между  живым  и
мертвым. Каждый живой народ они отличают - не только глазами.
     Ингельс:
     - И так они... учились над всеми?
     - Да, а иначе не получилось бы. Кроме уртазов -  их  достать  сложно.
Кстати, тебя, Алек, и друга твоего ждала бы та же участь, не реши Эльмирэн
по-своему.
     Картина гаснет. Теперь только голос Анлен звучит в темноте:
     - Сейчас это войско сплавлялось по Великой Реке. Оно должно было,  не
останавливаясь, за месяц дойти  от  места  посадки  в  лодки  до  Круглого
царства. Но оно остановилось здесь, на берегу Эльфийского леса,  и  начало
высаживаться. Почему - я не знаю, могу только догадываться. Во всей  массе
только трое обладают своей волей. Это два эльфа и  этот  У  Хан.  Эльфы  -
последние из одного исчезнувшего рода, больше всех  потерпевшего  от  всех
усобиц. Итак, я повторяю: войско высадилось на берегу  и  сейчас  начинает
движение вглубь леса.
     Первым понимает смысл этого Ингельс:
     - Это значит,  вместо  Круглого  царства  будет  разрушено  последнее
эльфийское государство?
     - Да, и я не знаю, почему вдруг так случилось.
     Я заявляю:
     - Ну, а мы тут при чем? Сами заварили кашу, сами  расхлебывайте.  Нам
домой надо, пусть этот ваш Суровый Брат сам обуздывает своих  детищ,  если
эльфов спасти хочет!
     Студент цедит:
     - Не торопись, не все еще сказано.
     Анлен:
     - Видишь ли, Алек...  Суровый  слишком  много  своей  силы  вложил  в
создание и, как бы у вас сказали, в настройку этого войска.  И  получилось
так, что им сейчас реально управляют эти трое, а Суровый сам не  может  им
противостоять - получилось бы, что он борется сам с  собою.  Поэтому  надо
лишить его командиров, а без них это будет просто сборище убийц, без  цели
и без единства. Они ведь даже не могут разговаривать друг с другом! И есть
только один способ: отрезать голову гадюке может только тот,  кого  нелюди
не могут почуять как врага, вернее, как жертву. Это вы - ты, Алек,  и  ты,
Студент. Вы сможете пройти через них и сделать это.
     Студент:
     - Я пойду.
     Я:
     - Тоже пойду, чего уж там. Дважды героем буду - но: Анлен,  где  этот
Суровый Брат сейчас?
     - Я не знаю. Боги не так уж часто появляются в этом мире.
     - А ты можешь его привести сюда? Ведь должна же  существовать  у  вас
какая-то связь?
     Она колеблется и наконец признается:
     - Да, есть, но я не могу вот так просто...
     - Сможешь. Это мое условие. Ты поняла?
     - Хорошо, я постараюсь, - говорит она холодно.
     Я отвечаю в тон:
     - Я тоже, - пауза, - постараюсь. Но учти, я тебе сейчас  плохо  верю.
Ты должна дать клятву.
     Анлен досадливо машет головой, но говорит торжественно:
     - Клянусь этой землей и этим небом,  что  сделаю  все  возможное  для
встречи Алека с Суровым!
     Теперь можно быть спокойным. Слабое место  этих  магов  и  вертящихся
вокруг них личностей - это их привязки ко всякого рода  клятвам  и  прочим
узловым воздействиям.
     - Ну что, Студент? Пойдем выручать наших гостеприимных хозяев?
     - Да, и не надо над этим издеваться. Лучше узнай, что и как мы должны
сделать.
     Анлен пускается в разъяснения. Чтобы нелюди не узрели в нас  "объект,
подлежащий уничтожению", нельзя ни мыслями, ни даже  настроением  выдавать
свою натуру. То есть - если я буду спать и видеть во  сне  себя  трухлявым
пнем с  соответствующими  переживаниями,  то  они  пройдут  мимо  даже  не
споткнувшись. А чем больше я буду их бояться или злиться, тем больше  буду
похож на тех, кого надо убивать. Инструктаж  оканчивается  быстро,  и  вся
наша компания покидает верхний  этаж  башни  -  теперь  уже  навсегда,  по
крайней мере я так  надеюсь.  Площадка  перед  башней  по-прежнему  залита
светом,  идущим  из  продолговатых  булыжников,  вделанных  в  ее   камень
браслетным кругом на высоте метра в два. А Ингельса,  оказывается,  мучают
другие вопросы, на фига ему нелюди.
     - Анлен, скажи  честно:  Херут-Гоблин  действительно  управляется  из
Объединенного королевства?
     - Да, мой милый рыцарь. И  то,  что  унглинги  так  легко  одерживают
победы в своих первых боях - следствие этого. Король  знает,  кому  какого
противника дать. И вообще, Ингельс, - Херут ничто по сравнению с...
     - Значит, правда. Хорошо, я это запомню твердо.
     Все, хватит. Наш путь лежит на запад, в ту сторону, где с башни  было
видно зарево. Ведет Анлен - и такое впечатление, что то ли под  ее  ногами
дорога образуется, то ли она просто по тропинке без корней и ухабов  идет.
Да  и  несмотря  на  темноту,  вроде  бы  и  окружающую  обстановку  можно
различить. Через полчаса ходьбы нас встречает эльф в хоть  и  зеленом,  но
никак не маскировочном одеянии и без разговоров пристраивается сбоку нашей
цепочки. Лицо у него мрачное, лук  в  руках,  и  стрела  наложена.  Он  то
озирается  по  сторонам,  то  тянет  ноздрями  воздух,  и   выглядит   это
непривычно. Студенту даже смешно, но ухмылка пропадает, когда  в  один  из
моментов стрела уходит вверх, и с неба, хрустя по веткам, падает все та же
малосимпатичная пичуга. Не знаю, долго ли и далеко ли мы так  продвигались
(хотя  обычно  я  четко  определяю  время-расстояние),  но  когда  наконец
останавливаемся, усталости почти нету.
     - Дальше нам идти нельзя, - говорит Анлен. - С этого места начинается
ваш путь, да будет удача с вами!
     И звонкий хор эльфийских голосов повторяет:
     - Да будет удача с вами!
     Я Студенту выдаю комментарий:
     - Вот так, не будь этой ошибочной высадки, эти светлые ребята  только
руки бы потирали, глядя, как наших режут, а теперь союзники -  не  разлить
водой.
     - Оставь, Алек. То, что нагромоздили сильные, вина  не  эльфов  и  не
кого бы то ни было.
     - Ладно, философ. У меня есть один планчик, но я  его  прокручу  чуть
попозже. А сейчас - вперед.
     Итак, задача нам предстоит веселая. Не  думать  ни  о  том,  что  эти
нелюди враги смертельные, ни о том, что ты себя человеком  считаешь.  Даже
правильней сказать, думать можно, но как можно спокойней и холодней, и все
нормально будет. Эти гады нас хоть и увидят, но не почувствуют. Сложно это
понять, а Студенту объяснить  еще  сложнее.  Всякие  слова  из  спецтеории
приходится  припоминать:  тут  тебе  и  сведенное  психополе,   и   спектр
А-диапазона  в  сдвинутом  масштабе,  и  комплексное  восприятие  объектов
субъектом низшего порядка материальности. Словом, все,  что  для  здешнего
любого жителя, да и в какой-то мере для меня само собой  ясно,  приходится
называть зубодробительными словами. Но парнишка ничего, понял и уже  начал
настраиваться. Я ему помогаю, а  он  мне.  Уже  светает,  когда  мы  вновь
трогаемся вперед, лес в росе и туманной мути,  на  коричнево-серых  ветках
чуть поблескивают капельки. Идем не прячась  по  невесть  кем  натоптанной
тропинке сквозь остатки кустов бессмертника и еще каких-то трав,  решивших
зимовать в стоячем положении.  Тишина  стоит  вокруг  удушающая,  наверно,
дождь недавно был, и все, что вокруг есть, набухло водою. Где-то через час
происходит и первая встреча - мимо тяжелой поступью пробегает пара собак -
каких-то бесцветных, но крупных и зубастых. Их  взгляд  проскальзывает  по
нам как по чему-то неживому - и хорошо. Я так вообще запретил  себе  любые
мысли по поводу себя типа "нога болит" или "дышать трудно". Только  сухой,
спокойный анализ увиденного, и не дай боже эмоций. Совсем  светло.  Мы  со
Студентом идем по широкой тропке. Прямо  над  головой  с  ветвей  деревьев
свисают тела эльфов, то ли закинутых туда, то ли  сверху  сброшенных.  Они
уже мертвые, и черные вороны сыто каркают на соседних деревьях. Все чаще и
чаще попадаются нелюди - то спокойные, то  взвинченные,  готовые  кинуться
хоть на белку, если мелькнет близко. Вот к примеру - идут навстречу  трое.
Одежда вроде как у людей с верховьев, лица тусклые,  глаза  серые.  Быстро
идут, пружинисто, копья  наготове.  Остановились,  средний  достает  из-за
пазухи  берестяной  туесок  и  осторожно  что-то  высыпает  под  ближайшим
деревом. Снова идут, снова что-то сыплют. Уже за спиной, удаляются, а  нас
тропка выводит на поляну, на ней как в муравейнике  кишат  и  двуногие,  и
четвероногие, и крылатые. Перекрикиваются громкими,  протяжными  голосами,
каждый занят своим, но общее движение направлено к краям поляны. Сзади нас
из лесу выволакивают троих изрубленных  "двуногих".  Волокут  за  руки  по
земле, безо всякой гигиены. Бросили,  подозвали  еще  одну  нелюдь,  вроде
никаких отличий нет. Она (или он - кто разберет)  начинает  быстро  сучить
руками, и вот уже первый полутруп поднимается на ноги -  в  прямом  смысле
слова. Поднялся, встал и стоит, словно и не  он  только  что  переломанной
куклой валялся на земле. Постепенно я начинаю  замечать  закономерности  в
этой каше. Время от времени  на  восток  проходят  вооруженные  семерки  и
девятки - пять "человек" и две-четыре "собаки". Вбок, на  нашу  тропиночку
идут по трое, со всякого рода мешочками, корзинками и узелками. А  вот  на
запад я проглянуть не могу, стоит то ли туман, то ли дымка. Я тихо и ровно
говорю Студенту:
     - Надо идти на ту сторону. И искать начальников.
     Он медленно кивает. Ох, неприятен путь  через  поляну!  Мимо  этих...
Трудно сохранять спокойную физию, что внутри, что снаружи,  когда  знаешь,
что в любую секунду можешь стать мишенью, и дернуться не успеешь. Студент,
пожалуй, хуже меня держится. Вот одна "собака"  вдруг  к  нему  подошла  и
смотрит с интересом. Я резко выдаю в окружающее пространство  отработанную
уже картинку орка, и "собака" кидается ко мне, а я  уже  закрылся,  и  она
мимо проскакивает, а потом одураченно принимается нюхать  путаницу  жухлой
травы у себя под ногами.
     - Уходим, Стьюди, уходим.
     "Собака" остается сзади. Под стеной  тумана,  оказывается,  скрывался
другой край поляны. Только деревья как-то странно выглядят, словно  каждое
уже лет десять гниет стоя. А туманчик-то от  них  и  поднимается,  гнилой,
сырой да горячий. Идем, и чем глубже в лес, тем деревья трухлявей, а потом
только и слышно - то там треск да шорох, то тут.  Один  из  стволов  прямо
рядом упал и расползся в труху. Чем дальше, тем свободней вокруг, а  туман
реже. И наконец, когда выбираемся  из  него,  открывается  такая  картина:
голый склон - как я понимаю, недавно  бывший  лесом  -  спускается  полого
вниз, километрах в двух на воде танцуют солнечные зайчики, а  само  солнце
неярко светит в спину. У реки длинная вереница вытащенных на берег  лодок,
больших и малых, а сверху по течению спускаются еще и еще новые.  Пристают
ниже уже прибывших, экипажи выгружаются и тянут свой  транспорт  на  сушу.
Затем собираются в толпу и следуют вверх по склону. Птицы делают виражи  в
воздухе и по одной - по две исчезают из  виду.  Студент  сообщает  голосом
оживающего покойника:
     - Я не  знаю,  где  их  начальство,  но  думаю,  здесь,  подальше  от
опасности. Надо посмотреть на кораблях.
     - Все осматривать не будем. Посмотри вправо  -  там  к  берегу  тащат
кабана. А нелюди пока что не ели при нас. Возможно, свинина для главных.
     Кабан  -  это,  конечно,  преувеличение.  Тощий  поросенок  с   тупым
выражением морды,  висящий  на  жерди  между  двумя  "человеками",  такого
прозвища не заслуживает. Итак, трупик поросенка несут к одному из  больших
челнов, а мы со  Студентом  шествуем  сзади  с  крайне  незаинтересованным
видом. Ноги время от времени вязнут в когда-то древесной  крошке,  и  хотя
ветерок задувает неплохо, запах гнилья вокруг очень  ощущается.  Вместе  с
продотрядом мы беспрепятственно проходим весь путь до  кораблика,  который
оказывается не так уж и мал - борта высятся над головами еще на  полроста.
Носильщики цепляют тушку к веревочной петле, а сами по свисающему с  борта
канату залезают наверх, а меня привлекает другое судно. В его борту, почти
на уровне земли, сделана натуральная дверь, она полуоткрыта; по краям  еще
свежие следы обмазки жиром. Дверка явно не  сейчас  появилась,  а  значит,
весь корабль был заранее рассчитан  на  использование  на  земле.  Студент
нежно шепчет:
     - Это, наверное, командный пункт. Может быть, зайдем?
     Вместо ответа я подаюсь назад, чтоб из двери сразу не быть увиденным.
Легкие шаги, и в проеме появляется  добрый  молодец,  не  в  пример  всему
виденному красочный и яркий. И одежда, и даже  лицо  сияют  разнообразными
оттенками. Он зевает и обращается в глубь судна на всеобщем языке:
     - Эгей, хватит сидеть на этом месте. Сюда уже  никто  из  дураков  не
забредет, а до мест работы далеко.
     Из двери голос:
     - Ну и займись этим. А у меня тут дело есть.
     Толстяк делает еще пару шагов из двери  и  оглядывается.  Сначала  он
проводит глазами по нам спокойно и ведет взор дальше, но вдруг вздергивает
головой и вперяется в Студента крайне ошеломленный.
     - А это еще кто? - пытается удивиться он, но нет, дядя! Свое  ты  уже
отудивлялся. Я выхватываю свою  пушку  и  не  целясь  -  благо  расстояние
детское - вгоняю ему пулю в рот, очень  некрасиво  получается.  Студент  с
винтовкой наготове кидается в проем, а я напоследок  луплю  зажигательными
по соседним лодкам - пусть разбираются, что за гром  при  ясном  небе.  За
дверью короткий коридор, тупиковая переборка. Куда? А, вот люк, и я влезаю
в просторную каюту, и прижавшийся было к переборке Студент кидается  назад
и судя по звуку, запирает и защемляет чем-то дверь. А у меня в каюте  стол
с полусъеденным завтраком, другой - с простыней карты, около него худой  и
длинный  явно  человек  из  Северного  Королевства  ошеломленно  поднимает
тяжелый табурет, собираясь швырнуть в меня, но не как во врага,  а  скорее
как во вдруг появившегося неизвестного  мелкого,  но  противного  зверька.
Прыгаю вбок, и табурет рушит сзади какую-то этажерку. Следующая пуля  идет
в знакомую птицу, которая размахивает  крыльями,  но  взлететь  не  может,
комната не та. Одной пули, наверное, мало, и в падающую в  нее  еще  трачу
две. Из люка лезет Студент, я говорю:
     - Проверь у той стенки! - а сам подскакиваю к худому  и  сую  дуло  в
нос. - Я уртаз Алек! - кричу ему в ухо.  -  Кто  и  где  еще  на  корабле,
отвечай живо!
     Пример птички, которая  дохло  разлеглась  на  полу,  ясен,  и  худой
торопливо бормочет:
     - В соседней каюте У Хан, и наверху двое светлых...
     - Веди, сволочь! Студент, наверх, а ты мне покажи, где У Хан!
     Палец худого указывает на полускрытую за занавеской дверь, и я киваю,
а Студент рывком поворачивает вконец оторопелого  кащея  к  себе  и  рычит
по-волчьи: "Веди!" - молодец, Стъюди, я даже не ожидал, что так  умеешь!..
Если там, за дверью действительно сидит матерый гоблин,  то  он  наверняка
уже изготовился к любым неожиданностям. Разбегаюсь и бью  ногой  в  дверь,
она не заперта и распахивается настежь. Я хватаю свободной рукой все ту же
табуретку  и  швыряю  в  проем  -  и  она  напарывается  на  длинный  меч,
появившийся  справа.  Я  не  жду,  пока  тот,  кто  сидит  в  этой  каюте,
размахнется заново, и прыгаю вперед, ныряя так, чтобы перехватить руку. Но
тот, кто стоял, видимо, решил первым выскочить из двери, и получается так,
что он загораживает мне дорогу, а я влетаю ему  головой  в  живот.  Вместе
катимся по дощатому полу, он поднимается на  ноги  первым  и  замахивается
мечом - не упустил ведь! Я бью ногой по обломку  табуретки,  обломок  бьет
противника под ноги, и теперь уже он валится носом вперед, а я вскакиваю и
рукояткой  пистолета  мечу  по  затылку,  но  попадаю  в  маковку.  Волосы
пружинят, и орк (конечно же, это орк!) не отключен до конца, поэтому я тут
же хватаю ствол другой рукой и  принимаюсь  за  дело,  авось  не  погнется
оружие. Орк пытается перекинуть меня через себя, затем  всей  своей  тушей
откидывается к стенке. У меня живот расползается  по  позвоночнику,  ребра
трещат, но хватки не ослабляю, и наконец гоблин  обмякает.  Скоренько  бью
его теперь уже в висок (для верности),  а  затем  вяжу  руки-ноги,  а  тем
временем с палубы бухают три выстрела. В моей каюте бедлам, мы  покалечили
всю обстановку, но лестница в световой люк цела, и я вскарабкиваюсь по ней
наверх. На палубе, слева направо: Студент с  винтовкой  наготове,  эльф  с
простреленной головой, врастяжку лежащий с  кинжалом  в  руке,  трясущийся
худой, и еще один эльф, злой и красивый. За бортом втихую собирается толпа
нелюдей - они почему-то стоят и никаких  действий  не  предпринимают,  что
меня нервирует. Студент поясняет:
     - Это красавец им запретил. А ему запретил я, и он пока согласен.
     - Хорошо. Эгей, эльф, - я перехожу на эйфель,  -  ты  можешь  сделать
так, чтобы эта свора убралась и занялась своими делами? Я хочу  поговорить
с тобою. И учти - очень возможно, что наши  интересы  совпадут,  с  малыми
поправками. Но для беседы нужна спокойная обстановка.
     Ответ идет без задержки:
     - Хорошо, они не будут ничего делать, пока я не захочу этого  или  не
буду убит. Стэльен, распорядись!
     Стэльен - это худой - поворачивается к борту и  начинает  выкрикивать
незнакомые слова, и толпа под их аккомпанемент принимается  рассасываться.
Студент опять дает комментарий:
     - Я плохо верю. С этим тоже вроде договорились обо всем хорошо.  Даже
о  том,  что  сюда  их  птички  скоро  троих   "пленных"   доставят,   как
уславливались. И на тебе - с ножом кинулся.
     - Ладно, посмотрим. Сейчас давайте-ка все  вниз,  холодно  больно.  И
смотри, ты, чтоб без подвоха! - Эльф кивает. Веры у меня ему нет, если  он
и вправду молча и исподтишка может управлять своим войском, то ему  ничего
не стоит организовать свое освобождение. У меня надежда на то, что  он  не
успеет сделать это до разговора, а там и не захочет. Снова каюта,  в  углу
ворочается орк. Я приглядываюсь - да  это  точно  Паханенок,  он  и  есть,
заматеревший, отъевшийся и набравшийся опыта.
     - Итак, - обращаюсь я к эльфу, - сразу о  деле.  Ты  командуешь  этим
отрядом. Значит, ты сила, подчиненная только тому, кто эти отряды  создал.
Почему ты пошел не как намечалось против  людей  Круглого  царства,  а  на
эльфов?
     - Это месть. Месть нашего давно ушедшего рода потомкам тех,  кто  был
нашими обидчиками. Конечно, сейчас осталось не  больше  десятка  тех,  кто
предал нас в Первую Эпоху, а затем, заметая следы предательства,  истребил
выживших. Но я и мой последний собрат - он лежит там, наверху - не  забыли
ничего. Теперь мы воздадим за то зло, которое было  совершено  тысячи  лет
назад.
     - Прекрасно. А потом, когда мщение таки свершиться?
     - Потом это войско займется тем, для чего оно предназначено.
     - И  ты  не  боялся,  что  тот,  кто  создал  его,  накажет  тебя  за
самовольство, да еще такое?
     - Нет, я ему нужен. Без нас  и  без  У  Хана  нельзя  управлять  этой
кровожадной ордой.
     - Так слушай, мститель. Я не собираюсь сейчас  тебе  мешать.  У  меня
задача - уберечь от нападения наших уртазовских друзей. Так  что  пока  мы
будем просто присматривать за вами, а потом, когда месть будет  исполнена,
попробуем переиграть. Как там, "пленных" к нам еще не несут?
     Эльф щелкает пальцами, и Стэльен убегает вверх. Студент интересуется:
     - А ты сам разве не видишь, нет у тебя связи с твоими подручными?
     - Так может только он, - эльф кивает на Паханенка. Тот уже  очухался,
сидит,  слушает.  Когда  я  поворачиваюсь   к   нему,   его   рожа   прямо
перекашивается:
     - Алек?!
     - Да, я самый. А ты, я вижу, далеко пошел!
     - Ага, - Паханенок расплывается в улыбочке. - Дальше всех,  даже  вот
этого, гы-гы, светлого. Кстати, твоих людей сейчас опускают на потолок.
     Я  наполовину  высовываюсь  из  люка.  По  три  птицы  на   человека,
подвешенного на  длинных  веревках,  тяжело  и  быстро  машут  крыльями  в
светло-синем небе, медленно опуская груз.  В  веревках  Ингельс,  Анлен  в
легкой боевой обмундировке и незнакомый длинноволосый эльф.