лезу на крышу -  там  холодно,
но я сижу и любуюсь на звезды, ищу по привычке Большую Медведицу, и  самое
интересное, что таки нахожу, только  в  хвосте  у  нее  звезд  больше  чем
положено, и направлен он в другую сторону.  Дорога,  по  которой  мы  шли,
куда-то делась, танк стоит на квелой траве,  пологий  склон  очень  плавно
уходит в воду. Озеро не впечатляет - лужа как лужа, только другого  берега
в темноте не видать, да и  днем,  наверно,  тоже  не  очень-то  разглядишь
противоположную сторону. Цикады стрекочут, время от времени сова гукает, и
комары вокруг меня вьются,  пищат  тихонечко.  Справа  в  сторонке  огонек
горит, а приглядеться - еще пара  отсветов,  дым  из  труб,  деревня  там,
видать.
     Спать мне все равно не хочется,  и  я  решаю  подготовить  коробку  к
переправе. Для этого надо вытащить из носового багажника  четыре  понтона,
прицепить там, где положено, и компрессор на нагнетание поставить. Этим  я
занимаюсь, а в деревушке тем временем огоньков все  больше  зажигается,  и
мельтешение какое-то, видимо, народ с факелами забегал. Я,  конечно,  так,
на глаз, не могу разобрать, что там у  них,  и  лезу  в  танк  к  экранам,
отдавив по дороге что-то Пьеро - не стал выяснять, что.
     Я беру ИК-картинку, телекамеру на полную мощность, и направляю все на
деревню. Там полнейший шухер: вахлаки мечутся между домами,  собираются  в
группки и несутся к озеру. А оттуда лезет на сушу  нечто,  на  экране  оно
выглядит вроде пятна расплывчатого.  Четко  выделяется  несколько  -  пять
примерно - щупалец,  они  очень  активно  двигаются  и  пытаются  ухватить
кого-нибудь из  вахлаков,  а  они,  не  будь  дурни,  уворачиваются  и  по
щупальцам швыряют чем-то. Я хватаюсь за кнопки - лезть к  рычагам  времени
нет - и рву машину в сторону деревни. На ходу активностный датчик  включаю
-  ну  и  фон  у  этого  осьминога!  Восьмой  порядок  при  ста  процентах
материальности, такой коктейль не часто встретишь.
     Я  это  мельком  думаю,  а  сам  уже  включил  и  физический  фон,  и
А-колебания. Сергей в рубке очухался, и я  ему  кричу:  "Бьем  осьминога!"
Кнопками на такой скорости управлять - хуже нет, но местность  гладкая,  и
за минуту мы подлетаем к месту битвы. Я фары включил и  гусеницами  в  эту
дрянь въехал - она зеленая и склизкая. К  тому  же  упругая,  как  кожаный
мешок, и с налету раздавить ее не получилось. Сергей  выстреливает  подряд
две напалмовые гранаты, вахлаки рубят по щупальцам топорами и секирами  на
длинных рукоятках, а я  кручусь  на  одной  гусенице,  надеясь  расчленить
противника.  Он  этому  неожиданно  легко  поддается  и   распадается   на
нескольких, зеленовато-серых,  с  размерами  моржа  и  движениями  слизня,
только еще и с щупальцем спереди. По одному растекается напалм, и он  явно
выбыл из сюжета. Еще одно существо занято сражением с вахлаками,  они  его
обливают из бочонков какой-то дрянью, нимало не смущаясь нашим появлением.
Значит, надо разбираться с этими тремя, что сзади нас.
     Ориентируюсь по кормовому экрану и бью с  размаху  кормовым  понтоном
одного в бок, а затем переезжаю. Тварь лопается и заливает землю темной и,
наверное, вонючей жижей, в которой булькают пузырьки. Голос  Пьеро:  "Беру
управление" - наконец-то он в кокпит добрался. В принципе, на  ЦП  мне  не
место, но Серчо под руку не суется, доверив весь ход сражения мне.
     Итак,  я  разворачиваюсь  к  двоим  оставшимся,   но   они   поспешно
утягиваются в озеро, а туда я уже  не  сунусь.  Вахлаки  благодарности  не
высказали - взяли да ушли, ну и я отгоняю танк  в  сторону  от  деревни  и
торможу. Оборачиваюсь - сзади  Серчо  сидит  и  внимательно  так  на  меня
смотрит. Мои надежды на похвалу  несколько  гаснут,  а  слова  Серчины  их
добивают.
     - Ты хоть  сам  понимаешь,  что  ты  дурак?  Такого  ты,  пожалуй,  с
Восточного похода не вытворял. Будет конкурс дураков - даже там ты займешь
последнее место. Пьеро, отведи еще дальше от деревни, и там стоп.  Сергей,
в башне до утра, не спать.
     Я убираюсь с ЦП и тихонько  лезу  в  отсек,  там  народ  от  коек  не
отстегивался и имеет весьма смутное представление о том, что случилось.  Я
вкратце рассказываю и валюсь тоже. Заснуть так и не удается до рассвета, я
лежу и мыслю над своими подвигами, и  постепенно  прихожу  к  выводу,  что
Серчо прав.
     Подъем, очередь к умывальнику, а затем приглашение команды на разбор.
От гусениц поднимается гнилостный запах - они в ошметках  слизи  и  пятнах
засохшей синей гадости, Пьеро размотал шланг  до  озера  и  смывает  следы
сражения, но  воняет  от  этого  не  меньше.  Серчо,  эффектно  освещенный
восходящим солнцем, раскладывает мои действия на куски и долбает  их,  без
эмоций, но с не менее тошнотворной назидательностью.
     - Ты, Алек, смотри, что сделал:  во-первых,  совершенно  не  по  делу
полез на помощь. Тебя просили? Нет. Деревня у озера стоит, значит, вахлаки
этих спрутов одноруких особо не боятся и умеют их  отваживать  без  помощи
нежелательных чужеземцев. Дальше: гнал ты до шестидесяти километров -  это
на кнопочном-то управлении, с надутыми понтонами! Шальной  обломок  скалы,
бревно удачно обломанное - и  не  спасла  бы  армировка  и  двойные  слои.
Кстати, и спасаемые могли их копьем пропороть, достаточно  наговора  пятой
силы, а такое даже Знахарь делает в полсекунды. - Знахарь при этих  словах
удовлетворенно кивает. - Дальше, по  ходу  боя.  Зачем  ты  их  гусеницами
давить полез? Ну, испугалась бы эта дрянь, ну, утащила бы нас в озеро.  Ты
уверен, что наша тонна плюсовой плавучести помогла бы? И не спасла бы  нас
ни пушка, ни гранаты, разве что снова створки открывать.
     Пьеро принимает эту фразу как окончание  официальной  части  и  снова
принимается за свое дело.  Чисимет  со  Знахарем  бормочут  -  несведенную
очаровку снимают, я отскабливаю пластину объектива  перископа.  Амгама  на
все смотрит, потом выпрашивает у Пьеро струйную насадку и довольно неплохо
домывает кормовую плиту и последние траки. Орел над нами снизился, головой
вертит.
     - Серчо, - говорю, - семь бед -  один  ответ;  может,  сниму  его  из
винтовки?
     Серчо молча указывает мне на ходовую рубку, и я  понимаю,  что  лучше
было вообще внимания к себе не привлекать.
     Итак, прощай молчаливый Орогоччу и здравствуй Болотистое озеро и все,
что там будет дальше. Сползает танк в воду, я включаю водомет, и плывем мы
узлов под пять, к другому берегу выберемся часам к шести вечера,  а  то  и
ранее. Интересное  образование  этот  противоположный  берег.  У  нас  его
Мелкогорьем окрестили, а я бы назвал чертовым лабиринтом - как только путь
к равнинам вычислили у нас, я бы такой маршрут ни в жизнь не измыслил.
     В жилотсеке народ смотрит ночную запись и изыскивает  слова,  как  бы
обозвать живность - сошлись на слове "моноспрут". Эти споры меня заставили
мысли о Мелкогорье стряхнуть, а больше на озеро  смотреть.  Вода  гладкая,
даже не как зеркало, а как масло загустевшее. То  тут,  то  там  всплывают
радужные пятна, а воздух ощутимо пованивает  гнильем  и  прочей  столь  же
приятной жизнедеятельностью. Орел наконец-то отвалил, не захотел над водой
висеть, даже непривычно без него. Чисимет  наладился  было  на  крышу,  но
Серчо запретил, а потом и  люк  задраил  для  верности  -  этот  моноспрут
сдернет с крыши кого угодно, а то и  внутрь  свое  щупальце  запустит.  На
активностной картинке - кутерьма пятен всех цветов,  они  под  водой  и  с
боков, и прямо под нами, и общий фон висит сильный - нехорошее  место  это
озеро!
     Орогоччу уже за горизонтом скрылся, только вершины в дымке торчат,  а
через полчаса и они исчезают. Теперь мы ползем  по  озеру  в  единственном
числе на все обозримое пространство, и от носового понтона расходятся  две
ленивые волны, они тоже - единственные волны вокруг.  Часов  в  полпервого
Дрон сообщает: нет  связи  с  базой.  Мы  ее  не  слышим,  хотя  установки
исправные,  проверено  три  раза.  Сергей  занят  экраном  -  его   задача
парировать сразу две помехи - мощную, идущую спереди, и мелкие - из озера.
С огромным скрипом он приводит картинку в  порядок,  а  приведши  поминает
чью-то абстрактную мать.
     Выстроившись полушарием вокруг и снизу нас идут на тех же пяти  узлах
эти самые моноспруты и лучатся злостью-агрессивностью. Я  беру  вбок  -  у
тварей появляется еще и недовольство  этим,  конечно,  если  считать,  что
расшифровка эмоций верна. Но если  верна  -  значит,  двигаясь  в  сторону
Мелкогорья, мы делаем именно то, что им нужно?
     Я эти свои ощущения привожу в удобовыслушиваемый вид и выдаю  на  ЦП.
Серчо  для  разнообразия  холоду  в  ответ  нагонять  не  стал,  со   мной
соглашается и вводит режим повышенной готовности, а заодно и смену вахт  -
нужны свежие силы. Теперь Пьеро в рубке, Сергей в  башне.  Дрон  ставит  к
приемным окнам гранатометов зажигательные и кислотные кассеты - жалко, что
их у нас немного. Серчо на своем ЦП возится, а я помогаю  Знахарю  ставить
защиту на главные узлы - он работает, а я на подхвате.  Чисимет  этого  не
умеет, Амгама тоже  ни  при  чем,  и  оба  маются,  сознавая  свою  полную
ненужность.
     Танк  резко  ныряет  носом  -  началось.  Не  стали  довольствоваться
моноспруты   ролью   конвоиров.   В   стеклоблок   видна   одна    мерзкая
щупальцеобразная рука, а другой иллюминатор  вообще  забит  этой  зеленью.
Затем вся масса содрогается, и еще, и еще - это Серчо  дал  электроразряд,
потом резкий хлопок - пошла граната, затем еще одна, и шипение  включенных
колебаний фона. Начинается буря, шквал, смерч и тайфун. Танк  кидает  если
не как щепку, то как бревно в волнах - это точно. В блоке - то  вспененная
вода, то пятипалое щупальце с растекающимся по нему горящим пятном,  а  то
кусочек неба синего в белесой дымке. Судя по всему, после гранатного залпа
эта дрянь занята уже своими собственными проблемами, и эти танцы в  родной
стихии имеют иную цель, нежели нас  развлечь  таким  аттракционом.  А  еще
Сергей  время  от  времени  подбавляет  огонька,  и  как  только  попадать
ухитряется? Всю кассету - восемь штук - он выстреливает, прежде чем  Пьеро
отводит танк от места битвы.  Там  еще  бурлит  вода  и  мелькают  неясные
контуры, а вокруг нас  вновь  вода  спокойная,  только  набегают  нечастые
тяжелые и пологие волны, и вскоре вся катавасия  скрывается  в  дымке.  До
берега километров тридцать, и Пьеро поддает газу, не хочется ему  удлинять
водную прогулку.
     Через час и берег показался. Я  на  ЦП  посмотреть  сунулся  -  Серчо
жестом одной руки приглашает садиться, а другой разгерметизирует коробку -
раскрывает цикл. А на экранах горит следующее: моноспруты  вновь  идут  за
нами, по-прежнему  не  огорчаясь,  что  до  берега  мы  дошли.  Общий  фон
пятнадцати единиц достиг, а впереди еще повышение  прогнозируется.  Теперь
нам - небольшая равнинка и проход по Мелкогорью. Мы с  Серчо  прикидываем,
что и как сделать, а потом и Пьеро к беседе подключается  -  подключается,
правда, так сказать - только два слова за все про все произнес: "понял"  и
"ладно". А пока суть да дело, мы и к берегу подбираемся  -  он  все  яснее
проступает в белесом тумане.
     Гусеницы начинают царапать дно - Пьеро убирает водомет, и  постепенно
мы выползаем на  сушу.  В  противоположность  тому  берегу  здесь  никакой
растительности на берегу нет. Бурая и немного потрескавшаяся земля  полого
выходит из воды. Видимость метров сто, дальше просто белая муть, а в  небе
никакого намека на солнце.  Мы  отъезжаем  от  воды,  озеро  скрывается  в
тумане, и стоп.
     Начинается приведение танка в  порядок.  Я  снимаю  уже  сдувшиеся  и
свернувшиеся понтоны и пакую  в  багажник,  Чисимет  со  Знахарем  снимают
наведенку - и им это явно нелегко, а Амгама, продолжая стажировку  в  роли
нижнего чина, струей сжатого воздуха чистит гусеницы и броню. Чисимет один
из обрывков щупалец  подбирает,  разглядывает  и  со  Знахарем  вполголоса
обсуждает что-то. Я свое дело сделал и,  отпросившись  у  Серчо,  совершаю
прогулку в сторону от озера. Ничего инт